ь в русло кооперативного капитализма". Это все слова
Ленина.  Он  же  не  требовал  вместо   развития   этого   "кооперативного
капитализма" создать коммуны да колхозы, и дело  с  концом.  Ты  согласен?
Или, может, проверить?
   - Согласен, ну?
   - Вот тебе и ну. На эти самые слова вы, леваки, и наплевали.  Потому  и
упраздняете кооперацию как одну из форм капиталистического  товарооборота.
А Ленин говорил, что кооперация выгодна еще и потому,  что  она  облегчает
объединение всего населения поголовно, а это есть гигантский плюс с  точки
зрения перехода от государственного капитализма к социализму.
   - Вот и наступил этот момент перехода к  социализму.  Будут  коммуны  и
колхозы, все остальное побоку.
   -  Враз  наступил?  Приехали.   По   решению   съезда   -   постепенная
коллективизация, добровольная, на две пятилетки  минимум.  По  пятилетнему
плану - тоже. Теперь - все побоку? А  где  же  лозунг,  что  нэп  вводится
всерьез и надолго? Еще в сентябре во всех газетах печатали его, а в ноябре
сняли. Значит, в один месяц дозрели? Запретили продавать  излишки.  Базары
отменили. И точка. А дальше - объявить высшую фазу, сразу в  коммуны  и  в
колхозы. Ввести простой продуктообмен. Ведь к этому дело идет. Ну,  ладно,
я еще могу понять, что Возвышаев и Чубуков верят: отмени,  мол,  торговлю,
вместо торговли введи распределение по карточкам, по трудодням, по  списку
- и сразу наступит рай. Они и Ленина не читали, а если читали, так  ничего
не поняли, потому как дремучи, оттого и верят сказкам, что попроще. Но  ты
же  образованный  человек.  Ты-то  знаешь,  что  еще  Маркс  высмеял   эту
прудоновскую чепуху насчет банка с трудовыми эквивалентами. Ты забыл,  как
Ленин  заканчивает  статью  о  продналоге?  Что  мы  должны   использовать
капитализм, и особенно кооперацию, как звено между мелким производством  и
социализмом, как средство, путь, способ  повышения  производительных  сил.
Или что? Уже повысили, теперь понижать надо?
   - Я абсолютно убежден,  что  сплошная  коллективизация  не  понизит,  а
повысит  уровень  развития  производительных  сил.  Консолидация   средств
производства в одних руках,  в  государственных,  можно  сказать,  великое
преимущество по сравнению с простым кооперированием мелких  собственников.
Как  ты  ни  крути,  а  здесь  мы  имеем  дело  с  более   высокой   фазой
социалистического производства. Вон, весь Ирбитский  район  вошел  в  один
колхоз. Читаешь небось газеты? Сто тридцать пять тысяч  гектаров  земли  в
одном колхозе! Вот она, настоящая фабрика зерна. Это не выдумка, не мечта,
а реальность. И через каких-нибудь полгода  будут  тысячи  таких  зерновых
фабрик. Они-то и заменят миллионы мелких собственников.
   - Говорят, там уже жрать нечего.
   - Это - злостные слухи, наветы правых.
   - То ты левых  ругал,  теперь  правых...  Эх,  Мелентий!  Лукавишь  ты,
плывешь по воле волн. Послушаешь вас, теперешних прогрессистов, которым не
терпится поскорее перескочить в высшую фазу,  и  диву  даешься:  что  вас,
блохи, что ли, заели, что вам с разбегу хочется сигануть куда повыше? Ведь
недавно же, совсем недавно принимали мы  новый  курс  "лицом  к  деревне",
кооперацию вводили, нэп - всерьез и  надолго.  В  статье  о  кооперации  у
Ленина что сказано? Главное  -  мы  теперь  нашли  ту  степень  соединения
частного интереса с общим  интересом,  которая  раньше  составляла  камень
преткновения для многих  социалистов.  Потому  что  на  кооперацию  у  нас
смотрели пренебрежительно, говорит Ленин, и в этом  была  главная  ошибка.
