ее  тем  же  холодным  взглядом,  что  и  остальных  членов
экипажа.
   Молодой женщине стало не по себе при этом осмотре. Она знала, что  мокрая
одежда обтягивала ее, показывая ее формы. Брови пирата  придвинулись  совсем
близко, и безжалостный взгляд впился в нее, а на губах заиграла злая улыбка.
   - Что, молодой человек, вы любитель путешествий?
   Он быстро выдернул из ножен шпагу и уперся ее кончиком в грудь  Анжелики,
в раскрывшийся ворот, края которого она  машинально  пыталась  стянуть.  Она
ощутила укол, но не моргнула.
   - Храбрый?
   Он нажал сильнее. Нервы Анжелики  напряглись  до  предела.  Шпага  прошла
сквозь корсет, и резким движением пират разрезал ткань, откинув ее в сторону
и обнажив белую грудь.
   - Смотрите, это женщина!
   Наблюдавшие эту сцену матросы  разразились  хохотом  и  грубыми  шутками.
Анжелика быстро запахнула на  груди  разрезанную  одежду.  Глаза  ее  метали
молнии.
   А корсар улыбался.
   - Женщина! Ну, сегодня для "Гермеса" просто комедию разыгрывают.  Старик,
перекрашенный   в   негра,   женщина,   переодетая    мужчиной,    марселец,
представляющий героя, да еще наш  храбрый  помощник  Корьяно  превратился  в
тритона.
   Матросы загрохотали еще сильнее,  когда  увидели  злую  гримасу  Корьяно,
человека с черной повязкой на глазу.
   Когда хохот стих, Анжелика бросила:
   - И хам, одетый французским дворянином!
   Он принял удар, не переставая улыбаться.
   - Подумать только! Новые сюрпризы! Женщина, которая умеет острить...  Это
на Леванте редкость! Пожалуй, мы сегодня не в убытке,  господа.  Откуда  вы,
красавица? Из Прованса, как ваши спутники?
   Так как она не отвечала, он подошел еще ближе, выхватил у нее из-за пояса
кинжал, сорвал затем пояс и взвесил его на руке с понимающей улыбкой,  потом
раскрыл и одну за другой стал вытаскивать золотые монеты.  Матросы  с  жадно
загоревшимися глазами придвинулись к нему; одним взглядом он  отослал  их  в
сторону.
   Продолжая рыться в поясе, он вытащил письмо в проклеенном мешочке, прочел
его и растерянно произнес:
   - Мадам дю Плесси-Белльер... - а затем решился:
   - Позвольте представиться. Маркиз д'Эскренвиль.
   По  его  поклону  было  видно,  что  он  получил  некоторое  образование.
Возможно, звание маркиза действительно ему принадлежало.  Анжелика  возымела
надежду, что он отнесется к ней  более  внимательно,  учитывая  общественное
положение их обоих.
   - Я вдова французского маршала и  отправлялась  в  Кандию,  где  у  моего
супруга были дела.
   Он холодно, одними губами, улыбнулся.
   - Меня называют также Ужасом Средиземноморья.
   Подумав, он приказал, однако, отвести  ее  в  каюту,  предназначенную  на
"Гермесе" для достойных внимания пассажиров, а скорее - для пассажирок.
   Там в старом обитом кожей сундуке Анжелика нашла  кучу  женских  нарядов,
европейских и турецких, покрывал и фальшивых драгоценностей.
   Она не решалась раздеться. На  этом  судне  она  не  чувствовала  себя  в
безопасности. Ей казалось, что жадные глаза следят за ней сквозь щели каюты.
Но промокшая  одежда  обволакивала  ее  ледяным  компрессом,  зубы  выбивали
неудержимую дробь. Наконец,  сделав  страшное  усилие,  она  разделась  и  с
отвращением натянула на себя белое платье, примерно ее размеров, старомодное
и не совсем чистое, в котором она, должно быть, выглядела чучелом.  Набросив
на плечи испанскую шаль, она  почувствовала  себя  лучше,  улеглась,  поджав
ноги, на кушетке и долго не шевелилась, предаваясь мрачным мыслям. От мокрых
волос пахло морем, как и от влажных стенок каюты,  и  ее  тошнило  от  этого
запаха.
