на дверце твоей кареты будет красоваться корона?
     - Клянусь честью, нисколько! Подушечкой для булавок я была бы  довольна
не меньше, чем короной.
     - Пожалуйста, не упоминай о чести Толковать об этом совсем не  пристало
такой негоднице, как ты. Я жалею, что ты заставляешь меня произносить грубые
слова, но твой низкий образ мыслей для меня  невыносим:  в  тебе  совсем  не
сказывается кровь Вестернов. Впрочем, как бы пошлы и вульгарны ни были  твои
вкусы, это не может затронуть меня. Я не допущу, чтобы  про  меня  говорили,
будто я побудила тебя отказаться от одной из  лучших  партий  в  Англии,  от
партии, которая, не говоря уж о богатстве, сделала бы честь любой фамилии  в
государстве, а по знатности она даже выше нашей
     - Видно, я  родилась  уродом,-  отвечала  Софья,  -  и  лишена  чувств,
которыми награждены другие; наверно, есть же чувство,  при  помощи  которого
другие воспринимают прелесть громких звуков и  показного  блеска,-  чувство,
которого мне недостает; иначе не стали бы люди затрачивать столько  труда  и
приносить столько жертв для достижения того, что представлялось бы  им,  как
представляется мне, ничтожнейшим пустяком, а достигнув этого,  не  чванились
бы так и не гордились.
     - Полно врать, сударыня,- остановила ее тетка,- ты родилась с такими же
чувствами, как и все люди; но будь уверена, что ты родилась не с таким умом,
чтобы одурачить меня и выставить на посмешище перед  всем  светом.  Объявляю
тебе самым торжественным образом,- а ты, я думаю, знаешь, как непреложны мои
решения,- что, ежели ты не согласна принять сегодня его светлость, я  завтра
же утром собственными руками передам тебя отцу и больше не желаю вмешиваться
в твои дела и даже тебя видеть.
     Выслушав эту речь, произнесенную весьма гневным  и  решительным  тоном,
Софья несколько мгновений не произносила ни слова, потом залилась слезами  и
воскликнула:
     - Делайте со мной, что вам угодно, сударыня, я  несчастнейшее  существо
на свете! Если моя дорогая тетушка от меня отступается, где же  тогда  найти
мне защитника?
     - Любезная племянница, ты найдешь прекрасного защитника в его светлости
-  защитника,  которого  способно  оттолкнуть  от  тебя  разве  только  твое
увлечение этим грязным Джонсом.
     - Вы меня обижаете, сударыня! - воскликнула Софья.- После того, что  вы
мне показали, как можете вы предполагать, что я не изгнала  навсегда  всякие
мысли о нем, если даже  они  у  меня  и  были?  Если  вам  нужно,  я  готова
присягнуть, что никогда больше не буду с ним видеться.
     - Так будь же рассудительной, душенька. Можешь ты  привести  хоть  одно
возражение против лорда?
     - Я, кажется, уже приводила вам достаточно  веское  возражение,отвечала
Софья.
     - Какое же? - удивилась тетка.- Я что-то не припоминаю.
     - Ведь я говорила вам, сударыня, что он вел себя со мной самым грубым и
непристойным образом.
     - Или я ни слова об этом не слышала, или не поняла тебя,  душенька.  Но
что ты подразумеваешь под словом "грубым и непристойным образом"?
     - И рассказать стыдно, сударыня. Он схватил меня в объятия, повалил  на
диван, засунул руку за лиф и принялся целовать с такой яростью, что  у  меня
до сих пор на левой груди есть знак.
     - Полно! - воскликнула миссис Вестерн.
     - Да, да, сударыня! Счастье, что в эту минуту вошел батюшка, а  то  бог
знает, до чего бы он довел свою дерзость.
     -  Неслыханно!  Возмутительно!-воскликнула  тетка.-  Еще  ни  с   одной
женщиной из рода Вестернов не обращались таким образом. Я бы  самому  принцу
выцарапала глаза, если бы он позволил себе  такие  вольности  со  мной.  Это
немыслимо! Нет, Софья, ты, верно, все это выдумала, чтобы восстановить  меня
против него.
     - Надеюсь, сударыня,- отвечала Софья,- вы не настолько  дурного  мнения
обо мне, чтобы считать меня способной лгать. Клянусь вам, это правда.