Одно дело фантазировать о построении социализма, другое дело строить  этот
социализм так, чтобы каждый  мелкий  крестьянин  мог  участвовать  в  этом
построении. И это дает кооперация. Я ведь тебе Америку  не  открываю.  Это
все слова Ленина. И ты знаешь,  что  они  не  впустую  были  сказаны.  Это
кооперация укрепила нам валюту и сельское хозяйство.  Помнишь  из  доклада
Сталина? Девятнадцать с половиной процентов был прирост  продукции  только
за двадцать шестой год. В двадцать седьмом году достигли уровня довоенного
производства тринадцатого года. Вот что  такое  кооперация  для  сельского
хозяйства. И теперь ее побоку?
   - Она дает  очень  слабую  степень  взаимосвязи.  Крестьяне  фактически
предоставлены сами себе.
   - Врешь! У нас кооперировано более тридцати процентов крестьян. Это  же
на Пятнадцатом съезде сказано. Кооперация охватывает более половины  всего
снабжения и сбыта. Никакие  другие  премудрости,  говорит  Ленин,  нам  не
нужны, чтобы перейти к социализму. Теперь нашим правилом должно быть:  как
можно меньше мудрствования и  выкрутас.  Это  все  его  слова.  Неужто  ты
позабыл про них? Помнишь ты и знаешь его статью о кооперации не хуже меня.
Там все яснее ясного  -  надо  строить  социализм  в  деревне  при  помощи
кооперации,  иными  словами  -  при  помощи  заинтересованного  участия  в
получении прибыли каждого производителя. Ведь в том  главное  преимущество
нэпа, говорит Ленин, что он приноравливается к уровню самого обыкновенного
крестьянина, что он не требует от него ничего высшего. Но чтобы достигнуть
через нэп участия в  кооперации  поголовно  всего  населения,  потребуется
целая историческая эпоха. Это слова Ленина. Давай проверим! Вон,  сними  с
полки томик, - указал Озимов на книжную полку.
   - Я не сомневаюсь, - поспешно остановил его жестом Поспелов.
   - Ах, не сомневаешься? Так что ж, проскочили мы  эпоху  всего  за  пять
лет? А теперь давай собирай этих мужиков в новые фаланстеры?
   - Ты не утрируй.
   - Чего там утрировать! Сгонять до кучи со всего района всех  мужиков  -
дело нехитрое. Но для чего? В поход идти или работать? Объяви ты  их  хоть
фабрикой, хоть колхозом, но если они сошлись по команде сверху, то это  не
работники, а едоки. Это уже было! Это отрыжка, или разновидность  военного
коммунизма: опять классовая борьба, борьба за власть...  Бюрократия  любит
такую взвинченность - легче командовать. А что Ленин сказал? Простой  рост
кооперации обусловит и рост социализма, и более того - изменит нашу  точку
зрения на социализм. И он же опять напоминал нам, что если раньше  главный
упор делался на политическую борьбу, то теперь он  переносится  на  мирную
культурную работу. То есть надо создавать материальную основу,  обеспечить
себя от неурожаев, от голода и так далее. Богатство надо создавать! А  это
значит, через кооперацию  надо  приобщать  в  дело  каждого  рабочего  или
крестьянина, где он будет пайщиком в  деле,  то  есть  заинтересованным  в
прибылях своего кооператива. Выше прибыль - и заработок выше.  А  мы  чего
хотим? Долой продналог, да здравствует продразверстка! Приехали?
   - Да, колхозом и коммуной  в  той  форме,  в  которой  они  намечаются,
управлять будет проще, - сказал Поспелов. - Ты позабыл историю с  колхозом
"Муравей"? Ведь они не хотели сдавать  хлебные  излишки,  а  везли  их  на
базар.