   Она оказалась совсем одна среди моря, всеми брошенная и  забытая,  словно
потерпевший кораблекрушение на  плоту.  И  ведь  она  сама,  своими  руками,
порвала все связи с прежней блестящей жизнью, а  здесь,  на  другом  берегу,
некому было протянуть ей руку... Как связать  разорванную  нить?  Даже  если
этот дворянин-пират согласится отвезти ее в Кандию, что ей  там  делать  без
средств? Ей не за что было там зацепиться... Вот только арабский  купец  Али
Мехтуб... Потом она вспомнила, что в Кандии должен быть французский  консул.
Можно будет к нему обратиться. Только как его зовут? Роше?.. Поше?.. Паша?..
Нет, как-то иначе.
   Из забытья ее вырвали женские  вопли  и  рыдания,  где-то  совсем  рядом.
Сквозь щели каюты пробивались тонкие красные лучики,  а  когда  она  открыла
дверь, прямо в лицо ей бросилось пурпурное пламя заката. Огненный шар солнца
погружался в море. Анжелика прижала руку к глазам. В нескольких шагах от нее
два   матроса   обхватили   девушку,   почти   ребенка,   которая   отчаянно
сопротивлялась и кричала. Один держал ее за руки,  а  другой  жадно  ласкал,
ухмыляясь.
   Анжелика вспыхнула.
   - Оставьте эту девочку! - И так как они словно не слышали, она  бросилась
на них и сорвала шерстяную шапку с того, кто держал девушку. Оказавшись  без
головного убора,  такой  же  неотъемлемой  принадлежности  моряка,  как  его
спутанная шевелюра, матрос выпустил добычу и протянул руки за шапкой.
   - Эй, отдай мой колпак!..
   - Подлый насильник,  вот  куда  отправится  твой  колпак,  -  и  Анжелика
швырнула шапку в море.
   Девушка  тем  временем  вырвалась  и   ошеломленно   смотрела   на   свою
спасительницу. Не менее поражены были оба  матроса.  Проводив  бессмысленным
взглядом уплывавшую по  волнам  шапку,  они  повернулись  к  Анжелике.  Один
проворчал:
   - Остерегись! Это та девка, которую только что вытащили из воды. Девка  с
золотыми монетами. Наш маркиз вроде положил на нее глаз...
   Матросы ушли.  Анжелика  повернулась  к  девушке.  Та  была  старше,  чем
показалось сначала. По бледному лицу с большими черными глазами  под  массой
густых вьющихся темных волос  ей  можно  было  дать  все  двадцать  лет.  Но
худенькое тельце в белом платьице было как у подростка.
   - Как тебя зовут? - спросила Анжелика,  не  очень  надеясь,  что  девушка
поймет ее. Но, к ее удивлению, та отвечала:
   - Эллида.
   Потом  она  встала  на  колени,  схватила  руку  своей  спасительницы   и
поцеловала ее.
   - Что ты делаешь на этом корабле? - продолжала расспрашивать Анжелика.
   Но девушка вдруг отпрыгнула, как испуганная кошка, и скрылась в тени, уже
покрывшей судно.
   Анжелика  обернулась.  На  лестнице  рубки  стоял  маркиз   д'Эскренвиль,
наблюдая за ними, и она поняла, что он  там  уже  давно  и  видел  все,  что
произошло.
   Он оставил  свой  наблюдательный  пост  и  подошел  к  ней.  Она  увидела
ненависть в его взгляде.
   - Вижу, как обстоит дело. Госпожа маркиза полагает, что  она  по-прежнему
находится среди своих слуг. Приказывает, разыгрывает  знатную  даму.  Я  вас
заставлю понять, моя милая, что вы на флибустьерском корабле.
