, и тебе придется принять ;мой вызов.
   - Как удачно, что у меня нет времени, - ответил Василий скучным голосом.
   - Выходи на, бой, иначе одну из лошадей я оставлю себе.
   Василий выпучил глаза. Кто же знал, что дело обернется так?  В  некоторых
отношениях Павел удивительно непредсказуем, и вот, пожалуйста, результат.
   Граф бросил взгляд на Александру, но тупо-упрямое выражение ее лица  ясно
говорило, что она не смирится с потерей даже одной из ее "деток". ".Впрочем,
это не удивило Василия.
   Однако она неожиданно вмешалась и сказала Павлу:
   - Лошади мои. Если вам непременно нужно с кем-нибудь сразиться, пусть это
буду я.
   Павел бросил взгляд на троих окружавших ее казаков и рассмеялся:
   - Павел не дурак, женщина.
   Разумеется, это было спорное утверждение, и  Александра  попыталась  было
высказать свое мнение на этот счет, но, догадавшись о ее намерениях, Василий
быстро заметил:
   - Ладно, Павел, но только в доме, если ты не возражаешь. И  выбор  оружия
за мной. Эй, кто-нибудь, принесите мою  саблю,  которую  вы  отобрали  вчера
вечером.
   Заметив, что Павел слегка опешил, граф участливо спросил:
   -  Нет  опыта  в  обращении  с  саблей?  Ну,  никто  не  скажет,  что   я
воспользовался  своим  преимуществом.   Ладно,   выбирай   ты,   но   должен
предупредить, что у нас со Штефаном были одни и те же учителя.
   Кстати, как там твое плечо?
   При упоминании о плече Павел покраснел, и  Василий  подумал,  что  хватил
через край, напомнив о ножевой ране, нанесенной Штефаном. Но Павла так легко
было раздразнить,  что  граф  не  мог  справиться  с  искушением.  Однако  в
следующую минуту он уже раскаялся.
   - Кнуты, - бросил Павел.
   Выбор бандита оказался столь неожиданным,  что  послышался  общий  вздох,
вызванный изумлением. Василий отважно попытался скрыть свой испуг:
   - И ты называешь это оружием?
   - Мой кнут искромсает тебя в лохмотья. И ты говоришь, что это не  оружие?
- возразил Павел, посмеиваясь.
   - Выбор оружия был  за  тобой.  Петровский,  -  вмешалась  Александра,  -
воспользуйся своим правом.
   Василий понимал, что она не рассчитывает на его победу, если дело  дойдет
до кнутов. Это было очевидно. Черт, Александра думала, что  вне  зависимости
от оружия он не может выиграть у этого здоровяка, вот  почему  она  пыталась
вмешаться. Так же точно, как  Василий  заранее  счел  Алин  развратной,  она
считала его ни  к  чему  не  пригодным,  беспомощным  придворным  щеголем  и
упорствовала в своем мнении. А его  минутное  благородство  было  глупостью:
конечно, следовало настоять на сабле.
   Граф и сам теперь сомневался, что сможет выиграть бой с  помощью  оружия,
которым никогда не пользовался.
   Но, честно говоря, он не мог последовать ее совету, хотя  и  очень  этого
желал. Александра сочла  бы  это  слабостью  и  лишним  доказательством  его
никчемности. Конечно, с одной стороны,  неплохо,  но  Василия  почему-то  не
устраивала репутация  придворного  модника.  Черт  бы  побрал  Павла  с  его
дурацким самолюбием! Боже милостивый, кнуты!
   И как же,  черт  возьми,  ими  сражаться?  Хлестать";  друг  друга,  пока
кто-нибудь не упадет?
   Павел уже послал кого-то за кнутами, а сам поспешил в  дом  готовиться  к
поединку. Стоявший справа от Василия Лазарь поймал друга за руку, когда  тот
начал слезать с коня:
   - Это же нелепость. Он хочет использовать тебя как суррогат Штефана.
   - Скажи мне что-нибудь, чего я  не  знаю,  -  буркнул  Василий,  отпихнув
Лазаря.
   - А если я скажу, что ты должен отказаться? Василий и сам  прекрасно  это
понимал. Ему  хотелось  заплатить  выкуп,  разорвать  помолвку  и  отправить
Александру со своими кобылами в Россию. Разумеется, ему вовсе не нужна  была
ее благодарность, потому что она только бы осложнила дело. Но  сказать,  что
он согласен уступить одну из  кровных  лошадей,  было  как-то  неловко.  Так
почему же все-таки он принял  вызов?  Чтобы  отплатить  за  дар,  полученный
прошлой ночью?
