огда  побываешь  в  Европе,
поймешь, что на самом деле все далеко не так просто. Европа напоминает мне
человека, страдающего одновременно  двумя  болезнями.  Лекарство,  которое
помогает ему от одной болезни, обостряет другую. - Девушка говорила как-то
нерешительно, словно чего-то стеснялась.  -  Джонсон  полагает,  что  если
пациенту прописать свежий воздух, детские ясли  и  сильные  профсоюзы,  то
больной сам по себе поправится... Джонсон утверждает, что у  меня  путаные
взгляды.
   - Вообще-то говоря, все, кто не соглашается с коммунистами, - это  люди
с  путаными  взглядами,  -  сказал  Майкл.  -  Коммунисты  сильны   именно
величайшей  убежденностью  в  своей  правоте.  Они  всегда   знают,   чего
добиваются. Коммунисты, быть может, неправы, но они, по крайней  мере,  не
болтают, а действуют.
   - Ну, я не могу назвать себя сторонницей решительных действий. Я видела
кое-какие действия в Австрии.
   - Вы рождены не для такого времени, мадам, - заметил Майкл. - И вы и я.
   Они поднялись на веранду. Мисс Фримэнтл взяла сетку  и  ракетки,  Майкл
положил на плечо шесты, и они не  спеша  отправились  обратно.  Наедине  с
Маргарет в этой тенистой части дома, укрытой от остального мира шелестящей
листвой высоких кленов, Майкл внезапно  ощутил  какое-то  неясное  чувство
близости с девушкой.
   - А вы знаете, - с серьезным видом сказал он, - у меня  возникла  мысль
создать  новую  политическую  партию,  способную  исцелить  мир  от   всех
страданий.
   - Сгораю от нетерпения услышать  подробности,  -  в  тон  ему  ответила
девушка.
   - Это будет партия абсолютной правды, - продолжал Майкл. - Всякий  раз,
как только возникнет  вопрос...  любой  вопрос:  Мюнхен...  что  делать  с
детьми, не умеющими владеть правой рукой...  свобода  Мадагаскара...  цена
театральных билетов в Нью-Йорке... - во всех этих  случаях  лидеры  партии
будут говорить именно то, что они думают. Не  так,  как  сейчас,  когда  у
каждого на языке одно, а на уме совсем другое.
   - В этой партии уже много членов?
   - Один. Я.
   - Пусть теперь будет два.
   - Вступаете?
   - Да, если можно, - с улыбкой ответила Маргарет.
   - Очень рад. По-вашему, партия окажется жизнеспособной?
   - Конечно, нет.
   - И я так думаю. Пожалуй, года два еще придется подождать.
   Они уже подходили к углу дома, и Майкл с отвращением подумал, что снова
придется торчать  среди  всех  этих  людей,  вести  вежливые  разговоры  и
расстаться с девушкой.
   - Маргарет... - заговорил он.
   - Да? - она остановилась и взглянула на него.
   "Она знает, что я хочу сказать, - мелькнуло у Майкла. - Ну и хорошо".
   - Маргарет, могу я встретиться с вами в Нью-Йорке?
   Несколько секунд они молча смотрели друг на  друга.  "А  у  нее  нос  в
веснушках", - подумал он.
   - Да.
   - Пока я больше ничего не скажу, - тихо проговорил Майкл.
   - Мой адрес и номер телефона вы можете найти в телефонном  справочнике,
- добавила девушка.
   Она повернулась и, по-прежнему держась прямо и непринужденно,  свернула
за угол дома; под пышной юбкой мелькали ее стройные загорелые ноги.  Майкл
постоял минуту, пытаясь придать своему лицу равнодушное выражение, а затем
прошел в сад вслед за Маргарет.
   Здесь уже были новые гости - Тони, Морен и девушка в красных  брюках  и
соломенной шляпе с огромными полями.
   На высоком, худом Морене была темно-синяя рубашка с  открытым  воротом.
