наконец-то  отомстить?  Раз  уж  я
поставщик, так хотя бы продам ее. Этот деляга решил  жениться  на  ней,  как
все, но он единственный, за кого она, пожалуй, пойдет, ведь  у  него  прорва
деньжищ. Вот пускай и платит за нее.  Возместит  мне  убыток!  Признает  мой
вклад!
     Винценц. И этакий шантаж, как вы полагаете,  в  каком-то  смысле  легче
легкого позволяет подзаработать, а? С плеч долой?
     Xальм. Не помню, была ли у меня и такая мысль. Может, и была.  Мало  ли
что в голове мелькнет.
     Винценц. К тому же это сущий пустяк по сравнению с главным...

                          Довольно громкий звонок.

Это женихи. Откройте, вы лучше меня знакомы с обычаями этого дома.

   Хальм идет отворять. Винценц между тем относит Бэрли чашку кофе. Хальм
                          возвращается с гостями.

     Хальм (пятится задом, направляя гостей в темноту комнаты).  Тсс!  Здесь
мы накроем праздничный стол. (Пододвигает стол.)

  Господа сначала вежливо толпятся в дверях, предлагая один другому пройти
                        первым, затем все же входят.

     Политик. Замок  внизу,  видимо,  сломан,  я  не  мог  отпереть.  Иначе,
господа, я бы давным-давно поджидал  вас  здесь;  у  старинного  испытанного
друга есть свои привилегии! (Победоносно поднимает кверху английский ключ.)
     Молодой Человек. Что? Замок? Нет, все дело наверняка  в  ключе,  потому
что запирал я без помех. (Показывает точно такой же ключ.)
     Политик. Как? Что такое? Откуда у вас  этот  ключ?  (Поворачивает  его,
рассматривает со всех сторон и констатирует полное тождество.)
     Молодой Человек (кому-то третьему). А у вас, значит, нету?
     Политик (Молодому Человеку). Но за какие заслуги? Что  вы  совершили  в
жизни? Молодой человек, какие у вас права на этот ключ?
     Молодой Человек. Но, господа... я здесь новичок... не  знаю...  вы  все
стояли у парадной... я же представился вам на лестнице?..
     Между тем все достали такие же ключи и сравнивают  их  между  собой.  У
одного ключ был на цепочке вокруг  шеи,  у  другого  -  в  кармане  брюк,  у
третьего - в футлярчике.
     Музыкант (Политику). Вы уже стояли в парадной,  когда  я  подошел...  я
понятия не имел, что у вас тоже есть ключ...
     Ученый (обоим). Я смотрю - стоят два господина... день не мой...
     Реформатор. Н-да, если 6 я знал; но вы все мерзли возле парадной, когда
я пришел...
     Политик. Моим ключом как раз и не запирали...
     Все. Мы даже не подозревали!..
     Молодой Человек. А я вообще ничего такого не думал. Пришел последним  и
отпер, потому что именно для этого и получил накануне ключ.
     Политик. Что? Вы открыли парадную?
     Молодой Человек. Я, а то кто же?
     Все. Она вдруг открылась. Я думал... Вы что-нибудь подумали?.. Нет, мне
все показалось совершенно естественным. Вообще-то я над этим не задумывался,
наверно, решил, что сам и отпер!  (Наперебой,  один  другому.)  Но  скажите,
давно ли у вас есть ключ?
     Xальм  (подходит,  возмущенный  шумом).  Послушайте,  господа,  вы   же
разбудите Альфу, а у нас еще  ничего  не  готово!  Ну  что  тут  особенного?
Каждому охота поболтать в полной иллюзии своей исключительности, для того  и
требуется распределение  и  ключи,  иначе  соседи  по  дому  Бог  знает  что
подумают.
     Музыкант (себе под нос). И все-таки это явное недоразумение. (Отходит в
сторону.)
     Политик (Хальму). Ну уж вы-то определенно без ключа?!
     Молодой Человек. По-моему, с этим господином я еще не знаком.  Мое  имя
Марек...
     Xальм (снисходительно). Апулей-Хальм.
     Политик. Он не нашего круга, он - муж, хохо...
     Xальм. Тесс! Не шумите так...
     Политик. Серьезно, он не входит в число друзей собственной жены.  Альфа
не любит, когда ей напоминают о нем. Живут они раздельно. Нет,  правда,  что
вас сюда привело, да еще именно сегодня?
     Xальм. Все и вполовину  не  так  скверно,  как  вам  кажется,  господин
национальный советник. (Отвлекая его.) Смотрите!

