"Розе",- это лучшее, что я могу вам предложить. Угодно будет  вашей  милости
тотчас подняться наверх или вы желаете подождать, пока разгорится огонь?
     - Мне кажется, я достаточно согрелась,- отвечала дама,- и  готова  идти
тотчас же. Боюсь, что уж и без того я слишком долго продержала на холоду все
общество, в особенности вот этого джентльмена (она  указала  на  Партриджа).
При такой ужасной погоде мне, право, неловко прогонять людей от огня.
     С этими  словами  она  удалилась  со  своей  горничной,  предшествуемая
хозяйкой, которая несла две свечи.
     По возвращении этой доброй женщины весь разговор в кухне сосредоточился
на прелестях приехавшей молодой леди. В самом деле,  в  совершенной  красоте
есть сила, против которой почти невозможно устоять; даже хозяйка, не слишком
довольная отказом гостьи от ужина, объявила, что  никогда  в  жизни  она  не
видела такого очаровательного создания. Партридж  пустился  расточать  самые
неумеренные похвалы ее наружности, хотя не мог также удержаться от некоторых
комплиментов золотому шитью ее платья; форейтор превозносил ее доброту и был
всецело поддержан другим форейтором, вошедшим теперь в кухню.
     -  Истинно  добрая  барыня,  скажу  я  вам,-сказал   последний,-   даже
бессловесную тварь  жалеет:  в  дороге  то  и  дело  спрашивала  меня,  как,
по-моему, не утрудит ли она лошадь такой быстрой ездой, а входя в гостиницу,
строго наказала задать им овса вволю.
     Вот какие чары заключены в приветливости и какие похвалы вызывает она у
людей всякого звания. Право, ее можно сравнить с  пресловутой  миссис  Хасси
50. Как и эта дама,  она  выставляет  в  самом  выгодном  свете  достоинства
женщины и скрашивает или скрывает ее  недостатки.  Краткое  размышление,  от
которого мы не могли здесь удержаться,  показав  читателю  привлекательность
любезного обращения; теперь же истина требует, чтобы мы противопоставили ему
обратное явление.

     ГЛАВА IV, описывающая верные средства  снискать  всеобщее  презрение  и
ненависть

     Как только приезжая легла в постель,  горничная  возвратилась  в  кухню
угоститься лакомствами, отвергнутыми госпожой.
     Компания в кухне встретила горничную с таким же  почтением,  как  перед
тем госпожу: все встали; но горничная не последовала примеру  госпожи  и  не
попросила вставших садиться. Да это было для них едва ли и возможно,  потому
что она так поставила стул свой, что завладела почти всем огнем.  Затем  она
приказала  сию  же  минуту  изжарить  цыпленка,  объявив,  что   не   станет
дожидаться, если он не будет готов через четверть часа.  И  хотя  упомянутый
цыпленок сидел еще в сарае на насесте  и,  прежде  чем  быть  посаженным  на
вертел,  требовал  таких  сложных  операций,  как  поимка,   умерщвление   и
ощипывание, тем не менее хозяйка взялась бы сделать все это  к  назначенному
времени, если бы гостья, к несчастью, допущенная  за  кулисы,  не  оказалась
поневоле  свидетельницей  fourberie  51;  бедной  женщине  пришлось  поэтому
признаться, что цыплят на кухне нет.
     - Однако, сударыня,- прибавила она,- я мигом  могу  достать  у  мясника
какой угодно кусок барашка.
     - Вы, значит, полагаете, что у меня лошадиный желудок и я  могу  кушать
баранину в такой час ночи? - возмутилась горничная-барыня.- Вы, трактирщики,
верно, воображаете, что люди выше вас похожи на вас. Да я и не ожидала найти
ничего порядочного в такой гадкой харчевне. Удивляюсь, почему  моей  госпоже
вздумалось здесь остановиться. Верно, одни только  лавочники  да  прасолы  и
заезжают сюда.
     Хозяйка вспыхнула, услышав такое оскорбление  своей  гостиницы,  однако
сдержала негодование и заметила только, что, благодарение богу, ее  посещают
самые знатные господа".
     - Уж мне-то вы не говорите о знати! - воскликнула горничная.Кажется,  я
больше смыслю в благородных людях, чем вы. Нет, вы лучше не раздражайте меня
своей наглостью, а скажите, что у вас есть на ужин; хоть я и не  стану  есть
конину, а все-таки страшно голодна.
