амзоле,  который,  вручив  ей  послание  от  лейтенанта   полиции
господина Гарро Антремона, предложил следовать за ним  в  сенешальство,  где
лейтенант с нетерпением ожидал встречи с ней.
   Анжелика подчинилась, поскольку повестка, хоть и составленная  в  отменно
вежливом тоне, не подразумевала промедления.
   Они прошли через Верхний Город, где буйно  разросшаяся  зелень  придавала
загадочный вид жилым домикам и стенам  из  серого  камня,  высящимся  вокруг
монастырей.
   Здание жандармерии,  вокруг  которого  толпились,  как  часовые,  высокие
деревья - вязы, клены и дубы, отбрасывавшие  тень  на  заостренную  крышу  и
башенки,  выглядело  чрезвычайно  мрачно.  Внутри  здания  царила   темнота.
Впрочем, в разгар дня, тем более летом, никто и не станет зажигать свечей.
   Гарро Антремон, поднявшийся ей навстречу из глубины  своего  кабинета  со
стенами, обтянутыми темной кожей, более, чем когда-либо,  напомнил  Анжелике
кабана,  высунувшегося  из  сумрачной  лесной  чащи.  Ее  белое  одеяние   и
драгоценности как бы осветили его мрачную нору, и он,  видимо,  почувствовал
это, потому что в его  обычно  сердитом  тоне  послышались  нотки  искренней
радости.
   - Я счастлив видеть вас снова, мадам!
   Насколько можно было судить, он ни чуточки  не  изменился.  Он  оставался
по-прежнему широкоплечим и коренастым, в его тусклых круглых  глазках  время
от времени  вспыхивал  огонек  оживления.  Стол  был,  как  всегда,  завален
бумагами. Ей нисколько не хотелось садиться, а он  настолько  сосредоточился
на предстоящей беседе, что запамятовал  предложить  ей  кресло.  Она  так  и
осталась стоять.
   - Я знал, что ваше пребывание среди нас будет недолгим, поэтому  позволил
себе...
   - И правильно сделали.
   Желая поскорее перейти к не слишком приятному поручению, он скороговоркой
пояснил,  что  требуется  поскорее  разобраться  с  "Ликорном"  -  кораблем,
исчезнувшим вблизи Голдсборо. Судно было зафрахтовано  французской  короной,
текущее же плавание оплачивалось благотворительным обществом  под  названием
"Компания Богоматери Святого Лаврентия". Не  получая  никаких  вестей  и  не
располагая данными, которые позволили бы оценить масштаб убытков,  кредиторы
проявляют понятное нетерпение.
   Гарро торопился. Было видно, что он решил покончить с этим  делом  раз  и
навсегда.
   По его словам, в присланном ему докладе, который  как  раз  сейчас  лежит
перед ним, упоминаются двадцать семь королевских девушек, которые  три  года
назад поднялись на борт  "Ликорна".  Насколько  он  помнит,  ему  много  раз
твердили, что все они каким-то чудом спаслись, однако в Квебек  попало  лишь
пятнадцать-шестнадцать из них.
   - Где же остальные?
   - Некоторые остались в наших владениях на берегу Французского залива.
   Гарро несколько раз удовлетворенно кивнул. Как он и  надеялся,  благодаря
Анжелике загадка будет наконец решена.
   Запрос весьма срочен,  повторил  он,  сведениями  интересуются  на  самом
верху, и он понимает, что на сей раз должен послать  во  Францию  совершенно
точный ответ, вместо того чтобы тянуть резину, как он вынужденно поступал на
притяжении этих лет, поскольку никак не мог  добиться  толкового  ответа  от
тех, кто замешан в деле об исчезновении  "Ликорна",  живущих  на  территории
размером не меньше Европы и с берегами, протянувшимися на тысячи миль.
   Удачное появление кораблей господина и мадам Пейрак  в  Квебеке  позволит
ему выиграть несколько месяцев, а то и год.
   Он порывисто протянул ей пачку листков.
   - Вот присланный из  Парижа  список  из  двадцати  семи  девушек:  имена,
фамилии, возраст, место рождения и прочее. Извольте надписать против каждого
имени, что стало с его обладательницей.
   Анжелика возмутилась.
   - Я - не судебный писарь, и у  меня  нет  ни  малейшего  желания  убивать
время, выполняя работу клерка! Неужели  вам  недостаточно,  что  мы  спасли,
выходили их и доставили сюда - во всяком случае, большинство?