   - Неужели? Представьте себе, я еще этого не заметила.
   Взгляд маркиза д'Эскренвиля сверкнул сталью и молнией.
   - Остроумничаешь! Думаешь, ты в версальской гостиной? И кругом люди ловят
драгоценные слова, исходящие из твоих уст?.. И мужчины волочатся за тобой?..
Умоляют тебя? Плачут?.. А ты смеешься, издеваешься над  ними?  Ты  говоришь:
"Ах, дорогая, если б вы знали, как мне  надоело  его  обожание..."  А  потом
притворяешься, хитришь, готовишь  свои  обаятельные  улыбки...  Хладнокровно
рассчитываешь и дергаешь своих марионеток туда и сюда!..  Этого  приласкать,
тому бросить взгляд... А тому, кто мне больше не  нужен,  ничего,  надо  его
прогнать... Он пришел в отчаяние! Ну и что? Он хочет покончить с жизнью? Ах,
как забавно... Ах! Ах! Ах!.. У меня уши горят от этого смеха  кокеток,  и  я
заставлю их замолчать.
   Он  поднял  руку,  словно  собираясь  ударить  ее.  Гнев  его  все  более
разгорался, пока он говорил, а теперь дошел до того, что на губах показалась
пена. Потрясенная Анжелика смотрела на него.
   - Опусти глаза, опусти глаза, нахалка...  Ты  тут  не  будешь  королевой.
Научишься слушаться своего господина... Прошли  времена  лживых  обещаний  и
капризов. Я тебя выдрессирую, слышишь!
   Анжелика по-прежнему спокойно смотрела на него, и он с невероятной злобой
ударил ее по лицу.
   - О! Вы не имеете права!
   Он ухмыльнулся.
   - У меня тут все права... Все права над всеми девками вроде тебя, которых
надо научить гнуть спину... Скоро поймешь. Не позже,  как  этой  ночью,  моя
красавица. Узнаешь раз навсегда, кто ты и кто я.
   Он схватил ее за волосы и швырнул в каюту, потом  запер  дверь,  повернув
ключ в скважине.
   Немного погодя она опять услышала скрип ключа. Кто-то входил в  каюту,  и
она выпрямилась, готовая ко всему.
   Но это был лишь помощник капитана Корьяно в  сопровождении  негритенка  с
подносом. Он прислонил свой фонарь к окошку каюты, поднос поставил  на  пол,
медленно оглядел узницу  своим  единственным  глазом.  Потом  ткнул  толстым
пальцем в перстнях в блюдо и скомандовал:
   - Ешьте!
   Когда  он  ушел,  Анжелика  не   устояла   против   аппетитного   запаха,
подымавшегося от подноса. Там были оладьи из  креветок,  суп  из  ракушек  и
апельсины. Еще стояла бутылочка хорошего  вина.  Анжелика  жадно  проглотила
все. Она была измучена усталостью и волнением.
   Услышав медленно приближавшиеся шаги маркиза д'Эскренвиля, она  подумала,
что сейчас закричит. Пират отпер дверь и вошел. Он был высокого  роста,  так
что ему пришлось пригнуться под низким потолком каюты.  Красноватый  фонарик
освещал его снизу, и твердое лицо со светлыми глазами и серебристой  сединой
на висках могло показаться красивым, если  бы  не  злая  ухмылка,  кривившая
губы.
   - Итак, - он бросил  взгляд  на  опустевшую  посуду,  -  госпожа  маркиза
покончила с кормежкой?
   Анжелика не снизошла до ответа и отвернулась. Он положил руку на ее голое
плечо. Она вывернулась и бросилась в угол тесной  каюты,  ища  глазами  хоть
какое-нибудь оружие. Но ничего не было. А он следил за  ее  движениями,  как
жестокая кошка.
