. До тех пор прощайте".
     Огорчение Джонса - читатель сам может судить - было, вероятно, не очень
велико; а если он и огорчился, то скоро утешился, потому  что  не  прошло  и
часу,  как  ему  принесли  другую  записку,  написанную  тем  же   почерком,
следующего содержания: "Отправив вам письмо,  я  передумала:  переменчивость
эта вас не удивит, если вы немного знаете  природу  нежнейшей  из  страстей.
Теперь я решила свидеться с вами сегодня же вечером в моем доме -  будь  что
будет. Приводите ровно в семь. Я обедаю в гостях, но к  этому  времени  буду
дома. Вижу, что для  искренне  любящего  день  оказывается  длиннее,  чем  я
предполагала.
     Если вы случайно придете на несколько  минут  раньше  меня,  прикажите,
чтобы вас провели в гостиную".
     По правде  говоря,  это  последнее  послание  доставило  Джонсу  меньше
удовольствия, чем первое, потому что мешало исполнить одну  горячею  просьбу
мистера Найтингейла,  с  которым  он  очень  сошелся  и  подружился.  Мистер
Найтингейл просил Джонса пойти с ним и его приятелями  в  театр,  где  в  юг
вечер давали новую пьесу и многочисленная группа собиралась ее освистать  из
неприязни к автору - другу одного из знакомых  мистера  Найтингейла.  Забаву
эту, нам стыдно  признаться,  герой  наш  охотно  предпочел  бы  упомянутому
приятному свиданию, но честь одержала верх над естественным влечением.
     Прежде чем сопровождать Джонса на назначенное леди свидание, мы считаем
нужным объяснить происхождение двух приведенных записок, так  как  читатель,
может быть, немало  подивится  неблагоразумию  леди  Белластон,  назначающей
любовнику свидание в том самом доме, где жила ее соперница.
     Дело в том, что хозяйка того дома, где  до  сих  пор  встречались  наши
любовники,  несколько  лет  получавшая  пенсию  от  леди  Белластон,   вдруг
сделалась методисткой; явившись утром к се светлости и сурово пожурив ее  за
легкомысленный образ жития, она решительно объявила, что впредь ни под каким
видом не намерена помогать леди в устроении ее любовных дел.
     В  смятении  чувств,  вызванном  этим  досадным   происшествием,   леди
Белластон сперва совсем отчаялась найти какой-нибудь  способ  встретиться  с
Джонсом в тот же вечер, но потом, немного овладев собой она раскинула умом и
счастливо напала на мысль предложить Софье пойти в театр, на что  та  тотчас
же  согласилась;  найти  для  нее   подходящую   компанию   не   представило
затруднений: миссис Гонора  и  миссис  Итоф  тоже  были  спроважены  на  это
приятное развлечение. Таким образом, хозяйка дома могла свободно  принять  у
себя мистера Джонса и без всякой помехи  провести  с  ним  часа  два-три  по
возвращении  от  приятельницы,  у  которой  она  обедала.  Приятельница  эта
проживала в довольно отдаленной части города, недалеко от места  их  прежних
свиданий, и леди Белластон  дала  ей  обещание  еще  прежде,  чем  узнала  о
перевороте в образе мыслей и морали своей недавней поверенной.

     ГЛАВА Х Глава хоть и короткая, но способная вызвать слезы  на  глаза  у
иных читателей

     Только что мистер Джонс оделся и приготовился идти  к  леди  Белластон,
как в дверь его комнаты постучалась миссис Миллер; получив позволение войти,
она принялась убедительно просить своего жильца спуститься вниз и  выпить  с
ней чашку чаю.
     Не успел Джонс переступить порог гостиной, как она  познакомила  его  с
находившимся там человеком, проговорив:
     - Вот, сэр. мой родственник, столько вам обязанный за вашу добро!  у,он
желает принести вам свою искреннюю благодарность.
     Только что гость миссис Миллер собрался продолжать  речь,  так  любезно
начатую ею, как взор его встретился с пристальным взором Джонса, и на  лицах
обоих выразилось крайнее изумление. Он тотчас же запнулся и, не кончив речи,
опустился на стул, воскликнув:
     - Да, это он. Я убежден, что это он!
     - Боже мой, что это значит? - забеспокоилась миссис Миллер.- Вам  худо,
кузен? Скорее воды, спирту!