     - Вот уж, можно сказать, не  вовремя  пожаловали,  сударыня,-  отвечала
хозяйка.- Должна признаться, у меня сейчас ничего нет, кроме куска  холодной
говядины, да и тот обглодан  почти  до  кости  лакеем  и  форейтором  одного
джентльмена!
     - Эй, трактирщица! - воскликнула миссис Авигея (так  для  краткости  мы
будем называть ее).- Не выводите меня из терпения, прошу вас! Да  если  б  я
целый месяц постилась, то и тогда не стала бы есть то, что побывало в  руках
у таких смердов. Неужто нет ничего почище и поприличнее в этом ужасном доме?
     - Может быть, вам угодно будет яичницы с  салом,  сударыня?  -  сказала
хозяйка.
     - А свежи ли у вас яйца? Уверены ли вы,  что  они  снесены  сегодня?  И
нарежьте  сало  поаккуратнее  и  потоньше;  не   выношу   ничего   толстого.
Пожалуйста, хоть раз попробуйте сделать что-нибудь порядочное и не  думайте,
что у вас жена фермер или кто-нибудь в этом роде.
     Хозяйка уже вооружилась ножом, но гостья остановила ее, сказав:
     - Голубушка, убедительно прошу вас: сначала вымойте руки, потому что  я
очень брезглива и с колыбели привыкла,  чтобы  мне  прислуживали  красиво  и
опрятно.
     Хозяйка,  с  большим  трудом  владевшая   собой,   начала   необходимые
приготовления, ибо Сусанна была решительно отвергнута, и с таким презрением,
что  бедной  девушке  стоило  не  меньшего  труда  удержать  свои  руки   от
насильственных действий, чем ее госпоже свой язык. Но с языком Сусанне так и
не удалось сладить, хоть она его буквально прикусила, однако у  нее  не  раз
сорвалось: "Подумаешь! У меня такая же кровь, как и  у  вас,  сударыня",-  и
другие негодующие фразы.
     Пока готовился ужин, миссис Авигея стала сетовать, что не распорядилась
затопить камин в общей комнате, а теперь уже слишком поздно.
     - Впрочем,- продолжала она,- для разнообразия буду довольна  и  кухней:
ведь я отроду в кухне не едала.
     Потом, обратись к форейторам, она спросила, почему они не в  конюшне  с
лошадьми.
     - Уж если мне приходится принимать мою грубую пищу здесь,- сказала  она
хозяйке,- так извольте, сударыня, очистить кухню: не сидеть же мне вместе  с
чернью! А что касается вас, сэр,- обратилась она к Партриджу,то  с  виду  вы
похожи на джентльмена и потому, если угодно,  можете  остаться:  я  не  хочу
беспокоить порядочных людей.
     - Да, сударыня, вы правы,- сказал Партридж,-  я  джентльмен,  могу  вас
уверить, и меня не так легко побеспокоить. Non semper vox casualis est verbo
nominativus 52.
     Эту латинскую реплику Авигея приняла за оскорбление и отвечала:
     -  Может  быть,  вы  и  джентльмен,  сэр,  но  только   поступаете   не
по-джентльменски, разговаривая с женщиной по-латыни.
     Партридж сказал что-то учтивое, но опять заключил свои  слова  латынью;
собеседница только задрала нос и обозвала его большим грамотеем.
     Тем временем ужин был подан,  и  миссис  Авигея  принялась  уплетать  с
усердием, совсем не подходившим для такой деликатной особы.
     - Так вы говорите, сударыня, к вам часто заезжают  знатные  господа?  -
спросила она, между тем как готовили, по ее приказанию, вторую порцию.
     Хозяйка  отвечала  утвердительно,  сказав,  что  в  настоящее  время  в
гостинице находится много знатных и благородных господ.
     - У  нас  остановился  молодой  сквайр  Олверти.  Вот  этот  джентльмен
подтвердит вам.
     - Кто же этот  молодой  знатный  джентльмен,  этот  сквайр  Олверти?  -
спросила Авигея.
     - Кем же ему быть,- отвечал Партридж,- как не сыном  и  не  наследником
известного сквайра Олверти из Сомерсетшира.
     - Вот странные новости слышу! Я очень хорошо знаю  мистера  Олверти  из
Сомерсетшира, и, насколько мне известно, у него нет сына.
     При этих словах хозяйка насторожила уши, а Партридж  немного  смутился.
Однако после непродолжительного колебания он отвечал:
     - Действительно,  сударыня,  не  всем  известно,  что  он  сын  сквайра
Олверти, который никогда не был женат на его матери. Но он, несомненно,  его
сын и будет его наследником; это настолько же верно, как то, что  его  зовут
Джонсом.
