щим,  то  ведь  будет  еще  довольно  времени
навязать мне другую партию.
     - Можно ли спокойно выслушивать такие вещи  от  девушки,  в  кармане  у
которой письмо от убийцы?
     - У меня нет этого письма, уверяю вас; и если он убийца,  то  скоро  не
будет больше в состоянии причинять вам беспокойство.
     - И вы смеете, мисс Вестерн, так говорить о нем? Без всякого  стеснения
признаваться мне в любви к этому злодею?
     - Право, сударыня, вы очень странно истолковываете мои слова.
     - Нет, мисс Вестерн,- вспылила тетка,- это совершенно  невыносимо.  Вы,
верно, у отца научились так обращаться со мной; это он  научил  вас  уличать
меня во лжи. Он вконец погубил вас нелепой системой воспитания  -  пусть  же
наслаждается ее плодами, так как, еще раз повторяю, завтра утром  вы  будете
возвращены к нему. Я увожу все свои силы с поля сражения и, подобно  мудрому
прусскому королю, буду  соблюдать  отныне  строжайший  нейтралитет.  Вы  оба
чересчур умны, где уж мне вами руководить! Ступайте же соберите  свои  вещи,
потому что завтра утром вы должны будете оставить этот дом.
     Софья защищалась, как  могла,  но  тетка  осталась  глуха  ко  всем  ее
доводам. При этом решении  нам  приходится  теперь  ее  оставить,  так  как,
по-видимому, нет никакой надежды переубедить почтенную даму.

     ГЛАВА IX Что случилось с мистером Джонсом в тюрьме

     Мистер Джонс провел двадцать четыре  томительных  часа  в  одиночестве,
скрашиваемом  иногда  обществом  Партриджа,  прежде  чем   вернулся   мистер
Найтингейл. Этот достойный человек не покинул и не забыл своего  друга,  но,
напротив, большую часть времени употребил на хлопоты по его делу.
     Он  узнал  из  расспросов,   что   единственными   свидетелями   начала
несчастного поединка были матросы с военного  корабля,  стоявшего  тогда  на
якоре в Дептфорде. Он отправился в Дептфорд искать этих  матросов;  там  ему
сказали, что все они сошли на берег; он пустился  по  их  следам  и  наконец
нашел двоих, выпивавших с кем-то третьим в кабачке близ Олдерсгейта.
     Найтингейл выразил желание поговорить с Джонсом наедине (войдя к  нему,
он застал у него Партриджа). Как только они остались одни,  Найтингейл  взял
Джонса за руку и сказал;
     - Ну, друг мой,  выслушайте  мужественно  то,  что  я  вам  скажу...  К
сожалению, я принес дурные вести, но считаю своим долгом сообщить вам их.
     - Я догадываюсь, что это  за  вести,-  сказал  Джонс,-  мой  несчастный
противник скончался.
     - Надеюсь, что нет,- отвечал Найтингейл,- утром он был еще жив;  но  не
буду вас обнадеживать: боюсь, что, судя по собранным  мной  сведениям,  рана
его смертельна. Но если дело было в точности так, как вы рассказываете,  то.
что бы ни случилось. вы можете опасаться  только  угрызений  вашей  совести.
Однако простите меня, дорогой Том, если я попрошу вас  ничего  не  таить  от
ваших друзей: если вы что-нибудь от нас скроете, вы себе только повредите.
     - Разве я давал  вам  когда-нибудь  повод,  дорогой  Джек,  для  такого
оскорбительного подозрения? - обиделся Джоне.
     - Имейте терпение,- отвечал Найтингейл,- и я расскажу  вам  все.  После
прилежных розысков мне удалось наконец  найти  двух  человек,  которые  были
свидетелями этого несчастного происшествия,  но  должен,  к  сожалению,  вам
сказать, что они излагают дело в очень неблагоприятном для вас  свете  -  не
так, как вы сами излагали.
     - Что же они говорят? - спросил Джонс.
     - Мне очень неприятно повторять их  слова:  боюсь,  история  эта  может
иметь для вас плохие последствия. Они говорят, что были слишком далеко и  не
могли расслышать ваши слова, но оба в один голос утверждают, что первый удар
нанесли вы
     - Клянусь честью, они клевещут! -  воскликнул  Джонс  -  Он  не  только
ударил меня первый - он ударил меня без малейшего с моей стороны повода. Что
побудило этих негодяев возводить на меня ложное обвинение?