   - Зато у  них  урожай  был  высокий.  Они  работали  хорошо.  И  решили
подкупить еще инвентарь и лошадей. С государством расплатились сполна. Они
же хозяева! Так пусть сами и распоряжаются излишками.  Зачем  же  отбирать
их?
   - Вот это и есть отрыжка капитализма, торгашества.
   - А то, чем занимаемся мы, называется бюрократическим головотяпством.
   - Ты все же подбирай слова... Я, по-твоему, головотяп?
   - Ты не обижайся, как девица красная. Я про дело говорю. Ленин требовал
создания кооперации в общегосударственном масштабе. И  называл  это  целой
эпохой. А это значит - пора покончить  с  административным  командованием.
Главной задачей Ленин ставил, чтобы перейти ко всеобщей кооперации, полной
переделке нашего аппарата, который никуда не годится  и  перенят  нами  от
прежней эпохи. Вторая задача -  культурная  работа  для  крестьянства  или
экономическая цель,  которая  преследует  создание  именно  кооперации,  и
больше ничего. И при кооперации были и колхозы, и коммуны, и ТОЗы - но все
они были самостоятельными. Сами распоряжались своим делом через торговлю и
продналог. Вот эту торговлю и продналог вы  и  хотите  упразднить,  ввести
продразверстку, а там командовать, как при военном коммунизме. Вот  в  чем
смысл всей затеи.
   - Передовые идеи нашего времени требуют большей централизации и, прости
за откровенность, ликвидации элементов капитализма.
   - Я чую, кому ты подъелдыкиваешь, нападая  на  так  называемые  остатки
форм капиталистического производства, то есть кооперацию.  Вернулась  мода
третировать кооперацию, как в двадцатом году; она, мол, с капитализмом нас
мирит. А мы не хотим. Мы-де  передовее  Ленина.  Эти  леваки  всегда  были
"передовее" Ленина, по их  собственной  самоуверенности,  только  с  голым
задом оставались. А теперь и ты туда попер. Так  хоть  не  ломай  комедию!
Видите ли, теория у них  теперь  передовая.  Знаем  мы  эту  теорию  -  по
продразверстке соскучились. Испугались переделки аппарата; боитесь, как бы
вас не заставили работать, а вы привыкли командовать.
   - В таком тоне я спорить не буду, - обиделся Поспелов.
   - Не хочешь - не надо. Тогда давай пить!
   Озимое пил водку не глотая, - в широко раскрытый зев опрокидывал стопку
и коротко выдыхал. Его крутая шея и бритая голова  наливались  кровью,  он
заметно хмелел и становился все мрачнее.
   - Я ведь чего тебе про эту продразверстку гудел... Меня ж после ранения
списали в продотряд в двадцатом году. У-ух, нагляделся я на мужицкие слезы
и наслушался бабьих воплей.  Пришел  в  губком  -  переведите,  говорю,  в
милицию. Не могу я с бабами воевать. Лучше за преступником гоняться стану.
Уважили... Вроде бы душой отошел с той поры. И вот тебе - опять заставляют
мужиков трясти.
   - Будь философом, Федор. Смотри на жизнь проще.  История  не  стоит  на
месте. У нее бывают приливы и отливы. Один период сменяется другим.  Какой
бы ни был бурный водоворот, пройдет.  Все  успокоится  и  станет  на  свои
места.
   - Эх, Мелех! Тебе что поп, что попадья... Лишь бы  служба  шла.  Ты  из
чиновников. Ваш брат иной закваски. В минуту жизни трудную ты увильнешь. А
мне хана. Я мужик. Нас судьба не милует, а бьет по лбу.


   В самый сочельник Андрея Ивановича Бородина позвали в сельсовет.
   - Сказали, чтоб немедленно притить, - докладывал от  порога  рассыльный
Колепа, щуплый подросток в подшитых растоптанных валенках и в полушубке  с
отцовского плеча.