     - Я бы всадила ему нож в сердце, если бы там была!  Однако  у  него  не
могло быть бесчестного намерения, это невозможно! Он бы не посмел. Да за это
говорит  и  его  предложение:  намерения  его  не  только  честные,   но   и
великодушные. Почем я знаю: в нынешнее время  молодые  люди  позволяют  себе
слишком большие вольности. Почтительный поклон - вот все, что я позволила бы
до свадьбы. У меня тоже были поклонники, но я  не  захотела  выйти  замуж  и
никогда не позволяла им ни малейшей вольности. Это нелепый обычай, он всегда
был мне не по душе. Мужчины целовали меня только в щеку. Пожалуй,  еще  мужу
можно позволить целовать себя в губы, да и то, если бы я когда-нибудь  вышла
замуж, то, думаю, мне нелегко было бы решиться на это.
     - Простите мне, дорогая тетушка,- сказала Софья,- если  я  сделаю  одно
замечание. Вы говорите, что у вас было много поклонников; это всем известно,
даже если бы вы вздумали это отрицать. Вы отказали им всем, а в их числе,  я
уверена, был не один с гербом, украшенным короной.
     - Это  правда,  милая  Софи,  однажды  мне  сделала  предложение  особа
титулованная.
     - Так почему же вы не позволяете мне отказать этому лорду?
     - Да, душенька, я отказала человеку титулованному, но то предложение не
было такое блестящее: я хочу сказать, оно не было таким блестящим,  как  то,
которое делают тебе.
     - Хорошо, тетушка, но ведь вы получали предложения  и  от  людей  очень
богатых. Таких выгодных предложений вам было сделано не одно, не  два  и  не
три.
     - Да, несколько.
     - Отчего же и мне, тетушка, не подождать  другого,  может  быть,  более
лестного? Вы еще молодая женщина и, конечно, не отдадите руки  первому,  кто
за вас посватается, будь он богат и даже знатен. А ведь я совсем молоденькая
и отчаиваться мне рано.
     - Это верно, голубушка,- растаяла тетка,- но чего же ты от меня хочешь?
     - Я прошу вас не  оставлять  меня  одну  с  лордом,  по  крайней  мере,
сегодня. Сделайте мне это одолжение, и я к нему выйду, если вы считаете  это
возможным после того, что произошло.
     - Хорошо, я согласна. Ты ведь знаешь, Софи, что я тебя люблю и ни в чем
не могу тебе отказать. Не всегда я была так сговорчива. Прежде меня  считали
жестокой - мужчины, конечно,- меня  называли  жестокой  Парфениссой.  Немало
вскрыла я конвертов, заключавших в себе стихи к жестокой Парфениссе. Софи, я
никогда не была так хороша собой,  как  ты,  и  все  же  я  чем-то  на  тебя
походила. Теперь я немножко  изменилась.  Державы  и  царства,  как  говорит
Туллий Цицерон в  своих  письмах,  претерпевают  изменения;  той  же  участи
подвержен и человек.
     И  целые  полчаса  говорила  она  о  себе,  о  своих  победах  и  своей
жестокости, до самого приезда милорда, который, высидев очень скучный визит,
потому что миссис Вестерн  ни  на  минуту  не  покидала  комнаты,  удалился,
недовольный как теткой, так и  племянницей.  Софья  привела  тетку  в  такое
превосходное расположение духа, что та почти во всем с  ней  соглашалась,  в
частности, и в том, что такого предприимчивого поклонника следует держать на
почтительном расстоянии.
     Таким образом, героиня наша благодаря умело пущенной в  ход  лести,  за
которую, верно, никто не будет ее порицать, добилась маленькой поблажки - во
всяком случае, сбыла с плеч этот тяжелый день. А  теперь,  оставив  Софью  в
лучшем положении, чем то, в каком она находилась уже долгое время, обратимся
к мистеру Джонсу, покинутому нами в положении самом безотрадном.

     ГЛАВА V Миссис Миллер и мистер Найтингейл навещают Джонса в тюрьме

     Когда мистер Олверти уехал с племянником  к  мистеру  Вестерну,  миссис
Миллер отправилась к своему зятю, чтобы сообщить ему о несчастье,  постигшем
его друга Джонса; но тот давно уже знал об этом от Партриджа (Джонс,  съехав
от миссис Миллер, поселился в одном доме с мистером Найтингейлом). Почтенная
вдова нашла свою дочь в глубоком огорчении по поводу случившегося с Джонсом;
кое-как ее утешив, она отправилась в тюрьму, куда мистер  Найтингейл  прибыл
уже раньше.