     - Не пугайтесь, сударыня,- сказал Джонс,- я почти столько же нуждаюсь в
помощи, как и ваш родственник. Мы оба одинаково  поражены  этой  неожиданной
встречей. Ваш родственник - мой знакомый, миссис Миллер.
     - Знакомый!..- повторил гость.- О, боже!
     - Да, знакомый, - продолжал Джонс, - и очень  мною  уважаемый.  Если  я
постыжусь признаться, что люблю и уважаю человека, который решается  на  все
для спасения жены и  детей  от  немедленной  гибели,  то  пусть  мои  друзья
отрекутся от меня в несчастье!
     -  О,  благородный  юноша!-  воскликнула   миссис   Миллер.-   Да,   он
действительно ни перед чем не останавливался,  бедняга...  Только  благодаря
своему превосходному здоровью он и мог все это вынести.
     - Кузина,- проговорил гость, тем временем совершенно оправившийся,это и
есть тот ангел небесный, о котором я вам говорил. Это ему обязан я спасением
моей Пегги, перед тем как пришли вы. Все, что я мог достать, чтобы помочь ей
и облегчить ее страдания, я достал благодаря его щедрости. Это достойнейший,
превосходнейший, благороднейший из  людей!  Ах,  если  бы  вы  знали,  какие
одолжения...
     - Не говорите об одолжениях,-остановил его  Джонс,-  ни  слова,  умоляю
вас, ни слова! (Вероятно, таким образом он давал ему понять, что  не  желает
разглашения истории с грабежом.) Если моя скудная помощь спасла целую семью,
то, право, это удовольствие досталось мне чрезвычайно дешево.
     - Ах, сударь,- воскликнул гость,- если бы вы могли в эту минуту увидеть
мое жилище! Если кто заслужил удовольствие, о котором вы говорите,  так  это
именно вы. Кузина говорит, что она вам рассказала о бедственном положении, в
каком застала нас. Знайте же, сэр,  что  все  теперь  переменилось,  главным
образом благодаря вашей щедрости... У детей моих есть теперь постель... и  у
них есть... у них есть... благослови вас господь до конца  дней  ваших!..  у
них есть кусок хлеба. Мой малыш выздоровел, жена поправляется, и я счастлив.
Всем, всем этим я обязан вам и моей  кузине,  добрейшей  женщине  на  свете.
Право, сэр, вы непременно должны побывать у нас...  Жена  должна  непременно
увидеть  вас   и   поблагодарить...   Дети   тоже   должны   выразить   свою
благодарность... Право, сэр,  они  прекрасно  понимают,  насколько  они  вам
обязаны. Но каковы же должны быть мои чувства, когда я думаю, кому обязан  я
тем, что они способны теперь выражать  благодарность...  Ах,  сэр,  согретые
вами крохотные сердца их были бы теперь, без вашей помощи, холодны, как лед!
     Джонс пытался остановить несчастного, но речь его и без того прервалась
от полноты чувства. Миссис Миллер тоже рассыпалась в благодарностях  как  от
своего имени, так и от имени своего родственника, сказав, что,  без  всякого
сомнения, такая отзывчивость будет щедро вознаграждена.
     Джонс отвечал, что он уже достаточно вознагражден.
     - Рассказ вашего родственника,  сударыня,-  сказал  он,-  доставил  мне
такое удовольствие, какого  я  еще  никогда  не  испытывал.  Только  негодяй
способен остаться бесчувственным, выслушав такую историю; в какой же восторг
должна привести мысль, что ты сам играл благодетельную роль  в  этой  сцене!
Если есть люди, неспособные радоваться, принося другим  счастье  то  мне  их
искренне жаль, потому что для них остаются недоступными  почести,  выгоды  и
наслаждения,  равных  которым  никогда  не  изведали   ни   честолюбцы,   ни
корыстолюбцы, ни сластолюбцы
     Между тем приближался час свидания,  и  Джонс  принужден  был  поспешно
проститься: он  крепко  пожал  руку  своему  новому  другу  выразив  желание
поскорее  снова  увидеться  с  ним  и  пообещав  навестить  его  при  первой
возможности. Потом он сел в портшез  и  отправился  к  леди  Белластон  -  в
восторге, что осчастливил бедное семейство; не  без  ужаса  подумал  он  при
этом, какие страшные были бы последствия, если бы он  не  послушался  голоса
милосердия, а поступил согласно сухой справедливости, подвергшись  нападению
на большой дороге.