   Испытывая отвращение к себе и ко всему происходящему,  Василий  спешился,
но успел тихонько сказать Лазарю:
   - Успокойся, друг мой, если это  окажется  слишком  больно,  я  сдамся  и
заплачу двойную цену.
   - Ну хорошо хоть, что ты не совсем  свихнулся,  -  заметил  Лазарь.  Это,
кстати, был спорный вопрос, но Василий ничего  не  ответил  и  направился  к
дому. Александра тоже соскользнула с седла и преградила  ему  путь.  Она  не
слышала его разговора с Лазарем, и слава Богу, потому что у  графа  не  было
никакого желания вновь вступать в спор, а она, вне всякого  сомнения,  стала
бы настаивать на своем до самого конца.
   - Петровский...
   - Беспокоишься обо мне, любовь моя, - , оборвал ее Василий, и его сарказм
ясно показывал, что он не поверит ей, даже если она попытается притвориться,
что действительно волнуется за него.
   Этот сарказм мгновенно вызвал ответную реакцию, и Александра прошипела:
   - Конечно, нет! - Хотя это не в коей мере не отражало ее истинных чувств.
   - Тогда прочь с дороги. Выиграю я или проиграю,  ты  все  равно  получишь
своих лошадей.
   Василий обошел ее и быстро захлопнул дверь у нее перед носом. Но если  он
вообразил, что  может  удержать  Александру,  то  заблуждался.  Ей  хотелось
поглазеть на его поражение. Василий непременно выгнал бы  ее,  но  остальные
тоже поспешили за ним, и он только пожал плечами:
   - Может, она и заслужила это прошлой ночью?!
   Обнаженный до пояса, Павел  убирал  походные  кровати,  чтобы  освободить
пространство. Похоже, он собирался сражаться без рубашки, но являлось ли это
обязательным условием?
   Но так или иначе, Василий решил подчиниться ему хотя бы для  того,  чтобы
не портить впечатления о себе.
   Он видел, как Павел дважды сражался со Штефаном и  оба  раза  проигрывал.
Преимущество Василия заключалось в том, что Павел никогда  не  видел  его  в
деле. Однако граф не имел ни малейшего понятия о поединке на кнутах,  и  тут
он явно уступал Павлу. Дернул же его черт согласиться.
   В идеале Павла нужно было бы убить потому, что тот, в отличие от  Лятцко,
не имел ни малейшего понятия о чести, и нельзя было доверять его слову, если
б он проиграл. Но у  Василия  не  было  желания  убивать  его  даже  обычным
Оружием. Этот разбойник был несчастным озлобленным человеком,  и  таким  его
сделала женщина. В этом отношении граф даже сочувствовал ему.
   Альтернативой убийства было просто сбить его с  ног  и  лишить  сознания,
потому что проиграй Павел аристократу в третий раз, он бы  мог  вскипеть  до
такой степени, что в отместку приказал бы поубивать их всех.
   Кое-кто, может, и не послушался бы, но остальные вполне могли подчиниться
приказу, а рисковать не следовало. Но так как у  Василия  Не  было  никакого
опыта в обращении с кнутом, то оставалось единственное,  на  что  он  был  в
настоящем случае способен: проиграть Павлу, дать ему возможность насладиться
минутой славы, поставить на этом точку и убраться отсюда  подобру-поздорову.
И он уже  обещал  Лазарю,  что  сдастся,  если  окажется,  что  победить  не
удается... Но такой вариант противоречил его натуре...
   - Наконец-то, - сказал Павел.
   Василий обернулся и увидел входящего в дверь человека, который  в  каждой
руке нес по свернутому кольцом кнуту.
   Они казались почти одинаковыми, но только на первый  взгляд.  Граф  видел
кнут своей нареченной лишь мельком, да и не стремился его рассматривать,  но
все-таки каким-то чудесным образом понял, что один из  них  принадлежит  ей.
Быстрый взгляд, брошенный на Александру, сказал Василию, что и она без труда
его узнала.
   Не пытаясь понять, почему он предпочитает именно ее кнут,  граф  выступил
вперед и сказал:
   - Думаю, что выбор оружия все еще за мной. Я возьму кнут моей бабы?
   - Какой бабы? - спросил Павел, и недоуменно взглянул на Александру.
   - Разве ты не говорил, что прошлой ночью отобрал у нее кнут?  -  возразил
Василий.