   - Верно. Вдобавок в Квебеке хватает особ, обязанных вам  своим  приданым.
Вам нужно возместить расходы!
   - Это не имеет значения. Граф де Пейрак и я предпочитаем потратиться еще,
лишь бы нас больше не впутывали в эту историю.
   - Невозможно!
   - Почему же?
   - Никто не поверит,  что  вы  не  хотите  возместить  свои  траты,  когда
французская администрация сама предлагает вам это. Возникнут подозрения.
   - В чем же нас заподозрят?
   - Люди станут ломать голову,  по  каким  это  причинам  вы  отказываетесь
давать подробные объяснения.
   Он напомнил, что неполные сведения о событиях, развернувшихся на  берегах
Акадийской провинции,  считающейся  неотъемлемой  частью  Новой  Франции,  и
трудности, с  которыми  приходится  сталкиваться,  добиваясь  от  свидетелей
связного рассказа, уже неоднократно наводили  представителей  администрации,
будь то колониальной или  из  самой  метрополии,  на  догадку,  что  от  них
утаивают непонятно какие лихоимства, махинации  и  подлоги,  которые  вполне
могут расцветать в тех затерянных краях.
   Обитатели провинции Акадия  заработали  репутацию  изворотливых  людишек,
уклоняющихся от уплаты десятины, приторговывающих с англичанами, стремящихся
к независимости. Недаром их иногда шепотом называют "морскими разбойниками".
   - "Компания Богоматери Святого Лаврентия" утверждает  также,  что  в  том
плавании пропал не один корабль, что тоже проделало бы большую прореху в  их
бюджете, а целых три.
   - Три? Вот это новость! Могу заверить вас, что на наших берегах  потерпел
катастрофу один "Ликорн". Кстати, вы не станете возражать, что напороться на
скалы во французском заливе, направляясь в Квебек, - странная  участь,  тоже
вызывающая подозрения?
   - Этого никто не отрицает. - Он заглянул в свои бумаги. - Однако компания
настаивает, что сразу оплатила еще два судна. Они и были конфискованы вами в
Голдсборо, а это - чистый акт пиратства... Уж не один из  этих  ли  кораблей
господин Виль д'Аврэ назвал своей "военной добычей"? У меня  есть  подлинник
акта, устанавливающего их судьбу.
   У Анжелики вспыхнули уши. Пиратские корабли, на которых  плыли  сообщники
Амбруазины и которыми командовал Залил, "белый дьявол", человек со свинцовой
дубиной! Значит,  их  экипажи  признались,  что  участвовали  в  экспедиции,
организованной герцогиней  де  Модрибур  при  поддержке  Кольбера  и  других
злоумышленников, которым не терпелось отправиться на тот свет!
   - Претензии этой благочестивой компании кажутся мне весьма сомнительными.
   Если хотите знать мое мнение, то вы имеете дело  с  алчными  мошенниками,
куда больше желающими поживиться останками кораблекрушения, чем те, кому  вы
бросаете обвинение. Два корабля? Вам ведь отлично известно, что на нем плыли
преступники, настоящие морские  разбойники,  нацеливавшиеся  на  Французский
залив. Интендант Карлон был свидетелем боев,  которые  нам  пришлось  вести,
чтобы помешать их замыслам.
   - Знаю, знаю! Но, к несчастью, господин Карлон  сам  находится  сейчас  в
уязвимом положении, не позволяющем ему слишком трепыхаться, если он не хочет
впасть в немилость.
   - Однако это не опровергает всего того, что он говорил  в  прежние  годы,
когда он считался одним из самых достойных интендантов в Новой Франции.
   Послушайте моего совета и допросите его! Он удовлетворит ваше любопытство
куда лучше, чем я.
   - Сомневаюсь.
   Она покачала головой, изображая разочарование.
   - Никак не возьму в толк, господин лейтенант  полиции,  что  вы  от  меня
хотите?
   - Чтобы вы пролили свет  на  множество  обстоятельств,  которые  все  еще
остаются непроясненными. Кто бы ни обращался ко мне за помощью и ни взывал к
справедливости, каждый называет  ваше  имя,  мадам.  Вот  и  в  этом  письме
содержится  намек,  что  герцогиня  де  Модрибур   не   погибла   во   время
кораблекрушения, а была  спасена  и  лишь  позднее  пала  жертвой  убийства,
находясь в Голдсборо. А это делает повинной в ее смерти вас!