Он сильно загорел; мальчишеская прядь волос упала ему на глаза, когда  он,
улыбаясь, пожимал руку Майкла.
   "Черт возьми! Но почему я не могу держаться, как Морен? - уныло спросил
себя Майкл, чувствуя, как твердо, по-мужски тот пожал ему руку. - Да  ведь
он артист!"
   - Я помню, мы встречались раньше, - услышал он свои слова. - Под  Новый
год, в ту ночь, когда Арни собирался выпрыгнуть в окно.
   Тони показался ему каким-то странным. Когда Майкл представил  его  мисс
Фримэнтл, он лишь слабо улыбнулся и сел, скорчившись,  словно  страдал  от
какой-то боли. Он был бледен и чем-то встревожен, гладкие черные волосы  в
беспорядке  упали  на  его  высокий  лоб.  Тони   преподавал   французскую
литературу в университете. Он был итальянцем,  но  его  аскетическое  лицо
было не так смугло, как у большинства его соотечественников. Майкл  учился
вместе с ним в школе и очень привязался к нему. Тони всегда говорил  робко
и тихо, как говорят в библиотеке, и изъяснялся очень  правильным,  книжным
языком. Он был в дружеских  отношениях  с  обеими  сестрами  Буллар,  раза
два-три в неделю пил у них чай, но сегодня они даже не взглянули  друг  на
друга.
   Майкл занялся установкой шестов. Вкапывая первый шест, он услышал,  как
девица в красных брюках высоким, наигранным голосом говорила:
   - Но какая там отвратительная  гостиница!  На  весь  этаж  только  одна
ванная комната,  на  постелях  чуть  не  голые  доски,  прикрытые  нелепым
кретоном, а в досках - целые полчища клопов. А цены!
   Майкл взглянул на Маргарет и насмешливо покачал головой. Девушка быстро
улыбнулась ему и тут же опустила глаза.  Майкл  бросил  взгляд  на  Лауру.
Увидев, что она неотрывно наблюдает за ним, он с  удивлением  подумал:  "И
как только она ухитряется все замечать?  Такой  талант  заслуживает  более
достойного применения!"
   - Ты же неправильно ставишь шест! -  крикнула  Лаура.  -  Дерево  будет
мешать.
   - Помолчи, пожалуйста! - попросил Майкл. - Я знаю, что делаю.
   - А я тебе говорю, неправильно, - упрямо повторила Лаура.
   Майкл пропустил ее слова мимо ушей, продолжая возиться с шестом.
   Внезапно обе мисс  Буллар  поднялись  и  одинаковыми  движениями  стали
деловито натягивать перчатки.
   - Мы прекрасно провели время, - сказала младшая. - Большое спасибо.  Мы
сожалеем, но вынуждены покинуть вас.
   Майкл так и застыл с шестом в руках.
   - Но ведь вы только что пришли! - изумленно воскликнул он.
   - К несчастью,  у  моей  сестры  страшно  разболелась  голова,  -  сухо
пояснила младшая мисс Буллар.
   Сестры начали обходить гостей и прощаться. Но Тони они не подали  руки.
Не удостоив его взглядом, они прошли мимо, словно его тут и не было.  Тонн
посмотрел на них растерянным и вместе с тем понимающим взглядом.
   - Ничего, ничего, -  сказал  он,  поднимая  с  травы  свою  старомодную
соломенную шляпу. - Вы можете оставаться - уйду я.
   Наступило напряженное молчание. Все старались не  смотреть  на  Тони  и
француженок.
   - Нам было так приятно встретиться с вами,  -  холодно  сказала  Морену
младшая мисс Буллар. - Мы всегда восхищаемся вашими фильмами.
   - Благодарю вас, - с очаровательной юношеской улыбкой ответил Морен.  -
Это очень мило с вашей...
   "Ну и артист!" - снова подумал Майкл.