   Павел нахмурился и подозрительно посмотрел на него:
   - Это ты научил ее орудовать кнутом, дружок?
   Василий недолго колебался: солгать ли ему ради собственной выгоды, или  в
поддержку своей войны против Александры?
   - Тебе повезло, - ответил он. - Я не настолько  давно  знаю  эту  девицу,
чтобы успеть научить ее чему-нибудь важному.
   На Александру граф даже не  взглянул,  и  хорошо  сделал,  потому  что  в
противном случае  он  понял  бы,  что  свалял  дурака,  и  ему  пришлось  бы
извиняться.  Делать  вид,  что   сегодняшняя   ночь   была   чем-то   весьма
незначительным, позволяла себе и Александра, но слышать такие слова было для
девушки просто мучительно, и выражение ее лица выдало на короткое  мгновение
чувства прежде, чем она сумела скрыть их под маской равнодушия.
   К счастью, никто, кроме нее, не понял тайного смысла этого замечания,  и,
когда граф добавил:
   "Так покончим с этим". - Павел охотно согласился.
   Развернув кнуты, волочившиеся по  щербатому  неровному  полу,  противники
начали описывать замысловатые круги: Василий в надежде уяснить основы  этого
боевого искусства, а Павел, стараясь  углядеть  возможность  нанести  первый
удар таким образом, чтобы он оказался и последним.
   Но пока что никому не удавалось добиться своей цели.
   Когда, наконец, Павел сделал первый выпад, Василий едва успел  увернуться
и потому не заметил, как это делается: щелканье  кнута  наводило  ужас  даже
когда он всего лишь рассекал воздух. А первая попытка Василия  нанести  удар
была просто смехотворной: жало его кнута упало  на  пол  еще  до  того,  как
коснулось Павла.
   Непривычный к этому виду оружия, граф держал кнут, как меч  и  размахивал
им, как мечом или саблей, и его удары, возможно, достигли бы цели,  если  бы
цель оставалась неподвижной. Но дело обстояло иначе. Необходимо было нанести
удар, одновременно стараясь избежать удара противника, и  пока  что  Василию
удавалось добиться только второго.
   Александра с отвращением наблюдала за их схваткой. Павел и сам не слишком
много знал об этом искусстве, но, конечно, гораздо больше Василия, и  только
благодаря везению и быстрой реакции графу  до  сих  пор  удавалось  избегать
ударов.
   А потом удар все-таки был  нанесен.  Он  не  был  особенно  мощным.  Кнут
обвился вокруг спины Василия, хлестнул его по бокам и  груди.  Самый  тяжкий
урон причинял конец кнута, оставляя на золотистой коже красные  диагональные
отметины. Граф всего лишь вздрогнул,  а  вот  у  Александры  вид  вспухающих
багровых рубцов вызвал совершенно Неожиданную реакцию.
   Она вдруг ощутила жгучее желание вырвать кнут из неумелых рук  Василия  и
превратить бандита в отбивную котлету. Это заняло бы  не  более  минуты  или
двух. Александра знала каждое  уязвимое  место  на  теле,  и  рука  ее  была
безжалостна и безошибочна. Через несколько секунд Павел уже корчился  бы  на
полу...
   Она буквально заставила себя сунуть руки в карманы  и  собрала  всю  силу
воли, чтобы удержать их там.  Кроме  того,  значительная  часть  ее  волевых
усилий ушла на то, чтобы остаться  на  месте.  Но  Александра  была  слишком
разгневана, чтобы стоять спокойно.
   - Вся сила удара в твоем запястье! - крикнула она  Василию.  -  Используй
ее!
   Граф ее услышал - не мог не услышать. И был крайне раздражен, поняв,  что
если бы она приняла участие в этом поединке вместо  него,  то,  по-видимому,
схватка уже закончилась бы. Ну почему из всех возможных видов  оружия  Павел
предпочел то, которым она владела в совершенстве?
   Но Василий понятия не имел, о чем она говорила.
   Второй удар раскаленной змеей обвился вокруг его бедер, обжег низ живота,
и у Василия возникло ощущение, что кнут рассек его живот и все  внутренности
вот-вот вывалятся наружу. Но,  посмотрев  вниз,  он  увидел  только  красный
выпуклый рубец, пересекавший кожу. Однако и этого  было  достаточно  и  даже
слишком, чтобы поставить точку.