   Показывает на Музыканта, который положил на праздничный стол открытую
          партитуру, намереваясь что-то написать в ней карандашом.

     Политик. Музыканты все-таки люди смешные.
     Ученый. Собственно говоря, абсолютно не от мирасего.
     Все. Вот вы способны понять, как человек может быть музыкантом?
     Музыкант (тем временем один, забыв обо всем). В  сущности,  мир  -  это
музыка. Вершина всего. Благодарю Тебя, Господи, что остальным неведомо,  что
Ты даровал душу ангела Твоего, Альфы, мне одному. (Возвращается к другим, по
дороге столкнувшись с Ученым, который идет к столу.)
     Ученый (проходя мимо). Вы всерьез думаете, что доставите Альфе  радость
музыкальной партитурой?
     Музыкант (стоя вместе с другими). А вот вы способны понять, как человек
может быть историком?
     Ученый  (один,  забыв  обо  всем).  Я  не  настолько  безвкусен,  чтобы
сравнивать себя с Бетховеном. Но допустим, я - Бетховен: как я  это  докажу,
не будучи одновременно историком?! Благодарю Тебя, Господи, что Ты  пробудил
в этой женщине чутье к объективности, чтобы  укрепить  во  мне  веру  в  мою
профессию. (Возвращаясь к  Реформатору.)  О,  это  всего  лишь  "Психология"
Эшенмайера, известная благодаря тому, что во втором издании своего "Введения
в философию" Хербарт упоминает ее вместе с именем автора, тогда как во  всех
других изданиях называет просто  "самым  абсурдным  из  множества  абсурдных
подражаний" Кристиану Вольфу.
     Реформатор. И это называется "новый мир"!

            Другие у него за спиной крутят пальцем возле виска.

     Ученый (остальным). Собственно, способны ли вы понять...
     Музыкант (ему). Но вы ведь тоже не думаете всерьез, будто...
     Ученый. Да, неужели человек способен одной только музыкой...
     Музыкант. Духовный человек!
     Ученый. При чем здесь "духовный"? Музыка всего лишь чувственна!
     Реформатор (тем временем). Я! Ну, быть может, она! И ничего более!
     Xальм (успокоительно). Тсс! Тсс! Вы и вправду прежде времени  разбудите
Альфу!
     Политик (пресекая возражения). Это просто должностной календарь,  да-с.
Но ничего более поучительного просто не существует;  Альфа  несколько  часов
внимательно слушала мои  объяснения.  В  нем  скрыта  реальность!  У  нас  в
политике тоже есть свои духовные основы,  но...  (Бросает  на  стол  толстую
книгу.)
     Молодой  Человек.  С  вашего  позволения,  я  тоже  думаю,  что   Альфу
интересует нечто большее, чем просто мода: она  просила  у  меня  в  подарок
"Карманный справочник инженера. Доменное производство"; я,  как  вы  знаете,
студент-технарь, учусь, чтобы затем работать на отцовских заводах.
     Xальм (с интересом). У вашего батюшки крупные заводы?
     Молодой Человек. О да.
     Политик. Вы обратили внимание, что помимо духовного внимания  есть  еще
маленькое практическое... внимание, внимательность, внимательный, хе-хе!
     Молодой Человек. Я позволил себе... приготовить эту восточную  ткань...
(Разворачивает шаль.)
     Xальм (с восторгом). Какая прелесть! Чувствуешь  себя  сразу  одной  из
тысячи двухсот жен бирманского короля. (Женственно набрасывает шаль себе  на
плечи.)
     Музыкант (ревниво). Я  принес  в  подарок  эту  прелестную  набедренную
повязку, которую одна из моих учениц привезла с острова Пасхи.
     Xальм. О-о! Вы так балуете Альфу! (С восторгом примеряет перед зеркалом
и набедренную повязку тоже.)
     Политик. Я, к сожалению, был слишком занят... дела Альфы...
     Ученый (доставая шапочку). Точно такую  же  золотую  шапочку  носила  в
тысяча триста двенадцатом году английская королева Анна, когда...
     Xальм (буквально вырывая шапочку у него из рук). О, какое  чудо!  Какая
прелесть... (Надевает шапочку. Всем.) Вы все просто чудо.

Пока Хальм в восторге вертится перед зеркалом и совсем забывает, что нельзя
 шуметь, за занавесью стало светло. И теперь оттуда - в прелестной пижаме -
  выходит Альфа. Она приветливо - хотя и готова в любую минуту изобразить
     скуку - обводит взглядом присутствующих и вдруг замечает Хальма в
                          собственных ее подарках.

