ридется плыть... Потом стало глубже. Ной  почти
совсем ушел под воду, но у Бернекера, который был на голову выше Ноя,  рот
и нос были пока еще над водой, и он помогал  Ною,  крепко  держа  его  под
мышки. Противоположный берег становился все ближе и ближе. Уже можно  было
чувствовать горьковатый запах соли и гниющих моллюсков  -  совсем  как  на
рыболовецкой пристани в далекой  Америке.  Осторожно  продвигаясь  вперед,
поддерживая друг друга, они высматривали на берегу  место,  где  бы  можно
было быстро и бесшумно вылезти из воды. Берег был крутой и скользкий.
   - Не здесь, - прошептал Ной, - не здесь.
   Добравшись до берега, они остановились и  прислонились  к  нему,  чтобы
немного передохнуть.
   - Черт бы побрал этого сукина сына Каули, - выругался Бернекер.
   Ной кивнул, однако в этот момент  он  не  думал  о  Каули.  Поворачивая
голову вправо и влево, он оглядывал берег. Прилив становился все  сильнее,
у плеч журчала вода. Ной тронул рукой Бернекера, и они осторожно двинулись
вдоль берега, по направлению  прилива.  Приступы  озноба  становились  все
сильнее и сильнее. Ной попытался стиснуть зубы, чтобы унять дрожь.
   - Июнь, - тупо повторял он про себя, - июньские купанья на  французском
побережье при свете луны, в июне при лунном свете... - Никогда в жизни ему
не было так холодно. Берег был  крутой  и  скользкий  от  покрывавших  его
морских  водорослей  и  слизи,  и  казалось,  им  до  рассвета  не   найти
подходящего места, где бы можно  было  выбраться  из  воды.  У  Ноя  вдруг
мелькнула мысль снять руку с плеча Бернекера, доплыть до середины канала и
утонуть там тихо и мирно, раз и навсегда...
   - Здесь, - прошептал Бернекер.
   Ной взглянул вверх. Берег в  этом  месте  обвалился.  Неровные  выступы
заросли травой, из темной глины торчали  закругленные  камни.  Но  все  же
кое-где можно было поставить ногу.
   Бернекер нагнулся и подставил свои руки так, чтобы Ной  мог  встать  на
них. С громким шумом и плеском Ною удалось с помощью Бернекера  взобраться
на берег. Он на секунду прилег на берегу, весь дрожа и с  трудом  переводя
дыхание,  потом  быстро  повернулся  и  в  свою  очередь  помог  Бернекеру
выбраться на берег. Где-то совсем рядом  застрочил  ручной  пулемет;  пули
просвистели  мимо.  Они  побежали,  оступаясь  и  скользя  босыми  ногами,
навстречу полоске кустов, видневшихся шагах в сорока перед  ними.  Открыли
огонь  еще  несколько  автоматов,  и  Ной  стал  кричать:   "Остановитесь!
Прекратите огонь! Мы американцы. Из  третьей  роты!  -  кричал  он.  -  Из
третьей роты!"
   Они добежали до кустов и залегли под  их  прикрытием.  Теперь  и  немцы
открыли огонь с другой стороны канала. Вспышки следовали одна  за  другой;
Ной  с  Бернекером,  казалось,  были  забыты  в  этой,  ими  же  вызванной
перестрелке.
   Через пять минут огонь внезапно прекратился.
   - Я буду кричать, - прошептал Ной. - Лежи тихо.
   - Хорошо, - шепотом ответил Бернекер.
   - Не стреляйте, - крикнул Ной, не очень  громко,  стараясь,  чтобы  его
голос не дрожал. - Не стреляйте. Здесь нас двое. Мы американцы. Из третьей
роты. Третья рота. Не стреляйте!
   Он затих. Они лежали, крепко прижавшись к земле, дрожа и прислушиваясь.
   Наконец послышался голос.