     Миссис Миллер целый вечер расточала хвалы Джонсу, и  ми  стер  Андерсон
вторил так горячо, что его не раз подмывало рассказать о неудачном  грабеже.
К счастью, однако, он настолько владел собой, что  удержался  от  признания,
которое было бы тем неуместнее, что миссис Миллер была женщина щепетильная и
очень строгих правил; равным образом ему была  хорошо  известна  болтливость
этой дамы. II все же признательность мистера Андерсона была так велика,  что
едва не одержала в нем  верх  над  благоразумием  и  стыдом  и  не  побудила
разгласить вещи. позорившие его доброе имя. лишь бы только  не  опустить  ни
одного обстоятельства, выставлявшею в выгодном свете его благодетеля

     ГЛАВА XI, которая поразит читателя

     Мистер Джонс явился немного раньше назначенного времени и  раньше,  чем
вернулась леди. Ее задержала не только  отдаленность  дома.  в  котором  она
обедала, но и разные другие обстоятельства, очень досадные  для  человека  в
таком душевном состоянии. Героя нашего провели  поэтому  в  гостиную;  и  не
успел он оглядеться, как дверь отворилась и в комнату вошла... не кто  иная,
как сама Софья, покинувшая театр до окончания первого действия. Как  мы  уже
сказали, пьеса была новая, и две большие группы зрителей, одна  шикавшая,  а
другая аплодировавшая, подняли в театре неистовый  шум  и  даже  драку,  что
перепуганная героиня наша рада  была  отдаться  под  покровительство  одного
молодого джентльмена, благополучно проводившего ее до портшеза.
     Так как леди Белластон сказала, что вернется домой поздно, то Софья, не
ожидая встретить кого-нибудь в гостиной, быстро  вошла  туда  и  направилась
прямо к зеркалу напротив двери, ни разу не взглянув в дальний конец комнаты,
где Джонс стоял застывшей без движения статуей. Разглядывая в  зеркале  свое
прекрасное лицо, Софья заметила эту статую; оглянувшись, она убедилась,  что
перед ней не призрак, а явь, пронзительно вскрикнула и  едва  не  упала  без
чувств, прежде чем Джонс подоспел к ней и подхватил в свои объятия.
     Изобразить взгляды и мысли любовников в эту минуту выше моих сил.  Судя
по наступившему молчанию, чувства их были так велики, что им  самим  не  под
силу было их выразить. Как же браться за эту задачу мне? К  несчастью,  лишь
немногие из моих читателей бывали настолько влюблены, чтобы из  собственного
опыта заключить о происходившем в сердцах Джонса и Софьи.
     Наконец Джонс нарушил молчание, проговорив срывающимся голосом.
     - Я вижу, сударыня, вы удивлены...
     - Удивлена! - повторила Софья.- Да, конечно удивлена. Почти не верится,
что вы тот самый человек, каким кажетесь.
     - Да, тот самый, моя Софья.- извините, сударыня, что я решился  назвать
вас  так,-  тот   самый   несчастный   Джонс,   которого,   после   стольких
разочарований, судьба наконец милостиво привела к вам. Ах,  Софья,  если  бы
знали вы, сколько мучений  я  вытерпел  во  время  этой  долгой,  бесплодной
погони!
     - Погони за кем? - спросила  Софья,  немного  овладев  собой  и  приняв
сдержанный тон.
     - Зачем этот жестокий вопрос? - отвечал Джонс.- Нужно ли говорить,  что
за вами!
     - За мной? Разве у мистера Джонса есть ко мне какое-нибудь важное дело?
     - Иным это дело может показаться  важным,  сударыня,  -  сказал  Джонс,
подавая  ей  записную  книжку,-  надеюсь,  что  вы  найдете  в  ней  все   в
сохранности.
     Софья взяла записную книжку и хотела ответить, но он перебил ее:
     - Не будем, молю  вас,  терять  драгоценных  мгновений,  так  милостиво
посылаемых нам судьбой. Ах, Софья! У меня есть  к  вам  дело  гораздо  более
важное. Позвольте мне просить у вас на коленях прощения!
     - Прощения? Но после всего случившегося, после всего, что мне говорили,
разве можете вы ожидать, сэр...
     - Я едва соображаю, что говорю,- отвечал Джонс.- Боже мой!  Нет,  я  не
решаюсь просить у вас прощения. Ах, Софья! С этой  минуты  забудьте  даже  и
думать обо мне, несчастном. Если когда-нибудь воспоминание обо мне проникнет
к вам украдкой и смутит ваш драгоценный покой, подумайте о моем  недостойном
поведении: пусть случай в Эптоне навсегда изгладит меня из вашей памяти.
