- Довольно, сэр,- сказал  милорд,-  я  не  позволю  себе  бесчинства  в
присутствии дам. Я  вполне  удовлетворен.  Ваш  покорный  слуга,  сэр!  Леди
Белластон, мое вам нижайшее!
     Когда он вышел, леди Белластон укоризненно сказала:
     - Боже мой, сэр, что вы наделали! Вы не знаете, кого вы оскорбили:  это
человек очень знатный и богатый; вчера он сделал вашей дочери предложение, и
я не сомневаюсь, что вы его приняли бы с величайшим удовольствием.
     - Распоряжайтесь за себя, любезнейшая кузина,- отвечал сквайр,- а я  не
желаю иметь дела с вашими лордами. Дочь моя выйдет за честного  деревенского
джентльмена; я ей отыскал жениха, и она будет его женой. Сердечно жалею, что
она причинила вашей светлости столько беспокойства.
     Леди Белластон произнесла какую-то учтивую фразу  насчет  беспокойства,
на которую сквайр отвечал:
     -  Вы  очень  добры,  и  я  всегда  готов  столько  же  услужить  вашей
светлости,- на то мы и родственники. Засим желаю вам покойной ночи...  Идем,
сударыня! Если не пойдешь волей, так я велю внести тебя в карету.
     Софья отвечала, что уедет добровольно, но попросила разрешения сесть  в
портшез, потому что не в состоянии передвигаться другим способом.
     - Уж не вздумаешь ли, голубушка, уверять меня, что не  можешь  ехать  в
карете? Скажите какие нежности! Нет, нет, будь покойна: теперь глаз  с  тебя
не спущу, пока не выйдешь замуж!
     Софья отвечала, что видит, что отец решил разбить ей сердце.
     - Велика важность, если тебе его разобьет  хороший  муж!  -  воскликнул
сквайр.- Гроша медного, полушки не дам за непокорную  дочь!  -  И  он  силой
потащил ее за руку.
     Тут снова  вмешался  священник,  прося  сквайра  обращаться  с  дочерью
деликатнее. Мистер Вестерн только громко выругался и приказал ему придержать
свой язык.
     - Ты ведь не на церковной кафедре. Там можешь себе врать, что угодно, а
я не позволю попам ездить на мне верхом и учить, как себя вести.  Желаю  вам
спокойной ночи, сударыня! Пойдем, Софи! Будь умницей, и  все  будет  хорошо.
Выйдешь за него, голубушка, выйдешь!
     Внизу  встретила  их  миссис  Гонора  и,  низко  поклонившись  сквайру,
изъявила желание сопровождать свою госпожу; но он оттолкнул ее со словами:
     - Проваливай, сударыня, проваливай. Чтоб ноги твоей больше  не  было  в
моем доме!
     - Как, вы отнимаете у меня и мою горничную? - сказала Софи.
     - Да, сударыня, отнимаю,- отвечал сквайр.- Не бойся, без  горничной  не
останешься, достану тебе другую девушку, получше этой. Девушка! Ставлю  пять
фунтов против пяти шиллингов, что она такая же  девушка,  как  моя  бабушка.
Нет, Софи, больше она не будет устраивать побегов, дудки!
     И сквайр усадил дочь и священника в наемную карету, сел сам и  приказал
кучеру ехать в дом, где он остановился. Дорогой он оставил Софью в  покое  и
развлекался чтением наставлений священнику,  как  должно  вести  себя  перед
людьми, выше нас стоящими.
     Возможно, что  ему  не  удалось  бы  так  легко  увезти  дочь  от  леди
Белластон, если бы эта почтенная дама пожелала ее удержать, но  леди  только
радовалась предстоящему заточению Софьи; и так как ее план в отношении лорда
Фелламара потерпел крушение, то  она  была  очень  довольна,  что  соперницу
собираются насильно выдать за другого.

     ГЛАВА VI Каким образом сквайру удалось отыскать свою дочь

     Хотя читателю приходится безропотно мириться с присутствием  во  многих
книгах и более непостижимых событий, чем появление мистера Вестерна,  мы  от
всего сердца готовы сделать ему любое удовольствие и потому расскажем, каким
образом сквайр открыл местопребывание своей дочери.
     В третьей главе тринадцатой книги мы намекнули (ибо не в  нашем  обычае
сообщать раньше времени более того, что требуется  по  ходу  повествования),
что миссис Фитцпатрик, очень желавшая примириться с дядей и теткой  Вестерн,
сочла, что ей представляется для этого удобный случай, если  она  окажет  им
услугу, удержав Софью от того самого поступка, который навлек  на  нее  гнев
родных. После долгих размышлений миссис Фитцпатрик решила уведомить  тетушку
Вестерн о местонахождении Софьи и с этой целью написала ей следующее письмо,
которое мы по многим причинам приводим дословно:
     "Досточтимая тетушка!