   - Эй, вы, вылезайте оттуда. - Произношение кричавшего  выдавало  в  нем
уроженца Джорджии. - Поднимите руки вверх и идите сюда. Шагайте  быстро  и
не делайте резких движений...
   Ной  тронул  Бернекера.  Они  встали,  подняли  руки  и  двинулись   по
направлению голоса, звучавшего из глубины штата Джорджия.
   - Господи Иисусе! - послышался удивленный голос. - Да на них не  больше
одежды, чем на ощипанной утке.
   Теперь Ной знал, что они спасены.
   Из окопа показалась фигура человека с направленным на них ружьем.
   - Подойди сюда, солдат, - сказал человек.
   Ной и Бернекер пошли,  держа  руки  над  головой,  навстречу  выросшему
из-под земли солдату и остановились в пяти шагах от него.
   В окопе сидел еще один солдат; не вставая,  он  направил  на  них  дуло
своей винтовки.
   - Что тут, черт побери, происходит? - подозрительно спросил он.
   - Нас отрезали, - ответил Ной. - Мы из третьей роты. Вот  уже  три  дня
пробираемся к своим. Можно нам опустить руки?
   - Проверь-ка их личные знаки, Вернон, - сказал солдат из окопа.
   Солдат, говоривший с южным акцентом, осторожно опустил винтовку.
   - Стойте на месте и бросьте мне свои личные знаки.
   Сначала Ной, а потом и Бернекер бросили свои  личные  знаки,  с  легким
звоном упавшие на землю.
   - Давай-ка их сюда, Вернон, - сказал солдат, сидевший в окопе. - Я  сам
посмотрю.
   - Ты ничего не увидишь, - отозвался Вернон. - У тебя там темно,  как  у
мула в...
   - Давай их сюда, - повторил солдат, протягивая  из  окопа  руку.  Потом
что-то щелкнуло: солдат нагнулся и зажег зажигалку, тщательно заслонив  ее
рукой, так что Ною совсем не было видно света.
   Ветер усиливался, и мокрая  рубашка  хлестала  по  озябшему  телу.  Ной
обхватил себя руками, чтобы как-то согреться. Солдат  в  окопе  невероятно
долго возился с личными знаками. Наконец он поднял голову  и  взглянул  на
них.
   - Фамилия? - спросил он, указывая на Ноя.
   Ной назвал свою фамилию.
   - Личный номер?
   Ной быстро назвал свой  личный  номер,  стараясь  не  запинаться,  хотя
челюсти плохо повиновались ему.
   - А что это за "И" стоит  здесь  на  номере?  -  подозрительно  спросил
солдат.
   - Иудей, - ответил Ной.
   - Иудей? - спросил солдат из Джорджии. - А что это такое, черт возьми?
   - Еврей, - ответил Ной.
   - А почему же так прямо и не пишут? - обиженно спросил солдат.
   - Послушайте, - сказал Ной, - вы что, собираетесь продержать нас  здесь
до конца войны? Мы же замерзаем.
   - Ну идите сюда, - смилостивился солдат. - Будьте как дома. Минут через
пятнадцать рассветет, и я вас отправлю  на  ротный  командный  пункт.  Тут
позади есть траншея, можете там укрыться.
   Ной и Бернекер прошли мимо окопа. Солдат бросил им  личные  знаки  и  с
любопытством посмотрел на них.
   - Ну, как там было? - спросил он.
   - Великолепно, - ответил Ной.
   - Веселее, чем на дамской вечеринке, - добавил Бернекер.
   - Да, уж надо думать, - сказал солдат из Джорджии.
   - Послушай, - обратился Ной к Бернекеру, -  возьми-ка  вот  это.  -  Он
передал Бернекеру свой бумажник. - На  обратной  стороне  фотографии  моей
жены - схема. Если я не вернусь через пятнадцать минут, позаботься,  чтобы
она попала к начальнику разведки.
   - А ты куда? - спросил Бернекер.