     Альфа (гневно). Что это вы делаете? На кого вы похожи?
     Xальм. Милая подруга, ваши друзья не могли отказать себе в удовольствии
сообща поздравить вас с именинами (не обращая внимания на ее злые  взгляды),
с этими выдуманными именинами, которые так вам под стать.
     Альфа. Сейчас же снимите все это и оставьте нас!
     Xальм (с растущим протестом). Я думал... поскольку мне одному  известен
день ваших настоящих именин...
     Альфа (обращая свой гнев в величие).  Господа,  я  носила  имя  великой
властительницы и была беззащитной пятнадцатилетней девочкой, когда моя мать,
забыв о своем долге, наперекор всем моим  протестам  выдала  меня  за  этого
человека, который посулил ей золотые горы. С тех пор я,  разумеется,  успела
отречься не только от его фамилии, но и от собственного красивого  крестного
имени, которое безвинно оказалось с нею связано.
     Xальм (в крайнем возбуждении). Господа! Господа! Если вы  способны  это
оценить: имя Альфа придумал я. Она сама меня попросила.  Потому  что  раньше
ее...
     Альфа.  У  него  больное  воображение.  Вы  только  посмотрите!  Он  же
ненормальный и завистливый как баба!
     Все смотрят на Хальма, который не знает, куда деваться от смущения.
     Даже если бы я и простила ему женитьбу на мне,  принимать  это  всерьез
все равно никак нельзя.  Только  потому,  что  государственные  чиновники  -
которых я вообще знать не знала -  объявили  его  когда-то  моим  мужем,  он
позволяет себе  являться  сюда  без  приглашения,  когда  заблагорассудится!
Избавьте  же  меня  от  его  общества!  Присутствие  этого  человека  просто
невыносимо!

    Тем временем из соседней комнаты выскочил встрепанный Бэpли (Винценц
 притворно пытается его удержать), остановился как вкопанный и уставился на
                                   Альфу.

(Другим  тоном.)  Ах!.. Перед вашим приходом, господа, мне снился сон. Будто
еду  я  на  машине.  Бэрли меня похитил и привязал к радиатору. И мчались мы
вперед, куда глаза глядят. Но (к Бэрли) так никуда и не приехали, нет...
     Бэрли (протягивая Винценцу чек). Вот деньги. Устройте все,  что  нужно.
(Альфе.) Прощайте, Альфа! То есть вы еще обо мне услышите. В последний  раз.
Да, в последний раз... (Собравшимся.) И эта банда бездельников!!!  (Выбегает
вон из комнаты.)
     Все. Неслыханно! Где он был? Что это значит? Наглость какая!
     Молодой Человек (глядя на Винценца). Этого господина я тоже никогда  не
видел. (Подходит к нему.) Мое имя Марек, студент-техник.

                                  Занавес


        "ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ"

     Сцена как в первом действии. При свете дня комната  представляет  собой
изящный и несколько наивный гибрид будуара и кабинета.
     Альфа в очаровательном домашнем платье, Подруга в платье  для  визитов.
Обе выглядят как дамы, но одеты с нарочитой "изюминкой".

