од парусом спешу к родной земле
                      Где Сен-Сюльпис, и где моя родная
                      Такая милая, красивая такая...

     Вот   из   тумана   показалась   лодка,   управляемая   юношей    лет
восемнадцати-двадцати, хорошо сложенным,  в  котором  Кантор  узнал  Пьера
Лемуана, третьего сына негоцианта из Виль-Мари. Старший, Шарль  де  Лонгей
был лейтенантом в полку Сен-Лорана в Версале и сопровождал кортеж короля.
     Переглянувшись, они поздоровались. Пьер Лемуан также провел  короткое
время при дворе. Несмотря  на  свою  молодость,  это  был  опытный  моряк,
который уже водил корабли через океан.
     - Я думал вы во Франции. Нет ли у вас новостей о  моем  брате  Шарле?
Кое что нам рассказал о нем Жак, который прибыл  вместе  с  господином  де
Горреста, новым губернатором.
     Увидев, как Кантор нахмурился, он прибавил:
     - Нельзя сказать, что мы согласны с  ней.  Он  немного  ненормальный,
Жак. Он участвовал в заговоре против господина  де  Фронтенак.  Но  придет
зима, и все уладится... А вы, я так думаю, тоже прибыли с губернатором?
     - Я прибыл, чтобы найти мою сестру, Онорину де Пейрак.
     Пьер Лемуан, пристав к берегу, выскочил на землю.  Он  направлялся  в
сторону Ля Шин, и решил сделать остановку и переждать туман.
     - Вашу сестренку, вы говорите? - сказал он задумчиво,  -  представьте
себе, три недели назад, даже меньше, она встретилась  мне  на  этом  самом
месте, где находимся сейчас мы. Она была одна, такая маленькая и с большой
сумкой. Я заметил ее. Она сказала мне, что идет к господам дю Лу, ее  тете
и дяде. Я посадил ее в лодку и довез до места недалеко от замка.
     - Мой дядя де Сансе! - воскликнул Кантор, озаренный  новой  надеждой,
ибо для него открылся новый путь поисков Онорины.
     Он  уделял  мало  внимания  открытию  того,  что  у  них   объявились
родственники в Канаде. Ему хватало  тех,  что  жили  в  Париже,  найденных
Флоримоном.
     В свою очередь он залез в лодку молодого канадца. Там он все  узнает.
"Какая умненькая маленькая девочка!" - говорил он себе, словно уже отыскал
ее, словно она уже выпуталась из этой страшной истории...
     Свежий ветер разогнал туман.  Им  навстречу  плыла  лодка  с  детьми.
Молодежь Монреаля проводила время на водных маневрах.
     Пьер Лемуан высадил Кантора. Он сказал,  что  направляется  вверх  по
течению Сен-Лорана и что если он понадобиться, он  будет  в  Ля  Шин,  где
приготовит вещи и товар.



                                    43

     Эльф  с  белокурыми  волосами   пересекал   равнину,   еще   зеленую,
расстилающуюся перед ним, подпрыгивая и пританцовывая. Это  была  девушка,
взгляд которой показался ему знакомым. Он нашел ее прехорошенькой, и когда
она остановилась поодаль, чтобы взглянуть на него, он вспомнил,  что  одна
из дочерей его дяди, объявившегося почти через тридцать лет после разлуки,
очень напоминала чертами лица его мать,  Анжелику  де  Пейрак,  урожденную
Сансе де Монлу. Что в данный момент показалось  ему  невозможным.  Совесть
велела ему публично покаяться.
     Отныне не один он будет напоминать образ,  который  заставлял  самого
короля вздыхать, когда он появлялся. Это льстило и беспокоило одновременно
молодого пажа, который сам того не желая вызывал мрачные ассоциации у  Его
Величества.
     Теперь одно и то же лицо повторялось трижды. Молодые  люди  были  так
похожи, что вглядевшись в друг друга, рассмеялись.
     - Кузина, давайте обнимемся! Как вас зовут?
     - Мари-Анж. А вы, я так думаю, - Кантор?
     Он огляделся и удивился, что кроме  этой  девушки,  похожей  на  фею,
никого в округе не  было,  словно  она  была  единственной  обитательницей
замка, уснувшего под влиянием магических чар.
     Она рассказала,  что  ее  родители  отсутствуют.  Они  отправились  в
Квебек, и затем собирались в столицу, чтобы  принять  нового  губернатора,
замещающего  господина   де   Фронтенака.   Это   не   помешало,   однако,
вышеупомянутому губернатору уехать  в  Монреаль  сразу  же  после  отъезда
господина и госпожи дю Лу.