   - Пойду за Каули. - Ной сам удивился, услыхав свои слова. До сих пор  у
него не было и мысли об этом.  За  последние  три  дня  он  привык  как-то
автоматически принимать решения, беря  на  себя  ответственность  за  всех
остальных, и сейчас, когда он сам был  уже  в  безопасности,  он  мысленно
представил себе Каули, притаившегося под  кустом  по  ту  сторону  канала,
оставленного ими, потому что он боялся, что канал слишком глубок.
   - А где он, этот Каули? - спросил солдат из Джорджии.
   - На другой стороне канала, - ответил Бернекер.
   - Ты, наверное, здорово любишь этого мистера Каули,  -  сказал  солдат,
вглядываясь сквозь серую ночь в противоположный берег.
   - Без ума от него, - сказал Ной. Ему хотелось, чтобы другие не  пустили
его, но никто не сказал ни слова.
   - Сколько, ты думаешь, тебе понадобится времени? -  спросил  солдат  из
окопа.
   - Минут пятнадцать.
   - Вот выпей. Это придаст тебе на пятнадцать минут храбрости.  -  Солдат
протянул Ною бутылку. Дно ее было испачкано  холодной,  липкой  грязью,  в
которой всю ночь простояли солдаты. Ной вытащил пробку  и  сделал  большой
глоток. На глазах у него выступили слезы, горло и грудь нестерпимо жгло, а
желудок горел так, как будто туда вставили электрическую грелку.
   - Что это за чертовщина? - спросил он, отдавая назад бутылку.
   - Местный напиток, - ответил солдат  из  окопа.  -  Яблочная  водка,  я
думаю. Хорошо отхлебнуть перед тем, как полезешь  в  воду.  -  Он  передал
бутылку Бернекеру, который стал медленно и осторожно пить.
   Бернекер, наконец, поставил бутылку.
   - Знаешь что, - обратился он к Ною, - ты вовсе не должен идти за Каули.
У него была такая же возможность, как и у нас. Ты ничем  не  обязан  этому
сукину сыну. Я бы не пошел. Если бы я считал, что за ним стоит идти, я  бы
пошел с тобой. Но он не стоит этого, Ной.
   - Если я не вернусь через пятнадцать минут, -  сказал  Ной,  восхищаясь
тем,  с  каким  спокойствием,  логикой  и  хладнокровием   работает   мозг
Бернекера, - позаботься о  том,  чтобы  схема  попала  в  разведывательное
отделение.
   - Будь спокоен, - ответил Бернекер.
   - Я пойду по линии, - сказал солдат из Джорджии, - и скажу этим воякам,
чтобы они, не стреляли, если увидят тебя.
   - Спасибо, - сказал Ной и пошел обратно, к каналу; подол мокрой рубашки
бил его по голым бедрам, выпитая водка уже начинала действовать. На  самом
берегу канала он остановился. Прилив стал сильнее, и холодная вода бурлила
у берега. Если он  повернет  сейчас  назад,  то  через  полчаса  будет  на
командном пункте, а может быть в госпитале, на койке под  теплым  одеялом,
ему дадут выпить чего-нибудь горячего, ничего не надо будет делать, только
спать, спать целыми днями, целыми месяцами... Он сделал все,  что  мог,  и
даже больше, и никто не может обвинить его  в  каком-нибудь  упущении.  Он
перебрался через канал и перетащил с собой Бернекера, он сделал схему,  он
не сдался, когда это было так легко сделать, он  не  упустил  ни  малейшей
возможности. В конце концов, все, чего требовал от них лейтенант  Грин,  -
это добраться до своих любым способом. И даже, если он найдет  Каули,  тот
может снова отказаться переправиться через канал, а ведь канал стал сейчас
глубже, потому что прилив все усиливается...
   Ной медлил, встав на колени и вглядываясь в  проплывавший  мимо  поток.
