больше  ваших  разговоров  об
увлечении другой женщиной! Если бы царица фей не была лучшего мнения о вашей
любезности, она едва ли назначила бы вам свидание в маскараде.
     Джонс никогда не был так мало расположен к любовной интриге, как  в  ту
минуту, но любезное обхождение с дамами было одним  из  правил  его  кодекса
чести; принять вызов на любовь он считал столь же обязательным, как  принять
вызов на дуэль. Да и самая его любовь к Софье требовала, чтобы он был вежлив
с дамой, которая, по твердому его убеждению, могла свести их.
     Поэтому он начал с жаром отвечать на ее последнее замечание, но  тут  к
ним подошла маска в костюме старухи. Это была одна из тех дам, которые ходят
в маскарад только для того. чтобы  дать  выход  своей  брюзгливости,  говоря
людям в глаза неприятную для них правду и изо всех  сил  стараясь  испортить
чужое веселье. Вот почему эта почтенная дама, заметив, что Джонс  увлечен  в
уголке разговором с хорошо ей знакомой женщиной, решила, что ни  на  чем  ей
лучше не отвести душу, как пометав этой парочке. Она к ним пристала и  скоро
выжила их из укромного уголка; не довольствуясь этим,  она  преследовала  их
везде, где бы  они  ни  пробовали  от  нее  укрыться,  пока  наконец  мистер
Найтингейл не выручил приятеля, заняв старуху другой интригой.
     Прохаживаясь взад и вперед по зале с  целью  отделаться  от  навязчивой
маски, Джонс обратил внимание, что дама его заговаривает с  многими  масками
так непринужденно и уверенно, как если бы лица их были открыты.  Он  не  мог
скрыть свое удивление по этому поводу, сказав:
     - Какой же у вас зоркий глаз, сударыня: вы всех узнаете под маской.
     На это спутница ему отвечала:
     - Вы не можете себе представить, какой бесцветной  и  ребяческой  игрой
кажется маскарад светским людям; они обыкновенно с первого же взгляда узнают
здесь друг друга, точно в собраниях или в гостиных,  и  ни  одна  порядочная
женщина не заговорит здесь с человеком незнакомым. Словом, справедливо можно
сказать, что большинство людей,  которых  вы  здесь  видите,  убивают  время
ничуть не лучше, чем в  других  местах,  и  обыкновенно  гости  разъезжаются
отсюда, еще раньше устав от  скуки,  чем  после  длинной  проповеди.  Правду
сказать, я сама начинаю испытывать это состояние, и мне сильно сдается,  что
и вы не очень-то веселитесь. Согласитесь, что я поступила бы человеколюбиво,
уехав сейчас домой ради вас?
     - Вы поступили бы  еще  человеколюбивее,  -  отвечал  Джонс,-  если  бы
позволили мне проводить вас.
     - Странного же вы, однако, мнения  обо  мне,-  возразила  маска,-  если
полагаете, что после такого случайного знакомства я приму вас у себя в  этот
час ночи. Должно  быть,  вы  приписываете  мое  дружеское  участие  к  Софье
какой-нибудь иной причине. Признайтесь честно: уж не смотрите ли вы  на  эту
придуманную мной встречу, как на настоящее свидание? Вы, верно,  привыкли  к
быстрым победам, мистер Джонс?
     - Я не привык, сударыня, чтобы меня так  побеждали,-  отвечал  Джонс,но
раз уж вы захватили врасплох мое сердце, то и все мое тело  имеет  право  за
ним последовать; извините же меня, если я решил сопровождать вас, куда бы вы
ни пошли.
     Слова эти были подкреплены приличествующими жестами, и тогда дама после
мягкого упрека, что короткость между ними может привлечь  к  себе  внимание,
сказала, что едет ужинать к одной знакомой, куда, надеется,  он  за  ней  не
последует.
     - Иначе,- прибавила она,- обо мне бог  знает  что  подумают,  хоть  моя
приятельница и не очень строгих правил. Нет, нет, не провожайте меня; право,
я не буду знать, что мне сказать.