     Причина, побуждающая  меня  взяться  за  перо,  заставит,  может  быть,
дорогую тетушку принять благосклонно мое письмо, хотя бы ради  одной  из  ее
племянниц.- другая имеет мало оснований надеяться на такое счастье.
     Итак, без дальнейших предисловий скажу,  что,  отправившись  в  путь  с
намерением  броситься  к  вашим  ногам,  я,  по  самому  странному  стечению
обстоятельств, встретилась с кузиной Софьей, история  которой  вам  известна
лучше, чем мне, хотя, увы, и я знаю  ее  слишком  достаточно  -  достаточно,
чтобы видеть,  как  близка  кузина,  если  не  принять  немедленных  мер,  к
повторению роковой ошибки, которую,  на  свое  несчастье,  совершила  я,  по
глупости   и   неведению   не   пожелав   последовать   вашим    мудрым    и
предусмотрительным советам.
     Словом, я его видела,  я  провела  почти  весь  вчерашний  день  в  его
обществе, и должна признаться, что это обаятельный молодой человек.  Как  он
со мной  познакомился,  скучно  сейчас  рассказывать,  но  сегодня  утром  я
переменила квартиру, чтобы он не открыл при помощи  свидания  со  мной,  где
живет кузина. Он этого еще не знает и не должен знать, пока дядя  не  принял
мер для ее безопасности. Поэтому нельзя терять  времени,  и  мне  надо  лишь
сообщить вам, что она у леди Белластон, с  которой  я  виделась  и  которая,
кажется, намерена скрыть ее от родных. Вы знаете, сударыня, странности  этой
женщины;  однако  мне  меньше  всего  пристало  давать  советы  особе  столь
проницательного ума  и  обладающей  таким  великим  знанием  света,-  потому
сообщаю вам только голый факт.
     Надеюсь, сударыня, что это доказательство  заботливости  моей  о  благе
родных поможет мне снова снискать  благосклонность  особы,  всегда  с  таким
усердием ограждавшей честь и истинные выгоды нас всех, и послужит  средством
вернуть ваше дружеское расположение, составлявшее такую  существенную  часть
моего счастья в прошлом и столь необходимое для него в будущем.
     С глубочайшим почтением,
     досточтимая тетушка, ваша благодарная, почтительная племянница
     и покорнейшая слуга
     Гарриет Фитцпатрик".
     Миссис Вестерн находилась теперь в доме  брата,  где  жила  со  времени
бегства Софьи, чтобы доставлять утешение бедному  сквайру  в  постигшем  его
несчастье. Какого рода  было  это  утешение,  отпускавшееся  ею  ежедневными
порциями, читатель уже знает из предшествующих глав.
     Письмо миссис Фитцпатрик было ей подано как раз в ту минуту, когда она,
стоя спиной к камину со щепоткой нюхательного табаку, преподносила  сквайру,
курившему послеобеденную трубку,  эту  ежедневную  дозу  утешения.  Прочитав
письмо, она тотчас же передала его брату со словами:
     - Вот, сэр, известие о вашей заблудшей овечке.  Судьба  возвращает  вам
ее; и если вы послушаетесь моих советов, так, может  быть,  ее  удастся  еще
спасти.
     Пробежав письмо, сквайр сорвался с места, швырнул трубку в огонь  и  от
радости закричал "ура"; потом кликнул  слуг,  велел  подать  себе  ботфорты,
приказал  оседлать  Кавалера  и  других  лошадей  и  немедленно  послать  за
священником Саплом. Отдав эти распоряжения, он бросился к сестре и сжал ее в
объятиях.
     - Черт возьми, да вы как будто  недовольны!  -  воскликнул  он.-  Можно
подумать, вам досадно, что я нашел дочь.
     - Братец.-  отвечала  она,-  глубокие  политики,  смотрящие  в  корень,
открывают часто перспективы,  совершенно  непохожие  па  то,  что  видно  на
поверхности вещей.  Правда,  дело  ваше  не  так  отчаянно,  как  были  дела
Голландии, когда Людовик XIV  стоял  у  ворот  Амстердама,  но  оно  требует
деликатности, которой,  извините  меня,  братец,  вам  сильно  недостает.  В
обращении с дамой, занимающей такое высокое  положение  в  свете,  как  леди
Белластон, надо соблюдать приличия, которые требуют, боюсь,  лучшего  знания
света, чем ваше.