     - Этого я не могу понять,- отвечал Найтингейл.- но если ни вам  самому,
ни мне, вашему искреннему другу, непонятны причины, побудившие их  клеветать
на вас, то какие же будут основания у равнодушного суда не  поверить  им?  Я
повторил им свой вопрос несколько раз,  и  то  же  сделал  сидевший  с  ними
незнакомец, по виду моряк, который выказал к вам большое участие; он  горячо
просил их не забывать, что от их показаний зависит жизнь человека, он  снова
и снова спрашивал их, вполне ли они уверены в правильности  этих  показаний,
на что оба отвечали утвердительно, изъявив готовность подкрепить свои  слова
присягой. Ради бога, дорогой друг, припомните хорошенько: ведь если суду  их
показания покажутся убедительными, то вам следует подумать своевременно, как
лучше всего оградить свои интересы. Я не хочу вас запугивать, но вы  знаете,
как строг в этом случае закон: оскорбление словами не может оправдать в  его
iлазах вашего поступка.
     - Ах, друг мой, какие могут быть интересы у такого  отщепенца,  как  я?
Кроме того, неужели вы думаете, что жизнь  сохранит  для  меня  какую-нибудь
цену, когда меня ославят убийцей? Если бы даже у меня  были  друзья  (а  их,
увы, пет!), то разве достало бы у меня  смелости  просить  их  выступить  на
защиту  человека,  признанного  виновным  в  самом   гнусном   преступлении?
Поверьте, я не питаю такой надежды, но я твердо  уповаю  на  всевышнего:  он
окажет мне помощь, какую я заслуживаю.
     И он  заключил  свою  речь  горячими  уверениями  в  истинности  своего
первоначального показания.
     Пошатнувшееся  было  доверие  Найтингейла   к   своему   другу   начало
восстанавливаться, когда явилась  миссис  Миллер  с  печальным  известием  о
результатах своей миссии. Выслушав ее, Джонс воскликнул героически:
     - Ну, друг мой. теперь мне все равно, что бы со  мной  ни  случилось,по
крайней мере, касательно моей жизни! И если богу  угодно,  чтобы  я  искупил
пролитую кровь, то я надеюсь, что божественная благость обелит  когда-нибудь
мою честь и что люди поверят, по крайней мере, словам умирающего.
     Тут между заключенным и его друзьями произошла  очень  грустная  сцена,
при которой вряд ли моим читателям было бы приятно присутствовать, и вряд ли
они пожелают услышать  подробное  ее  описание.  Перейдем  поэтому  прямо  к
появлению тюремного сторожа, доложившего Джонсу, что какая-то дама желает  с
ним поговорить, если у него есть время.
     Джонс был очень удивлен этим сообщением. Он сказал, что  нет  ни  одной
дамы на свете, посещения которой он ожидал бы в этом месте. Однако, не  имея
причины отказать, он простился с миссис Миллер  и  мистером  Найтингейлом  и
велел ввести посетительницу.
     Если Джонс был поражен известием о приходе какой-то дамы, то каково  же
было его удивление, когда он увидел перед собой не кого  иного,  как  миссис
Вотерс! Однако  оставим  его  теряться  в  догадках  и  поспешим  на  помощь
читателю, который тоже, вероятно,  немало  удивится  неожиданному  появлению
этой дамы.
     Кто такая миссис Вотерс, читатель хорошо знает, а  чем  она  была,  это
станет для него ясно теперь. Мы просим читателя вспомнить, что она уехала из
Эптона  в  одной  карете  с  мистером  Фитцпатриком  и   другим   ирландским
джентльменом и в их обществе направилась в Бат.
     Надо сказать, что в распоряжении мистера Фитцпатрика была  в  то  время
одна вакантная должность - именно должность жены,  ибо  занимавшая  ее  дама
ушла в отставку  или,  по  крайней  мере,  уклонялась  от  исполнения  своих
обязанностей.  Мистер  Фитцпатрик,  дорогой  всесторонне   исследовав   свою
спутницу, нашел се чрезвычайно подходящей для вакантного места и  немедленно
по приезде в Бат предложил ей его занять, а она беспрекословно  согласилась.
В течение всего пребывания в Бате они жили как муж с женой и как муж с женой
приехали вместе в Лондон.