   - А что там стряслось? - спросила Мария Васильевна.
   - Говорят, собранию готовят, - ответил Колепа.
   Андрей Иванович ушел прямо со двора - скотину убирал, - толком даже  не
переодевшись.
   Возле сельсовета его встретил Федорок Селютан.
   - И ты заседать? - спросил мрачно, нагнув голову. Того  и  гляди,  лбом
сшибет. - Заодно с этими обдиралами, в бога мать!..
   - Не тронь богородицу, атаман. Ноне все-таки  сочельник.  Кто  тебе  не
угодил? Что там за сборище? - кивнул на сельсовет.
   - Зенин с Кречевым... сороки,  Ротастенький,  Левка  Головастый  -  вся
голова сопатая. Эх, волю бы мне! Я их, мать перемать... И ты  прешь  туда?
Ну, Андрей, мотри! - Федорок скрипнул зубами и хватил кулаком по колену.
   - Да что ты злобишься? Пошто собрались, спрашиваю?
   - Щи варить да блох на м... давить! Чего спрашиваешь? Сам не знаешь?!
   - Не знаю! - заорал Бородин. - Прилип  как  банный  лист  к  известному
месту. Отчепись!
   Но Федорок ухватил его за отворот полушубка, пригнул к  себе  и  совсем
по-другому, морщиня лоб, как от головной боли, кривя и кусая губы,  словно
боялся расплакаться, хрипло выдавил:
   - Андре-ей! Они,  это  самое...  Иудину  команду  сколачивают  -  своих
мужиков громить. Кула-ачить!
   - Откуда ты знаешь? И тебя за этим вызывали?
   - Меня-то? Меня, как апостола Петра, заставляют отречься.
   - От кого? Среди нас вроде бы Христа нету.
   - Да ты что, с неба свалился? - Федорок оглянулся - нет ли кого. - Зятя
моего забрали... Из Гордеева. Говорят - он Сталина  портрет  подпортил.  А
тот ни ухом, ни рылом. Знать, говорит, не знаю, не ведаю. А эти, - Федорок
кулаком погрозил в сторону сельсовета, - требуют, чтоб  я  осудил  его  на
собрании. Выступил, значит. Вроде бы отрекся от него. Приперли меня...  За
грудки хватают. А я вроде бы онемел. Мычу,  словно  язык  проглотил.  Иди,
говорят. До вечера тебе срок даем. Очнись. И заяви членораздельно, иначе -
пеняй на себя. Вот я и собрался к тебе сходить, посоветоваться. Ан ты  сам
туда топаешь.
   - Погоди меня!  Я  скоро  обернусь.  -  Бородин  легким  поскоком,  как
тренированный конь, взлетел на высокое крыльцо и скрылся за дверью.
   В сельсовете за обширным Левкиным столом, залитым чернилами и по  краям
заваленным газетами да брошюрами, сидел  Сенечка  Зенин  и  что-то  писал.
Кречев примостился сбоку,  тянул  шею  к  нему,  как  гусь,  заглядывал  в
исписанный листок. Остальные активисты разместились вдоль стен по  лавкам.
Накурено  было  так,  что  сизый  дым  заволакивал  дневной  свет  и   над
подоконником стелился слоями, как подвешенная кисея.
   Бородина встретили так, словно на допрос вызвали: Зенин, отложив ручку,
строго смотрел на него, подслеповато щурясь, задрав  нос;  сороки,  Якуша,
Левка - вся публика притихла и глядела на него так же строго, с вызовом, и
только один Кречев сутулился, курил, пряча глаза.
   - Товарищ Бородин, вы, как председатель  комсода,  за  последнее  время
увиливаете  от  своих   общественных   обязанностей,   -   говорил   Зенин
прокурорским тоном. - Вам известно, что в  связи  с  объявлением  сплошной
коллективизации мы имеем право привлечь вас к ответственности как союзника
чуждых элементов?