     Подруга (обнимая Альфу). О-о-о!
     Альфа. Что такое?
     Подруг а. Я восхищаюсь тобою! (Ластится к ней, целует.)
     Альфа. Ах... (С трудом высвобождается.)
     Подруга. Ты хоть немножко меня любишь?!
     Альфа (как бы играя с назойливой собачонкой). Ну будет, будет!
     Подруга. Так ты говоришь, в общем-то он человек холодный, злой?
     Альфа. О Винценце все, даже его родители, обычно говорили, что он  злой
и бессердечный.
     Подруга. Замечательно! Чудесно! Это мне очень по душе!
     Альфа. Сердце у таких часто запрятано глубоко-глубоко.
     Подруга. Конечно. Темное, непонятное сердце.
     Альфа. Это пошло.
     Подруга. Ну не сердись, я ведь не умею говорить так,  как  ты.  О,  ты!
(Снова бурные объятия.) Я слыхала, у него Бог знает сколько пороков? Чем  он
занимается?
     Альфа. Он чиновник.
     Подруга. Странно.
     Альфа. Дурочка! Он математик.  Служит  в  крупной  страховой  компании.
Понимаешь, он набрасывает формулы, по которым люди должны умирать,  то  есть
сколько они должны платить... в точности я и сама не знаю.
     Подруга. Но это ведь ужас как трудно.
     Альфа. Конечно, трудно. Он бы наверняка мог стать профессором,  если  6
захотел.
     Подруга. И тем не менее был всего-навсего  репетитором,  или  страховым
математиком, или агентом, или разве что помощником учителя? Прелесть какая!
     Альфа. Этот человек ничем себя не связывает. Как и я.
     Подруга. Бабы за ним наверняка так и бегают?! Им ведь ничего не стыдно!
     Альфа. Говорят, с ним бывали приключения и похуже.
     Под руга. Грязные бабские истории?
     Альфа. Говорят, еще хуже. Азартные игры, скандалы, кокаин, неприятности
с полицией и Бог знает что еще.
     Подруга (виснет у нее на шее). Ой, послушай!  А  почему  он  непременно
должен быть твоим? У любой другой я бы его не задумываясь отобрала! Убила бы
ее! (Настойчиво.) Ты точно знаешь: он весьма равнодушен к любви?
     Альфа. А я разве не равнодушна к его любви? Бабские истории.
     Подруга. К этому я тоже равнодушна. Конечно, я люблю людей. Но, на  мою
беду, у мужчин все куда быстрее.
     Альфа. Но ему и музыка безразлична.
     Подруга. Ты говоришь, искусство вообще наводит  на  него  скуку?  И  он
прав!.. Слушай! Кажется, он в прихожей! (Бежит к двери, пропуская в  комнату
Винценца.) Я вовсе не так люблю музыку, как  ты  полагаешь.  Для  настоящего
мужчины она определенно ничего не значит, а для нас, бедных  женщин,  что-то
значит лишь потому, что  настоящих  мужчин  слишком  мало.  Иногда  я  бы  с
удовольствием свернула шею моей скрипке! (Быстро, с  вызовом  целует  Альфу;
затем, наградив Винценца долгим пылким взглядом, наконец, уходит.)
     Альфа. Жаль, что от волнения у нее  так  неприятно  пахнет  изо  рта...
Какое счастье, что ты опять здесь. Мне тут все до ужаса надоело!
     Винценц (рассматривая ее). Ты мало изменилась.  Выражение  лица  теперь
несколько иное, но оно у тебя наигранное.  Боже  мой,  а  девушкой  ты  была
прелестна! Просто чудо! Стоит закрыть глаза -  и  ты  как  наяву  стоишь  на
корабельном мостике; ветер треплет  твои  юбки,  ноги  вытянуты,  одна  рука
поднята вверх, машет белым платочком, а вверху словно бы  пылает  воздушного
цвета огонь! В этом огне сгорали ваши надежды, наша любовь, наши  мечты.  Ты
была как яростный воин.
     Альфа. А ты должен был вернуться через  три  недели  и  не  возвращался
пятнадцать лет!
     Винценц. Н-да, то-то и оно. Можно, конечно, посмотреть на  это  с  двух
сторон, с нынешней  и  с  тогдашней.  Тогда  тебя  обуревали  великие  идеи;
страсть, слава - все это до поры до времени оставалось миражем.  На  деле  у
тебя был один только я. Испорченности в тебе было не больше чем  в  голодном
желудке, а твоему аппетиту к жизни можно было лишь позавидовать. Да и  моему
тоже. Собственно говоря, мы вели себя не как мужчина и женщина,  а  как  две
девушки, тоскующие по одному мужчине!
     Альфа. Но я любила тебя!
     Винценц. Да, то-то и оно: я тебя тоже любил. Тогда на пароходе  ты  еще
не исчезла, еще стояла там, прямая, маленькая, а  я  уже  решил...  ну,  что
ли... порвать наш обет. Вот как я тебя любил!
     Так любил, что каждый куст, каждая лающая собачка  в  известном  смысле
были как бы частицей тебя. Ты понимаешь, о чем я,  ведь  и  ты  любила  меня
именно так. Становишься как бы бестелесным,  просто  облачком  в  прозрачной
прозрачности, где другие люди и вещи тоже как бы просто  облачка.  Понимаешь
речь гор и долин, вод и деревьев, ведь и сам говоришь с другим не словами, а
только счастьем бытия, словно вы оба - маленькие царапинки, соседствующие  в
бесконечности. В итоге уже ни кусочка хлеба съесть невозможно, просто  жуешь
их и жуешь как молитвенная мельница.
     Я тогда был на вершине этого счастья - когда уезжал. И вдруг  я  сказал
себе, это Кати - в ту пору тебя еще звали не Альфой, -  так  вот,  я  сказал
себе, что никак нельзя называться Кати или Винценц и постоянно  пребывать  в
этаком состоянии.
     Альфа. Здесь ни одна душа не знает,  как  меня  звали!  Будь  добр,  не
забывай об этом!
     Винценц. Кроме Хальма, который как раз в ту  пору  ухаживал  за  тобой.
Разве я был не прав? Черт его знает, что это за состояние.  Одно  ясно:  его
можно запечатлеть в камне, как Бернини запечатлел пораженную  стрелою  небес
святую Терезу, или в стихах, но только не в плоти и крови. Куда  уходит  это
неземное? И тут меня вдруг осенило: куда оно уходит, туда  я  и  загляну!  Я
отправился за моей любовью; заранее, так сказать.
     Альфа. Тебе нужна была вера. (Усаживает его рядом с собой.)
     Винценц (отстраняясь). Подбросить шапку как можно выше?  Вдруг  бы  она
попала в поле тяготения луны и не вернулась, и мне  бы  пришлось  лететь  за
нею?
     А помнишь, Альфа, кто это сказал впервые? И помнишь - когда? За два дня
до отъезда? А помнишь ли, кто не хотел бросать шапку? И  к  какой  луне  она
вскорости улетела? Оглядываясь назад, не могу отделаться от ощущения, что ты
уже  тогда  колебалась  между  мною  и  достопочтенной  планетой   господина
Апулея-Хальма.
     Альфа (берет  его  за  руку).  Ты  слишком  много  требовал...  По  тем
временам.
     Винценц (снова высвобождаясь). Нет, Альфа, ты была права! Видишь ли,  в
итоге я потом тоже раз-другой подбрасывал шапку, а через несколько недель на
землю, хлопая крыльями, плюхнулась гусыня.
     Тут есть некая трудно постижимая связь. И говорить об этом  я  способен
только с тобой, больше ни с кем. Где бы  и  у  кого  бы  я  впоследствии  ни
находился, я всегда чувствовал: говорить об этом я хочу только с тобой, ведь
ты помнишь, какими мы были тогда. В странствиях меня не оставляла мысль:  мы
одновременно сбились с дороги и потому отыскать ее могли бы только сообща.
     Альфа. Но как насчет сегодня? Ты же сказал,  что  на  твое  возвращение
надо смотреть и с нынешних позиций?
     Винценц (улыбаясь). Как я сказал? С  нынешних  позиций?..  Ну  да.  Все
правильно... Слушай, Кати (берет ее  за  руку),  значит,  для  девушки...  и
жизнь, и надежда волнующе туманны, будто видишь их сквозь матовое стекло?  Я
только нынче это и  понимаю,  позднее-то  стекла  везде  и  всюду  выбивают.
Осколки, пустые рамы. (Притягивая ее к себе.) Все это мне ужас как  надоело.
А ты... ты тоже несчастлива?.. Лишь то... что не завершилось... тогда  между
нами... еще прикрыто волшебным стеклом. Последним. Давай и его разобьем.