     - Я знаю, сестрица, что вы невысокого мнения о моих  дарованиях,  но  в
этом деле я покажу вам, какой я дурак. Знание света - подумаешь! Прожив  так
долго в деревне, я  приобрел  кой-какие  знания  насчет  законов  и  обычаев
страны. Я знаю, что имею право взять свое, где бы я его ни  нашел.  Покажите
мне, где моя дочь, и если я не сумею ее достать,  то  можете  называть  меня
дураком до конца дней моих. В Лондоне есть мировые судьи,  как  и  в  других
местах.
     - Право, вы заставляете меня дрожать  за  исход  предприятия,  которое,
если вы послушаетесь моего совета, может быть  успешно  доведено  до  конца.
Неужели вы действительно воображаете, братец,  что  в  дом  знатной  женщины
можно проникнуть с приказами об аресте и  с  помощью  этих  скотов,  мировых
судей/ Я вас научу, как поступить. Приехав в столицу и прилично одевшись  (а
надо сказать, братец, что для этого не годится ни один из  ваших  теперешних
костюмов), вы должны послать приветствие леди Белластон и просить позволения
явиться к пей. Когда вы будете к  ней  допущены,-  а  она,  разумеется,  вас
примет,- изложите ей ваше дело, не забыв при этом упомянуть мое имя  (потому
что вы хоть и родственники, а едва  ли  в  лицо  Друг  Друга  видели),  и  я
уверена, что она лишит своего покровительства племянницу, которая,  наверно,
ее обманула. Это единственный способ действия... Мировые судьи! Да неужто вы
думаете, что  в  цивилизованном  государстве  допустимо  такое  обращение  с
знатной дамой?
     - Черт бы побрал всех  этих  барынь!  -  не  унимался  сквайр.-  Нечего
сказать, хорошо цивилизованное государство, где женщина  выше  закона!  И  с
какой стати буду я посылать приветствия  какой-то  паршивой  шлюхе,  которая
прячет дочь от родного отца? Повторяю вам, сестра, я не такой  невежда,  как
вы думаете... Я знаю,  вам  бы  хотелось  поставить  женщин  выше  закона,да
шалишь! Я слышал собственными ушами, как главный судья  графства  сказал  на
сессии, что в Англии нет человека, который стоял  бы  выше  закона.  Но  ваш
закон, видно, ганноверский!
     -  Я  вижу,  мистер  Вестерн,  что  вы  делаетесь  с  каждым  днем  все
невежественнее. Ну настоящий медведь!
     -  Я  такой  же  медведь,   как   вы   медведица,   сестра,-   возразил
сквайр.Толкуйте сколько угодно о своей учтивости, только я, ей-ей.  не  вижу
ее в обращении со мной. Я не медведь и не кобель, хоть и знаю кой-кого,  чье
имя начинается с буквы с... Но к дьяволу это! Я докажу вам, что  умею  вести
себя получше других!
     - Можете говорить, что вам угодно, мистер Вестерн,- отвечала сестрица.-
Je vous mepnse de tout mon coeur 1 и потому не буду сердиться. Впрочем,  как
справедливо говорит моя племянница с этой ужасной ирландской  фамилией,  мне
так дороги честь и истинные выгоды моих родных, что ради  спасения  Софьи  я
решила сама ехать в Лондон, потому что, ей-ей, братец, вы неподходящий посол
при  цивилизованном  дворе...  Гренландия,  Гренландия  -  вот   где   вести
переговоры такому мужлану, как вы.
     - Слава богу, я перестал вас  понимать:  опять  вы  принялись  за  свою
ганноверскую тарабарщину. Однако же по части учтивости я вам не  уступлю,  и
если вы не сердитесь за мои слова, то и я не сержусь за то, что вы  сказали.
Я всегда думал, что родственникам глупо ссориться между собой; оно, конечно,
случается иногда погорячиться, но потом отходишь; я не злопамятен. Это очень
мило, что вы едете в Лондон, я был там всего два раза в жизни, и  то  недели
по две - не больше, и, понятно, не успел  за  это  время  познакомиться  как
следует с улицами и людьми. Я никогда не отрицал,  что  вы  знаете  все  это
лучше меня. Мне спорить об этом с вами было бы все равно, что вам спорить со
мной, как вести свору гончих или искать зайца.
     - Могу вас уверить, что никогда об этом спорить не буду.
     - Ну и я никогда не буду спорить о том.