     С этими словами она покинула маскарад, а Джонс, несмотря на ее  строгое
запрещение, решил за ней следовать. Тут перед ним возникло то затруднение, о
котором мы говорили выше, именно: у него в кармане не было ни шиллинга и  не
у кого было его  занять.  Но  делать  было  нечего,  и  он  смело  пошел  за
портшезом, преследуемый насмешливыми  возгласами  носильщиков,  которые  изо
всех сил стараются отбить  у  прилично  одетых  людей  всякую  охоту  ходить
пешком. К счастью, челядь, дежурившая у входа в оперу, была слишком занята и
не могла покинуть своих постов, а поздний час избавил Джонса от встречи с ее
собратьями, и,  таким  образом,  он  беспрепятственно  прошел  по  улицам  в
костюме, который в другое время неминуемо собрал бы вокруг него толпу.
     Дама вышла из портшеза на улице,  выходящей  на  Ганноверскую  площадь;
двери  дома  тотчас  отворились,  и  ее  впустили,  а  Джонс  без  церемонии
последовал за ней.
     Оба они очутились в прекрасно убранной и жарко натопленной комнате; тут
дама, все еще говорившая маскарадным голосом,  выразила  удивление,  что  не
видит приятельницы, наверно забывшей о своем обещании;  посетовав  по  этому
случаю, она вдруг забеспокоилась и спросила  Джонса,  что  о  ней  подумают,
когда узнают, что она была с ним одна в доме в такой поздний час. Но  вместо
ответа на этот важный вопрос Джонс принялся настойчиво просить свою спутницу
снять маску; когда наконец он этого добился, то увидел перед собой не миссис
Фитцпатрик, а самое леди Белластон.
     Скучно было бы передавать в  подробностях  их  разговор,  начавшийся  с
самых обычных и заурядных вещей и продолжавшийся от двух часов ночи до шести
часов утра. Довольно будет отметить то, что имеет отношение к нашей истории,
а именно: леди обещала постараться разыскать Софью и  через  несколько  дней
устроить Джонсу свидание с ней, с тем, однако, чтобы это  их  свидание  было
последним. Подробно об этом договорившись и  условившись  снова  встретиться
здесь в тот же вечер, они расстались:  леди  Белластон  вернулась  домой,  а
Джонс пошел на свою новую квартиру.

     ГЛАВА VIII, содержащая тягостную сцену, которая  большинству  читателей
покажется весьма необыкновенной

     Подкрепившись непродолжительным сном, Джонс  позвал  Партриджа,  вручил
ему банковый билет в пятьдесят фунтов и велел  его  разменять.  У  Партриджа
глаза загорелись при виде денег, но,  поразмыслив,  он  пришел  к  некоторым
предположениям, не очень лестным для чести его господина;  да  и  немудрено:
маскарад  рисовался  ему  чем-то  ужасным,  господин  его  ушел  и  вернулся
переряженным и притом еще пропадал всю ночь... попросту говоря,  он  не  мог
объяснить себе  появление  этих  денег  иначе,  как  грабежом.  Признайтесь,
читатель, ведь и  у  вас  мелькнула  такая  же  мысль,  если  только  вы  не
заподозрили тут щедрости леди Белластон.
     Итак, чтобы спасти честь мистера Джонса и отдать должное щедрости  леди
Белластон, признаемся, что он действительно получил от нее этот подарок, ибо
дама   эта   хотя   и   не   питала   особого   расположения   к   шаблонной
благотворительности нашего времени, вроде постройки больниц, однако не вовсе
лишена была этой христианской добродетели. Она рассудила (и, кажется,  очень
справедливо), что молодой человек с дарованиями, но без  шиллинга  за  душой
является довольно подходящим объектом этой добродетели.
     Мистер Джонс и мистер Найтингейл приглашены были в этот день  к  миссис
Миллер обедать. В назначенный час молодые люди  явились  вместе  с  дочерьми
хозяйки в гостиную, где и прождали от  трех  часов  почти  до  пяти.  Миссис
Миллер  была  за  городом  у  родственницы,  о  которой  привезла  следующее
известие:
     - Надеюсь, господа, вы извините, что я заставила  вас  ждать.  особенно
когда узнаете причину моего опоздания: я была у одной родственницы  в  шести
милях  отсюда;  она  лежит  больная   после   родов...   Пусть   будет   это
предостережением   для   всех   девушек,-   сказала   она,    взглянув    на
дочерей,неосмотрительно выходящих замуж. Без достатка нет  счастья  на  этом
свете. Ах, Нанси, как мне описать печальное положение,  в  котором  я  нашла
твою кузину! Всего неделя, как она родила, а лежит при этой ужасной погоде в
нетопленной комнате, кровать без полога, в доме нет  ни  куска  угля,  чтобы
растопить камин; а второй ее сын, славный такой мальчуган, болен  ангиной  и
лежит возле матери, потому что в доме нет другой  кровати.  Бедняжка  Томми!
