Если читатель соблаговолит припомнить,  что  знакомство  Софьи  с  леди
Белластон состоялось  в  доме  миссис  Вестерн,  когда  там  жила  и  миссис
Фитцпатрик, то ему не для чего говорить, что миссис Фитцпатрик  была  с  ней
знакома. Кроме того, обе кузины были дальние родственницы леди.
     По зрелом размышлении миссис Фитцпатрик решила  навестить  рано  поутру
названную леди и рассказать ей всю историю по возможности так,  чтобы  Софья
ничего не знала о ее  посещении.  Ибо  она  нисколько  не  сомневалась,  что
благоразумная леди, часто высмеивавшая в разговорах романтическую  любовь  и
неразумные браки, вполне разделит ее мнение  насчет  этой  партии  и  охотно
поможет ее расстроить.
     Как миссис Фитцпатрик решила, так и сделала: на  другой  день,  еще  до
восхода солнца, она наскоро оделась и отправилась к леди Белластон в  крайне
необычный час, когда совсем не принято делать визиты. О посещении этом Софья
ничего не знала и не подозревала, хотя уже проснулась: она лежала в постели,
возле которой храпела Гонора.
     Миссис Фитцпатрик долго извинялась за свой бесцеремонный визит  в  час,
когда она "ни за что не осмелилась бы потревожить ее  милость,  если  бы  не
такое важное дело". И она пересказала леди Белластон все,  что  услышала  от
Бетти, не забыв упомянуть о вчерашнем визите Джонса.
     Леди Белластон с улыбкой отвечала:
     - Так  вы  видели,  сударыня,  этого  ужасного  человека?  Что  же,  он
действительно так хорош собой, как говорят? Вчера моя Итоф  целых  два  часа
мне о нем болтала. Должно быть, она за глаза в него влюбилась.
     Читатель, вероятно, будет удивлен, но дело  в  том,  что  миссис  Итоф,
имевшая  честь  зашпиливать  и  расшпиливать  леди   Белластон,   была   уже
осведомлена во всех подробностях об упомянутом мистере Джонсе и рассказала о
нем госпоже своей  еще  накануне  вечером  (или,  вернее,  сегодня  поутру),
раздевая ее перед сном, вследствие чего процедура эта растянулась  на  целых
полтора часа.
     Леди Белластон, вообще с удовольствием слушавшая болтовню миссис Итоф в
эти часы, проявила исключительный интерес к ее сообщению  о  Джонсе;  Гонора
расписала его красавцем, а миссис Итоф сгоряча столько же  прибавила  насчет
его наружности от себя, так что леди Белластон вообразила его чудом природы.
     Любопытство, возбужденное в ней  горничной,  было  теперь  еще  сильнее
подогрето рассказами миссис Фитцпатрик, которая столь же лестно отозвалась о
наружности Джонса, сколь дурно говорила ранее о его происхождении, характере
и состоянии.
     Выслушав гостью до конца, леди Белластон озабоченно проговорила:
     - Да, сударыня, дело действительно очень серьезное. Вы  взяли  на  себя
чрезвычайно похвальную роль, и я рада буду помочь вам спасти  эту  достойную
девушку, заслуживающую всяческого уважения.
     - Как вам кажется, сударыня,- проговорила с жаром миссис  Фитцпатрик,не
будет ли лучше всего оповестить сейчас же  моего  дядю,  где  находится  его
дочь?
     Леди немного подумала и отвечала:
     - Нет, сударыня, я не думаю. Судя по описаниям миссис  Вестерн,  братец
ее - такое животное, что я ни за что не соглашусь  выдать  ему  бежавшую  от
него женщину, кто бы она  ни  была.  Я  слышала,  он  и  с  женой  обращался
варварски,- такие изверги воображают, что имеют  право  нас  тиранить;  и  я
всегда буду почитать святою обязанностью  спасать  от  них  женщин,  имеющих
несчастье находиться в их власти... Надо только,  дорогая  кузина,  помешать
свиданию мисс Вестерн с этим молодчиком, пока хорошее общество, которое  она
найдет в моем доме, не даст более подходящего направления ее мыслям.
     - Если он проведает, где она,- отвечала миссис Фитцпатрик,- то,  можете
быть уверены, сударыня, он ни перед чем не остановится, чтобы  проникнуть  к
ней.