   - Я бы охотно посмеялась, если бы затронутая  вами  тема  не  была  столь
мрачна, - проговорила Анжелика, немного  помолчав.  -  Не  соблаговолите  ли
ответить, кто распускает столь подлую ложь?
   - Так, слухи...
   - О, месье Гарро, знаю я вас с вашими слухами... Должна  признаться,  что
мне трудно  понять,  почему  вы,  при  всей  вашей  любезности,  без  устали
обвиняете меня во всех смертных грехах?  К  какому  знаку  вы  принадлежите?
Знаку Зодиака, - уточнила она, видя, как он удивленно приподнимает брови.
   - Стрелец, к вашим услугам, - нехотя пробормотал он.
   - Что ж, тогда понятно, почему вы все-таки  нравитесь  мне,  несмотря  на
ваше дурное поведение: ведь это и мой знак.
   Он как будто решил сделать передышку и изобразил подобие улыбки.
   - Стрелец, он же Кентавр, отличается упорством.  Мы  зарываемся  в  землю
всеми четырьмя копытами.
   -  Но  воздеваем  очи  к  небу,  когда  груз  мирских  забот   становится
неподъемным.
   Однако Гарро Антремон предпочел опустить очи и  задумчиво  уставиться  на
письмо, которое он сжимал в руке.
   - Преподобный отец д'Оржеваль, - неожиданно выпалил он, - видный  иезуит,
который погиб, став жертвой ирокезов, выдвинул против вас это обвинение.
   Особенно против вас!  -  подчеркнул  он,  указав  на  нее  своим  толстым
пальцем.
   - Что касается территориальных захватов господина Пейрака,  покушавшегося
на его акадийскую епархию, то им он  уделял  меньшее  внимание,  чем  вашему
влиянию, самому вашему присутствию на этой земле.
   Тут она не вытерпела:
   - Но ведь это сумасшествие! Откуда ему было знать о гибели "Ликорна"? Это
мы принесли в Квебек весть о  кораблекрушении,  из  Французского  залива,  с
востока, он же к тому времени уже отправился на территорию ирокезов.
   - Он успел прислать оттуда свои показания, которые  стараниями  преданных
ему миссионеров достигли Парижа, где  попали  в  руки  преподобному  Дювалю,
коадьютору главного иезуита, преподобного Маркеса, и старшего среди иезуитов
Франции;   из   этих   показаний   явствовало,   что   действовать   следует
незамедлительно, руководствуясь его советами.
   - Куда он еще совал свой нос?
   - Насколько я понял, герцогиня де Модрибур приходилась ему родственницей.
   "3наю! - чуть было не вырвалось у  Анжелики.  -  Она  была  его  молочной
сестрой!" "Нас было в горах Дофине трое проклятых детей, - снова зазвучал  в
ее ушах голос Амбруазины. - Он, Залил и я..."
   Анжелика испугалась, как бы ее чувства не  отразились  на  ее  лице.  Она
повернулась к нему в профиль и устремила взгляд в сторону  окна,  в  которое
из-за бурной летней листвы почти не проникало света.
   - Я вновь задаю вам тот же вопрос, месье Антремон: как он мог прознать об
этом столь быстро, презрев расстояние? Ведь он забрался за Великие Озера!
   Невозможно! Уж не обладал ли он двойным зрением?
   Полицейский колебался.
   - Кроме того, что в  этих  краях  не  так  уж  невозможно  быть  в  курсе
происходящего,  даже  забравшись  за  Великие  Озера,  я  напомню  вам,  что
Себастьян  д'Оржеваль,  с  которым  я  был  хорошо  знаком,  был   человеком
выдающимся и настолько добродетельным, что это наделяло  его  способностями,
какие невозможно встретить у прочих смертных: он  мог  передвигать  взглядом
предметы,  обладал  ясновидением  и,  должно  быть,   вездесущностью.   Одно
несомненно: он  всегда  обо  всем  знал.  Стоило  ему  о  чем-нибудь  загодя
уведомить меня, и я впоследствии неизменно признавал его правоту.
   Эти его слова Анжелика встретила усмешкой.
   - Только не  говорите  мне,  что  вы,  которого  я  считала  приверженцем
Декартовой философии, призывающей  доверять  только  разуму,  вы,  обязанный
принимать на веру единственно вещественные доказательства, как это  явствует
из  требований,  предъявляемых  в  наши  дни  к  полиции,  отдаете   должное
заблуждениям отцов, при всей их ветхости и несомненной ошибочности!