     Софья стояла вся трепещущая. Лицо ее сделалось белее  снега,  а  сердце
готово было выскочить из груди. Но при упоминании об Эптоне  румянец  покрыл
ее щеки, а глаза, до тех пор опущенные, обратились на  Джонса  с  выражением
презрения. Он понял этот молчаливый упрек и отвечал так:
     - Ах, Софья, единственная любовь  моя.  Вы  не  можете  ненавидеть  или
презирать меня за то, что там  случилось,  больше,  чем  сам  я  ненавижу  и
презираю себя, но, право же. сердце мое всегда оставалось верным вам. Оно не
принимало никакого участия в безрассудстве, которое я совершил;  даже  тогда
оно неизменно принадлежало вам. Хотя я отчаялся когда-нибудь обладать  вами,
отчаялся даже увидеть вас, но ваш прелестный образ неотступно  стоял  передо
мной, и я не мог серьезно полюбить другую женщину. Но если  бы  даже  сердце
мое было свободно, та, с которой я случайно сошелся в этом проклятом  месте,
не возбудила во мне серьезного чувства. Поверьте, мой ангел, с того дня я ее
ни разу больше не видел и не имею ни малейшего желания видеть.
     Софья в душе была очень рада это слышать,  но,  напустив  на  себя  еще
более холодный вид, она проговорила:
     - Зачем вы утруждаете себя защитой, мистер Джонс,  если  вас  никто  не
обвиняет?  Коли  на  то  пошло,  так  я  предъявила  бы  вам   обвинение   в
действительно непростительном поступке.
     - В каком же, о, господи?  -  спросил  Джонс,  трепеща  и  бледнея:  он
боялся, что Софья намекает на его связь с леди Белластон.
     - Боже! - воскликнула она.- Как возможно, чтобы в одной и той же  груди
уживались такое благородство и такая низость!
     Леди Белластон и его позорное согласие состоять  у  нее  на  содержании
снова пришли на ум Джонсу и сковали ему уста.
     - Могла ли я ожидать от вас такого поведения? - продолжала  Софья.Могла
ли я ожидать этого от джентльмена, от  человека,  дорожащего  своей  честью?
Публично  трепать  мое  имя  в  гостинице  перед  всяким  сбродом!  Хвастать
ничтожными ласками, которые неискушенное мое  сердце  слишком  легкомысленно
вам подарило! Распустить слух, что вы принуждены были бежать от моей любви!
     Удивлению Джонса при этих словах Софьи не было границ; однако, не  зная
за собой вины, он без труда нашелся, как ему защищаться, довольный,  что  не
была задета гораздо более чувствительная для его совести  струна.  Несколько
вопросов  тотчас  же  показали  ему,  что  всем  этим  обвинениям  в   столь
возмутительном  поругании  чувства  и  доброго   имени   Софьи   он   обязан
исключительно болтовне  Партриджа  в  гостиницах  перед  содержателями  этих
заведений и их слугами: Софья призналась, что  сведения  свои  она  получила
именно от них. Джонс без  особенного  труда  убедил  Софью  в  своей  полной
невиновности в проступке, столь чуждом его характеру, и  Софье  стоило  даже
немалых усилий умерить его пыл: он хотел  сию  же  минуту  вернуться  домой,
чтобы убить Партриджа, и клялся, что непременно его убьет.  Объяснившись  по
этому вопросу, они остались так  довольны  друг  другом,  что  Джонс  совсем
забыл, как в начале разговора заклинал  свою  возлюбленную  выкинуть  всякую
память о нем, а Софья готова  была  благосклонно  выслушать  просьбу  совсем
другого рода: они и не заметили, как дело дошло до того, что Джонс  проронил
несколько  слов,  похожих  на  предложение  пожениться.  На  это  Софья  ему
ответила, что если бы  не  долг  дочери,  возбранявший  ей  следовать  своим
влечениям вопреки воле отца, то нищета с ним была бы ей  гораздо  больше  по
сердцу, чем какое угодно  богатство  с  другим.  При  слове  "нищета"  Джонс
вздрогнул, выпустил ее руку, которую все время  держал,  и,  ударив  себя  в
грудь, воскликнул:
     - Довести тебя до нищеты! Нет, Софья, клянусь небом, никогда не совершу
я такой низости! Нет, дражайшая Софья, чего бы это мне ни стоило, я откажусь
от  вас,  я  вас  оставлю,  я  вырву  из  своего  сердца   всякую   надежду,
несовместимую с вашим благополучием. Любовь моя не угаснет никогда,  но  она
останется безгласной, она  будет  гореть  вдали  от  вас,  она  укроется  на
чужбине, откуда ни одна жалоба, ни один вздох мой не долетят  до  вас  и  не
смутят вашего покоя. И когда я умру..