   - Нет, ты от меня не убежишь. Сегодня не убежишь. Сегодня вечером  сводят
счеты, и ты заплатишь по своим.
   - Но я ведь ничего вам не сделала.
   - Не ты, так твои сестры... Нечего! Другим ты много чего сделала, так что
сторицей заслужила  наказание.  Сколько  там  за  тобой  волочилось?  Скажи,
сколько?
   Охваченная ужасом от безумного огня, метавшегося в его глазах, она искала
выход.
   - А, тебе стало страшно? Это мне больше нравится... Уже не задираешь нос?
Скоро станешь умолять меня. Я умею за таких браться.
   Он отстегнул перевязь и бросил ее вместе со шпагой на кушетку. Потом туда
же полетел его пояс, и с циничным бесстыдством он стал расстегиваться.
   Она схватила скамеечку, единственное, что было под рукой,  и  швырнула  в
него. Он уклонился и нагнулся над Анжеликой, обхватив обеими  руками.  Когда
его лицо придвинулось, она укусила его в щеку.
   - Ах ты, волчица!
   Охваченный безумной яростью,  он  хотел  швырнуть  ее  об  пол.  В  узком
пространстве каюты завязалась отчаянная  борьба.  Стенки  каюты  скрипели  и
звенели от ударов мечущихся в страшном напряжении тел. Оба молчали.
   Наконец,  Анжелика  почувствовала,  что  ее  силы  иссякли.  Она   упала.
Д'Эскренвиль навалился на нее, задыхаясь, и прижал всей тяжестью своего тела
к полу. Она уже не могла сопротивляться, только отворачивала  голову,  чтобы
не видеть эту жестокую ухмылку.
   -  Спокойно,  спокойно,  моя  милая...  Вот  так,   не   шевелись,   будь
послушнее... Дай-ка я тебя разгляжу получше.
   Он разорвал корсаж и впился жадными губами  в  ее  грудь.  Дернувшись  от
омерзения, она попыталась вырваться, но он крепче сжал объятия, овладевая ее
протестующим телом. В последнюю минуту она вновь  попыталась  вырваться.  Он
выругался и ударил ее с такой силой, что она закричала от  боли.  Бессчетные
минуты она должна была терпеть бешеную ярость, с которой  он  набросился  на
нее, подминая и подчиняя себе, словно зверь в берлоге.
   Когда он поднялся, она сгорала от стыда. Он  приподнял  ее,  вгляделся  в
мертвенно-бледное лицо и швырнул назад. Она тяжело упала к его ногам.
   - Вот в таком виде женщины мне нравятся. Недостает только слез.
   Он привел в порядок  свой  костюм  из  красного  сукна,  застегнул  пояс.
Опираясь на одну руку, Анжелика другой пыталась прикрыться обрывками платья.
Ее светлые волосы упали вперед, открывая затылок.
   Д'Эскренвиль бросил ей напоследок:
   - Плачь же, что ты не плачешь, плачь!
   Она заплакала только тогда, когда он ушел. Целый поток жгучих слез  залил
ее лицо.  С  трудом  приподнявшись,  она  села  на  край  кушетки.  Жестокие
страдания последних дней, эти непрерывные стычки с  взбесившимися  мужчинами
сломили, кажется, ее мужество и упорство. В голове у нее повторялись, словно
кружась в адской карусели, слова старого каторжника: "Рыба - баклану, добыча
- пирату, а женщина - всем".
   Отчаянные рыдания сотрясали ее, и она лежала так, пока не услышала  тихое
царапанье в дверь.
   - Кто там?
   - Это я, Савари.

Глава 10

   - Разрешите войти? - шепнул старик, просовывая в приоткрытую  дверь  свое
лицо, черное от "пиньо".
   - Конечно, - отвечала Анжелика, пытаясь как-то прикрыться. - Повезло еще,
что этот негодяй не запер меня на ключ.