   - Да перестаньте же!  -  побелев,  крикнул  Тони.  -  Элен,  ради  бога
перестаньте!
   - Провожать нас не нужно, - продолжала мисс Буллар. - Мы  знаем  дорогу
через сад.
   - Я должен объяснить, - дрожащим голосом заговорил Тони. -  Так  нельзя
обращаться с друзьями. -  Он  повернулся  к  Майклу,  со  смущенным  видом
стоявшему около шеста, на который натягивают сетку для бадминтона.  -  Это
же уму непостижимо. Женщины, которых я знаю десять лет.  Женщины,  которых
до сих пор  все  считали  благоразумными  и  интеллигентными...  -  Сестры
повернулись к Тони и встали перед  ним.  На  их  лицах  застыло  выражение
презрения и ненависти. - Это все война, проклятая война! - продолжал Тони.
- Элен, Рашель! Но я-то здесь при чем? Поймите же, что не я вхожу в Париж,
не я убиваю французов. Я американец, я люблю Францию и ненавижу Муссолини.
Я ваш друг!
   - Мы не желаем разговаривать  ни  с  вами,  ни  вообще  с  кем-либо  из
итальянцев, - отрезала младшая мисс Буллар. Она взяла сестру под  руку,  и
обе - такие элегантные, в перчатках, в летних шляпках и в шуршащих платьях
из  жесткого  черного  материала  -  отвесив  легкий   поклон   остальным,
направились к воротам в конце сада.
   На большом  дереве  шагах  в  пятидесяти  отчаянно  шумели  вороны.  Их
пронзительное, резкое карканье неприятно резало слух.
   - Пошли, Тони, - предложил Майкл. - Я дам тебе чего-нибудь выпить.
   Не говоря ни слова, сжав губы, Тони направился вслед за Майклом. Он все
еще крепко держал в руке свою соломенную шляпу с яркой лентой.
   Майкл налил два бокала виски и молча подал один из них Тони. Разговор в
саду возобновился, и сквозь карканье ворон Майкл расслышал,  как  Морен  с
искренним восхищением  заметил:  "Какой  чудесный  типаж!  Они  словно  из
французского фильма двадцать пятого года!"
   Задумчивый и печальный, по-прежнему не выпуская из  руки  свою  жесткую
старомодную шляпу. Тони медленно тянул виски. Майклу захотелось подойти  и
обнять его, как обнимали друг друга братья Тони,  когда  у  них  случались
какие-нибудь неприятности. Но Майкл не мог заставить себя сделать это.  Он
включил  радио  и,  пока  прогревались  лампы  неприятно   потрескивавшего
приемника, отпил большой глоток виски.
   "...И у вас  тоже  могут  быть  очаровательные  белоснежные  ручки",  -
послышался бархатный, вкрадчивый голос диктора. Но вот в приемнике  что-то
щелкнуло, и другой голос, хрипловатый и чуть дребезжащий,  заговорил:  "Мы
только что получили следующее сообщение: официально объявлено, что  немцы,
не встретив сопротивления, вошли в Париж. Разрушений в городе  нет.  Ждите
дальнейших сообщений на этой же волне".
   Раздались мощные, почти  лишенные  мелодичности  звуки  так  называемой
"легкой классической музыки", исполнявшейся на органе.
   Тони опустился на стул и поставил бокал. Майкл не отрываясь смотрел  на
приемник. Он никогда не был в Париже - у него вечно не хватало то времени,
то денег для поездки за границу. Однако, посматривая на  сотрясающийся  от
раскатов органной музыки маленький фанерный ящик, он представил себе,  как
выглядит Париж в этот  полдень.  Известные  всему  миру  широкие,  залитые
солнцем улицы; безлюдные в эти тревожные часы кафе;  сверкающие  крикливые
памятники  -  свидетельство  былых  побед  и  колонны   немецких   солдат,
отбивающих шаг, - грохот их кованых сапог отражается от домов с опущенными
жалюзи окон.