Потом решительно вошел в воду.
   Он забыл, что вода такая холодная.  Она,  казалось,  вдавливала  грудь.
Глубоко вдохнув, он быстро двинулся вперед, иногда теряя под ногами почву,
к противоположному берегу. Он достиг другого берега и  пошел  вдоль  него,
против течения, стараясь припомнить, как далеко они прошли с Бернекером по
воде и как выглядело то место на берегу, откуда они прыгнули  в  воду.  Он
медленно продвигался вперед, чувствуя,  как  холодная  вода  обжигает  ему
грудь, временами останавливаясь и прислушиваясь. Где-то далеко в небе  был
слышен шум одинокого мотора и отрывочные  выстрелы  зениток,  преследующих
последний немецкий самолет, пересекающий перед рассветом линию фронта.  Но
поблизости все было тихо.
   Ной  добрался  до  места,  которое  показалось  ему  знакомым,  и  стал
медленно, с трудом взбираться на берег. Он направился прямо к маячившему в
темноте кустарнику. Остановившись в пяти футах от кустов, он прошептал:
   - Каули, Каули.
   Ответа не последовало. Однако Ной был уверен, что находится именно там,
где они оставили Каули. Он подполз ближе.
   - Каули, - позвал он громче. - Каули...
   В кустах послышался какой-то шорох.
   - Оставь меня в покое, - сказал Каули.
   Ной пополз на его голос.  Наконец  на  фоне  темной  листвы  он  увидел
неясное очертание головы Каули.
   - Я пришел за тобой, - прошептал Ной. - Пошли.
   - Оставь меня в покое, - повторил Каули.
   - Там неглубоко,  -  сказал  Ной,  теряя  терпение.  -  Там  же  совсем
неглубоко, черт тебя подери. Тебе не придется плыть.
   - Ты обманываешь меня?
   - Бернекер уже там. Ну, пошли же. Они ждут нас. Все посты предупреждены
и следят за нами. Пошли, пока не рассвело.
   - Ты уверен? - В голосе Каули слышалось подозрение.
   - Уверен.
   - Пошли вы ко всем чертям, - сказал Каули, - я не пойду.
   Не сказав больше ни слова,  Ной  направился  обратно  к  берегу.  Через
некоторое время он услышал за собой какой-то шорох и понял, что Каули идет
вслед за ним. У самого канала Каули чуть  было  снова  не  изменил  своего
решения. Ной не стал его уговаривать, а просто соскользнул в воду. На этот
раз  вода  показалась  совсем  не  холодной.  "Наверно,  я  уже   перестал
чувствовать", - подумал он. Каули с плеском свалился в воду.  Ной  схватил
его,  чтобы  он  не  барахтался.  Через  тяжелую   намокшую   одежду,   он
почувствовал, как сильно дрожит Каули.
   - Держись за меня и не шуми, - сказал Ной.
   Они двинулись через канал. На этот раз переправляться было  проще.  Все
было знакомым и привычным, и Ной быстро, даже почти беспечно,  двигался  к
противоположному берегу.
   - Ой, мама, мамочка,  -  все  время  причитал  дрожащим,  взволнованным
голосом Каули. - Ой, мама, мама, мама. - Впрочем, он не отставал от Ноя  и
даже на глубоких местах продолжал уверенно идти вперед. Когда они достигли
противоположного берега, Ной не остановился.  Он  повернул  и,  идя  вдоль
берега, начал искать  тот  обвалившийся  участок,  где  они  выбирались  с
Бернекером.
   Он отыскал это место гораздо быстрее, чем ожидал.
   - Здесь, - сказал он, поворачиваясь к Каули. - Давай-ка я  помогу  тебе
взобраться.
   - Мама, - простонал Каули, - ой, мамочка.