Боюсь, Нанси, ты больше не увидишь своего любимца: он очень плох.  Остальные
дети здоровы, но Молли, того и гляди, сляжет. Ей всего тринадцать  лет,  но,
право, мистер Найтингейл, никогда в жизни я не видела  лучшей  сиделки:  она
ухаживает и за матерью и за братом, и. что всего удивительнее в  таком  юном
создании,- держится перед  матерью  весело  и  беззаботно,  а  между  тем  я
видела... я видела, мистер Найтингейл, как бедная  девочка,  отвернувшись  в
сторону, украдкой утирала слезы.
     Слезы, показавшиеся у самой миссис Миллер, заставили  ее  замолчать;  у
всех слушателей глаза тоже увлажнились; наконец  она  немного  оправилась  и
продолжала:
     - В этом бедственном положении  мать  ведет  себя  удивительно  стойко.
Больше всего ее тревожит болезнь сына, но даже и это она всячески  старается
скрыть, чтобы не огорчать мужа. Однако иногда силы изменяют ей - слишком  уж
горячо любит она мальчика, такой он у нее ласковый и умненький.  Этот  малыш
(ему только что исполнилось семь лет) до  слез  меня  растрогал,  успокаивая
орошавшую его слезами мать. "Нет, мамочка,говорил он,- я не умру; всемогущий
господь не отнимет у тебя Томми;
     пусть на небе будет  прекрасно,  но  я  лучше  останусь  здесь  и  буду
голодать с тобой и  с  папой".  Извините,  господа,  я  не  могу  удержаться
(продолжала  рассказчица,  отирая  слезы):  столько  нежности  и   любви   в
ребенке... а он еще, может быть, меньше других достоин жалости: ведь  завтра
или послезавтра он, вероятно, навсегда избавится от всех людских  зол.  Кого
действительно нужно пожалеть - так это отца: бедняга обезумел от  ужаса,  он
похож больше на мертвеца, чем на живого. Боже мой, какую  сцену  увидела  я,
входя в комнату! Склонившись к изголовью, несчастный поддерживал  и  сына  и
мать. На нем была только жилетка - кафтан его служил вместо одеяла: он укрыл
им больных. Когда он поднялся навстречу мне, я едва его узнала. Поверите ли,
мистер Джонс, две недели тому назад это был красивый  и  здоровый  мужчина,-
вот мистер Найтингейл его видел,теперь глаза его впали, лицо  побледнело,  у
нею отросла борода; он дрожит от холода и весь отощал. Кузина моя  жалуется,
что его никак нельзя уговорить поесть...  а  сам  он  шепнул  мне...  тяжело
повторять... шепнул, что не может решиться отнять хлеб  у  детей.  Однако  -
поверите ли, господа? - при всей этой нищете у  жены  его  такой  прекрасный
бульон, как будто она купается в богатстве; я пробовала: лучшего мне никогда
не случалось отведывать... Средства на это, по словам мужа, были  доставлены
ему ангелом небесным. Не знаю, что разумел он под этим: у  меня  не  хватило
духу его расспрашивать...
     Вот вам так называемый брак по взаимной любви  -  иными  словами,  брак
нищих. Правда, более любящей пары я никогда не видела; но что толку  в  этой
любви, если она служит им только для того, чтобы мучить друг друга?
     -  А  я,  мамочка,  всегда  смотрела  на   Андерсон   (так   звали   их
родственницу), как на счастливейшую из женщин! - воскликнула Нанси.
     - Ну, сейчас этого про нее не скажешь,-  возразила  миссис  Миллер.Ведь
всякий поймет, что и мужу и жене в таком  тяжелом  положении  больнее  всего
видеть страдания друг друга. По сравнению с этим голод и холод пустяки, если
их приходится терпеть одному. Чувства родителей разделяют также и  дети,  за
исключением младшего, которому нет еще двух лет.  Это  на  редкость  любящая
семья;  и  располагай  они  хотя  бы  маленькими  средствами,  так  были  бы
счастливейшими людьми на свете.
     -  Я  никогда  не  замечала  ни  малейших  признаков   нужды   в   доме
Андерсон,сказала Нанси.- Сердце обливается кровью после вашего рассказа.