     Был ли мистер Фитцпатрик настолько умен,  что  не  желал  расстаться  с
одним лакомым куском, не обеспечив себе прежде  другой,  который  он  теперь
только еще надеялся вернуть, или же миссис Вотерс исправляла свою  должность
так хорошо, что он намеревался удержать ее в роли главноуправляющей, а  жену
сделать (как это часто бывает) только ее заместительницей - не могу сказать,
только он никогда не упоминал ей о жене, не показывал ей письма, переданного
ему миссис Вестерн, и ни разу не заикнулся о  своем  намерении  вернуться  к
жене; и уж подавно не  произносил  при  ней  имени  Джонса,  ибо,  решившись
драться с ним при первой же встрече, он отнюдь не подражал тем благоразумным
людям, которые полагают, что самые надежные секунданты  в  таких  случаях  -
жена, мать, сестра, а подчас и вся  семья.  Поэтому  миссис  Вотерс  впервые
услышала обо всем этом от Фитцпатрика, когда его принесли домой из  таверны,
где была сделана перевязка.
     Но так как мистер Фитцпатрик никогда не умел  толково  рассказывать,  а
теперь  говорил  сбивчивее,  чем  когда-либо,  то  миссис  Вотерс  не  скоро
сообразила, что ему нанес рану тот самый джентльмен, который и  ее  ранил  в
сердце - хотя не смертельно. но так глубоко, что рана  до  сих  пор  еще  не
зарубцевалась. Но едва только узнала она, что человек, посаженный  в  тюрьму
за предполагаемое убийство, был сам мистер Джонс, как воспользовалась первым
случаем оставить  мистера  Фитцпатрика  на  попечении  сиделки  и  поспешила
навестить победителя.
     Она вошла в тюремную камеру с очень  веселым  видом,  но  веселость  ее
сразу прогнал грустный вид бедняги Джонса, который при ее появлении  вскочил
с места и перекрестился.
     - Меня нисколько не поражает ваше удивление,- сказала миссис Вотерс,вы,
наверное, не ожидали меня видеть; я думаю, дамы редко кого  здесь  беспокоят
своими визитами, разве что жены. Судите же, мистер Джонс,  как  велика  ваша
власть надо мной. Не  думала  я,  расставаясь  с  вами  в  Эптоне,  что  нам
доведется встретиться вновь, да еще в таком месте.
     -  Очень  вам  признателен  за  ваше  посещение,   сударыня,-   отвечал
Джонс,немногие так добры, чтобы последовать за несчастным,  особенно  в  это
мрачное помещение.
     - С трудом верится, мистер Джонс, что вы - тот самый  любезный  молодой
человек, которого я видела в Эптоне. Ваше лицо мрачнее всех тюрем на  свете.
Что с вами? Почему вы такой?
     - Я думаю,  сударыня,-  отвечал  Джонс,-  что  если  вам  известно  мое
пребывание здесь, то вы знаете также грустное  событие,  которое  меня  сюда
привело.
     - Ну уж и грустное! Вы ткнули противника шпагой на дуэли - вот и все.
     Такое  легкомыслие  несколько  возмутило  Джонса,  и   он   с   большим
сокрушением рассказал о случившемся.
     - Если вы принимаете это так близко  к  сердцу,  сэр,-  сказала  миссис
Вотерс,- то я вас успокою: противник ваш не умер и, насколько мне  известно,
вне опасности. Дело в  том,  что  первая  помощь  была  ему  подана  молодым
хирургом, который, по-видимому, желал  представить  его  положение  в  самом
мрачном свете, чтобы излечение принесло ему  больше  чести;  но  теперь  его
пользует придворный хирург, по словам которого  если  у  раненого  не  будет
лихорадки,- а ее нет и признаков,- то жизнь его спасена.
     Джонс выслушал это известие с большим облегчением. В подтверждение  его
достоверности миссис Вотерс добавила:
     - По странной случайности, я живу в том же самом  доме  и  видела  его.
Могу вас уверить, что он отдает вам справедливость и говорит, что, каковы бы
ни были последствия, зачинщиком был он и вы нисколько не виноваты.
     Сведения миссис Вотерс совсем успокоили Джонса, и  он  рассказал  ей  о
многом, что  ей  было  уже  хорошо  известно:  например,  кто  такой  мистер
Фитцпатрик, что было причиной его злобы и  т.  д.  Но  были  и  такие  вещи,
которых она не знала: приключение с муфтой  и  другие  мелочи.  Джонс  утаил
только имя Софьи. Потом он принялся сокрушаться в своих проказах  и  грехах,
из которых каждый, но его словам, имел весьма прискорбные  последствия,  так
что с его стороны было бы непростительно пренебречь  полученными  уроками  и
продолжать порочную жизнь. Поэтому  он  принял  твердое  решение  впредь  не
грешить, чтобы не навлечь на себя еще худшей беды.