   Вообще-то я припоминаю, как вы уже обвиняли  меня  в  убийстве  графа  де
Варанжа, последователя сатаны, пойдя на поводу у колдуна из Нижнего  города,
бессовестного пройдохи, который  сам  был  последователем  сатаны,  -  друга
Варанжа, графа де Сент-Эдма.
   - Кстати, он тоже бесследно исчез, - вставил Гарро Антремон.  -  Вот  вам
еще одно остающееся нерасследованным дело, из-за которого мне не дают покоя,
требуя, чтобы я выяснил,  при  каких  обстоятельствах  наступила  смерть,  и
предоставил необходимые доказательства.
   - Может быть, я виновна и в его исчезновении и  гибели?  -  саркастически
осведомилась она.
   - Очень возможно. В своем последнем письме, переданном им отцу Марвилю за
несколько часов до кончины, отец д'Оржеваль бросал вам и это обвинение.
   - Снова он!
   Он догадывался, какая ярость душит ее. Однако она не глядела ему в  лицо,
все так же повернувшись в профиль. Скудный серебристый отблеск падал из окна
лишь на ее ресницы, которые время от времени вздрагивали. Большая часть лица
была погружена в тень; только там, где угадывалась скула, свисала  из  мочки
ее уха длинная серьга с бриллиантами, сверкавшая, как звездочка  в  ночи,  и
завораживавшая взор.
   Она тем временем вспоминала отца Марвиля, с  которым  они  встретились  в
Салеме. Вперя о них свой горящий жаждой мщения взгляд, он прокричал:
   "У меня на груди его  последняя  воля,  последние  заклинания,  последние
мольбы! Я уношу с собой его послание, в котором он проклинает вас, мадам!"
   - До самой смерти, превознемогая страдания, он не уставал обвинять  меня.
Не находите ли вы, что в таком яростном стремлении  оклеветать  и  истребить
человека, которого он никогда в жизни не видел, есть нечто необъяснимое?
   - Или слишком  хорошо  объяснимое!  Вдруг  преподобному  д'Оржевалю  было
известно из надежного источника обо всех ваших деяниях  и  он  считал  своим
долгом открыть мне на  них  глаза  и  передать  вас  таким  образом  в  руки
правосудия?
   - Его видения, его  дар  ясновидения  вы  именуете  надежным  источником,
господин лейтенант полиции? - иронически усмехнулась она.
   - Конечно, не это!
   И с этими словами он взял со  стола  какую-то  шкатулку.  Указав  на  нее
Анжелике, которая не соизволила проявить к ней интереса, он запер ее в шкафу
на ключ.
   - Письма эти, копии которых переданы мне преподобным Дювалем,  не  смогут
послужить мне доказательством на мирском суде. Тем более я не стану  строить
на их основании обвинительное заключение. Это совершенно очевидно...
   - Однако они составили основу вашей внутренней убежденности?
   - Да.
   Она по-прежнему не сводила взгляд с окна.
   В глубине души она понимала его. Он поймал ее на лжи. Что  ей  оставалось
делать, кроме как солгать? Но разве можно обвинять человека за  то,  что  он
блестящий полицейский?
   В который раз она сделалась жертвой оговора, в  который  раз  ей  бросали
обвинения люди, на самом деле близкие ей. Ведь  они  ей  не  враги!  Зло  не
проистекало ни от одних, ни от других. Все они походили друг на  друга,  все
хотели одного - справедливости, торжества добра. Божественного мира, который
предрекал Христос! И все-таки для них она, Анжелика, была опасностью, да еще
какой! Она казалась им всем виноватой. Гарро же и подавно не сомневался в ее
виновности: ведь человек, вызванный к нему для прояснения  истины  и  лгущий
ему в глаза, заведомо виновен!
   - Как жаль! - пробормотала она.
   - Что вы хотите этим сказать?
   - Я так радовалась встречам с немногими квебекскими  друзьями!  Я  знала,
конечно, что столь короткая остановка и летние хлопоты  не  позволят  толком
насладиться приятным обществом, однако мне и в голову не могло прийти,  что,
захотев со мной свидеться, вы станете бросать мне в лицо новые обвинения.
   Вы не можете не знать о помощи, которую мой муж оказывает сейчас в  устье
Сагенея губернатору Фронтенаку. Мне пришлось расстаться с ним  и  продолжить
путь самостоятельно, чтобы отдать  нашу  дочь  мадемуазель  Буржуа,  которая
займется ее воспитанием. Мне одиноко, мною владеет грусть, я  обеспокоена  и
вот она, дружеская поддержка, которою я нахожу у вас! (Она заметила, что  он
сжал кулаки и  дрожит  от  бессильной  злобы).  Посещая  Квебек  по  пути  в
Монреаль, я справлялась о вас, месье  Гарро,  но  мне  ответили,  что  вы  в
поле...