     - Будьте покойны,- возразила  леди,-  сюда  он  не  проникнет...  хотя,
конечно, он может как-нибудь проведать, где она, и  потом  притаиться  возле
дома... Вот почему мне не мешало бы знать его в лицо. Нельзя  ли  как-нибудь
устроить, сударыня, чтобы я его повидала? Иначе, вы понимаете,  кузина,  она
ухитрится с ним встречаться, и я не буду об этом знать.
     Миссис Фитцпатрик отвечала, что он грозил снова прийти  к  ней  сегодня
вечером и что, если ее милости угодно будет почтить ее своим посещением, она
почти наверно застанет его между шестью и семью; а если бы он пришел раньше,
то всегда найдется средство  задержать  его  до  приезда  ее  милости.  Леди
Белластон  обещала  приехать,  как  только  кончит  обедать,  что,   по   ее
предположению, произойдет самое позднее в семь; но  ей,  во  всяком  случае,
совершенно необходимо знать Джонса в лицо.
     - Поверьте, сударыня,- сказала она,- я высоко ценю ваши заботы  о  мисс
Вестерн, но долг человеколюбия, а также добрая слава  нашего  дома  требуют,
чтобы и я вам помогла, потому что, конечно, эта партия ужасна.
     Миссис Фитцпатрик не преминула ответить леди Белластон  любезностью  на
любезность; затем, после нескольких несущественных  замечаний,  откланялась,
быстро уселась в свой портшез и вернулась домой, не замеченная ни Софьей, ни
Гонорой.

     ГЛАВА IV, вся наполненная визитами

     Мистер Джонс расхаживал, не спуская глаз с заветной  двери,  в  течение
целого дня  -  одного  из  самых  коротких  в  году,  но  показавшегося  ему
нескончаемо длинным. Наконец, когда пробило пять, он снова явился  к  миссис
Фитцпатрик, которая приняла его весьма любезно, несмотря на то что оставался
еще целый  час  до  времени,  принятого  для  визитов,  но  она  по-прежнему
утверждала, что ничего не знает о Софье.
     Расспрашивая о своем ангеле, Джонс обронил слово "кузина".
     -  О,  да  вам  известно,  что  мы  в  родстве!  -  воскликнула  миссис
Фитцпатрик.- Позвольте же мне на правах родственницы спросить вас,  какое  у
вас дело к моей кузине.
     После довольно продолжительного колебания Джонс ответил наконец, что  у
него есть крупная сумма, принадлежащая Софье, и он желал бы передать ей  эти
деньги в собственные руки. Тут он достал  записную  книжку,  показал  миссис
Фитцпатрик ее содержимое и объяснил, каким образом она к нему попала. Только
что кончил он свой  рассказ,  как  весь  дом  задрожал  от  страшного  шума.
Описывать его  тем,  кто  его  слышал,  было  бы  напрасно,  а  дать  о  нем
представление никогда ничего подобного не  слышавшему  -  задача  еще  более
тщетная, потому что о нем справедливо можно сказать:

     Non acuta
     Sic geminant Corybantes aera.

     "Жрецы Кибелы гораздо тише бряцают своей гремящей медью".
     Словом, чей-то лакей застучал, или, вернее, загремел, у входной  двери.
Джонс, никогда еще не слышавший подобных звуков, был несколько  удивлен,  по
миссис Фитцпатрик очень спокойно объяснила ему, что теперь, при  гостях,  ей
неудобно будет говорить с ним, но, если ему угодно будет подождать, пока они
уйдут, она кое-что расскажет ему.
     В эту минуту двери широко  растворились,  и,  протолкнув  сначала  свои
фижмы, в комнату вошла леди Белластон. Она сделала низкий  реверанс  сначала
миссис Фитцпатрик, а затем мистеру Джонсу, после чего была проведена в конец
комнаты.
     Мы упоминаем эти мелкие подробности в поучение некоторым нашим знакомым
деревенским барыням, которые считают противным правилам  приличия  приседать
перед мужчиной.
     Только что все вселись, как приезд  известною  нам  пэра  снова  вызвал
смятение, и описанная церемония была повторена  По  ее  окончании  завязался
блестящий в полном  смысле  слова  разговор.  Так  как,  однако,  в  нем  не
содержалось ничего сколько-нибудь существенного  для  нашей  истории,  да  и
вообще ничего существенного, то я не стану его  передавать,  тем  более  что
самые тонкие светские разговоры кажутся  необыкновенно  плоскими,  когда  их
читаешь в книгах или слышишь  со  сцены  Действительно,  эта  духовная  пища
представляет собой лакомство,  увы.  недоступное  для  людей,  не  вхожих  в
светские гостиные,-  вроде  некоторых  изысканных  блюд  французской  кухни,
подаваемых только за столом вельмож. Но. по  правде  говоря,  угощать  толпу
лакомствами, рассчитанными не на каждый вкус, часто  значит  бросать  их  за
окно.