   "А может быть, все выглядит вовсе не так, - рассуждал про себя Майкл. -
Как это ни нелепо, но почему-то  немецких  солдат  невозможно  представить
себе вдвоем или втроем. Их всегда представляешь в виде марширующих, как на
параде, ровных фаланг, похожих  на  неведомых  прямоугольных  животных.  А
может  быть,  они  трусливо,  с  оружием  наготове,  крадутся  по  улицам,
заглядывают в закрытые окна и от каждого шума припадают к земле.
   "Черт возьми! - с горечью подумал Майкл. - Почему я не поехал в  Париж,
когда имел возможность?.. Кстати, когда это было - летом тридцать  шестого
года  или  прошлой  весной?  Все  откладывал  и  откладывал,  и  вот   что
получилось!"
   Майкл вспомнил прочитанные когда-то книги  о  Париже:  двадцатые  годы,
бурный,  полный  драматических  событий  конец   первой   мировой   войны,
обездоленные, но все еще бодрящиеся и  по-прежнему  остроумные  эмигранты,
красивые девушки, ловкие и циничные молодые люди с рюмкой  перно  в  одной
руке и аккредитивом на американский банк в другой... Сейчас все это  смято
гусеницами немецких танков, а он так  и  не  увидел  Парижа  и,  вероятно,
никогда не увидит.
   Он взглянул на Тони. Тот сидел,  вскинув  голову,  с  глазами,  полными
слез. Тони прожил в Париже два года и  не  раз  рисовал  Майклу,  как  они
вместе проведут отпуск: кафе, пляж на Марне,  ресторанчик,  где  на  чисто
выскобленных деревянных столах всегда стоят графины с превосходным  легким
вином...
   Майкл почувствовал, что и у него к глазам подступают слезы, но огромным
усилием воли сдержал  себя.  "Сентиментально,  -  подумал  он.  -  Дешево,
несерьезно и сентиментально. Ведь я никогда там не был. Для меня это  лишь
один из многих городов, и все".
   - Майкл! - это был голос Лауры. - Майкл! - нетерпеливо повторила она.
   Майкл допил до конца бокал, взглянул на Тони, хотел что-то сказать,  но
передумал и нехотя направился в сад. Джонсон, Морен, девушка, с которой он
приехал, и мисс Фримэнтл сидели насупившись.  По  всему  было  видно,  что
разговор у них не клеился. Майкл пожалел, что они все еще не разошлись  по
домам.
   - Дорогой Майкл, - Лаура подошла к нему и с притворной нежностью  взяла
его за руки. - Сыграем мы в этом году в бадминтон или нам  придется  ждать
до скончания века? - И тут же чуть слышно со злостью  прошипела:  -  Давай
же! Будь повежливее. У тебя ведь гости. Не перекладывай все на мои плечи.
   Майкл не успел ответить - она отвернулась и заулыбалась Джонсону.
   Майкл медленно подошел к валявшемуся на траве шесту.
   - Не знаю, - сказал он, - представляет ли это интерес  для  кого-нибудь
из вас, но только что пал Париж.
   - Не может быть! - воскликнул Морен. - Невероятно!
   Мисс Фримэнтл промолчала, но Майкл заметил,  что  она  сжала  кулаки  и
уставилась на них.
   - Это было неизбежно, - мрачно отозвался Джонсон. - Все  понимали,  что
это неизбежно.
   Майкл поднял шест и попытался воткнуть его заостренным концом в землю.
   - Не там, не там! - пронзительным,  злым  голосом  закричала  Лаура.  -
Сколько раз я должна повторять тебе, что тут нельзя ставить сетку!
   Она подбежала к Майклу, выхватила у него шест и с  силой  ударила  мужа
ракеткой  по  руке.  Майкл  с  бессмысленным  видом  взглянул   на   жену,
по-прежнему стоя с вытянутыми руками, словно все еще держал шест. "Да  она
плачет! - удивился он. - Почему она плачет, черт ее возьми?"