     При этих словах Авигея уронила кусок шпика, который отправляла в рот, и
воскликнула:
     - Вы меня удивляете, сэр! Возможно ли,  чтобы  мистер  Джонс  находился
сейчас в этом доме?
     - Quare non? 53 - отвечал Партридж.-И возможно, и несомненно.
     Авигея поспешно  доела  остатки  ужина  и  бросилась  в  комнату  своей
госпожи, где произошел разговор, который будет передан в следующей главе.

     ГЛАВА V, раскрывающая, кто были любезная дама и ее нелюбезная служанка

     Как алая роза, случайно посаженная среди лилий, смешивает в  июне  свой
румянец с их яркой белизной; или как резвая телка в прелестный майский  день
разливает свое благовонное дыхание по цветущим лугам; или как нежная, верная
горлица в ясный апрельский день мечтает о своем  дружке,  сидя  на  красивой
ветке, - Софья (то была  она),  блистая  сотней  прелестей,  дыша  ароматным
дыханием, с мыслями, направленными на любезного Томми, и с сердцем, столь же
добрым  и  невинным,  сколь  прекрасно  было  лицо   ее,   лежала,   склонив
очаровательную головку на руку; как вдруг вошла в комнату  ее  горничная  и,
подбежав прямо к постели, проговорила:
     - Сударыня... сударыня... отгадайте, кто остановился в этой гостинице?
     Софья встрепенулась, воскликнув:
     - Надеюсь, не отец настиг нас?!
     - Нет, сударыня, тот, кто стоит сотни отцов; в эту самую  минуту  здесь
находится сам мистер Джонс собственной персоной.
     - Мистер Джонс! Быть не может. Не смею и думать о таком счастье!
     Горничная  подтвердила  сказанное  и  была  тотчас  отряжена   госпожой
распорядиться позвать его: Софья объявила, что хочет немедленно видеть его.
     Едва только миссис Гонора покинула  кухню  вышеописанным  образом,  как
хозяйка яростно обрушилась на ушедшую. В сердце бедной  женщины  уже  немало
времени накипала злоба, и теперь она полилась из уст ее потоком ругательств,
как  льются  нечистоты  из  мусорной  телеги,   когда   уберут   доску,   их
удерживающую. Партридж подбавил и  свою  долю  злословия,  причем  обдал  не
только горничную, но (что может удивить  читателя)  пытался  также  замарать
белоснежную репутацию самой Софьи.
     - Бочонок всегда отдает сельдями,- сказал он.- Noscitur a  socio  54  -
справедливая пословица. Нельзя,  конечно,  отрицать,  что  дама  в  нарядном
платье учтивее своей спутницы, но, ей-богу, обе они не  многого  стоят.  Две
птички из Бата, ручаюсь вам; порядочные люди не путешествуют  ночью  верхом,
да еще без слуг.
     - Ей-ей,  правда,-  подхватила  хозяйка,-  вы  попали  прямо  в  точку.
Благородные господа, останавливаясь в  гостинице,  всегда  заказывают  ужин,
будут они кушать или нет.
     Во  время  этого  разговора  в  кухню  вошла  миссис  Гонора;  исполняя
поручение Софьи, она  велела  хозяйке  тотчас  разбудить  мистера  Джонса  и
сказать ему, что с ним  желает  поговорить  дама.  Хозяйка  направила  ее  к
Партриджу, заметив, что он друг сквайра, а сама она  никогда  не  заходит  к
мужчинам, в особенности к джентльменам,  и  с  недовольным  видом  вышла  из
кухни. Гонора обратилась к Партриджу, но тот  отказался  исполнить  просьбу,
"потому что  друг  мой,-  сказал  он,-  лег  очень  поздно  и  будет  крайне
недоволен, если его потревожат так рано". Миссис Гонора  все  же  упрашивала
разбудить его, уверяя, что он не только не  будет  недоволен,  а,  напротив,
страшно обрадуется, когда узнает, зачем его будят.
     - В другое время, может быть, и обрадовался  бы,-  ответил  Партридж,но
non omnia possumus omnes 55. Для рассудительного человека довольно  и  одной
женщины зараз.
     - Что вы разумеете под одной женщиной, приятель? - воскликнула Гонора.
     - Я вам не приятель,- оборвал ее Партридж и без обиняков  сообщил,  что
Джонс спит с женщиной, употребив при этом выражение, неудобное  для  печати.
