ете, что к  бою  мы  не  готовы.  Дела  наши  во  Франции  очень
неважные. Намного хуже, чем  многие  из  вас  считают.  Для  осуществления
решительного контрнаступления туда необходимо  немедленно  послать  хорошо
подготовленные  пополнения.  Поэтому  было  принято  решение  _немедленно_
послать  во  Францию  батальон   кадровых   алебардистов.   Вы,   конечно,
догадываетесь, кто именно поведет нас в бой там. Бригадир провел в Лондоне
два дня и настоял на том, чтобы его понизили в  чине  на  одну  ступень  и
назначили командиром батальона. Я очень горжусь тем, что  он  предложил  и
мне  снизить  чин  на  одну  ступень  и  поехать  с  ним  в  качестве  его
заместителя.  Мы  возьмем  с  собой  большую  часть   кадровых   офицеров,
унтер-офицеров и рядовых, находящихся сейчас в нашем лагере. Тем  из  вас,
кто остается здесь, естественно, хотелось бы знать, какова ваша дальнейшая
судьба. Боюсь, что на этот вопрос я ответить не в состоянии. Вы понимаете,
конечно, что батальон будет  невероятно  ослаблен,  особенно  в  отношении
сержантского состава. Вы понимаете также и то,  что,  по  крайней  мере  с
данного момента, бригада как отдельное соединение специального  назначения
перестает существовать. Можете быть уверены, что капитан-комендант сделает
все, что сможет, чтобы вы остались алебардистами и чтобы  вас  не  бросали
куда попало. Однако в такое время, когда нашей  стране  грозит  опасность,
нам приходится отказываться даже от таких вещей, как полковые традиции.  Я
надеюсь, что настанет такой день, когда мы все снова будем вместе. В то же
время не рассчитывайте на это и не  считайте  себя  обиженными,  если  вас
назначат куда-нибудь еще. Будьте  алебардистами  в  душе,  где  бы  вы  ни
оказались. Ваша обязанность теперь, как и всегда, - готовить и воспитывать
солдат. Следите за  тем,  чтобы  не  приходило  в  упадок  их  _моральное_
состояние. Организуйте состязания футбольных команд. Устраивайте  концерты
и игры в лото. Сегодня никаких увольнений  из  лагеря,  пока  не  поступят
новые указания.
   Офицеры, имеющие  временный  чин,  вышли  из  столовой,  поверженные  в
глубочайшее уныние.
   - Здесь явно переплетение каких-то интриг, старина, - сказал Эпторп.  -
Все это подстроено связистами.
   Через некоторое время батальон построили на плацу. Подполковник (теперь
майор) Тиккеридж произнес почти такую же  речь,  как  и  перед  офицерами,
однако этот простодушный человек на сей  раз  каким-то  образом  ухитрился
произвести несколько иное впечатление. Теперь, по  его  словам,  выходило,
что пройдет немного времени и алебардисты  снова  будут  все  вместе,  что
экспедиционный   батальон   просто   сыграет   роль   передового   отряда.
Окончательное же уничтожение противника будет делом всех алебардистов.
   Гай в этих условиях получил наконец роту.
   Везде и во всем господствовали неразбериха и  беспорядок.  Алебардистам
приказали "быть в  постоянной  готовности  к  новому  приказу".  Кадровые,
которым предстояло ехать, прошли окончательный медицинский осмотр. Людям в
почтенном возрасте, скрывавшим свои годы, заявили, что они  непригодны,  и
возвратили домой. Призванные новобранцы играли в футбол и пели под  эгидой
военного священника: "Мы развесим белье на линии Зигфрида".
   Дабы избежать, как полагали, путаницы, остающимся батальонам  присвоили
названия "X" и "Y". Гай и  его  пожилой  старшина  со  свисающими  бровями
сидели в одной из палаток батальона "X". В течение  всей  второй  половины
дня к Гаю поступали  рапорты  с  просьбой  об  увольнении  на  уик-энд  по
неотложным семейным и личным делам от солдат, которых ни сам Гай,  ни  его
дряхлый помощник никогда раньше не видели: "У меня беременная жена,  сэр",
"Мой брат в отпуске перед отбытием  во  Францию,  сэр",  "Несчастье  дома,
сэр", "Мою мать эвакуировали, сэр".
   - Нам ничего не известно о них, сэр,  -  сказал  старшина.  -  Если  вы
отпустите хоть одного, начнутся неприятности.
   Гай с сожалением отказал им всем.
