,
когда он подносил стакан бренди ко рту. Он весь кипел от негодования.
   - Черт возьми, где мои бумаги, письменный стол, книги?
   Элеонора едва сдержалась.
   - Ты сейчас узнал, что у тебя есть сын. Неужели это все, о чем ты  можешь
спросить?
   - Значит, вы не знаете, куда она дела мои вещи?
   - Они на чердаке, Ники. Все твои вещи на чердаке, - вздохнула Элеонора.
   - И вы были здесь, когда она все переворачивала вверх дном? - укоризненно
спросил он.
   - Да, я была здесь.
   - И даже не попытались ее остановить? - изумился Николас.
   - Ради всего святого, Ники, ты что, надеялся и после  женитьбы  сохранить
холостяцкий уклад жизни?
   - Я не просил меня женить. И я велел жене быть там, где ее оставил, а  не
переезжать в мой городской дом. Если ей так хотелось перемен, почему она  не
стала перестраивать Сильверли?
   - Наверное, потому, что Сильверли ей нравится таким, каков он есть.
   - Почему же она там не осталась? - сердито воскликнул он.
   - И ты еще спрашиваешь?
   - А что ей могло не понравиться? - усмехнулся Николас. - Или моя любезная
матушка сурово с ней обошлась?
   - Регина - законная хозяйка имения, если ты это имеешь в виду.
   - Значит, они поладили? Хотя почему бы и нет? - Он язвительно  засмеялся.
- У них так много общего. Обе ненавидят меня.
   - Ты несправедлив, Ники.
   - Уж не собираетесь ли вы защищать сестру после всего, что  она  со  мной
сделала?
   - Нет, - печально ответила Элеонора.
   - А, вы приняли сторону Регины. Ну да, конечно, вы так хотели, чтобы я на
ней женился. Теперь вы довольны? Посмотрите, во что это вылилось!
   Элеонора покачала головой:
   - С некоторых пор я тебя не понимаю, Ники. Зачем ты так с  ней  поступил?
Она прекрасная девушка, ты был бы с нею очень счастлив.
   Внезапная боль пронзила ему грудь. Счастье с Региной не для него, как  бы
он к этому ни стремился. Но Элеонора не может его  понять,  ведь  Мириам  не
говорила ей правды. Сколько он себя помнил, сестры всегда  были  в  ссоре  и
даже не общались друг с другом. И если Мириам или Регина  не  рассказали  ей
обо всем, он и подавно не собирается этого делать. Милая, добрая Элли  будет
его жалеть, а он не хотел, чтобы его жалели.  Пусть  уж  лучше  считает  его
мерзавцем, как все остальные.
   Глядя в пустой стакан, он пробормотал:
   - Терпеть не могу принуждения.
   - Но что сделано, то сделано, - заметила Элеонора. - Ты женился на ней. И
теперь не позволишь ей сделать ваш брак счастливым?
   - Нет.
   - Конечно,  я  понимаю,  ты  злился  на  весь  свет.  Но  неужели  ты  не
попытаешься, Ники?
   - Чтобы она рассмеялась мне в лицо? Нет, благодарю покорно.
   - Она просто обижена на  тебя.  А  чего  ты  ожидал,  бросив  ее  в  день
свадьбы?
   Николас до боли сжал пальцами стакан с бренди:
   - Это она вам сказала? Элеонора отвела глаза:
   - Ну, в общем...
   - Я так и думал.
   - Не перебивай меня, Ники, - строго  нахмурилась  Элеонора.  -  Я  хотела
сказать, что она ни разу не говорила со мной о тебе. Но можешь  поверить,  я
жила с ней три месяца и понимаю, что у нее на сердце.
   - И правильно сделала, что  не  сказала  вам,  что  обо  мне  думает.  Ей
известно, как вы ко мне относитесь.