   - Это от чего же я увиливал и в чем союзничал с элементами?  -  спросил
Бородин, нарочно глядя на Кречева, будто спрашивал его сам председатель, а
не этот самозванец. Но Кречев по-прежнему глядел себе под ноги и курил.
   Сенечка стал горячиться, повышать голос:
   - Не прикидывайтесь невинной овечкой! Вы пришли в Совет, главный  орган
власти на селе. И давайте не разыгрывать тут сцены из детской  игры  -  я,
мол, вас не знаю и слов не понимаю.
   - Вот пусть эта власть и спрашивает меня. А вам отвечать не стану.
   - Я - секретарь партячейки!
   - Вот и ступай туда и пытай своих партийцев, а я - беспартийный.
   - Ну чего ты выдрючиваешься? - поднял голову Кречев. - Тебе  ж  русским
языком говорят - увиливать теперь нельзя. Сам знаешь - какое теперь время.
   - Дак от чего я увиливаю?
   - Он еще спрашивает! - Сенечка усмехнулся и покачал головой.  -  Пленум
по выявлению кулаков на предмет обложения  индивидуалкой  сорвал?  Сорвал.
Кто помог помещику Скобликову смотаться,  уйти  от  расплаты?  Не  вы  ли,
товарищ Бородин? Кто увильнул от конфискации имущества кулака Клюева?
   - А ежели он не кулак? - азартно, распаляя себя, спрашивал  Бородин.  -
Тогда как?
   - У нас есть пленум Совета, группа бедноты, партячейка,  наконец.  Если
все они проголосовали, определили, что  хозяйство  данного  лица  является
кулацким... То какой после этого может быть разговор? - накалялся и Зенин.
   - Если вы сами  судите,  не  спросясь  мира,  то  сами  и  приводите  в
исполнение свои постановления. Я вам не исполнитель.
   -  То  есть  как?  Вы  хотите  сказать,  что  отказываетесь   выполнять
постановление Совета? - Сенечка аж привстал над столом.
   - Кто кулак, а кто дурак - определяет сход,  а  не  группа  бедноты.  -
Бородин покосился на Тараканиху да на Якушу Ротастенького.
   -  Было  да  сплыло  такое  правило,   хватит   резвиться   кулакам   и
подкулачникам. Теперь мы хозяева! Беднота и  актив!  -  крикнул  Якуша  со
скамьи.
   - Вот вы сами и ходите, кулачьте. А нас  за  собой  таскать  нечего.  У
каждого своя голова на плечах.
   - Так, ясно. Разговор на эту тему дальше  вести  бесполезно!  -  сказал
Зенин, и Кречеву: - Павел Митрофанович,  поставьте  перед  ним  конкретное
задание и предупредите насчет ответственности...
   - Андрей  Иванович,  мы  тебя  позвали,  чтобы  включить  в  список  по
раскулачиванию. Как представителя середнячества, председателя  комсода  то
есть, - сказал Кречев.
   - Напрасно звали. Кулачить я не пойду.
   - Я тебя лично прошу подумать хорошенько, прежде чем отказываться.
   - Спасибо! Твои личные просьбы вон на пОгори дымом обернулись.
   Кречев налился кровью и расстегнул ворот гимнастерки, словно ему  душно
стало.
   - Ладно... Тебе этот отказ боком выйдет.
   - Ну чего ты уперся как бык? - сказала Тараканиха. - Не ты  первый,  не
ты последний. Кабы без тебя не пошли кулачить - тогда другое бы дело. А то
ведь все равно пойдут и без тебя.
   - Вот и ступайте...
   - Андрей Иваныч! Ты, поди, думаешь, что мы  своих  пойдем  кулачить?  -
пропищал Левка Головастый. - Нету! Нас в другие села пошлют,  а  тех  -  к
нам.
   - Никуда я не пойду, - уперся Бородин.