     - Но что же это за болезнь  -  разъезжать  и  суетиться  из-за  этого
губернатора? - вскричал Кантор, снова потрясенный. - Люди сошли с ума?
     - Действительно, это так.
     - Почему?
     - Потому  что  новый  губернатор,  и  особенно  его  супруга,  решили
перевернуть вверх дном всю страну.
     Наконец-то он встретил кого-то, кто сохранил здравость мышления.  Она
смотрела  на  него,  и  взгляд  ее  был  светлым  и   спокойным,   немного
насмешливым.
     -  Почему  вы  так  расстраиваетесь,  что  не  встретитесь  с   моими
родителями?
     - Они могли бы рассказать мне что-нибудь об Онорине. Я знаю, что  она
хотела их видеть.
     - Если вы беспокоитесь о вашей сестренке, то я сама  могу  рассказать
вам кое-что.
     Он чуть было не встряхнул ее от нетерпения.
     - Вы видели ее?
     - Нет, но я знаю, что с ней стало. Какой-то индеец мне рассказал.
     - Рассказывайте, я вас умоляю.
     - Сначала она была у ирокезов при миссии  в  Канаваке  возле  Мадлен,
напротив Ля Шин, а потом индейцы увели ее еще дальше.
     - Почему?
     - Потому что она прячется от этой женщины, которая хочет ее убить.
     Бедный  Кантор  почувствовал,  что  от  облегчения  у  него  чуть  не
разрывается сердце.
     - Так, милая, это мне нравится, - сказал Кантор, пылко обнимая ее  за
плечи. - Теперь расскажите мне обо всем в более спокойном месте, вдали  от
любопытных глаз, которые за всем наблюдают издалека.
     Он рассчитывал на то, что она пригласит его в замок, но  она  привела
его в большое здание, то ли склад, то  ли  амбар.  На  крюках  на  потолке
висели шкуры. В углу  были  сложены  мешки  с  пшеницей,  на  которые  они
уселись.
     Он заметил несколько  туалетных  принадлежностей:  гребень  и  щетку,
положенные на сундук, подушку,  длинную  женскую  накидку,  и  горшочек  с
углями, какие бывают на кораблях.
     После отъезда ее родителей, - рассказывала Мари-Анж, -  "они"  тотчас
же вернулись. Но неприятность состояла в том,  что  на  этот  раз  она  не
поняла, что не ее семья была причиной визита.
     - Я заметила их издали. Их карета остановилась на  большом  лугу,  на
Королевской дороге. Я не знала, что они собираются делать,  и  кого  ждут.
Только потом все выяснилось. Они выслеживали малышку, и схватили ее.
     - Боже мой! - воскликнул Кантор, побледнев.
     Она торопливо накрыла его руку своей.
     - Она убежала от них,  говорю  я  вам!  Но  будьте  терпеливы.  Дайте
договорить. Наутро они  вернулись,  разряженные  как  попугаи,  со  своими
красными каблуками, кружевами и перьями. На этот раз они дошли  до  замка.
Мадам губернаторша возглавляла толпу. Я сказала братьям: "Давайте уберемся
отсюда! Выйдем через задний ход и спрячемся в лесу".
     Они увидели только  опустевший  дом.  Но  после  их  появления  я  не
захотела возвращаться в эти стены. Я  отправила  братьев  в  город,  самых
старших в монастырь Сен-Сюльпис, где их воспитывали, а самого  младшего  к
сестре, которая вышла замуж за офицера из гарнизона  города  Сен-Арман.  В
ожидании я решила пожить здесь. Несколько дней спустя я заметила  индейца,
который бродил вокруг, в поисках людей, которым хотел передать послание. Я
позвала его, и он все рассказал.
     Онорина убежала с помощью одной из его сестер-христианок, из  племени
Аньеров, и они спрятали ее у себя в Канаваке. Но когда  они  увидели,  что
эта женщина с таким усердием ее ищет, и  что  их  священники,  думая,  что
поступают во благо, стали ей помогать, они очень испугались.  Поэтому  они
доверили ее каравану граждан Пяти Наций, которые  хоть  и  были  окрещены,
хотели вернуться в край ирокезов.
     - Она спасена!.. - вскричал Кантор, вскакивая и подбрасывая в воздухе
свою шляпу. Потом, держа Мари-Анж за руки,  он  закружил  ее  в  радостном
танце. - Моя сестра  спасена!  Милая  кузина,  вы  сняли  с  моего  сердца
невообразимый груз! Эти любители дичи, эти придворные совы  не  смогут  ее
отыскать в глубине наших лесов!..