     - О, она искусно изворачивалась.- отвечала мать.- Положение  их  всегда
было очень незавидное, но до полного разорения  довели  их  другие.  Бедняга
Андерсон поручился за своего брата, негодяя, и неделю тому  назад,  как  раз
накануне родов жены, все их имущество было увезено и продано с  молотка.  Он
мне об этом написал, отправив письмо через судебного пристава, но бездельник
пристав мне не передал... Чего только он не думал обо мне, видя, что я целую
неделю не откликаюсь!
     Джонс слушал этот рассказ со слезами на глазах, а когда  миссис  Миллер
кончила, отвел ее в другую комнату  и,  вручив  ей  кошелек  с  пятьюдесятью
фунтами, просил послать из этих денег несчастной семье, сколько  она  найдет
нужным. Взгляд миссис Миллер,  брошенный  по  этому  случаю  на  Джонса,  не
поддается описанию. В бурном восторге она воскликнула:
     - Боже мой! Неужели есть такие люди  на  свете?  Впрочем,  опомнившись,
прибавила:
     - Да, я знаю одного; но неужели нашелся и другой?
     - Я полагаю, сударыня,- отвечал Джонс,- что  простое  человеколюбие  не
такая уж редкость и помочь ближнему в подобной беде не большая заслуга.
     Миссис Миллер взяла десять гиней,- взять больше она наотрез отказалась,
- и сказала, что найдет средство  доставить  несчастным  эти  деньги  завтра
утром; она и сама дала им  кое-что,  так  что  теперь  они  не  в  такой  уж
крайности.
     После этого они вернулись в гостиную, где Найтингейл сильно  сокрушался
по поводу ужасного положения несчастных, с которыми был знаком,  потому  что
не раз встречался с ними у миссис Миллер. Он всячески поносил  безрассудство
людей, берущих на себя ответственность за чужие долги, крепко выругал  брата
Андерсона и сказал в  заключение,  что  хорошо  было  бы  чем-нибудь  помочь
пострадавшей семье.
     - Не могли бы вы, например,-обратился он к миссис Миллер,похлопотать  о
них перед мистером Олверти?  Пли  не  устроить  ли  подписку?  Я  с  большой
готовностью пожертвую гинею.
     Миссис Миллер ничего не ответила, а Нанси, которой мать  рассказала  на
ухо  о  щедрости  Джонса,  побледнела  как  полотно.  Впрочем,  сердясь   на
Найтингейла, мать и дочь были, конечно, неправы. Ведь если бы он даже знал о
щедрости  Джонса,  то  не  обязан  был  подражать  ему;  тысячи  других   не
пожертвовали бы ни полушки, как не пожертвовал и он, потому  что  никто  ему
этого не предложил; так как другие не  сочли  нужным  обращаться  к  нему  с
просьбой, то деньги остались у него в кармане.
     Признаться, я подметил - и считаю как нельзя более уместным  поделиться
этим своим наблюдением с читателями,- что  в  отношении  благотворительности
люди обыкновенно придерживаются двух диаметрально противоположных  взглядов;
одни полагают, что на всякое благотворение надо смотреть как на добровольное
даяние, и как бы  мало  вы  ни  дали  (даже  если  бы  ограничились  добрыми
пожеланиями), поступок ваш заслуживает  высоких  похвал;  другие,  напротив,
столь же твердо убеждены, что благотворение есть прямая  обязанность  и  что
если богач облегчает бедствия бедняка далеко не в такой степени, как мог бы,
то он со своими жалкими щедротами не только не заслуживает  похвалы  за  это
половинчатое исполнение долга, но даже в некотором смысле достоин  презрения
больше, чем тот, кто не дал ничего.
     Примирить эти противоположные мнения не в моей власти. Прибавлю только,
что дающие держатся обыкновенно первого мнения, а получающие, почти все  без
исключения, склоняются ко второму.

     ГЛАВА IX, трактующая о материях, совершенно отличных  от  тех,  которые
обсуждались в предыдущей главе

     Вечером у Джонса снова было свидание с  леди  Белластон,  и  снова  они
долго разговаривали. Но так как и на этот  раз  разговор  их  касался  самых
обыденных  вещей,  то  мы  воздержимся  от  передачи  его  в   подробностях,
сомневаясь, чтоб они были занимательны для читателя, если только  он  не  из
тех господ, чье поклонение прекрасному  полу,  подобно  поклонению  папистов
святым, нуждается  в  поддержке  при  помощи  картин.  Я  далек  от  желания
преподносить их публике и с удовольствием задернул бы занавесом и те, что  в
последнее время выставлены в некоторых французских  романах,  представленных
нам в аляповатых копиях, известных под названием переводов.