   - Ники! - гневно воскликнула Элеонора и, не получив ответа, спросила:
   - А что будет с твоим сыном? Ты хочешь, чтобы он, как и ты, рос  в  доме,
где царит ненависть? Ты этого хочешь?
   Николас вскочил и запустил стаканом в стену.
   Потрясенная, Элеонора не могла вымолвить ни слова.  Николас  сам  прервал
тяжелое молчание и хрипло сказал:
   - Я не дурак, мадам. Она может всем рассказывать, что ребенок мой, но что
ей еще остается? Пусть убедит в этом меня!
   - Ты хочешь сказать, что вы с ней.., что ты никогда...
   - Всего один  раз,  тетя  Элли..,  за  четыре  месяца  до  того,  как  мы
поженились! Лицо Элеоноры прояснилось.
   - Она родила через пять месяцев после свадьбы, Ники.
   Тот похолодел.
   - Роды были преждевременными, - резко сказал он.
   - Нет! - отрезала Элеонора. - Не говори того, чего не знаешь.
   - Тетя Элли, - рассудительно начал он, -  если  бы  она  была  беременна,
когда я уезжал, она наверняка сказала бы мне о ребенке, чтобы удержать меня.
Не говорите, пожалуйста, что она ничего не знала, ведь прошло четыре месяца.
И, конечно, было бы уже заметно. Следовательно, она  могла  быть  только  на
первом или втором месяце беременности.
   - Николас Эден, пока ты не оставишь свое упрямство, я тебе ничего  больше
не скажу!
   С этими словами Элеонора вышла из комнаты, сердито хлопнув дверью.
   Николас схватил графин с бренди, хотел было тоже запустить его  в  стену,
но вместо этого поднес к губам. Почему бы и нет?
   Она должна была сказать ему о беременности, когда они поженились. Николас
стал вспоминать, сколько раз позволял другим  мужчинам  отвозить  ее  домой.
Вспомнил о Джордже Фоулсре, вспомнил свою ярость. Неужели  это  было  дурным
предчувствием? Неужели он тогда  знал,  что  молодой  ублюдок  не  повез  ее
домой?
   Николасом  овладела  такая  злоба,  что  он  потерял  всякую  способность
мыслить. Все это время он  пытался  не  думать  о  ребенке,  но  его  усилия
оказались тщетными. Неужели это его сын? Ладно,  пусть  она  попытается  его
убедить.

Глава 28

   Реджи улыбнулась, когда маленький кулачок уперся ей в грудь. Ей нравилось
кормить ребенка, но сегодня ее мысли были не с ним. Она  даже  не  заметила,
когда он перестал сосать.
   - Опять заснул, Реджи, - шепнула Тесс.
   - Да, только ненадолго.
   Реджи осторожно подняла малыша, придерживая за спинку. Его головка  легла
ей на плечо, он почмокал губами и  засопел.  Реджи  улыбнулась  своей  няне,
которая теперь нянчила ее сына.
   - Пусть спит. - Реджи опустила малыша в кроватку.
   Но едва она перевернула его на живот, он вдруг приподнял головку,  открыл
глаза и стал болтать ножками.
   - Ну вот, - усмехнулась Тесс. - Ему уже  не  требуется  много  спать,  он
подрос.
   - Думаю, пора найти тебе помощницу.
   - Вот когда ему  минет  шесть  месяцев  и  он  начнет  везде  ползать,  -
улыбнулась няня, - тогда уж мне одной будет тяжело за ним уследить.
   - Как скажешь, - засмеялась Реджи. - А теперь иди поешь, с  ним  останусь
я.
   - Нет, девочка моя, вас ждут внизу.
   - Да, - вздохнула Реджи, - мой муж. Нам не о чем  говорить,  значит,  мне
незачем его видеть. Иди, Тесс.  И  скажи,  чтобы  мне  принесли  обед  сюда,
хорошо?
   - Но...
   - Нет. - Реджи взяла из кроватки проснувшегося малыша. - Я хочу  остаться
в компании этого джентльмена.