     Бедняга  Джонс  был  скорее  зрителем,  чем  действующим   лицом   этой
изысканной сцены. Правда, в краткий промежуток времени перед  приездом  пэра
сначала леди Белластон, а  потом  миссис  Фитцпатрик  обратились  к  нему  с
несколькими словами, но все их внимание поглощено было  благородным  лордом,
едва только он вошел в комнату; а так как он не обращал никакого внимания на
Джонса, словно такого человека и не было. и только время от времени вперял в
него пристальный взгляд, то и дамы последовали его примеру.
     Гости так засиделись,  что  миссис  Фитцпатрик  ясно  поняла  намерение
каждого из них  дождаться  отъезда  других  Поэтому  она  решила  спровадить
Джонса, считая, что с ним можно меньше всего церемониться
     - Сэр,-  озабоченно  сказала  она  ему,  воспользовавшись  перерывом  в
разговоре,- сегодня мне едва ли удастся дать вам ответ по  вашему  делу,  но
если вы будете добры оставить ваш адрес, то завтра я, вероятно, извещу вас .
     Умея держаться в обществе,  Джонс  не  знал,  однако,  условных  правил
приличия: вместо того чтобы раскрыть тайну своего местопребывания слуге,  он
подробно посвятил в нее самое хозяйку,  после  чего  с  церемонным  поклоном
удалился.
     Не успел он выйти, как важные господа, не обращавшие на  него  никакого
внимания в его  присутствии,  тотчас  занялись  исключительно  им.  Но  если
читатель  уже  разрешил  нам  не  пересказывать  более  блестящей  части  их
разговора, то он, вероятно, охотно избавит нас от повторения того, что можно
назвать пошлым злословием. Пожалуй, впрочем, существенно для  нашей  истории
передать одно замечание леди Белластон, которая, поднявшись через  несколько
минут по уходе Джонса, сказала на прощанье миссис Фитцпатрик:
     - Теперь я спокойна насчет моей родственницы: этот человек ей нисколько
не опасен.
     Мы последуем примеру леди Белластон и простимся с оставшимся  у  миссис
Фитцпатрик обществом, которое уменьшилось теперь до двух  человек;  так  как
между ними не произошло ничего, имеющего хотя бы малейшее касательство к нам
или к читателю, то мы не будем на этом задерживаться, отвлекаясь  от  вещей,
гораздо более  существенных  для  всякою,  кто  сколько-нибудь  интересуется
делами нашего героя.

     ГЛАВА V Происшествие, приключившееся с мистером  Джонсом  в  его  новой
квартире, и некоторые сведения о джентльмене, проживавшем мам же, о  хозяйке
дома. и о двух ее дочерях

     На следующий день, так  рано,  как  только  позволяли  приличия,  Джонс
явился к миссис Фитцпатрик, но ему  сказали,  что  леди  нет  дома,-  ответ,
поразивший его тем более, что он с самого рассвета расхаживал взад и  вперед
по улице и не мог бы не видеть, если бы она уехала.
     Ответ этот, однако, ему волей-неволей пришлось  принять,  и  не  только
теперь, по и в пять других визитов, сделанных им в тот же день.
     Говоря  начистоту,  благородный  пэр  по  тем  или  иным   соображениям
(заботясь, может быть, о репутации миссис Фитцпатрик) настоял па том,  чтобы
она не принимала больше мистера Джонса, который показался ему  ничтожеством;
миссис Фитцпатрик обещала,- и мы видим, как строго сдержала она свое слово.
     Но благосклонный читатель, вероятно, составил себе о  молодом  человеке
лучшее мнение, чем ее  милость,  и,  может  быть,  даже  встревожен,  уж  не
пришлось ли бедняге во время этой несчастной разлуки с  Софьей  остановиться
на постоялом дворе или прямо на улице;  чтобы  его  успокоить,  скажем,  что
герой наш поселился в весьма  почтенном  доме,  в  одной  из  лучших  частей
города.