     Джонсу все больше и больше не терпелось увидеть Софью. Убедившись после
нескольких свиданий с леди Белластон в невозможности  добиться  этого  с  ее
помощью (дама эта начинала даже сердиться при одном упоминании имени Софьи),
он решил попытать какой-нибудь другой способ. Джонс  нимало  не  сомневался,
что леди Белластон знает местопребывание его ангела, и, значит, оно, по всей
вероятности, известно  и  кому-нибудь  из  ее  слуг.  Вот  почему  Партриджу
поручено было познакомиться со слугами леди и выудить у них тайну.
     Трудно представить себе положение стеснительнее того, в каком  очутился
теперь бедняга Джонс. Ведь помимо  трудностей,  с  которыми  он  встретился,
разыскивая Софью, помимо страха, не обидел ли он ее,  подкрепленного  весьма
похожими на правду борениями леди Белластон, что Софья  на  него  сердита  и
нарочно от него прячется,- помимо всего  этого,  ему  предстояло  преодолеть
одно затруднение, которое не в силах была устранить и его  возлюбленная  при
всем своем расположении к нему, именно: он подвергал Софью опасности лишения
наследства - опасности почти неминуемой, в  случае  ее  брака  без  согласия
отца, на которое у него не было никаких надежд.
     Прибавьте к этому множество одолжений со стороны леди Белластон, бурной
страсти которой мы долее не в силах скрывать. При ее  помощиДжонс  разоделся
теперь не хуже первых щеголей столицы и не только избавился от вышеописанных
смешных затруднений, но зажил в таком  довольстве,  какого  никогда  еще  не
знал.
     Хотя много есть джентльменов, не видящих ничего зазорного в том,  чтобы
пользоваться состоянием женщины, не отвечая на любовь ее взаимностью, но для
души. обладатель которой не  заслуживает  виселицы,  нет,  я  думаю,  ничего
тягостнее, как платить за любовь одной только благодарностью, особенно когда
влечение сердца направлено в другую сторону. В  таком  несчастном  положении
находился Джонс. Ведь если бы даже не было речи о целомудренной любви его  к
Софье, оставлявшей очень мало места для нежных чувств к другой  женщине,  он
все же неспособен был отвечать полной взаимностью на  щедрую  страсть  дамы,
которая, правда, была когда-то предметом желаний, но теперь,  увы,  достигла
уже осени жизни. Блеск молодости еще сохранялся в ее  одежде  и  обхождении,
она умудрялась даже сохранять розы на щеках,- но, как все цветы,  выращенные
искусственно, не в свое время, они лишены были той пышной свежести,  которой
природа украшает свои произведения в положенный срок. Кроме того, у нее  был
еще один недостаток, делающий некоторые цветы, хотя бы и  очень  красивые  с
виду, совершенно непригодными для украшения ложа наслаждений и  более  всего
неприятный для дыхания любви.
     Несмотря на все эти расхолаживающие обстоятельства,  Джонс  чувствовал,
насколько он обязан леди Белластон. и отлично видел, из какой бурной страсти
проистекают  все  ее  одолжения.  Он  хорошо  знал,  что  леди  сочтет   его
неблагодарным, если он не будет отвечать ей такими же пламенными  чувствами,
и, что еще хуже, он и сам счел бы это неблагодарностью. Он понимал, на каком
молчаливом условии ему жалуются все эти милости; и если нужда заставляла его
принимать их, то честь требовала, чтобы он платил чистоганом. Так он и решил
поступить, каких бы лишений это ему ни стоило,- решил посвятить  себя  леди,
руководясь тем же великим принципом справедливости, в силу  которого  законы
иных государств делают должника рабом заимодавца, если  он  нe  в  состоянии
заплатить свой долг другим способом.
     Размышляя об этих предметах, Джонс получил следующую записку от леди:
     "Случилось одно нелепое, но досадное происшествие, не  позволяющее  мне
больше видеться с вами в обычном месте. Постараюсь по возможности  подыскать
на завтра другое