   Когда Тесс ушла, Реджи, отбросив все аристократические манеры,  легла  на
ковер и начала играть с малышом, заставляя его улыбнуться. Смеяться  он  еще
не умел, но ждать этого уже недолго,  поскольку  его  окружают  смеющиеся  и
улыбающиеся люди. Все домашние, начиная  от  слуг  и  кончая  ее  дядюшками,
всячески пытались рассмешить малыша.
   Ах, как же она любит это крошечное создание! Незадолго до  его  появления
на свет Реджи было тоскливо и одиноко. Но после родов, которые, к  удивлению
доктора, прошли на редкость быстро и легко, она  сразу  повеселела.  Ребенок
наполнил ее жизнь смыслом и радостью. Два месяца она была  так  занята,  что
почти не вспоминала о Николасе.., не больше десяти раз в день.
   - Теперь он вернулся, дорогой. И что нам делать? - вздохнула Реджи.
   - Ты хочешь, чтобы малютка тебе ответил?
   - О, Мэг, ты меня испугала!
   - Поставить обед на пол? Я встретила горничную, которая несла его сюда.
   - Нет, Мэг, оставь его, пожалуйста, на столе. А теперь расскажи  о  вашей
прогулке с Харрисом.
   Уезжая Николас оставил своего  камердинера  дома,  к  великому  огорчению
последнего. Бедняга Харрис все эти месяцы  ходил  как  потерянный,  а  когда
Реджи переехала в лондонский дом, почувствовал себя  еще  более  несчастным.
Они с Мэг часто ссорились, защищая каждый свою территорию.
   Но когда в  доме  появился  малыш,  все  изменилось.  Харрис  стал  лучше
относиться к молодой хозяйке, точнее, к ее  горничной  Мэг.  Оба,  к  своему
удивлению, начали испытывать друг к другу симпатию, часто гулять по вечерам.
Правда,  идиллия  обычно  продолжалась  недолго.  Стоило  Мэг  непочтительно
отозваться о виконте Монтьете, как все начиналось сначала.
   Мэг грохнула подносом о стол:
   - Не напоминайте мне об этом упрямце! Больше я не  скажу  ему  ни  слова!
Знаете, как он себя повел, узнав, что приехал его разлюбезный  виконт?  Даже
не извинившись передо мной, сразу понесся наверх как ошпаренный. А  я  могла
бы избавить его от хлопот. Тесс  сказала  мне,  что  в  музыкальную  комнату
отнесли очередной графин с бренди.
   - В музыкальную? Ах да,  -  засмеялась  Реджи.  -  Я  и  забыла,  во  что
превратила его кабинет.
   9 Любят только раз - Еще Тесс сказала, что слышала, как они с  леди  Элли
спорили, даже кричали друг на друга, - сообщила Мэг.
   - Правда? Боюсь, меня это не интересует.
   - Ну да, - усмехнулась Мэг. - Вы прекрасно знаете,  что  они  говорили  о
вас.
   - Ты считаешь, они ссорились из-за меня?
   - Из-за кого же еще?
   - Действительно, из-за кого? - раздался голос Николаса.
   Мэг сердито обернулась, проклиная себя за то, что не заперла дверь. Реджи
взглянула на мужа снизу вверх. Она лежала на спине, держа малыша  на  груди,
потом медленно села.
   Николас увидел, как головка ребенка прильнула к ее плечу. Засунув кулачок
в рот, он с любопытством смотрел на Николаса. Черные волосики,  живые  синие
глаза. Вылитый Мэлори.
   - И часто вы с ним играете?
   Спокойный тон не обманул Реджи. У губ Николаса залегла  жесткая  складка,
глаза угрожающе сверкали. Значит, он не рад видеть сына?  Неужели  он  такой
бесчувственный? Ее материнская гордость была уязвлена.
   - Если вы не желаете видеть Томаса, можете  уходить,  -  холодно  заявила
она.