     Тут между враждующими сторонами, употребляя выражение  миссис  Вестерн,
был заключен союз. Вскоре явился священник, были  поданы  лошади,  и  сквайр
уехал, обещав последовать наставлению сестры, а сама она начала готовиться к
отъезду на следующий день.
     Дорогой сквайр  рассказал  священнику  положение  дела,  и  они  сообща
решили, что можно спокойно обойтись и без предписанных формальностей; сквайр
поэтому передумал и по приезде распорядился, как уже было описано.

     ГЛАВА VII, в которой беднягу Джонса постигают разные несчастья

     В таком положении находились дела, когда миссис Гонора явилась, как  мы
видели, в дом миссис Миллер и вызвала Джонса. Оставшись с ним  наедине,  она
начала так:
     - Мистер Джонс, голубчик! Прямо сил нет рассказать' Пропали мы все -  и
вы, сэр, и бедная моя барышня, и я!
     - Случилось что-нибудь с Софьей? -  спросил  Джонс,  посмотрев  на  нее
безумными глазами.
     - Да уж хуже и быть не может! -  отвечала  Гонора.-  Ах,  другой  такой
госпожи мне не сыскать! Довелось же дожить до такого дня!
     При этих словах Джонс побледнел как полотно, задрожал, и слова застряли
у него в горле. Между тем Гонора продолжала;
     - Ах, мистер Джонс, я навсегда потеряла свою барышню!
     - Как? Что? Ради бога, говорите! О, моя милая Софья!
     - Что правда, то правда,- такая уж она  была  милая  со  мной!  Другого
такою места уж не сыскать!
     - К черту ваше место! - воскликнул Джонс.- Где... что... что  случилось
с Софьей?
     - Ну да, конечно, слуг можно посылать к черту,-обиделась  Гонора.-  Вам
все равно, что бы с ними ни случилось, хоть бы их выгнали вон па  улицу.  Мы
ведь не из такой же плоти и крови, как другие люди,- так не  все  ли  равно,
что с нами станется.
     - Если у вас есть  хоть  капля  жалости  или  сострадания,-  воскликнул
Джонс,- скажите мне сейчас же, что случилось с Софьей!
     - Верьте слову, я жалею вас больше, чем вы меня,- отвечала  Гонора.ведь
я не посылаю вас к черту оттого, что вы потеряли такое  золото-барышню.  Да,
вас нужно пожалеть и меня тоже; честное слово, если была когда-нибудь добрая
госпожа...
     - Да что случилось?! - закричал взбешенный Джонс.
     - Что?.. Что? - отвечала Гонора.- Да то, чего хуже не может быть ни для
вас, ни для меня: отец приехал в Лондон и ^вез ее от вас.
     Джонс упал на колени и возблагодарил  бога,  что  не  случилось  ничего
хуже.
     - Да что же может быть хуже для нас с вами? Он увез ее, поклявшись, что
она будет женой мистера Блайфила,- вот вам подарочек;  а  меня,  несчастную,
совсем выгнал вон.
     - Право, миссис Гонора, вы перепугали меня до полусмерти. Я  вообразил,
что с Софьей случилось что-нибудь ужасное - что-нибудь такое, по сравнению с
чем даже ее брак с Блайфилом пустяки. Но  она  жива,  а  где  жизнь,  там  и
надежда, дорогая Гонора. В нашей стране свободы женщину нельзя выдать .замуж
насильно.
     - Ваша правда, сэр. Вы можете еще надеяться;  но,  увы,  какие  надежды
могут быть у меня, несчастной, и надо вам знать, сэр, я страдаю все по вашей
милости. Сквайр разгневался на меня за то, что я взяла вашу  сторону  против
мистера Блайфила.
     - Поверьте, миссис Гонора, я живо чувствую  все  ваши  услуги  и  всеми
силами постараюсь вознаградить вас.
     - Но, сэр, что может вознаградить слугу за потерю места, кроме поучения
другою - такого же хорошего?
     - Не  отчаивайтесь,  миссис  Гонора,  я  надеюсь  восстановить  вас  на
прежнем.