 Целуются. Обнявшись, идут к алькову. По дороге присаживаются на оттоманку.

     Альфа (озабоченно). Ты не  очень  развоображался  оттого,  что  я  тебя
люблю? Это совершенно неважно.
     Винценц. Ты, наверно, немножечко любишь этого Бэрли?
     Альфа. Ах, Боже мой, ну что это такое?
     Винценц. Вот именно. Ничто. Деньги - ничто, пока они, будто в  каменных
клетках, заключены  в  акциях,  предприятиях  и  тому  подобном.  Я  изобрел
замечательную штуку. Ни один  человек  о  ней  еще  не  знает.  Тебе  первой
расскажу. Мы станем много,  много  богаче  Бэрли.  Представляешь  себе,  что
значит быть богатым?
     Альфа. Разве в Бэрли есть что-то особенное?
     Винценц. Господи! Да рядом с нами он просто  нищий!  Официант,  который
поневоле бережно несет поднос с рюмками, а вот мы шваркнем  этот  поднос  на
пол, коли заблагорассудится, потому что у нас тотчас же будет  другой...  Ты
ведь слыхала, что в азартных играх есть система?
     Альфа. Но, Винценц, это же полная чушь!
     Винценц. Конечно, то, что ты слыхала, наверняка чушь; я все эти игорные
системы знаю как свои пять пальцев, опыта  у  меня  предостаточно.  Все  это
сплошь дилетантские эксперименты,  идущие  вразрез  с  теорией  вероятности.
Потому-то мы, математики, и говорим,  что  "система"  вообще  невозможна.  А
теперь внимание: то, что я сейчас скажу, тебя наверняка неизвестно. У одного
знаменитого  ученого  есть  две  работы,   посвященные   этой   проблеме   и
доказывающие, почему реальные цифры повторов, полученные в результате любого
эксперимент