     Мистер Джонс часто слышал от мистера Олверти о хозяйке дома, в  котором
тот останавливался, бывая в Лондоне. Женщина эта, проживавшая, как тоже знал
Джонс,  на  Бонд-стрит,  была   вдовой   священнослужителя,   после   смерти
оставившего ей в  наследство  двух  дочерей  и  полное  собрание  рукописных
проповедей.
     Старшей  из  них,  Нанси,  было  теперь  семнадцать  лет,  а   младшей,
Белей,десять.
     Сюда-то Джонс и отправил Партриджа и нанял у  этой  вдовы  комнату  для
себя во втором этаже и другую - для Партриджа - в четвертом.
     В первом этаже проживал один из тех  молодых  джентльменов,  которых  в
прошлом веке называли остряками и гуляками,- и совершенно справедливо:  ведь
людей называют обыкновенно по их  занятиям  или  профессии,  а  можно  смело
сказать, что удовольствия были единственным делом этих  господ,  избавленных
Фортуной от необходимости  заниматься  чем-нибудь  более  полезным.  Театры,
кофейни и питейные дома быта местом их собраний. Остроты и шутки  развлекали
их в часы досуга, а в минуты более деловые они  занимались  любовью  Вино  и
музы воспламеняли сердца  их,  они  не  только  обожали  красавиц,  но  иные
воспевали их, и все они умели ценить по достоинству такие произведения.
     Итак, людей этих справедливо называли  остряками  и  гуляками;  но  еще
вопрос, можно ли с таким же правом  приложить  это  наименование  к  молодым
джентльменам нашего времени, которые точно так же желают  отличиться  своими
дарованиями Остроумие им, конечно, и во сне не снилось, но  надо  отдать  им
должное: они поднялись ступенью выше своих  предшественников  и  заслуживают
названия людей мудрых и доблестных. Так, в том  возрасте,  когда  упомянутые
выше господа тратили время на тосты и сонеты за здравие и во славу красоток,
высказывали в театре свое мнение о новой пьесе, а у Виля  или  Баттона  -  о
новой поэме, наши молодые люди обдумывают способы купить голоса той или иной
корпорации и занимаются сочинением речей для палаты общин или,  скорее,  для
журналов Но больше всего  мысли  их  заняты  наукой  игры.  Они  изучают  ее
серьезно в деловые свои часы, а досуги посвящают обширной области  искусств,
живописи,  музыке,  ваянию  и  естественной  или,   вернее,   неестественной
философии, промышляющей только чудесным и ничего не знающей о природе, кроме
ее чудовищ и ублюдков
     Потратив  целый  день  на  бесплодные  попытки   увидеться   с   миссис
Фитцпатрик,  Джонс  вернулся  наконец  домой  в  подавленном  состоянии   Он
предавался наедине грустным размышлениям, как вдруг снизу  раздался  сильный
шум и вслед за тем женский голос начал просить его ради  бога  спуститься  и
помешать совершению убийства. Джонс, никогда не медливший оказать  помощь  в
несчастье, тотчас же бросился вниз. Войдя в столовую, откуда шел  весь  этот
шум, он увидел лакея, прижавшего  к  стене  вышеупомянутого  молодого  героя
мудрости  и  добродетели,  а  рядом  молодую  женщину,   ломавшую   руки   и
восклицавшую: "Он убьет его! Он убьет его!"
     Действительно, бедняге, казалось, грозила  опасность  быть  задушенным,
но, к счастью, Джонс поспешил ему на помощь и спас из беспощадных  вражеских
когтей в ту минуту, когда тот уже готов был испустить дух.
     Хотя лакей получил несколько пинков и тумаков от молодого  джентльмена,
отличавшегося  больше  горячностью,  чем  физической  силой,   он,   однако,
посовестился бить своего барина и хотел  только  его  помять;  но  к  Джонсу
такого уважения у  него  не  было,  поэтому  в  ответ  на  несколько  грубое
обращение нового противника лакей ударил его кулаком прямо в  живот  -  удар
хотя и приводящий в восторг  зрителей  в  цирке  Браутона,  но  доставляющий
весьма мало удовольствия тому, кто его получает.
     Получив этот удар, пышущий силой юноша,  не  долго  думая,  дал  сдачи;
между Джонсом и лакеем последовала очень жаркая, но недолгая схватка:  лакею
было так же не под силу меряться с Джонсом, как барину с лакеем.
     И вот Фортуна, по всегдашнему своему обыкновению, перевернула все вверх
дном. Прежний победитель лежал бездыханный на полу, а побежденный джентльмен
успел настолько перевести дух,  что  мог  поблагодарить  мистера  Джонса  за
своевременную помощь Джонс получил также сердечную благодарность от  молодой
женщины, которая оказалась мисс Нанси, старшей дочерью хозяйки.