   Савари хмыкнул, увидев красноречивый беспорядок  в  каюте,  и  уселся  на
дальний краешек кушетки, стыдливо опустив глаза.
   - Увы, сударыня. Надо признаться, что  с  тех  пор,  как  попал  на  этот
корабль, я не могу больше гордиться своей принадлежностью к  мужскому  полу.
Прошу у вас прощения за всех мужчин.
   - Вашей вины тут  нет,  мэтр  Савари.  -  Анжелика  энергичным  движением
вытерла мокрые щеки и вздернула голову. - Я сама виновата.  Меня  достаточно
предостерегали. Что ж, вино налито, надо пить... В конце концов, я  осталась
жива. И вы тоже, а это самое главное... А что с бедным Паннасавом?
   - Плохо, лежит в беспамятстве.
   - А вы? Вы не рискуете, что с вами расправятся за то, что пришли ко мне?
   - Плетка, дубинка, а то подвесят за  большие  пальцы  на  нижней  рее,  -
смотря что придет в голову почтенному маркизу.
   Анжелика вздрогнула.
   - Это ужасный человек, Савари! Он способен на все.
   - Он курит гашиш, - объяснил, нахмурившись,  старый  аптекарь.  -  Я  это
сразу понял по его взгляду. Это арабское растение вызывает у  тех,  кто  его
употребляет, настоящие вспышки безумия. Наше положение опасно...
   Он потер свои худые белые руки. У Анжелики сжалось сердце, она  подумала,
что теперь у  нее  нет  другой  защиты,  кроме  этого  хрупкого  старичка  в
лохмотьях, с жалкими остатками седых волос.
   Мэтр Савари стал тихо  говорить,  что  не  надо  терять  мужества.  Через
несколько дней им, возможно, удастся бежать.
   - Бежать! О, неужели это возможно, мэтр Савари? Но как же...
   - Ш-ш! Это дело нелегкое,  но  нам  могут  помочь,  потому  что  Паннасав
принадлежит к людям Рескатора. Вы и сами об этом догадывались.  Он  один  из
множества корабельщиков, рыбаков и купцов, которые помогают Рескатору в  его
делах. Так вот, Паннасав мне это растолковал. У них так ведется,  что  самый
скромный перевозчик "пиньо", будь он мусульманин или христианин, уверен, что
ему не придется гнить в трюме работорговцев. Рескатор всегда устраивает так,
чтобы спасти своих людей. Потому столько народу и работает на него.
   Савари нагнулся, шепча еле слышно:
   - У него всюду есть сообщники. Даже  на  этом  корабле.  В  непромокаемом
пакете у марсельца между флагом мальтийских рыцарей  и  знаменем  со  знаком
герцога Тосканского хранился еще один потаенный  пропуск,  по  которому  его
узнают и помогут ему сторожащие его матросы.
   - Неужели вы думаете, что среди стражи этого ужасного д'Эскренвиля  могут
быть сообщники Рескатора? Ведь они рискуют жизнью...
   - Или фортуной!  В  сообществе  перевозчиков  серебра  те,  кто  помогает
устроить побег, получают сказочные суммы, как говорят. Так распорядился этот
неведомый  правитель,  Рескатор,  которого  нам  довелось   уже   встретить.
Неизвестно, откуда происходит Рескатор, кто он - бербер, турок или  испанец,
христианин  или  ренегат,  или  просто  родился  мусульманином,  -  но  одно
бесспорно:  он  не  вступает  ни  в  какие  отношения  с   купцами-корсарами
Средиземноморья, ни с белыми, ни с  черными,  потому  что  все  они  торгуют
рабами. Его сказочное богатство нажито незаконной  торговлей  серебром.  Это
приводит в бешенство остальных купцов, которые не могут понять,  как  это  у
пирата хорошо идут дела, если он не ведет торга  людьми.  Все  против  него:
венецианцы, генуэзцы,  мальтийские  рыцари,  алжирцы  Меццо-Морте,  турецкие
купцы из Бейрута. Но он всесилен, потому что всем,  кто  работает  на  него,
хорошо. Вот Паннасаву, например, удалось спасти часть своего  груза,  и  ему
хватит денег, чтобы  купить  другое  судно,  не  хуже  "Жольеты".  Придется,
однако, подождать, пока наш бедный марселец оправится от раны,  а  потом  уж
можно рисковать.