     Верность и постоянство истинного друга -  явления,  настолько  отрадные
для человека, попавшего в  беду,  что  самая  беда,  если  она  преходяща  и
допускает облегчение, ими более чем вознаграждается! Примеры подобного  рода
не так редки, как кажется поверхностным и невнимательным наблюдателям.  Надо
признаться,  что  недостаток  сочувствия  не  принадлежит  к  числу   широко
распространенных нравственных изъянов. Губительным  ядом,  отравляющим  наши
души. является зависть. Поэтому глаза наши,  боюсь,  редко  поднимаются  без
зложелательства на тех, кто явно выше, лучше, умнее и счастливее нас,  тогда
как мы охотно опускаем их на низшего и несчастного с  участием  и  жалостью.
Действительно. я заметил, что  дружбу  подрывает  по  большей  части  именно
зависть - адский порок; но я крайне редко встречал людей, совершенно от него
свободных. Однако довольно о предмете, который,  если  в  него  углубляться,
завел бы меня слишком далеко.
     Опасалась ли Фортуна, что  Джонс  окончательно  сломится  под  тяжестью
своих невзгод и таким образом лишит ее возможности мучить его в будущем  или
же действительно несколько умерила свою суровость к  нему,  только  она  как
будто перестала его преследовать, прислав к нему двух верных его  друзей  и,
что случается  еще  реже,  верного  слугу,  ибо  Партридж,  при  всех  своих
недостатках, отличался верностью; и хотя страх не позволил бы  ему  пойти  в
петлю за хозяина, однако,  мне  кажется,  золото  всего  мира  не  могло  бы
заставить его изменить ему.
     Между тем как  Джонс  выражал  большую  радость  по  случаю  встречи  с
друзьями, явился Партридж с известием, что мистер Фитцпатрик еще  жив,  хотя
хирург считает положение его почти безнадежным. Услышав это,  Джонс  глубоко
вздохнул, а Найтингейл сказал ему:
     - Что вы так огорчаетесь, дорогой Том? Ведь чем бы это происшествие  ни
кончилось, опасаться вам нечего, и совесть  ваша  не  может  вас  ни  в  чем
упрекнуть. Если даже он умрет, так вы только лишили жизни  буяна  в  порядке
самозащиты. Так на это посмотрит и судебное следствие, и вас охотно  отдадут
на поруки. Правда, вас будут судить; но такой процесс - пустая формальность,
и любой ходатай согласится защищать вас за шиллинг.
     - Полно, мистер Джонс,- сказала миссис Миллер,- ободритесь; я знаю, что
не вы были зачинщик. Я уже говорила это мистеру Олверти, и он  должен  будет
со мной согласиться, иначе я от него не отстану.
     Джонс с грустью на это ответил, что, какова бы ни была его  участь,  он
всегда будет горевать, что пролил кровь ближнего, и считать  это  величайшим
несчастьем своей жизни.
     - Но на меня свалилось и  другое  горе,  к  которому  я  гораздо  более
чувствителен... Ах, миссис Миллер, я потерял то, что было  для  меня  дороже
всего на свете!
     -  Должно  быть.  возлюбленную,-  сказала  миссис  Миллер.-  Но  полно,
ободритесь: я знаю больше, чем вы думаете (Партридж  разболтал  ей  все),  и
слышала больше, чем вы знаете. Ваши дела совсем не так плохи, уверяю вас:  я
не поставила бы и шести пенсов за Блайфила.
     - Ах, дорогая хозяюшка, я вижу, вы совсем не  знаете  истинной  причины
моего горя. Если бы вы знали, в чем дело, вы бы согласились,  что  положение
мое безнадежно. Блайфил меня не тревожит. Я сам погубил себя.
     - Не отчаивайтесь.- сказала миссис Миллер,- вы  не  знаете,  что  может
сделать женщина, и если я могу быть чем-нибудь полезна, то сделаю все, чтобы
услужить вам. Это мой долг. Мой зять,  дорогой  мистер  Найтингейл,  который
признался мне, сколь многим он вам обязан по такому же  поводу,  знает,  что
это мой долг. Не пойти ли мне самой к мисс Софье? Я передам ей все,  что  вы
прикажете.
     - О лучшая из женщин! - воскликнул Джонс, пожав ей руку.-  Не  говорите
мне об одолжениях... Но если уж вы так добры, то у меня есть  одна  просьба,
которую вы, вероятно, можете исполнить. Я вижу, что вы знаете даму (как  это
получилось, мне неизвестно), которая владеет моим сердцем. Если  вы  найдете
способ передать ей вот это (он вынул из кармана письмо), я навсегда  сохраню
к вам признательность за вашу доброту.