   - А я и пришел, чтобы посмотреть на него, - мрачно усмехнулся Николас.  -
Вы назвали его в честь отца?
   Реджи осторожно  уложила  ребенка  в  кроватку,  поцеловала  его,  затем,
выпрямившись, посмотрела на мужа:
   - Его зовут Томас Эштон Мэлори Эден.
   - Кажется, вы отдали предпочтение  вашей  семье,  -  с  издевкой  заметил
Николас. Реджи вскипела:
   - Если вы хотели сами дать ему имя, вам следовало присутствовать при  его
рождении!
   - Почему вы ничего мне не сказали? Она гневно прищурилась. Еще немного, и
они перейдут на крик, а в детской она этого ни за что не допустит.
   - Мэг, останься с Томасом до возвращения Тесс,  хорошо?  -  Она  спокойно
повернулась к Николасу:
   - Если вы хотите закончить разговор, можете пройти со мной в мои комнаты.
   Реджи вышла из детской и  гордо  направилась  в  свою  гостиную.  Николас
последовал за ней и с треском захлопнул дверь. Реджи гневно обернулась:
   - Если вам угодно хлопать дверью, делайте это в другой части дома.
   - Черт возьми, я буду хлопать дверьми там, где пожелаю! А теперь отвечай,
почему ты ничего не сказала мне о ребенке?
   Что ему ответить? Что она не захотела удерживать его таким  образом?  Так
она не знает, можно ли вообще его удержать, раз ни она, ни  его  собственный
ребенок, видимо, ничего для него не значат.
   Помолчав, она спросила:
   - И что бы это изменило?
   - Как мы можем знать, раз ты этого  не  сделала?  -  возразил  Николас  и
ехидно добавил:
   - Возможно, ты сама не знала и, следовательно, не могла сказать мне.
   - Не знала? - Реджи улыбнулась. -  Конечно,  моя  беременность  протекала
весьма странно, но четыре месяца? Ни у одной женщины не останется  сомнений,
что она носит ребенка.
   Николас подошел к ней и остановился напротив.
   - Да, в это время беременность уже перестает быть секретом,  -  вкрадчиво
сказал он. - Достаточно посмотреть на талию. Но по твоей фигуре, любовь моя,
я бы ничего даже не заподозрил.
   Реджи посмотрела ему в глаза, и увиденное в них ее ошеломило.
   - Ты не веришь, что  это  твой  ребенок!  Теперь  ясно,  почему  ты  едва
взглянул на него! - Она встала с  кресла,  и  он  посторонился,  уступая  ей
дорогу. - Удивительно! Как же я раньше не догадалась.
   Вся история вдруг показалась Реджи забавной, и при других обстоятельствах
она бы засмеялась. Вот прекрасная месть за его оскорбительное поведение!  Но
ей сейчас не до шуток. Она была потрясена его  неожиданным  приездом  и  еще
более неожиданным сомнением в своем отцовстве.
   Он повернул ее лицом к себе:
   - Неужели в качестве оправдания вы  можете  преподнести  лишь  наигранное
удивление, мадам? У вас было достаточно времени, чтобы придумать объяснение,
почему в день свадьбы ваше платье даже подчеркивало талию.  Было  бы  весьма
любопытно услышать эту занимательную историю.
   Кобальтовые глаза превратились в узкие щелки. Реджи была вне себя, но  ее
голос оставался спокойным:
   - Любопытно? Вы когда-нибудь слышали о туго зашнурованном корсете? Вы  бы
поверили? Я ведь раньше не носила таких корсетов.
   - Значит, вы признаетесь? - рявкнул он.