   - Я и впрямь был там! - вскричал он почти отчаянно. - У  себя  в  имении.
Меня отвлек от страды  мой  секретарь,  который  доставил  очень  срочные  и
угрожающие послания, приплывшие из Франции. Вот я и  поспешил  назад,  боясь
вас упустить.
   Он обреченно указал на бумаги и раскрытые папки, устилающие его стол.
   - Все это исходит, как всегда, от господина Кольбера, но  тут  нет  числа
всяческим ответвлениям, интригам, соперничающим самолюбиям. Поди  знай,  кто
на самом деле стоит за приказами, которыми  он  обстреливает  меня,  как  из
пушки...
   - Ясно одно, месье  Антремон:  король  не  лишил  нас  своей  дружбы.  Мы
располагаем достаточными подтверждениями этого. Если за этими скандальными и
смехотворными  требованиями  стоит  сам  Кольбер,  то  это  значит,  что  он
действует, не уведомляя государя; впрочем, я сомневаюсь, чтобы этот министр,
человек уравновешенный и не вмешивающийся в столь  суетные  делишки,  был  в
курсе происходящего.
   - Я не могу знать, что "они" прячут в рукаве.
   - Было бы неразумно полагать, что  голословных  заявлений  отца  Марвиля,
который не питает к нам любви и не прочь,  наверное,  возбудить  против  нас
паству, достаточно для обвинений. Иезуиты - народ  серьезный.  Вряд  ли  они
станут теперь наушничать против нас его величеству.
   Лейтенант полиции выглядел удрученным.
   -  Но  мученическая  смерть   отца   д'Оржеваля   служит   подтверждением
серьезности его последних писем,  последних  анафем.  Я  не  хочу  предстать
невежей, просто отказывающим даме в праве взглянуть на  столь  выразительные
письмена.
   Знайте: теперь вы предупреждены и должны соблюдать осторожность.
   "Вот и я вовсе потерял голову, - мысленно спохватился он. -  Предупреждая
ее, я делаюсь ее сообщником, а ведь мне  прекрасно  известно,  что  она  мне
беззастенчиво лжет, что это она прикончила Варанжа  и  что  вся  эта  шайка,
включая Карлона и Виль д'Аврэ, замешана  в  истории  с  "Ликорном"  и  мадам
Модрибур! Тут какая-то мрачная тайна, здесь может отыскаться столько трупов,
что мир попросту ужаснется..."
   Несмотря на эти мысли, он продолжал:
   - Вы считаете, что в Новой Франции к вам относятся благосклонно.  Что  ж,
вы недалеки от истины. Однако возможно и непредвиденное отрезвление.  Языки,
которые вели себя смирно, чтобы не  дразнить  вас,  могут  забыть  об  обете
молчания. Ваша красота и щедрость превратили многих в ваших  друзей.  Однако
свет забывчив! В вас есть  не  только  добродетель.  И  я  не  верю  в  вашу
невиновность!
   - Вы говорите это не в первый раз.
   - Не грех и повториться. Не верю в вашу невиновность!
   - Я отлично вас слышу, господин лейтенант полиции, и нисколько на вас  не
сержусь.
   Неожиданно она одарила его столь искренней и дружеской  улыбкой,  что  он
окончательно растерялся. Ему пришлось встать и заходить по  кабинету,  чтобы
унять волнение.
   - Послушайте меня! Меня поставили в невыносимое положение по отношению  к
вам и к господину Пейраку, и об  этом  можно  только  сожалеть.  Прошу  вас,
мадам, попытайтесь составить для меня список этих молодых особ, чтобы  можно
было разобраться, что стало со всеми теми, кто взошел на  борт  злополучного
корабля во  Франции.  Это  -  пустая  формальность,  которая  ничем  вам  не
угрожает, мне же она поможет выиграть время и  разузнать,  кто  же  с  такой
непонятной настойчивостью добивается возмещения затрат. Может, тут и  впрямь
кроется  интрига,  закрученная  умелыми  мошенниками?  Есть  люди,  которые,
стремясь удержаться при  дворе,  пускаются  на  любые  хитрости,  вплоть  до
подкупа писцов и служащих министерств, чтобы оставаться  в  курсе  дремлющих
споров и пользоваться ими в  своих  целях