   Это был его  первый  опыт  пребывания  в  привычной  военной  ситуации,
именуемой общей паникой.
   Приказ об отбытии кадрового батальона поступил только после  того,  как
горнист сыграл вечернюю зорю.
   В воскресенье утром, сразу  же  после  побудки,  батальоны  "X"  и  "Y"
собрались на плацу, чтобы проводить кадровый батальон, но, когда прозвучал
сигнал горниста на завтрак, все ринулись в столовую. Через некоторое время
в лагерь прибыла длинная вереница автобусов. Кадровые  алебардисты  заняли
места, и автобусы тронулись в путь под веселые возгласы остающихся.  Когда
автобусы скрылись из виду, оставшиеся вернулись в  опустевший  лагерь.  Их
ждал скучный день.


   Беспорядок долгое время оставался неизменным. Командира батальона "X" в
чине майора Гай совершенно не знал. Эпторп в  этот  период  необыкновенных
событий стал заместителем командира батальона  "Y",  а  Сарам-Смит  -  его
начальником штаба.
   Уик-энд тянулся очень медленно.
   По воскресным утрам из города в Пенкирк  обычно  приезжал  священник  и
служил мессу в замке.  Он  приехал  и  в  это  воскресенье,  нисколько  не
обеспокоенный и не озабоченный  мрачными  событиями.  Пока  он  в  течение
сорока пяти минут служил мессу, все выглядело таким мирным.
   Когда Гай вернулся в батальон, его спросили:
   - Вы, случайно, не получили какие-нибудь распоряжения у командования  в
замке?
   - Там никто не обмолвился ни одним словом, - ответил  Гай.  -  В  замке
мертвая тишина.
   - По-моему, командование совершенно забыло о нас. Самое лучшее в  таком
положении - это разрешить всем длительный отпуск.
   Ротную канцелярию Гая, как и все другие  ротные  канцелярии,  забросали
рапортами с просьбой об отпуске.
   Немногочисленных оставшихся чинов штаба, которых  следовало  бы  теперь
называть по-иному, все еще величали штабом  бригады,  и  они  пребывали  в
готовности к получению приказов.
   По  всему,  лагерю  носились  слухи,   что   оставшихся   возвратят   в
алебардийский казарменный городок и  в  центр  формирования  и  подготовки
части, или что их разделят на группы и направят в учебные центры  пехотных
частей, или что их объединят в бригаду с  Шотландским  пехотным  полком  и
направят охранять доки, или что их  переквалифицируют  в  противовоздушные
части. А пока солдаты гоняли футбольный мяч и играли на губных  гармошках.
В который уже раз Гай восхищался их необыкновенным терпением.
   Алебардист Гласс, который вопреки своим прогнозам ухитрился остаться  с
Гаем, продолжал в течение дня приносить ему все эти слухи.
   Наконец поздно вечером поступили приказы.
   Приказы противоречили всякому здравому смыслу.
   В них утверждалось,  что  в  окрестностях  Пенкирка  неминуема  высадка
воздушного  десанта  противника.  Всему  личному  составу  было  приказано
находиться в пределах лагеря. Каждому батальону предписывалось  держать  в
немедленной готовности (днем и ночью) одну роту  для  отражения  нападения
противника. Личный состав  дежурных  рот  должен  был  спать  в  ботинках,
положив рядом с собой  заряженные  винтовки;  дежурные  роты  предлагалось
сменять с наступлением сумерек, на рассвете и один  раз  в  течение  ночи.
Состав караулов надлежало удвоить. Вокруг  лагеря  должен  был  непрерывно
патрулировать один взвод. Другим взводам предписывалось останавливать  все
транспортные  средства  (днем  и  ночью)  на  всех  дорогах   в   пределах
пятимильного радиуса и проверять удостоверения личности у всех гражданских
лиц. Все офицеры должны постоянно  иметь  при  себе  заряженный  пистолет,
противохимическую защитную накидку, стальную каску и карту прилегающего  к
лагерю района.
   - Я еще _не_ получил этих приказов,  -  заявил  незнакомый  Гаю  майор,
командир батальона "X", впервые раскрывая таким образом свой характер. - Я
получу их только завтра после утреннего чая. Если немцы высадятся  сегодня
ночью, то батальон "X" не будет участвовать в оказании  им  сопротивления.
Это, по-моему, называют нельсоновским приемом.