   - В чем, Николас? Я уже  говорила,  что  у  меня  была  весьма  необычная
беременность. Я даже начала тревожиться. Женщины на пятом месяце оказывались
значительно полнее, чем я на седьмом. Как уверял дядя Джейсон, то  же  самое
было и у моей бабушки. Окружающие не знали о ее беременности,  пока  ребенок
не появлялся  на  свет.  Дядя  Джейсон  и  его  братья  родились  такими  же
крошечными, как и Томас, а сейчас все очень высокие. И он прав. Томас растет
не по дням, а по часам и совершенно нормально развивается.  Когда-нибудь  он
станет таким же высоким и сильным, как его отец. - Реджи замолчала.
   Гнев ее немного поутих. Она все ему рассказала, а уж поверит он или нет -
дело его.
   - Довольно правдоподобная история, любовь моя. Признаюсь, не ожидал.
   Реджи в отчаянии покачала головой. До чего же он упрям!
   - Если вы не желаете признавать Томаса своим сыном, ради  Бога.  Мне  все
равно, - отрезала она.
   - Скажи, что он - мой сын! - в бешенстве закричал Николас. - Скажи  ясно,
безо всяких недомолвок!
   - Он - ваш сын.
   - Не верю.
   - Отлично, - кивнула она. - А теперь извините, у меня стынет обед.
   Он удивленно смотрел, как она идет к двери.
   - И ты не  попытаешься  убедить  меня?  Реджи  остановилась.  Он  казался
смущенным, обескураженным, в  его  глазах  читалась  слабая  надежда.  Реджи
готова была смягчиться. Но она уже сделала все, что могла. Остальное зависит
только от него.
   - Зачем? Томасу вы не нужны, у него  есть  я.  А  что  касается  мужского
внимания, то в этом недостатка тоже не будет - мои дядюшки  в  нем  души  не
чают.
   - Ну уж нет! - рявкнул  Николас.  -  Я  не  допущу,  чтобы  эти  самодуры
воспитывали моего... - Он не договорил. - Идите обедать!
   Реджи вошла в детскую, улыбаясь. Теперь у нее есть над чем поразмыслить.

Глава 29

   Николас медленно сел  и  недовольно  поморщился.  Его  разбудил  какой-то
необычный шум. Он тряхнул головой, снова лег, но сон уже не шел.  И  тут  он
запоздало понял, что плакал ребенок. Может, он голоден?
   Николас лежал с  открытыми  глазами,  раздумывая,  часто  ли  ему  теперь
суждено просыпаться по ночам. Впрочем, завтра он отправит их в Сильверли.  А
там его комнаты находятся далеко от детской.
   Останется ли он  в  Сильверли?  Почему  бы  и  нет?  Он  не  появлялся  в
загородном доме из-за Мириам. Но она уже сделала все, чтобы настроить Регину
против него. Следовательно, худшее  уже  позади,  Мириам  больше  не  сможет
причинить ему боль, а до мнения остальных ему  нет  дела.  И  никто  ему  не
запретит жить в Сильверли, даже Регина. Это его собственность.
   В доме все стихло. Наверное, ребенка уже покормили. Интересно, проснулась
ли Регина? Он представил, как она мирно спит в соседней  комнате,  Возможно,
она давно привыкла и ее не будит плач малыша.
   Он никогда не видел, как она спит,  и  не  мог  этого  себе  представить.
Может, она подложила руку под щеку, как ребенок? А ее волосы? Рассыпались по
подушке или спрятаны под ночной  чепчик?  Николас  видел  ее  черные  локоны
всегда модно причесанными и завитыми. В чем она спит? Он же ничего о ней  не
знает, хотя она его жена.
   Он имеет право войти в ее комнату, разбудить, заняться с ней  любовью.  И
он желал этого больше всего на свете. Но она уже  не  та  юная,  невинная  и
одновременно чувственная девушка, которая отдалась ему летней ночью.  Она  с
презрением отвергнет его, и он скорее умрет, чем пойдет на такое унижение.
   Но.., если он тихонько войдет в ее комнату и лишь посмотрит на  нее,  она
ведь ничего не узнает? Николас вскочил с постели, накинул халат  и  вышел  в
коридор. Пройдя гостиную, разделявшую их спальни, он остановился у ее двери.