   Он уже открыл рот, чтобы сказать об этом Павлу,  когда  Александра  снова
крикнула, обращаясь к нему:
   - Черт возьми, это же не меч! Не держи его так! Скрипнув зубами,  Василий
сделал новую попытку. Но в результате кнут  лишь  дразняще  соприкоснулся  с
телом атамана, скорее, как  надоедливый  комар,  а  не  как  жалящая  пчела.
Конечно, у Павла такой проблемы не было, и он  нанес  еще  два  молниеносных
обжигающих удара, и на тыльной стороне графского плеча  выступила  кровь.  И
тут Александра закричала:
   - Сдавайся, Петровский! Ты не сможешь выиграть!
   Но Василий решил доказать ее не правоту. Конечно, не кнутом.  Глупо  было
надеяться, что он сумеет пользоваться этой штуковиной, не  получив  хотя  бы
парочки уроков, а учиться  этому  посреди  поединка  как-то  несвоевременно.
Поэтому он опустил свой кнут, и, когда кнут атамана засвистел в воздухе,  не
сделал попытки увернуться. Вместо этого Василий поймал его и, резко  дернув,
уронил свой кнут на пол и нанес Павлу удар кулаком в лицо.
   Ноги бандита подкосились, и он рухнул на пол. Вне всякого сомнения,  граф
сломал ему нос, но в эту минуту атаман не чувствовал тяжести увечья. Он  был
без сознания, и Василий казался себе героем, уложив противника одним  ударом
- по крайней мере пока не напомнили  о  себе  его  собственные  пульсирующие
острой болью рубцы.
   - Если ты с самого начала собирался это сделать, то почему, черт  возьми,
так медлил?
   Александра подошла к нему сзади,  и  голос  ее  был  язвительным,  как  и
следовало  ожидать.   Василий   не   обернулся,   собираясь   полностью   ее
игнорировать, но, когда она подошла с  левой  стороны,  у  него  само  собой
вырвалось:
   - Заткнись, Алин!
   С другого бока подошел Лазарь:
   - Рана неглубокая, но надо ее промыть и перевязать прежде, чем мы уедем.
   Александра подошла к тому месту, где Василий уронил кнут. .,  -  Вот  это
удар кнутом, - объяснила она и продемонстрировала его.
   Кольцо метнулось через комнату, кончик кнута обвился вокруг  ножки  стула
и, скользнув по полу, ударился о колени Василия.
   Мрачность графа уже достигла предела, но Алин ничего не замечала.
   - Сядь и пусть твой друг поухаживает за тобой,  -  сказала  она,  вернее,
приказала - таким жестким и повелительным был ее тон.
   - Заткнись, Алин!
   Она снова обращалась с ним как с  ребенком,  да  еще  при  всех,  и  свои
дурацкие советы во время поединка давала  только  потому,  что  считала  его
совершенно неспособным сражаться,  он  это  понял.  Конечно,  может,  она  и
беспокоилась, хотя вероятность этого была невелика, но  при  мысли  об  этом
Василий впал в панику и совершенно потерял контроль над собой. Прояви сейчас
Александра хоть тень благодарности, он, наверное, убил бы ее.
   Алин, в свою очередь, тоже  была  в  смятенных  чувствах,  на  две  трети
состоящих их чистой паники, но у нее это началось еще прошлой  ночью,  когда
она услышала, что они приближаются к Кардинии. Во время поединка  Александра
боялась за Василия, и сейчас это приводило ее  в  бурную  ярость.  Положение
ухудшалось еще и тем,  что  теперь  она  чувствовала  себя  обязанной  этому
человеку. Чувство благодарности к графу как-то не вязалось с ее отношением к
нему. А то,  что  она  все-таки  собиралась  высказать  свою  благодарность,
разъярило Александру еще больше. Но хуже всего было то, что она  чувствовала
его боль и испытывала какую-то нелепую потребность облегчить его  страдания,
но не знала как и даже не осмеливалась попытаться это сделать.
   Все эти противоположные Эмоции сводили ее с ума, и девушка была абсолютно
не в силах справиться с ними.
   Конечно, в другой ситуации она заметила бы, что и он  не  в  себе  и  что
вовсе не боль вызывает его раздражение, а сама Александра. Ей и в самом деле
надо было последовать его совету  и  замолчать.  Воистину  упрямство  иногда
чревато ошибками.
   - Я должна поблагодарить...
   Помимо  убийства,  Василий  знал  еще  один  верный  способ  избежать  ее
непрошеной благодарности, и не замедлил им воспользоваться.