   Подталкивая и подсаживая Каули, Ной помог ему выбраться на берег. Каули
был тяжелым и неуклюжим. Он  задел  какой-то  камень,  который  с  громким
всплеском упал в воду. Наконец Каули подтянулся и одним коленом  встал  на
край крутого берега, пытаясь поставить и другую ногу. И  в  это  мгновение
раздалась короткая очередь.
   Каули как безумный встал во весь рост и начал  размахивать  руками.  Он
подался было вперед, но закружился и упал назад. Его ботинок сильно ударил
Ноя по голове. Каули успел лишь один раз вскрикнуть. Он шлепнулся в воду и
больше уже не вынырнул. Ной стоял у  берега,  тупо  глядя  на  место,  где
скрылся Каули. Он сделал шаг в  том  же  направлении,  но  ничего  не  мог
увидеть. Он почувствовал, как у него начали дрожать  колени,  и,  шатаясь,
пошел к берегу. Потом медленно, в  каком-то  оцепенении  выбрался  наверх.
"Ему снилось, что он утонул", - тупо подумал Ной.
   Когда он взобрался наверх, его  било  как  в  лихорадке.  Он  продолжал
дрожать и тогда, когда Бернекер и солдат из Джорджии  подхватили  его  под
руки и побежали с ним прочь от канала.


   Полчаса спустя облаченный в форму на три  номера  больше  его  размера,
снятую   с   какого-то   убитого,   Ной   предстал    перед    начальником
разведывательного отделения дивизии. Это был седой, тучный, низкого  роста
подполковник. Его лицо и седая  борода  были  вымазаны  какой-то  багровой
краской, при помощи которой он пытался избавиться от прыщей, без отрыва от
исполнения своих служебных обязанностей.
   Дивизионный командный пункт находился в  защищенном  мешками  с  песком
сарае, на грязном полу которого спали солдаты. Еще не совсем  рассвело,  и
начальнику разведки пришлось  рассматривать  начерченную  Ноем  схему  при
свете свечи, так как все генераторы  и  прочее  электрооборудование  штаба
утонуло при высадке на побережье.
   Полусонный Бернекер стоял рядом с Ноем, его глаза слипались.
   - Хорошо, -  говорил  подполковник,  кивая  головой,  -  хорошо,  очень
хорошо. - Но Ной едва мог припомнить, о чем говорил этот человек. Он  знал
только, что ему было очень грустно, но почему, вспомнить было трудно.
   - Очень хорошо, ребята, - любезно  сказал  человек  с  багровым  лицом.
Казалось, он улыбался им. - Помимо всего прочего...  вы  получите  за  это
медали. Я сейчас  же  передам  эту  схему  в  штаб  корпусной  артиллерии.
Заходите сегодня после обеда, и я скажу вам, что из этого вышло.
   Ной был как в тумане и все силился  понять,  почему  у  этого  человека
такое багровое лицо и о чем он, собственно, говорит.
   - Я бы хотел получить назад фотографию, - произнес он. - Это моя жена и
сын.
   - Конечно, конечно, - подполковник еще шире заулыбался, показав  старые
желтые зубы над седой в багровых пятнах бородой. - Ты сможешь получить  ее
обратно, когда зайдешь  после,  обеда.  Третья  рота  переформировывается.
Считая вас двоих, в  роте  осталось  около  сорока  человек.  -  Ивенс,  -
приказал он солдату,  который  дремал,  прислонившись  к  стене  сарая,  -
проводи-ка их в третью роту. Не пугайтесь, - сказал он, улыбнувшись Ною, -
это не далеко,  на  соседнем  поле.  -  Он  снова  склонился  над  схемой,
покачивая головой и повторяя: - Хорошо, очень хорошо. - Ивенс вывел их  из
сарая и повел сквозь утреннюю дымку на соседнее поле.
   Первым человеком, которого они встретили, был лейтенант Грин,  который,
едва взглянув на них, сказал:
   - Там есть одеяла. Завернитесь в них и ложитесь  спать.  Я  поговорю  с
вами потом.