     - Давайте,- сказала миссис Миллер,- и если я не вручу ей ото письмо  до
вечера, лучше мне больше не просыпаться!  Утешьтесь,  дорогой  друг!  Будьте
умницей, извлеките урок из прошлых ваших безрассудств, и я ручаюсь вам,  что
все пойдет хорошо. Я еще увижу  вас  счастливым  супругом  очаровательнейшей
женщины на свете, как все про нее говорят.
     -  Поверьте,  сударыня,  я  не  собираюсь  петь  вам   песенку,   какую
обыкновенно поют люди, попавшие в  мое  положение.  Еще  до  этого  ужасного
случая я решил оставить прежний образ жизни, уяснив себе все его  безумие  и
порочность. Уверяю вас, что, несмотря на беспорядок, к прискорбию  учиненный
мной в вашем доме, за что искренне  прошу  у  вас  прощения,  я  не  отпетый
преступник.  Я,  может  быть,  чересчур  отдавался  пороку,  но  не  одобряю
безнравственного поведения и с этой минуты не дам никому повода для упреков.
     Миссис  Миллер  с  большим  удовлетворением  выслушала  этот  зарок,  в
искренности которого нимало не сомневалась, и остальной  разговор  прошел  в
соединенных усилиях этой почтенной женщины и мистера Найтингейла развеселить
упавшего духом мистера Джонса, в чем они и успели  настолько,  что  оставили
нашего героя почти  совершенно  утешенным  и  успокоенным.  Этой  счастливой
перемене больше всего содействовала готовность миссис Миллер передать  Софье
его письмо, которое Джонс совсем было отчаялся  переправить  по  назначению:
дело в том, что Черный Джордж, принеся последнее  письмо  от  Софьи,  сказал
Партриджу, что барышня строжайше запретила  ему,  под  страхом  открыть  все
отцу, возвращаться с ответом. Кроме того, Джонсу было весьма отрадно найти в
лице  миссис  Миллер,  этой  действительно  достойнейшей  женщины,   горячую
заступницу перед мистером Олверти.
     Визит MXicciic Миллер продолжался целый час (Найтингейл пробыл у Джонса
еще  дольше);  наконец  оба  гостя  попрощались  с  Джонсом,  обещая  вскоре
навестить его снова. Миссис Миллер выразила при этом  надежду  принести  ему
добрые вести от Софьи,  ;i  мистер  Найтингейл  обещал  узнать  о  состоянии
здоровья  мистера  Фитцпатрика  и,  кроме  того,  разыскать  кого-нибудь  из
свидетелей поединка.
     Миссис Миллер отправилась прямо к Софье, куда и мы за ней последуем.

     ГЛАВА VI, в которой миссис Миллер посещает Софью

     Получить доступ к Софье было нетрудно: так как она находилась теперь  в
самых дружеских отношениях с теткой, то могла принимать кого угодно.
     Софья одевалась, когда ей доложили, что ее желает видеть какая-то дама.
Так как она не боялась и не стыдилась свидания с женщиной, то миссис  Миллер
тотчас же была принята.
     После поклонов и формальностей,  обыкновенных  при  встрече  незнакомых
между собой женщин, Софья сказала:
     - Я не имею удовольствия знать вас, сударыня.
     - Да, вы меня не знаете, сударыня,- отвечала миссис Миллер,- и я должна
попросить у вас извинения, что так бесцеремонно к вам  вхожу.  Но  когда  вы
узнаете, что заставило меня вас побеспокоить, то надеюсь...
     - Что же вам угодно, сударыня? - спросила Софья с некоторым волнением.
     - Мы не одни, сударыня, - отвечала вполголоса миссис Миллер.
     - Оставьте нас, Бетти, - приказала Софья.
     - Я пришла к вам по просьбе одного несчастного молодого человека вот  с
этим письмом,- сказала миссис Миллер, когда Бетти вышла.
     Софья, увидя адрес и узнав почерк,  переменилась  в  лице  и,  помолчав
немного, сказала:
     - Никак не могла предположить,  сударыня,  по  вашему  виду,  чтобы  вы
пришли по такому делу... От кого бы ни было это письмо, я его не распечатаю.
Мне было бы неприятно поселять в ком бы то ни было ложные подозрения; я  вас
совсем не знаю.
     - Минутку терпения, сударыня,- отвечала миссис Миллер,- я расскажу вам,
кто я и как попало в мои руки это письмо.