   Весь  понедельник  алебардисты  были  заняты   обороной   Пенкирка.   В
окрестностях задержали двух скотоводов, сильный шотландский акцент которых
наводил на мысль, что они, возможно, разговаривали по-немецки.
   Стояла  отличная  для  парашютного  десанта  погода.  Штормовой   ветер
прекратился, долину щедро освещали солнечные лучи раннего лета. Вечером  в
понедельник роту Гая назначили на дежурство. Гай выслал  дозорный  патруль
на возвышавшийся рядом с лагерем холм и в полночь проверил, как  он  несет
службу. Затем он долго сидел  в  окружении  своих  солдат  и  рассматривал
звезды на безоблачном небе. "Кадровый батальон, наверное, теперь  уже"  во
Франции, - подумал он, - вероятно, уже участвует в боях". Алебардист Гласс
выразил полную уверенность, что батальон во главе с бригадиром находится в
Булони. Неожиданно из лагеря донеслись звуки горнов и свистки.  Патрульный
взвод поспешно спустился с холма и обнаружил, что в лагере все  на  ногах,
Эпторп ясно видел, как на поле недалеко от  лагеря  опустился  парашют.  В
указанном Эпторпом направлении немедленно выслали дежурные роты, патрули и
дополнительные взводы. Прозвучало несколько одиночных выстрелов.
   - Они всегда  прячут  парашюты  в  землю,  -  сказал  Эпторп.  -  Ищите
свежевскопанную землю.
   В поисках парашюта рота Гая всю ночь  топтала  молодую  пшеницу.  После
утренней зари эти обязанности приняла на себя  новая  дежурная  рота.  Тем
временем из соседнего лагеря сюда прибыло несколько автобусов с  солдатами
шотландской пехоты. Эти бывалые солдаты весьма  скептически  отозвались  о
состоянии зрения Эпторпа. Негодующий фермер почти все утро провел в замке,
подсчитывая убытки на безжалостно вытоптанном пшеничном поле.
   В среду пришел приказ готовиться к выступлению  из  лагеря.  Батальонам
"X" и "Y"  предписывалось  находиться  в  двухчасовой  готовности.  Поздно
вечером в лагере снова появились автобусы с солдатами.  От  суточной  дачи
продуктов в лагере не  осталось  ни  одной  порции,  чтобы  покормить  их.
Алебардист Гласс сообщил, что из лагеря выбывает весь штаб бригады.
   - Исландия, - сказал он, - вот куда нас направят. Мне сообщили это люди
из замка.
   О том, куда их направят, Гай спросил у командира батальона.
   - В район Олдершота, - ответил тот. - О том, что будет после того,  как
мы прибудем туда, ничего  не  известно.  О  чем,  по-вашему,  говорит  это
название? - спросил он Гая.
   - Ни о чем.
   - Но ведь никакие алебардийские части там не дислоцируются, не так  ли?
Если хотите знать, по-моему, там находятся пехотные  учебные  центры.  Вам
это, наверное, ни о чем не говорит?
   - Если и говорит, то очень о немногом.
   -  А  мне  это  говорит  чертовски   о   многом.   Командование   очень
несправедливо к нам, но вам  не  понять  этого.  Вы,  конечно,  тоже  были
алебардистом. А  теперь  мы,  возможно,  попадем  в  Хайлендерский  или  в
Бедфордширско-Хертфордширский полк. Но вы были алебардистом  всего-навсего
шесть месяцев. А возьмите меня. Одному богу известно, когда  я  вернусь  в
корпус алебардистов, а я ведь  провел  в  нем  всю  свою  жизнь.  Все  мои
сверстники сейчас в Булони. А вы знаете, почему они меня  не  взяли?  Одна
плохая отметка во  время  второго  года  обучения,  когда  я  был  младшим
офицером. И это во всей армии так. Одна плохая  отметка  следует  за  вами
повсюду, пока вы не отдадите душу богу.
   - А вы уверены, сэр, что батальон в Булони?  -  спросил  Гай,  стремясь
рассеять свои сомнения.
   - Абсолютно уверен. И, согласно всему, что я слышал,  там  идут  сейчас
ожесточенные бои.
   Их привезли в Эдинбург и посадили в неосвещенные вагоны поезда. Соседом
Гая  по  купе  оказался  незнакомый  ему  младший  офицер.  Усталость   от
нескольких последних суматошных дней дала себя знать, и Гай быстро заснул.
Он спал долгим и глубоким сном и проснулся  лишь  на  рассвете  следующего
дня, когда лучи восходящего солнца начали пробиваться  сквозь  затемненное
окно вагона. Гай поднял шторку. Поезд все еще стоял в Эдинбурге.