   - Только бы  это  было  не  слишком  долго.  Ах,  мэтр  Савари,  как  мне
благодарить вас за то, что вы не покинули меня, когда я уже  не  могу  ничем
быть вам полезна?
   - Разве я могу забыть, сударыня, сколько  стараний  вы  приложили,  чтобы
помочь мне получить мумие, которое персидский  посол  привез  в  дар  нашему
королю Людовику XIV? Вы столько потрудились для дела науки, а я  только  для
нее и живу. Но еще больше, чем оказанные вами услуги, я ценю ваше уважение к
науке, сударыня, и благодарю вас за это. Женщина, питающая такое уважение  к
науке и к незаметному труду ученых, не заслуживает того, чтобы  исчезнуть  в
лабиринте гарема и служить забавой сладострастным мусульманам. Я все пущу  в
ход, чтобы избавить вас от этой участи.
   - Вы хотите сказать,  что  маркиз  д'Эскренвиль  предназначил  мне  такую
судьбу?
   - Я этому нисколько не удивлюсь.
   - Но это невозможно! Конечно, он грязный авантюрист, но ведь он  француз,
как мы с вами, и принадлежит к старинному дворянскому роду. Такая чудовищная
мысль не может прийти ему в голову.
   - Сударыня, это человек, который всю жизнь  провел  в  колониях  Леванта.
Одежда у него, как у французского дворянина. Ну а душа -  если  она  у  него
вообще имеется - восточная. От  влияния  Востока  непросто  уйти,  -  Савари
засмеялся. - На Востоке вместе с запахом кофе впитывают презрение к женщине.
Д'Эскренвиль постарается продать вас либо оставить для себя.
   - Признаться, ни то ни другое меня не привлекает.
   - Пока тревожиться незачем.  Я  надеюсь,  что  к  тому  времени,  как  мы
доберемся  до  Мессины,  -  это  ближайший  рынок  рабов,  -  Паннасав   уже
поправится.
   Благодаря посещению своего старого  друга  Анжелика  встретила  следующий
день с надеждой. Ее приятно удивил положенный поверх сундука ее серый костюм
- выстиранный, высушенный и даже  поглаженный,  а  в  углу  она  нашла  свои
ботинки, хорошо  вычищенные.  Она  оделась,  стараясь  думать  об  обещаниях
Савари, забыв об ужасной вчерашней сцене. Она убеждала себя, что  показаться
унылой - значит подчиниться этому корсару, которому нравится  мучить  людей,
что лучше всего относиться к  происходящему  с  безразличием.  Когда  солнце
слишком нагрело каюту, она выскользнула оттуда  на  мостик,  довольная,  что
нашла уголок, где никого нет... Она решила сидеть спокойно, не  привлекая  к
себе внимания. Но скоро из этого состояния отрешенности ее вывели  отчаянные
детские вопли.
   Есть вещь, которую женщина, бывшая матерью,  не  может  выносить,  в  ней
пробуждается  слепой  первородный  инстинкт   защиты:   это   зов   ребенка,
находящегося в опасности. Анжелика почувствовала, что волосы  у  нее  встают
дыбом  от  этого  жалобного,  дрожащего  от  страха  голоска,   доносящегося
откуда-то сверху.
   Она сделала несколько нерешительных шагов. Ей показалось, что с  детскими
рыданиями смешивается злой смех мужчины, и она бросилась вперед, взбежала по
лестнице в рубку, откуда слышался плач.
   Понадобилась секунда, чтобы понять, что там творится.  У  поручней  стоял
матрос, держа над  м