     - Ни то, ни  другое  меня  не  интересует,  сударыня,-  сказала  Софья,
возвысив голос,- и я настоятельно прошу вас вернуть письмо тому, от кого  вы
его получили.
     При  этих  словах  миссис  Миллер   упала   на   колени   и   в   самых
прочувствованных выражениях принялась умолять Софью сжалиться. На это  Софья
отвечала:
     - Право, сударыня, мне удивительно: почему вы так усердно хлопочете  за
этого человека? Мне бы не хотелось предполагать, сударыня...
     -  Все  ваши  предположения   отпадут,   когда   вы   узнаете   истину,
сударыня.прервала ее миссис Миллер.- Я расскажу вам все,  и  вы  перестанете
удивляться, почему я так хлопочу. Это прекраснейшей  души  человек,-  и  она
рассказала всю историю с мистером Андерсоном, заключив ее словами: - Вот  до
чего простирается его доброта,  сударыня!  Но  я  обязана  ему  еще  гораздо
большим: он спас мою дочь.
     Тут она со слезами на глазах  подробно  изложила,  как  это  произошло,
опустив только обстоятельства, которые могли бы повредить репутации  дочери,
и заключила свою речь словами:
     - Судите же теперь, могу ли  я  когда-нибудь  заслуженно  отблагодарить
такого  отзывчивого,  доброго,  такого  великодушного  человека,  лучшего  и
достойнейшего из всех людей!
     До сих пор изменения, совершавшиеся на лице Софьи, были к ее  невыгоде:
она слишком сильно  бледнела;  но  теперь  она  зарделась  ярче  киновари  и
проговорила:
     -  Не  знаю,  что  и  сказать.  Конечно,  нельзя   порицать   поступки,
проистекающие из благодарности... Но какая же  польза  будет  вашему  другу,
если я прочту это письмо, раз я решила никогда...
     Миссис Миллер снова принялась упрашивать Софью, сказав, что ни  в  коем
случае не может отнести письмо назад.
     - Ну что же, сударыня, видно,  ничего  не  поделаешь,  если  вы  хотите
навязать его мне...- сказала Софья.- Вы ведь можете  его  оставить,  хочу  я
этого или нет.
     Что разумела в данном случае Софья и разумела ли она  что-нибудь  -  не
берусь решить, только миссис Миллер приняла слова за намек, положила  письмо
на стол п простилась, предварительно попросив разрешения навестить Софью еще
раз, на что не получила ни согласия, ни отказа.
     Письмо пролежало на столе лишь до той минуты, пока миссис
     Миллер не скрылась из виду; после этого Софья вскрыла его и прочла.
     Письмо это принесло очень мало  пользы  нашему  герою,  ибо  все  почти
состояло из горьких сокрушении по поводу его низости и торжественных клятв в
нерушимой верности Софье; Джонс выражал надежду убедить ее в этом,  если  он
удостоится когда-нибудь чести быть к ней допущенным, а относительно письма к
леди Белластон обещал представить такие объяснения,  что  Софья  если  и  не
оправдает, то, во всяком случае, простит его. Заключал он уверением,  что  у
него и в мыслях никогда не было жениться на леди Белластон.
     Хотя Софья перечла  это  письмо  два  раза  с  большим  вниманием.  оно
все-таки осталось для нее загадкой; при всех  своих  усилиях  она  не  могла
найти никакого оправдания поступку Джонса и продолжала  на  него  сердиться,
хотя леди Белластон отняла у нее  столько  злобы,  что  в  кроткой  ее  душе
оставалось очень мало этого чувства на долю других.
     К несчастью, леди Белластон должна била в этот день  обедать  у  миссис
Вестерн, а после обеда они условились пойти втроем в оперу и оттуда на  драм
к леди Томас Гатчет. Софья  с  удовольствием  отказалась  бы  от  всех  этих
удовольствий,  но  не  хотела  сердить  тетку,  а  что  касается   искусства
притворяться больной, то обо было настолько ей чуждо, что она о нем даже  не
подумала. Окончив туалет, она сошла вниз, решив  мужественно  встретить  все
ожидающие ее  неприятности.  А  день  действительно  выпал  для  нее  крайне
неприятный, ибо леди Белластон  пользовалась  каждым  случаем,  чтобы  очень
вежливо ее  уколоть,  между  тем  как  подавленное  состояние  делало  Софью
неспособной отражать удары, не говоря уже о том, что  она  и