   - Вот здесь! Вот тут нужно ставить сетку! - истерически кричала  Лаура,
возбужденно тыкая в землю шестом.
   Майкл не торопясь подошел к Лауре и вырвал у  нее  шест.  Он  не  знал,
зачем делает это.  Он  только  чувствовал,  что  не  в  состоянии  слушать
истошный крик жены и видеть, как она тычет шестом в траву.
   - Я сам все сделаю, - машинально сказал он. - А ты помолчи!
   Лаура  взглянула  на  него.  Ее  хорошенькое  личико  искажала  гримаса
ненависти. Она размахнулась и швырнула ракетку в голову Майкла. Он  мрачно
смотрел, как блестящая ракетка, описывая дугу на фоне деревьев  и  зеленой
изгороди в конце сада, летела в него,  и  ему  показалось,  что  ее  полет
продолжается бесконечно долго. Затем он услышал тупой удар  и  лишь  после
того, как ракетка упала к его ногам, понял, что она попала ему в  лоб  над
правым глазом. Ему стало больно, и он почувствовал,  как  со  лба  потекла
кровь, на мгновение задержалась над бровью,  а  затем,  теплая  и  мутная,
начала заливать глаз. Плачущая  Лаура  стояла  все  на  том  же  месте,  с
искаженным злобой и ненавистью лицом, а пристально глядела на Майкла.
   Майкл осторожно положил шест на траву, повернулся и  пошел  в  дом.  По
пути ему встретился Тони, но они ничего не сказали друг другу.
   Майкл прошел в гостиную. По радио передавали все ту же органную музыку.
Он привалился грудью к каминной доске и  посмотрел  на  свое  отражение  в
маленьком выпуклом зеркале в массивной позолоченной  раме.  В  зеркале  он
увидел свое искаженное изображение: чужое лицо с очень  длинным  носом,  с
узким лбом и подбородком. Красная царапина над глазом казалась маленькой и
почти незаметной. Затем Майкл услышал, как  позади  открылась  дверь  и  в
комнату вошла Лаура. Она подошла к приемнику и выключила его.
   - Ты же знаешь, я не переношу органную  музыку,  -  сказала  она  злым,
дрожащим голосом.
   Майкл повернулся к ней. На Лауре была бледно-оранжевая с белым ситцевая
юбка. Между фигаро и юбкой  виднелась  гладкая  загорелая  кожа.  В  своем
модном летнем наряде она казалась очень красивой и  изящной  и  напоминала
картинку из журнала мод, рекламирующую платья для  девушек.  Однако  злое,
упрямое, неприятное выражение лица со следами  слез  на  нем  сводило  это
впечатление на нет.
   - Конец! -  сказал  Майкл.  -  Между  нами  все  кончено,  надеюсь,  ты
понимаешь.
   - Очень хорошо. Замечательно! Ничего более  приятного  ты  не  мог  мне
сообщить!
   - Коль скоро мы начали такой разговор, -  продолжал  Майкл,  -  позволь
сказать, что я почти не сомневаюсь в характере твоих отношений с  Мореном.
Я наблюдал за тобой.
   - Да? Ну что ж, я рада, что ты знаешь. Можешь не ломать себе голову. Ты
абсолютно прав в своих догадках. Еще что?
   - Ничего. Я уезжаю пятичасовым поездом.
   - И пожалуйста, не изображай из себя святошу! Я  тоже  кое-что  знаю  о
тебе. Уж эти мне письма о том, как ты скучал  без  меня  в  Нью-Йорке!  Ни
черта ты не скучал. Если бы ты знал, как мне было противно,  возвратившись
в Нью-Йорк, ловить на себе жалостливые взгляды всех этих женщин.  А  когда
ты договорился встретиться с мисс Фримэнтл? Во вторник за  ленчем?  Может,
мне пойти к  ней  и  сказать,  что  твои  планы  изменились  и  ты  можешь
встретиться с ней хоть завтра?.. - Лаура говорила торопливо, пронзительным
голосом, а ее лицо с тонкими детскими чертами выражало страдание и гнев.