   Воды в вагонах не было, и все двери были заперты:  Но  вскоре  появился
вездесущий алебардист Гласс с кружкой горячей воды для бритья  и  стаканом
чая. Он взял офицерский ремень Гая и вышел в коридор, чтобы почистить его.
Вскоре поезд тронулся и медленно пошел в южном направлении.
   В Кру поезд простоял целый час. На платформах, то и дело сверяя  что-то
со списками, суетились низкорослые солдаты-тыловики с повязками на  руках.
Затем электрокар из управления  воинскими  перевозками  подвез  к  каждому
вагону бачок  теплого  какао,  банки  с  мясными  консервами  и  множество
картонных коробочек с нарезанным хлебом.
   Поезд снова тронулся в путь. Сквозь стук колес до слуха Гая  доносились
звуки губных гармошек и веселые песни. Почитать в пути  у  Гая  ничего  не
оказалось. Сидящий напротив него молодой офицер весело что-то насвистывал,
когда бодрствовал, но большую часть пути он крепко спал.
   Еще одна остановка. Еще одна ночь. Еще один рассвет. Теперь  поезд  шел
по району с домиками из красного  кирпича  и  хорошо  ухоженными  садиками
вокруг них. По соседней дороге прошел красный лондонский омнибус.
   - Это из компании "Вокинг", - сказал его сосед по купе.
   Вскоре поезд опять остановился.
   - Это Бруквуд, - сказал всезнающий спутник.
   На платформе, держа списки, стоял офицер из управления железнодорожными
перевозками.  Затем  на  ней  появился  полный  таинственности  безымянный
командир батальона "X".  Он  напряженно  всматривался  в  запотевшие  окна
вагона, разыскивая своих офицеров.
   - Краучбек, - сказал он, - нам выходить здесь. Построиться по ротам  на
привокзальной площади. Назначьте взвод для выгрузки имущества. Произведите
перекличку и осмотрите солдат. Побриться им, конечно,  не  удалось,  но  в
остальном должен быть полный порядок. Нам предстоит  пройти  две  мили  до
лагеря.
   Растрепанные, не совсем еще проснувшиеся, солдаты кое-как привели  себя
в порядок и стали похожи на алебардистов. Никто,  кажется,  не  потерялся.
Винтовки и вещевые мешки тоже у всех были в руках.
   Батальон "X" отправился в путь первым. Вдыхая свежий  утренний  воздух,
Гай шагал по узким пригородным улочкам  в  голове  своей  роты,  вслед  за
ротой, идущей впереди. Вскоре они подошли к воротам полевого лагеря. В нос
ударили знакомые  запахи  от  печек  "Сойера".  Следуя  команде,  поданной
командиром впереди идущей роты, Гай крикнул своим солдатам:
   - Смирно!
   Затем впереди раздалась команда:
   - Равнение налево!
   Гай повторил и эту  команду,  взял  под  козырек  и  увидел  караульное
помещение, перед которым выстроились алебардисты.
   Затем Гай подал команду:
   - Третья рота, равнение на середину!
   Через несколько секунд впереди раздалась команда:
   - Вторая рота, равнение направо!
   "Что бы это могло быть?" - озабоченно подумал Гай.
   - Третья рота, равнение направо! - крикнул он.
   Повернув голову направо, Гай понял, что смотрит на лицо с  единственным
сверкающим глазом.
   Это был бригадир Ритчи-Хук.
   Для сопровождения батальона на отведенный ему учебный плац командование
назначило  специального  направляющего.  Батальон  построили  в  сомкнутую
ротную колонну и скомандовали: "К ноге!" и "Вольно!".  Бригадир  Ритчи-Хук
встал рядом с майором.
   - Рад снова видеть вас всех, - громко сказал он.  -  Вам,  по-видимому,
надо позавтракать. Приведите сначала себя в порядок.  Весь  личный  состав
обязан быть в пределах  лагеря.  Нам  надлежит  находиться  в  двухчасовой
готовности к отбытию за границу.
   Майор  взял  под  козырек  и  повернулся  лицом  к  батальону,  которым
командовал так недолго.
   - Временно наш батальон расположится здесь, -  сказал  он.  -  Полагаю,
надолго мы здесь  не  задержимся.  Направляющие  покажут  вам,  где  можно
почиститься и умыться. Батальон,  смирно!  На  плечо!  Офицерам  выйти  из
строя!