     Джонс хотел продолжать, но был остановлен рыданиями Софьи, припавшей  к
его груди, не в силах вымолвить ни  слова.  Он  принялся  осушать  слезы  ее
поцелуями, и некоторое время она без сопротивления  позволяла  ему  это,  но
потом, опомнившись, тихонько освободилась из его объятий и, чтобы  перевести
слишком волнующий разговор на  другую  тему,  задала  вопрос,  о  котором  в
смятении чувств до сих пор не подумала, именно: как попал он в эту  комнату?
Джонс замялся и, по всей  вероятности,  своим  ответом  возбудил  бы  в  ней
подозрения, как вдруг дверь отворилась и вошла леди Белластон.
     Сделав несколько шагов и увидев Джонса с Софьей, она  остановилась  как
вкопанная,  но  через  несколько  мгновений  опомнилась  и  с  поразительным
самообладанием -  впрочем,  достаточно  ясно  обнаружив  удивление  и  тоном
голоса, и выражением лица - сказала:
     - А я думала что вы в театре мисс Вестерн! Хотя  Софья  не  успела  еще
угнать от Джонса  как  он  ее  отыскал,  однако,  нимало  не  догадываясь  о
действительном положении вещей и даже не предполагая, чтобы Джонс был знаком
с леди Белластон, она не почувствовала никакого смущения, тем более  что  во
всех разговорах на эту тему леди всецело принимала ее сторону  против  отца.
Нисколько не задумываясь, она рассказала все,  что  случилось  в  театре,  и
объяснила причину своего раннего возвращения
     Этот рассказ дал леди Белластон время собраться с мыслями и сообразить,
как ей действовать. Так как все поведение Софьи свидетельствовало, что Джонс
ее не выдал, то она приняла благодушный вид и сказала:
     - Я не вошла бы так неожиданно, мисс Вестерн, если бы знал, что  у  вас
гости.
     Произнося эти слова, леди Белластон  пристально  посмотрела  на  Софью.
Бедная девушка вспыхнула и в сильном смущении пробормотала.
     - Поверьте, сударыня,  что  я  всегда  почитаю  за  честь  видеть  вашу
светлость...
     - Надеюсь, что я вам не помешала, по крайней мере? - прервала  ее  леди
Белластон.
     - Нет, сударыня.- отвечала Софья,- мы уже кончили нашу деловую  беседу.
Если вашей светлости угодно будет припомнить, я не раз  говорила  о  пропаже
своей записной книжки. Оказывается, этот джентльмен нашел ее и был так добр,
возвратив ее мне вместе с находившимся в ней банковым билетом.
     При появлении леди Белластон Джонс от страха чуть не упал в обморок  Он
сидел, постукивая каблуками и играя пальцами с самым дурацким видом,  словно
деревенский недоросль, впервые попавший в светское общество. Мало-помалу он,
однако, начал приходить в себя:  поняв  намек  леди  Белластон,  которая  не
подавала виду, что она его знает, он тоже решил  притвориться  незнакомым  с
ней. Он сказал, что,  получив  в  свое  распоряжение  эту  записную  книжку,
принялся старательно искать даму, имя которой было в  ней  написано,  но  до
сегодняшнего дня ему не удавалось найти ее
     Софья действительно говорила леди Белластон о потере  записной  книжки,
но так как Джонс по той или иной причине  ни  разу  не  обмолвился  ей,  что
книжка эта у него, то она не поверила ни одному слову Софьи  и  была  немало
поражена находчивостью молодой девушки, так  быстро  придумавшей  извинение;
причина ухода Софьи из театра тоже показалась ей выдумкой, и, не  зная,  как
объяснить  встречу  влюбленных,  она  все-гаки  была  твердо  убеждена,  что
встретились они не случайно.
     -  Какая  же  вы,  однако,  счастливая,-  проговорила  она  с  деланной
улыбкой.-деньги ваши не только попали в руки честного человека, но  ему  еще
посчастливи