     Миссис Вотерс подняла его на смех, приписав  все  эти  зароки  действию
тюрьмы и упадку духа. Она повторила некоторые остроты насчет простудившегося
дьявола и сказала, что, без всякого сомнения, в самом скором времени  увидит
его на свободе таким же жизнерадостным, как и прежде.
     - И  тогда,  я  уверена,  вы  окончательно  освободитесь  от  угрызений
совести, которые не дают вам здесь покоя.
     Она высказала еще несколько замечаний в  этом  роде,  которые  едва  ли
принесут ей много чести в глазах некоторых читателей; с другой  стороны,  мы
боимся, что ответы Джонса вызовут улыбку у других. Поэтому опустим остальную
часть их разговора, заметив только, что свидание  кончилось  самым  невинным
образом, к большему удовольствию Джонса, чем его посетительницы,  ибо  герой
наш был чрезвычайно обрадован принесенными ему известиями, а  миссис  Вотерс
осталась порядком разочарованной покаянным поведением человека,  о  котором,
при первом знакомстве с ним, она составила совсем другое мнение.
     Таким образом, грусть Джонса, вызванная рассказами мистера Найтингейла,
почти совсем рассеялась;  однако  уныние,  в  которое  повергла  его  миссис
Миллер, по-прежнему его одолевало. Слова вдовы так  хорошо  согласовались  с
тем, что писала в последнем письме Софья, что Джонс нимало не  сомневался  в
том, что она показала его письмо тетке  и  приняла  твердое  решение  с  ним
порвать. Мучения, причиненные ему  этой  мыслью,  могли  сравниться  лишь  с
ударом, который судьба еще припасала для него и о котором  мы  расскажем  во
второй главе следующей книги.

        "КНИГА ВОСЕМНАДЦАТАЯ, ОХВАТЫВАЮЩАЯ ОКОЛО ШЕСТИ ДНЕЙ"

     ГЛАВА I Прощание с читателем

     Вот  мы  доехали,  читатель,  до  последней  станции   нашего   долгого
путешествия.  Проехав  вместе  так  много  страниц,  поступим   по   примеру
пассажиров почтовой кареты, несколько дней друг с другом не  расстававшихся:
если  им  и  случалось  немного  повздорить  и  посердиться   дорогой,   они
обыкновенно под конец все забывают  и  садятся  в  последний  раз  в  карету
веселые и благодушные - ведь, проехав этот остаток  пути,  мы,  как  и  они,
может быть, никогда больше не встретимся.
     Раз уж я прибегнул к этому сравнению,  позвольте  мне  его  продолжить.
Итак, я намерен в этой последней книге  подражать  почтенным  людям,  едущим
вместе в почтовой карете. Всем известно, что шутка и насмешки  на  последней
станции прекращаются; как бы ни дурачился потехи ради какой-нибудь пассажир,
веселость его проходит и разговор становится прост и серьезен.
     Так и я, если и позволял себе время  от  времени  на  протяжении  этого
труда кое-какие шутки для твоего развлечения, читатель, то теперь отбрасываю
их  в  сторону.  Мне  надо  впихнуть  в  эту  книгу  столько  разнообразного
материала, что в ней не останется места для шутливых  замечаний,  которые  я
делал в других книгах и которые, может быть, не раз разгоняли  сон,  готовый
сомкнуть твои глаза. В этой последней книге ты не найдешь ничего, или  почти
ничего, подобного. Тут будет только голое повествование. И,  увидев  великое
множество событий, заключенных в этой книге,  ты  подивишься,  как  все  они
могли уложиться на столь немногих страницах.
     Пользуюсь этим случаем, друг мой (так как другого уж не  представится),
чтобы от души пожелать тебе всего хорошего. Если я  был  тебе  занимательным
спутником, то, уверяю тебя, этого я как раз и желал. Если я чем-нибудь  тебя
обидел, то это вышло неумышленно. Кое-что из сказанного здесь,  может  быть,
задело тебя или твоих друзей, но я торжественно объявляю, что не метил ни  в
тебя, ни в них. В числе других небылиц, которых ты обо мне наслышался, тебе,
наверно, говорили, что я - грубый насмешник; но кто бы это ни сказал  -  это
клевета. Никто не презирает н не ненавидит насмешек больше, чем я,  и  никто
не имеет на то больше причин, потому что никто от  них  не  терпел  столько,
сколько я;  по  злой  иронии  судьбы  мне  часто  приписывались  ругательные
сочинения тех самых людей, которые в других своих статьях сами  ругали  меня
на чем свет стоит.