   - Довольно! - остановил ее Майкл, чувствуя себя виноватым и потерянным.
- Я не хочу больше ничего слышать.
   - У тебя еще есть вопросы? - крикнула Лаура. - Ты больше ни  о  ком  не
хочешь меня спросить? Ты больше никого не подозреваешь?  Может  быть,  мне
составить список для тебя?
   Лаура разрыдалась и упала на кушетку. "Слишком уж грациозно, -  холодно
отметил Майкл. - Прямо, инженю". Вздрагивая от рыданий, Лаура уткнулась  в
подушку. Ее красивые волосы веером рассыпались вокруг головы. В этой  позе
она  была  похожа  на  капризного  ребенка  и  казалась  исстрадавшейся  и
измученной. У Майкла вдруг возникло непреодолимое желание подойти  к  ней,
сжать ее в объятиях и утешить,  мягко  приговаривая:  "Детка!  Ну,  полно,
детка!"
   Но Майкл сдержался. Он отвернулся и вышел в сад. Гости деликатно отошли
подальше от дома, в другой конец сада. На темном фоне густой зелени яркими
пятнами выделялись их костюмы. Им явно было не по себе.  Майкл  подошел  к
ним, потирая рукой царапину над глазом.
   - Бадминтон на сегодня отменяется, - объявил он. - По-моему, вам  лучше
уйти. Прием в саду под жгучим летним солнцем Пенсильвании не удался.
   - А мы и так уже расходимся, - сухо ответил Джонсон.
   Майкл ни с кем не стал прощаться. Он словно застыл  на  своем  месте  и
молча смотрел куда-то в сторону, скорее угадывая, чем  замечая,  как  мимо
него один за другим проплывают  неясные  силуэты  гостей.  Поравнявшись  с
Майклом, мисс Фримэнтл бросила на него мимолетный взгляд и быстро опустила
глаза. Майкл промолчал.  Вскоре  он  услышал,  как  за  гостями  закрылись
ворота.
   Стоя на ярко-зеленой траве, Майкл чувствовал, что царапина  над  глазом
начинает подсыхать  на  солнце.  Вороны  над  его  головой  снова  подняли
оглушительный шум, и Майкл вдруг  возненавидел  их  до  глубины  души.  Он
подошел к изгороди, тщательно выбрал несколько гладких, тяжелых камней  и,
разогнувшись, Прищуренными глазами взглянул на дерево. На одной  из  веток
среди листвы он заметил трех черных птиц и запустил в них камнем,  подумав
при этом, какая у него гибкая и сильная рука. Камень со  свистом  пронесся
сквозь листву, и Майкл тут же швырнул второй камень, за ним третий. Вороны
с тревожным карканьем взвились вверх и  потянулись  прочь,  громко  хлопая
крыльями. Обозленный Майкл пустил  им  вдогонку  еще  один  камень.  Птицы
скрылись в лесу, и в сонном, залитом  лучами  летнего  полуденного  солнца
саду наступило молчание.



6

   Ной нервничал. Впервые в жизни он устраивал вечеринку и сейчас усиленно
пытался припомнить, как  выглядели  вечеринки  в  кинокартинах  и  как  их
описывали в журналах и книгах, которые он когда-то читал.  Он  уже  дважды
побывал в кухне, чтобы проверить, не тают  ли  три  дюжины  кубиков  льда,
которые они с Роджером заранее купили в аптеке. Он все  время  посматривал
на часы, надеясь, что Роджер со своей девушкой приедет из Бруклина раньше,
чем начнут собираться гости. Ной опасался, что как раз в тот момент, когда
от него потребуется о