Оно так взбесило миссис Гонору, что горничная выругала Партриджа наглецом  и
стремглав побежала докладывать госпоже своей об успехе данного ей  поручения
и о добытых сведениях; вдобавок она  их  еще  преувеличила,  обозлившись  на
Джонса, словно он сам произнес слова,  вырвавшиеся  из  уст  Партриджа;  она
окатила юношу потоком ругательств  и  советовала  госпоже  своей  не  думать
больше о человеке, который никогда  не  был  ее  достоин;  потом  припомнила
историю с Молли Сигрим и изобразила в самом  дурном  свете  его  бегство  от
Софьи, чему, надо признаться, немало благоприятствовала  сложившаяся  теперь
обстановка.
     Софья была настолько огорчена, что  и  не  думала  останавливать  поток
речей своей горничной. Но наконец она прервала ее, сказав:
     - Никогда я этому не поверю: его  оклеветал  какой-нибудь  негодяй.  Ты
говоришь, что узнала об этом от его друга; но какой же друг станет  выдавать
такие вещи!
     - Я думаю,- отвечала Гонора,- что этот молодчик его сводник: отроду  не
видала более гнусной рожи.  Впрочем,  такие  беспутные  повесы,  как  мистер
Джонс, нисколько не стыдятся подобных вещей.
     Правду сказать, поведение Партриджа было несколько  непростительно,  но
он еще не проспался как следует после  выпитой  им  вчера  дозы,  к  которой
поутру прибавилось свыше пинты вина, или, вернее, солодового спирта,  потому
что грушевка была далеко не безупречной чистоты.  А  надо  сказать,  что  та
часть головы его, которую природа назначила вместилищем для  напитков,  была
очень неглубока, и даже небольшое количество жидкости переливалось через  ее
края и прорывало шлюзы сердца, так что все заключенные в нем тайны  вытекали
наружу. Да и вообще шлюзы эти  были  у  него  очень  ненадежны.  Представляя
характер его в  наивыгоднейшем  свете,  скажем,  что  Партридж  был  отменно
честный человек, ибо, отличаясь крайней любознательностью и вечно суя нос  в
тайны других, он добросовестно им отплачивал, сообщая, в свою очередь,  все,
что знал сам.
     Между тем как Софья, терзаемая тоской, не знала, чему верить и  на  что
решиться, вошла Сусанна с  заказанным  сак-веем.  Миссис  Гонора  тотчас  же
шепотом  посоветовала  своей  госпоже   порасспросить   служанку,   которая,
вероятно, может сообщить ей правду. Софья одобрила эту мысль.
     -  Подите  сюда,  милая,-   обратилась   она   к   Сусанне,-   ответьте
чистосердечно на все, о чем я вас спрошу, и я обещаю вам,  что  вы  получите
хорошее вознаграждение. Нет ли  сейчас  в  гостинице  молодого  джентльмена,
красивого молодого джентльмена, который...
     Тут Софья покраснела и смешалась.
     -  Молодого  джентльмена,  который  прибыл  сюда  в  обществе  дерзкого
грубияна, сидящего в кухне,- подхватила Гонора.
     - Да, он здесь,- отвечала Сусанна.
     - А не знаете ли вы чего о даме...- продолжала Софья,- о даме...  Я  не
спрашиваю вас, хороша ли она или не хороша; может быть, и нехороша, дело  не
в этом, только не знаете ли вы чего о даме?
     -  Ах,  сударыня,  -  вмешалась  Гонора,-  плохой  же  вы  следователь.
Послушай-ка, голубушка, что этот  молодой  джентльмен  сейчас  в  постели  с
какой-нибудь девкой или нет?
     Сусанна улыбнулась и ничего не ответила.
     - Отвечайте же, голубушка,- обратилась к ней Софья,- вот вам гинея.
     - Гинея. А что мне в гинее, сударыня,- отвечала Сусанна.- Если  хозяйка
проведает об этом, так я сию минуту место потеряю.
     - Вот вам еще гинея,- сказала Софья,- и я даю вам  слово,  что  хозяйка
ничего не узнает.
     Сусанна минуту поколебалась, потом взяла деньги и рассказала  все,  что
ей было известно.
     - Если вы так любопытствуете, сударыня,- проговорила она в заключение,-
я могу тихонько пробраться в его комнату и посмотреть, лежит ли он у себя  в
постели или нет.
     Получив согласие Софьи, она  отправилась  на  разведки  и  вернулась  с
отрицательным ответом.
     Софья  вся  затрепетала  и  побледнела.  Миссис   Гонора   умоляла   ее
успокоиться и не думать больше о таком недостойном человеке.