   - Ладно. Так и запишем, - сказал Зенин. - Но имейте в виду, чикаться  с
вами больше не будем. Привлечем к ответственности за отказ  от  содействия
властям и посадим.
   - Всех не пересажаете!
   И - ни здоров, ни прощай - повернулся и ушел, будто и  не  люди  сидели
здесь, а так, какие-то шишиги.
   Селютан ждал его на  улице,  подался  к  нему  от  палисадничка,  возле
которого стоял, прислонясь спиной к дощатой изгороди, - заглядывал в лицо,
отгадать хотел - как он?  что?  Принял  это  сатанинское  приглашение  или
отказался?
   - Ну чего ты на меня посматриваешь, как нищий на попа: подаст или  нет?
- бросил раздраженно Бородин, отходя подальше от сельсовета.
   Федорок, тяжело  и  часто  шмыгая  валенками,  поспевая  за  Бородиным,
довольно изрек:
   - Вижу, что отказался. Молодец, Андрей, еш твою корень!
   - Посадить грозились... А я им - всех не пересажаешь...
   - Имянно, имянно! Эх, знаешь, что? - Федорок поймал  его  за  рукав:  -
Давай выпьем!
   - Ты что, сбрендил? Ноне сочельник. Я зарок дал - до звезды ни есть, ни
пить. И так уж опоганились совсем. Надо и о боге вспомнить.
   - Тады сходим в поле, зайчишек погоняем. Вернемся  по-темному  -  и  не
заметим, как день пролетит и запрет на еду отпадет.
   - Не могу, Федор. Братья ко мне придут. У меня тут свой совет. Так  что
не могу...
   - Эх, дуй тебя горой!..  -  с  досадой  и  тоской  в  голосе  выругался
Федорок. - Чего ж мне делать? Куда деваться? Посоветуй  хоть,  как  мне  с
зятем-то? Что им ответить?
   - Да пошли ты их к...
   - Да, да. Ты прав. Пошлю я их подальше. А посадят - ну так что ж?  Семи
смертям  не  бывать,  а  одной  не  миновать.  Эх!..  -  И  опять  длинно,
заковыристо выругался.
   Пришел домой мрачный и решительный, с порога позвал кобеля. Тот  явился
одним духом - из защитки вынырнул и, отряхивая с шерсти соломенную  труху,
весело и преданно  уставился  на  хозяина:  "Ну,  чего  будем  делать?"  -
спрашивал и скалил пасть, улыбался.
   - Счас в поле пойдем, зайцев гонять. Сиди тут и жди, -  строго  наказал
ему Федорок.
   Собака моментально  уселась  на  ступеньку  и  визгливо  от  нетерпения
тявкнула.
   - Счас, счас, - успокоил ее Федорок и скрылся в сенях.
   Дома его ждали: хозяйка с дочерью сидели за кухонным  столом,  прямо  у
дверей, и обе встали  при  появлении  Федорка.  Авдотья,  в  грубошерстной
черной кофте и в черном платке, горбоносая  и  длиннолицая,  смахивала  на
монашку перед иконой, того и  гляди,  закрестится  -  и  рука  занесена  с
троеперстьем; дочь - полногрудая, круглолицая, с потеками от слез на белых
ядреных щеках, часто моргала влажными бараньими глазами, готовая  в  любую
секунду пустить новые ручьи слез.
   - Ну, чего уставились? Думали - и меня забрали? Вот дурехи,  -  обругал
их несердито Федорок, проходя в горницу,  отгороженную  невысокой  дощатой
перегородкой от передней.
   - Дык чего сказали-то? Выпустят его, али как? - спросила сама.
   - Ага, выпустят... После дождичка в четверг...
   Дочь громко всхлипнула и заголосила тоненьким голоском.
   - Отложи на завтра. Не то все слезы израсходуешь, - крикнул ей  Федорок
из горницы, проходя к дальней стенке, где висело ружь