   По пути они увидели Шилдса, ротного писаря. Он уже успел устроить  себе
маленький письменный стол, приспособив для этого два пустых  ящика  из-под
продуктов, которые примостил в канаве под деревьями, на краю поля.
   - Эй, вы, - крикнул им Шилдс, - тут у меня есть почта для  вас.  Первая
весточка. Я чуть было не отослал ее  обратно.  Я  думал,  вы  пропали  без
вести.
   Он порылся в вещевом мешке и вытащил несколько конвертов. Среди них был
коричневый конверт из оберточной бумаги для Ноя, подписанный  рукой  Хоуп.
Ной спрятал его в карман своей рубашки, снятой с убитого, потом  взял  три
одеяла. Вместе с Бернекером они не  спеша  выбрали  место  под  деревом  и
расстелили одеяла. Тяжело опустившись на землю, они стащили с ног выданные
им ботинки. Ной вскрыл конверт.  Оттуда  выпал  маленький  журнальчик.  Не
обратив на него внимания, он принялся читать письмо Хоуп.
   "Мой любимый, - писала она.  -  Я  должна  сразу  объяснить,  почему  я
посылаю тебе этот журнал. Те стихи, которые ты написал в Англии  и  послал
мне, показались мне такими прекрасными, что я не могла держать  их  только
для себя и взяла на себя смелость послать их..."
   Ной взял журнал. На обложке он увидел свое имя.  Он  раскрыл  журнал  и
стал перелистывать страницы. Потом снова увидел свое имя и под ним четкие,
мелкие строчки стихов.
   "Страшись сердечного волнения, - читал он,  -  сердца  не  терпят  злых
разлук..."
   - Эй, - позвал он, - послушай-ка, Бернекер.
   - Что? - Бернекер попытался было прочитать свои письма,  но  бросил  и,
лежа на спине под одеялами, бездумно глядел в небо. - Чего тебе?
   - Знаешь что, Бернекер, - сказал Ной, - ведь  мои  стихи  напечатали  в
журнале. Хочешь прочитать?
   После долгой паузы Бернекер приподнялся и сел.
   - Конечно, - сказал он, - давай его сюда.
   Ной передал журнал Бернекеру, перегнув его на той  странице,  где  были
напечатаны его стихи. Он внимательно следил за лицом  своего  друга,  пока
тот читал. Бернекер читал медленно, беззвучно шевеля губами. Раз  или  два
его глаза  закрывались,  и  голова  начинала  мерно  покачиваться,  но  он
все-таки дочитал до конца.
   - Здорово, - похвалил Бернекер. Он отдал журнал Ною, сидевшему рядом на
одеяле.
   - Честно? - спросил Ной.
   - Чудесные стихи, - серьезно подтвердил Бернекер  и  кивнул  головой  в
подтверждение своих слов. Потом снова улегся.
   Ной взглянул на свое имя, напечатанное в журнале, но все остальное было
набрано слишком мелким для его утомленных глаз шрифтом. Он убрал журнал  в
карман рубашки и забрался под теплые одеяла.
   Перед тем как закрыть глаза. Ной увидел Рикетта. Рикетт стоял над  ним,
он был чисто выбрит, и на нем была новая форма.
   - О господи, - донесся откуда-то сверху голос Рикетта, - этот еврей все
еще с нами.
   Ной закрыл глаза. Он знал, что  только  что  сказанное  Рикеттом  будет
иметь большое значение в его жизни, но сейчас  у  него  было  единственное
желание - уснуть.



29

   На обочине  дороги  стоял  щит  с  надписью:  "Следующая  тысяча  ярдов
просматривается противником и обстреливается артиллерийским огнем. Держите
интервал в семьдесят пять ярдов".
   Майкл искоса посмотрел на полковника Пейвона. Но  Пейвон,  сидевший  на
переднем сиденье джипа, был занят чтением какого-то  обернутого  в