     -  Простите,  сударыня,-  сказала  Сусанна,-  надеюсь,  вопрос  мой  не
оскорбит вашу милость: не будете ли вы, ваша милость, мисс Софья Вестерн?
     - Откуда вы можете знать меня? - удивилась Софья.
     - Да вот мужчина  на  кухне,  о  котором  говорила  эта  дама,  вечером
рассказывал про вас. Но я надеюсь, сударыня, вы на меня не сердитесь?
     - Право, голубушка, не сержусь,- отвечала Софья,-  только,  пожалуйста,
расскажите мне все, а я в долгу не останусь.
     - Так вот, сударыня,- продолжала  Сусанна,-  этот  мужчина  рассказывал
всем нам на кухне, что мисс Софья Вестерн...  уж,  право,  не  знаю,  как  и
выговорить...
     Тут она замолчала,  но,  поощренная  Софьей  и  настойчиво  понуждаемая
миссис Гонорой, продолжала:
     - Он рассказывал нам, сударыня,- хотя, понятно, все  это  ложь,-  будто
ваша милость умирает от любви к молодому сквайру и что сквайр идет на войну,
чтобы отделаться от вас. Слушая его, я подумала:  какой  обманщик!  Покинуть
такую  нарядную,  богатую,  красивую  даму,  как  вы,  из-за  самой  простой
женщины,- ведь она самая простая  женщина,  да  еще  вдобавок  чужая  жена,-
ей-богу, это странно, ну прямо неестественно.
     Софья дала Сусанне третью гинею и, сказав, что она может положиться  на
ее дружбу, если не будет болтать о случившемся и никому не сообщит ее имени,
поручила ей приказать форейтору немедленно седлать лошадей.
     Оставшись наедине с Гонорой, Софья объявила верной своей горничной, что
никогда еще не чувствовала себя такой спокойной, как сейчас.
     - Теперь я убедилась,- сказала она,- что он не  только  негодяй,  но  и
низкое, презренное существо. Я  готова  простить  ему  все,  только  не  это
бесцеремонное разглашение моего имени.  Теперь  я  потеряла  к  нему  всякое
уважение. Да, Гонора, теперь я спокойна, совсем, совсем спокойна...
     И слезы хлынули из глаз ее неудержимым потоком.
     Через несколько минут, которые проведены были Софьей преимущественно  в
слезах и обращенных к горничной уверениях в совершенном спокойствии, Сусанна
возвратилась с докладом, что лошади готовы;  как  вдруг  нашу  юную  героиню
осенила весьма необыкновенная мысль:  она  пожелала  подать  мистеру  Джонсу
такую весть о своем пребывании в гостинице, которая явилась бы для него хоть
некоторым наказанием за его провинности, если в  нем  оставалась  еще  искра
любви к ней.
     Читатель благоволит вспомнить о маленькой  муфте,  которая  удостоилась
чести быть уже неоднократно упомянутой в настоящей  истории.  Муфта  эта  со
времени отъезда мистера  Джонса  была  постоянной  спутницей  Софьи  днем  и
разделяла с ней постель ночью; в эту самую минуту муфта была у нее на  руке,
откуда Софья сорвала ее с крайним негодованием и, написав на  клочке  бумаги
свое имя, приколола его к ней булавкой и уговорила Сусанну  снести  муфту  в
таком виде на пустую постель мистера Джонса, а если бы он ее не заметил,  то
постараться положить таким образом, чтобы она непременно попалась ему  утром
на глаза.
     Потом, заплатив  за  съеденное  миссис  Гонорой  по  счету,  в  который
включено было и то, что могла бы съесть она сама, Софья села  на  лошадь  и,
снова уверив горничную в совершенном своем спокойствии, продолжала путь.

     ГЛАВА  VI,  описывающая  наряду   с   прочим   сметливость   Партриджа,
исступление Джонса и глупость Фитцпатрика

     Был уже шестой час утра и начали вставать и появляться на кухне  другие
постояльцы, в том числе сержант и  кучер;  окончательно  примирившиеся,  они
совершили возлияние, или, выражаясь проще, выпили вместе добрую толику.
     При  этом  возлиянии  самым  замечательным  было  поведение  Партриджа,
который, когда сержант предложил тост за здоровье  короля  Георга,  повторил
только слово "короля"; большего от него нельзя было добиться, ибо,  хотя  он
шел сражаться против стороны, которой сочувствовал, однако  невозможно  было
заставить его пить за успех дела, которому он не