В комнате было тихо, в соседней детской кто-то напевал знакомую колыбельную.
   Николас уже хотел войти в комнату Регины, но неведомая сила потянула  его
в детскую. Он ведь до сих пор еще не разглядел малыша,  а  лучшего  момента,
чем сейчас, и не придумать.
   Он легонько  толкнул  дверь.  Тесс  дремала  на  стуле  рядом  с  детской
кроваткой, а в кресле сидела Регина и кормила ребенка.
   Эта картина несказанно поразила его. Было не принято,  чтобы  женщины  ее
круга сами кормили своих детей. Она сидела вполоборота к нему, склонившись к
малышу, и тихо мурлыкала песенку.  Ее  лицо  обрамляли  короткие  локоны,  а
остальные волосы  падали  на  спинку  кресла  плавной  волной.  На  ней  был
полупрозрачный пеньюар с длинными рукавами, под которым  виднелась  рубашка,
чуть спущенная с одного плеча. Ребенок жадно сосал,  его  ручонка  лежала  у
соска, как будто удерживая грудь в удобном положении.
   Николас зачарованно глядел на мирную картину и  чувствовал,  как  в  душе
просыпается нежность. Реджи внезапно обернулась, но он продолжал смотреть на
нее, не двигаясь с места.
   Во взгляде Реджи  не  было  ни  удивления,  ни  гнева,  ни  враждебности.
Казалось, они ласкают друг друга  глазами,  словно  между  ними  протянулись
невидимые нити, соединяющие их души наперекор всему.
   Регина первая отвела взгляд:
   - Прости, он тебя разбудил.
   Николас встрепенулся и торопливо сказал:
   - Нет, нет. Я.., не ожидал увидеть тебя здесь, - и смущенно добавил:
   - Тебе не удалось найти кормилицу?
   Реджи улыбнулась:
   - Я не искала. Когда  Тесс  рассказала  мне,  что  моя  матушка,  презрев
традиции, кормила меня сама, я решила делать так же. И нисколько не жалею.
   - Наверное, это обременительно?
   - Ничуть. Я не хочу  расставаться  с  Томасом,  поэтому  легко  мирюсь  с
добровольным заточением. Конечно, я теперь почти не  устраиваю  приемов,  но
это для меня не такая уж большая потеря.
   Ему нечего было ответить, но уходить не хотелось.
   - Я никогда не видел мать, кормящую своего  ребенка.  Ты  не  возражаешь,
если я побуду здесь еще немного? - робко спросил он.
   - Это же и твой ребенок... Не  возражаю.  Николас  прислонился  к  двери.
Неужели это его ребенок? Во всяком случае, она так говорит. И он чувствовал,
что она не лжет. Почему же он  так  упорно  отказывается  это  признать?  Да
потому, что покинуть женщину, на которой его силой заставили жениться, - это
одно, а вот бросить беременную жену - это уже  совсем  другое.  Правда,  она
ничего ему не сказала, но все равно выходит, что он подлец и  негодяй.  Черт
возьми! В какое положение она его поставила, умолчав о своей беременности. И
как теперь это исправить?
   Перевернув малыша, Реджи дала ему вторую грудь. У Николаса захватило дух,
когда он на мгновение увидел обнаженную  грудь  жены,  пока  она  натягивала
рубашку на другое плечо.
   Он медленно, будто его тянуло к ней против его воли, подошел к ее креслу.
Реджи подняла глаза, но он не осмелился взглянуть на нее. Он  знал,  что  не
выдержит и прикоснется к ней.
   Николас смотрел на ребенка, однако увидел  грудь  жены,  ее  полуоткрытые
губы. А если он ее поцелует?
   Николас услышал ее прерывистый вздох. Его поцелуй был  легким,  нежным  и
быстрым, чтобы она не успела отвернуться. Он выпрями