   - Прежде чем ты пожалеешь о своих словах, Алин, тебе следует узнать,  что
я не верну тебе лошадей.  Если  произойдет  худшее  и  дело  кончится  нашей
свадьбой, я собираюсь не упустить своей выгоды и продам их.
   Реакция  не  обманула  его  ожиданий.  С  минуту  Василий  опасался,  что
Александра обрушит на него удар своего  кнута,  и  с  таким  мастерством,  с
которым он не хотел познакомиться.
   Граф никогда не видел ее в такой ярости.  Но,  взяв  себя  в  руки,  Алин
ответила с ужасающим спокойствием, хотя каждое слово давалось ей с трудом  и
она говорила сквозь зубы:
   - Ты не продашь моих лошадей.
   - Вряд ли у тебя будет возможность поспорить  на  эту  тему,  -  возразил
граф.
   Плотина сдержанности прорвалась, и голос ее поднялся до  крика  так,  что
содрогнулись стропила:
   - Сначала я увижу тебя в аду! Он проревел в ответ:
   - Ты увидишь меня там, если не покончишь с этой проклятой помолвкой!
   - Я уже говорила тебе, что не могу. Я дала обещание!
   - Господи! Женщины каждый день нарушают обещания. Чем же так  отличаешься
от них ты?
   - Честью, - уксусным тоном  ответила  она,  -  но  я  не  удивлюсь,  если
окажется, что ты не имеешь о ней ни малейшего представления.
   С этими словами Александра вышла из комнаты, и Лазарю  пришлось  оттащить
Василия от двери, когда тот бросился за ней.
   - Ради Бога, оставь ее, пока она не исполосовала тебя еще хуже.
   Василий обернулся к нему:
   - Ты слышал, что она сказала?
   - Да, и ты сам на это напросился, - решительно возразил Лазарь.  -  Какой
черт дернул тебя сказать, что ты продашь ее лошадей?
   - Это было необходимо. Или ты не понял? Она  собиралась  излить  на  меня
потоки своей благодарности.
   - Боже милостивый! Ну и что?
   - Благодарность и ненависть не могут идти рядом, - сказал граф  и  тяжело
вздохнул.  Почувствовав  внезапное  изнеможение,  он  опустился   на   стул,
принесенный Александрой. - Знаешь, Лазарь, у меня такое чувство, черт бы его
побрал, что я угодил в ловушку, из которой мне не выбраться.
   Перемена темы и внезапная усталость Василия настроили  Лазаря  на  мирный
лад:
   - Возможно, это оттого, что ты теперь целиком зависишь  от  матери  и  не
уверен в том, что она примет Александру так, как ты надеялся.
   - Нет, она будет в ужасе от Алин, я ничуть не сомневаюсь, но  дело  не  в
этом. Мое чутье говорит мне, что я никогда не избавлюсь от этой девицы.

Глава 24

   В окутанной туманом долине столица королевства казалась яркой  жемчужиной
в тусклой оправе.  Александра  увидела  город  издалека,  и  мрачная  погода
прекрасно  подходила  к  ее  настроению.  Даже  когда  они  достигли  первых
вымощенных булыжником улиц и туман рассеялся и выглянуло солнце,  настроение
не улучшилось.
   Это был большой город, давно вышедший  за  пределы  своих  первоначальных
границ, - крепостных стен, которые теперь крошились от старости  и,  скорее,
наводили на мысль  о  запустении,  чем  об  обновлении.  "Прочь  старое,  да
здравствует  новое!  Но  неудачная  помолвка  не  входит  в  эту   последнюю
категорию", - размышляла девушка.
   Перед тем как покинуть предгорья Карпат, путешественники провели  ночь  в
личном охотничьем домике короля Штефана. Слово  "личный"  как  нельзя  лучше
отвечало назначению этого жилища, ибо так уж повелось,  что  король  посещал
его в тех случаях, когда хотел побыть в одиночестве, и единственная  спальня
в домике ясно говорила о том, что обычно Штефан не приглашал с собою  друзей
или семью. Конечно,  у  короля  имелись  и  другие  охотничьи  домики,  куда
просторнее, но этот был ближе всего к горам. В конюшне не хватило места  для
всех лошадей, но снег еще не Добрался до подножий  холмов,  и  погода  здесь
была не намного хуже той, к которой они привыкли на русских  равнинах.  Зато
домик оказался достаточно просторен, чтобы разместить всех людей.
   Александра все еще кипела от злости, вспоминая угрозу Василия продать  ее
лошадей, и даже не стала спрашивать разрешения занять единственную  спальню,
а по