   Гай сделал несколько шагов  вперед,  подровнялся  по  другим  офицерам,
отдал честь и удалился с учебного плаца. Батальон распустили.  Он  слышал,
как  сержанты  одновременно  выкрикивали  различные   команды.   Гай   был
ошеломлен. Майор, оставленный из-за плохой отметки, тоже был потрясен.
   - Что же все это значит, сэр? - спросил Гай.
   - Мне известно только то,  что  сказал  бриг,  пока  мы  шли  к  плацу.
Очевидно,  все  будет  по-старому.  Он  несколько  дней  осаждал   военное
министерство, чтобы добиться решения о сохранении бригады, и, как  обычно,
добился своего. И это все, что произошло за несколько дней.
   - Но означает ли это, что дела во Франции теперь лучше?
   - Вовсе нет. Дела там настолько плохи, что бриг пошел на то, чтобы  нас
всех считали вполне подготовленными к боевым действиям.
   - Вы хотите сказать, что нас тоже направят во Францию?
   - Я не очень-то радовался  бы  этому,  если  бы  был  на  вашем  месте.
Корабль, на котором отплыл кадровый батальон, вернули домой, когда он  еще
не вышел в открытое море. У меня какое-то внутреннее ощущение, что, прежде
чем нас отправят во Францию, может пройти  еще  немало  времени.  Пока  мы
охотились за  парашютистами  в  Шотландии,  во  Франции  свершилось  много
событий. По-видимому, кроме всего прочего, немцы взяли вчера Булонь.




ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ЭПТОРП, ПРИНЕСЕННЫЙ В ЖЕРТВУ


1

   Прошло  девять  недель  панической   неразберихи,   хаоса   и   порядка
попеременно.
   Алебардисты находились  далеко  от  полей  сражений,  не  видели  и  не
слышали, что происходит на этих полях, однако  с  фронтов,  где  на  части
разбивались армии союзников, к ним тянулись весьма  чувствительные  нервы:
каждое новое потрясающее сообщение порождало у алебардистов доходившее  до
крайности нервное возбуждение. Хаос и неразбериха приходили извне в  форме
неожиданных,  необъяснимых  приказов  и  отмен  этих   приказов;   порядок
наводился тоже по сигналам извне, когда роты, батальоны и бригада в  целом
перестраивались и готовились к  выполнению  новой,  не  ожидавшейся  ранее
задачи.  Алебардисты  в  течение  этих  недель   настолько   были   заняты
устройством своих жилищ, ремонтом,  изобретением  и  перестановкой  разных
приспособлений и устройств, что потрясавшая весь мир буря проходила над их
головами незамеченной до тех пор, пока обломившийся сук не заставил  снова
задрожать все спрятавшиеся в земле корни.
   В качестве первой задачи им поставили французский город и порт Кале. Из
этого предназначения никто не  делал  никакого  секрета.  Тотчас  же  были
розданы карты этой terra incognita  [нечто  неизвестное,  неисследованное,
неизведанная область, (лат.)], и  Гай  начал  усердно  заучивать  названия
улиц, подходы к различным  объектам,  топографию  окружающей  местности  и
другие сведения о городе, который он  видел  бесчисленное  множество  раз,
сидя  за  рюмкой  аперитива  в  ресторане  морского  вокзала  или   лениво
рассматривая мелькавшие крыши домов из окон вагона-ресторана.  Этот  город
ветров, Марии Тюдор, красавца  Бруммеля  и  роденовской  "Граждане  города
Кале"  был  наиболее  посещаемым  и  наименее  знакомым  городом  на  всем
Европейском континенте. В этом городе, возможно, Гай найдет свой конец.
   Однако на изучение города и на размышления оставалось  только  вечернее
время. Дневное уходило на непрестанно возникавшие дела. Во время  переезда
из  Пенкирка  многое  было  утеряно:   например,   такие   предметы,   как
противотанковые ружья  и  прицельные  станки,  которые  никто  не  мог  ни
присвоить, ни спрятать с той или иной целью; утерянным  считался  также  и
Хейтер, который отбыл для прохождения  курса  обучения  на  офицера  связи
военно-воздушных сил и среди  алебардистов  больше  не  появлялся.  Многие
кадровые офицеры оказались негодными к службе по состоянию здоровья, и  их
отправили  или  в  алебардийский  казарменный   городок,   или   в   центр
формирования и подготовки.  Гая  снова  назначили  во  второй  батальон