     Впрочем, все такие произведения, я уверен, будут  давно  забыты,  когда
эта страница  еще  будет  привлекать  к  себе  внимание  читателей:  как  ни
недолговечны мои книги, а все-таки  они,  вероятно,  переживут  и  немощного
своего автора, и хилые порождения его бранчливых современников.

     ГЛАВА II, содержащая весьма трагическое происшествие

     Когда Джонс сидел, погруженный в нерадостные мысли, с которыми  мы  его
оставили, в комнату вошел Партридж, бледный как  полотно,  едва  держась  на
ногах и дрожа всем телом; глаза его были неподвижно устремлены в одну точку,
а  волосы  встали  дыбом.  Словом,  он  выглядел  так,  точно  ему   явилось
привидение, или, вернее, точно сам он был привидением.
     Джонс, человек не из  трусливых,  немного  оробел  при  этом  внезапном
появлении. Он тоже побледнел и запинающимся голосом спросил:
     - Что с тобой? В чем дело?
     - Пожалуйста, сэр, вы на меня не сердитесь,- отвечал  Партридж.Ей-богу,
я не подслушивал, но мне пришлось поместиться в соседней комнате.  Право,  я
желал бы находиться за сто миль отсюда, только бы не  слышать  того,  что  я
слышал.
     - Боже мой, да в чем же дело? - воскликнул Джонс.
     - В чем дело, сэр? Скажите мне, женщина, только что отсюда вышедшая, та
самая, с которой вы были в Эптоне?
     - Да, Партридж,- отвечал Джонс.
     - И вы точно, сэр, спали с этой женщиной? - спросил  Партридж  дрожащим
голосом.
     - Боюсь, что мои отношения с ней не являются тайной,- отвечал Джонс.
     - Нет, ради бога, сэр, отвечайте мне прямо!
     - Ну да, спал, ты же знаешь! - воскликнул Джонс.
     - Да смилуется над вами господь и да простит вас! Ибо вы спали с родной
матерью - это так же верно, как то, что я жив и стою перед вами!
     При  этих  словах  Джонс  мгновенно  обратился  в   еще   более   яркое
олицетворение  ужаса,  нежели  сам  Партридж.  Он  онемел  от  изумления,  и
некоторое время оба стояли молча, дико выпучив глаза друг на друга.  Наконец
к нашему герою вернулся дар речи, и прерывающимся голосом он пролепетал:
     - Как? Что? Что ты сказал?
     -  Ах,  сэр,-  отозвался  Партридж,-  не  могу  говорить,  у  меня  дух
захватило; но то, что я вам сказал,- совершенная правда...  Женщина,  только
что вышедшая отсюда,- ваша мать. Такое несчастье, сэр, что мне не  случилось
тогда ее увидеть и предупредить вас! Не  иначе  как  сам  дьявол  попутал  и
вовлек вас в такой грех.
     - Да, видно Фортуна решила не оставлять меня в покое, пока не сведет  с
ума! - воскликнул Джонс.- Но зачем браню я  Фортуну?  Я  сам  виновник  всех
своих  несчастий.  Все  беды,  постигавшие  меня,   лишь   следствие   моего
безрассудства и порочности. Твое открытие, Партридж,  чуть  не  лишило  меня
рассудка! Так, значит, миссис Вотерс...  Но  зачем  этот  вопрос?  Ведь  ты,
конечно, должен ее знать... Если ты хоть немного меня любишь-  нет,  если  в
тебе есть хоть капля  жалости  ко  мне,-  умоляю  тебя,  возврати  сюда  эту
несчастную женщину. Праведный боже! Кровосмешение... с  матерью!  Вот  какой
участи я обречен!
     И он с  таким  неистовством  отдался  горю  и  отчаянию,  что  Партридж
отказался его покинуть в  этом  состоянии.  Но  наконец,  дав  выход  первым
приливам чувства. Джонс немного овладел собой, после чего, сказав Партриджу,
что эта несчастная женщина  живет  в  одном  доме  с  раненым  джентльменом,
отправил его на розыски.
     Если читатель соблаговолит освежить в своей памяти  эптонские  события,
описанные в девятой книге, то, наверно, будет поражен  несчастным  стечением
обстоятельств, помешавших встрече Партриджа и миссис Вотерс, несмотря на  то
что она провела там