     Лакей, поднявшись па  ноги,  поглядел  на  Джонса,  покачал  головой  и
сказал, прищурясь:
     - Нет, черт возьми, с вами я  больше  не  буду  связываться!  По  всему
видать, что вы в цирке выступали
     Это предположение было вполне простительно: герой наш был так  силен  и
ловок, что мог бы потягаться  с  перворазрядными  боксерами  и  с  легкостью
одолел бы всех снабженных рукавицами 84 питомцев школы мистера Браутона.
     Взбешенный господин приказал слуге немедленно  убираться  вон,  на  что
последний изъявил полное  согласие,  при  условии,  если  ему  будет  выдано
жалованье. Условие это было выполнено, и лакей ушел.
     Молодой  джентльмен,  которого   звали   Найтингейл,   принялся   тогда
упрашивать своего избавителя распить  с  ним  бутылку  вина,  на  что  Джонс
наконец согласился,- больше, однако, из любезности, потому что его  душевное
состояние мало располагало в ту минуту к беседе.  Мисс  Нанси,  единственная
тогда женщина в доме, так как ее мать и сестра ушли в театр, в свою очередь,
благосклонно согласилась составить им компанию.
     Когда вино и стаканы были поданы, молодой человек  начал  рассказывать,
из-за чего произошла вся эта кутерьма.
     - Надеюсь, сэр,- сказал он Джонсу,- вы не заключите  из  этого  случая,
что я имею обыкновение колотить своих  слуг.  Уверяю  вас,  что  такой  грех
случается со мной в  первый  раз  на  моей  памяти.  Я  ему  спускал  многие
дерзости,  пока  наконец  он  не  вывел  меня  из  терпения;  вы,  вероятно,
оправдаете меня, когда  я  вам  расскажу,  что  случилось  сегодня  вечером.
Возвращаюсь я домой на несколько часов раньше обыкновенного и вижу - у  меня
перед камином играют в вист четыре ливреи, и  мой  Гойл,  сэр,  мой  Гойл  в
превосходном издании, стоивший мне гинею, лежит раскрытый на столе,  и  одна
из важнейших во всей книге страниц залита портером. Разве не  возмутительно?
Однако я смолчал и, только когда честная компания разошлась,  сделал  своему
слуге мягкий выговор; но тот, нимало не смутившись, нагло мне ответил, что и
у  слуг  должны  быть  развлечения,  как  и  у  господ;  что  о   несчастье,
приключившемся с книгой, он жалеет, но что его знакомые  покупали  такую  же
книгу за шиллинг и что я могу, если мне угодно, вычесть шиллинг  у  него  из
жалованья. За это я отчитал его уже строже,  и  негодяй  имел  нахальство...
Словом, приписал мой ранний  приход  домой...  Ну,  словом,  бросил  тень...
Назвал имя одной молодой дамы таким тоном... таким  тоном,  что  всякое  мое
терпение лопнуло, и я в сердцах ударил его.
     Джонс отвечал, что, конечно, никто его за это не упрекнет.
     - Я сам на вашем месте сделал бы то же самое. Скоро к  нашему  обществу
присоединились вернувшиеся из театра хозяйка с дочерью. Вечер  прошел  очень
оживленно, потому что все, кроме Джонса, были  в  веселом  расположении,  да
даже и он, сколько мог, старался быть веселым. Действительно, и половины его
природной живости в соединении с обаятельным характером было довольно, чтобы
сделать его очень приятным собеседником; несмотря  на  лежавшую  у  него  на
сердце заботу, он произвел на всех  такое  прекрасное  впечатление,  что  на
прощанье молодой джентльмен горячо попросил его  о  продолжении  знакомства.
Мисс Нанси он очень понравился, а вдова, совершенно очарованная своим  новым
жильцом, пригласила его на завтрак вместе с мистером Найтингейлом.
     Остался доволен и Джонс. Мисс Нанси,  хотя  и  небольшого  роста,  была
очень хорошенькая, а вдова  наделена  была  всеми  прелестями,  какие  могут
украшать женщину под пятьдесят лет. Отличаясь чрезвычайным простодушием, она
всегда была веселой и приветливой; ни в мыслях, ни в речах,  ни  в  желаниях
никогда у нее не было ничего дурного; она постоянно желала всем нравиться  -
желание