     - Увы, сэр, могу ли я ласкать себя  такими  надеждами,  зная,  что  они
несбыточны? Ведь сквайр крепко зол на меня. Вот разве вы  женитесь  па  моей
барышне,- теперь я твердо надеюсь, что  женитесь:  вы  такой  щедрый,  такой
добрый барин; и я уверена, вы ее любите, и она души в вас  не  чает,-  ни  к
чему это отрицать, ведь всякий, кто хоть немного знаком с моей барышней, это
увидит: она, бедняжка, притворяться не умеет; а кому же и быть  счастливыми,
если не тем, кто друг  друга  любит?  Счастье  не  всегда  в  богатстве,-  а
впрочем, у моей барышни достанет его на двоих. Уж как жаль будет, если такую
парочку  да  разведут.  Но  нет,  я  уверена,  что  напоследок  вы  все-таки
сойдетесь: чему быть, того не миновать. Если брак совершен на  небесах,  так
уж никакому мировому судье его не  развести.  Хорошо,  кабы  отец  Сапл  был
посмелее да сказал бы сквайру, что грешно  силой  выдавать  дочь  против  ее
желания; но он в полной зависимости от сквайра; он, бедняга,  хоть  и  очень
набожный и говорит, что нехорошо так делать, да только за спиной у  сквайра,
а в  глаза  ему  и  пикнуть  не  смеет.  На  сей  раз,  правда,  он  немного
расхрабрился: я никогда  его  таким  не  видела,  боялась,  что  сквайр  его
прибьет. Не грустите, сэр, не  отчаивайтесь,  все  еще  может  обернуться  к
лучшему: пока вы уверены в моей барышне,- а в ней вы можете  быть  уверены,-
она ни за что не согласится выйти за другого. Только я до смерти боюсь,  как
бы сквайр сгоряча не сделал ей  худа:  он  ведь  ух  какой  горячий!  Боюсь,
разобьет он бедной барышне сердечко, потому что оно  у  нее  нежное,  как  у
цыпленка Жаль, что у пей нет ни на волос моей смелости. Кабы я кого  любила,
а отец вздумал бы посадить меня под замок, я бы глаза ему выцарапала,  а  уж
до дружка своего добралась бы. Правда, приходится еще о  приданом  подумать:
отец захочет - даст, не захочет - не даст, а это, понятно, меняет дело.
     Слушал ли Джонс эти разглагольствования с напряженным вниманием, или же
в речи Гоноры не было ни единой паузы -  не  знаю,  только  он  ни  разу  не
вставил ни слова от себя, а она говорила  без  умолку,  пока  в  комнату  не
вбежал Партридж с известием, что приехала та важная дама.
     Джонс попал в положение, отчаяннее которою невозможно себе представить.
Гонора ничего не знала о его знакомстве с леди Белластон, и ей  всех  меньше
желал бы  он  в  этом  признаться.  Второпях,  будучи  подавлен  полученными
известиями, он придумал (как это обыкновенно бывает) самый худший  выход  и,
вместо того чтобы выдать  Гонору  леди,  что  не  имело  бы  никаких  важных
последствий, предпочел  выдать  леди  Гоноре,-  словом,  он  решил  спрятать
горничную, поспешно увел ее за кровать и задернул полог.
     Хлопоты в течение целого  дня  по  делу  хозяйки  и  ее  семьи,  испуг,
вызванный сообщением миссис Гоноры, и замешательство  по  случаю  внезапного
приезда леди Белластон совсем вышибли из памяти Джонса  принятые  им  раньше
решения; он и думать перестал, что ему следует играть роль  больного,  да  с
этой ролью не вязались ни нарядный костюм ею, ни свежий вид.
     Поэтому прием, оказанный им  леди,  больше  отвечал  ее  желаниям,  чем
ожиданиям: лицо Джонса дышало напускным радушием и  не  носило  ни  малейших
следов действительной или притворной болезни.
     Войдя в комнату, леди Белластон первым делом уселась на кровать
     - Вы видите, голубчик Джонс,- сказала она,- ничто не в  силах  удержать
меня надолго вдали от вас. Может быть, мне следовало рассердиться на вас  за
то, что я целый день вас не видела и не  получала  никаких  известий.  Между
тем, если судить по вашей наружности, болезнь не подмешала бы вам выйти,  да
вряд ли вы и сидели  целый  день  дома,  разнаряженный,  как  молодая  дама,
принимающая гостей после родов. Не  думайте,  однако,  что  я  намерена  вас
корить: я не хочу брать на себя роль докучной жены, чтобы не дать вам повода
разыграть роль холодного мужа.
     - Помилуйте, леди  Белластон,-  возразил  Джонс,-  как  можно  упрекать
человека в невнимании, когда он был  весь  к  вашим  услугам?  Кто  из  нас,
дорогая, имеет основание жаловаться? Кто вчера не сдержал слова  и  заставил
несчастного любовника ждать, тосковать, вздыхать и томиться?
     - Ах, не говорите, дорогой мистер Джонс! - воскликнула леди.-  Если  бы
вы знали, что  мне  помешало,  вы  бы  меня  пожалели.  В