     - Они даже не пытались. Ходили слухи, что мадам де Горреста с  трудом
скрывала раздражение и злобу по поводу тщетности поисков.
     - Какую дорогу люди из Канавака избрали, чтобы добраться до их долины
Пяти Наций?
     - Не знаю. Индеец сказал,  что  маршрут  должен  быть  тайным,  чтобы
избежать как можно большего количества опасностей, угрожающих ребенку.
     - Пусть так. Я найду... но позднее.  Сначала  я  должен  покончить  с
Демоном. И поверьте мне, милая, не так-то легко будет  избавить  землю  от
такой гадины.
     Он было, собрался уходить, но Мари-Анж удержала его.
     - Наступает вечер. Вам надо будет идти по дороге, потому что река  по
ночам не судоходна. А если вы вернетесь в город, и вас там узнают? Ну хоть
до утра останьтесь. Завтра вам будет лучше, вы наберетесь  сил.  Я  сейчас
вам что-нибудь приготовлю поесть.
     Пока она  отсутствовала,  Кантор  забрался  вглубь  постройки.  Он  с
наслаждением вытянулся на подстилке из соломы. Теперь, когда он знал,  что
с Онориной все в порядке, он почувствовал усталость. У него  не  было  сил
думать о чем-либо, он только помнил о встрече с Мари-Анж. Это правда,  что
она очень похожа на его мать, она, вероятно, была так же  энергична  в  ее
годы. Она и сейчас обладала живостью  молодости,  когда  домашняя  работа,
какое-либо распоряжение или другие  срочные  дела  заставляли  ее  бежать,
подниматься  и  спускаться  по  лестницам  домов,  пересекать   поля,   не
спотыкаться о корни, встречающиеся на лесных тропинках.
     Только вот было удивительно, что  в  Мари-Анж  было  что-то  от  души
Анжелики, и в присутствии кузины он чувствовал себя так, словно давно знал
ее, словно они с раннего детства играли вдвоем в Плесси или в Версале.
     Она вернулась с большими ломтями хлеба, с колбасой и сидром. Пока  он
ел, она расположилась рядом с ним на соломе и сказала, что отец  предлагал
ей поехать во Францию, чтобы познакомиться с жизнью знатной  молодежи.  Он
почувствовал, что опершись на локоть она  смотрит  на  него,  и  глаза  ее
блестят от удовольствия.
     Это его немного  смутило.  Не  нужно  было  забывать,  что  канадские
девушки обладают некоторой  дерзостью.  Здесь  было  мало  женщин,  и  они
пользовались этим обстоятельством. Они были сама естественность и природа,
они были похожи на детей, рожденных вдали от противоречий старого общества
подчиненных  и  властелинов.   Изысканные   и   коварные   пути   любовных
приключений, указанные в "Памятке Нежности" или тонкости куртуазной  жизни
Парижа не были им знакомы.
     Кюре в их церковных  приходах  и  монахини,  воспитывающие  их,  были
правы, изучая с ними не церковные правила, а обучая  школе  замужества.  С
четырнадцати лет это были  скромные  маленькие  жены  колонистов,  готовые
перенести тяготы зимовки, подчас в одиночестве,  рождение  детей,  полевые
работы и уход за скотиной.
     Мари-Анж дю Лу в возрасте шестнадцати, нет, почти семнадцати лет,  не
была замужем,  отвергая  всех  претендентов  и  не  чувствуя  религиозного
призвания. Таким образом, она  оказалась  в  таком  положении,  которое  с
каждым  днем  становилось  все  затруднительнее.  Она  должна  была   быть
одновременно ребенком и "старой девой" по сравнению со  своими  подругами,
родившимися и выросшими, как и она в  Новой  Франции,  но  с  колыбели  до
замужества, росли, готовя себя к судьбе жен  первопроходцев,  хранительниц
очага, которая их ожидала.
     Здесь годы светского воспитания были не в счет.
     - Кузен, не пришло ли время перейти на "ты"?
     - Как хочешь, маленькая кузина.
     Она снова поднялась, чтобы принести большую шкуру, которую они  взяли
вместо одеяла, лежа рядом, ибо вечерний холод уже давал о себе знать.
     - О чем ты думаешь? - спросила она.
     - О завтрашнем сражении, - ответил он,  кладя  руки  ей  на  грудь  и
вытягиваясь с закрытыми глазами.
     Он был благодарен ей за то, что она не  задавала  других  вопросов  и
заснула, уткнувшись изящным доверчивым носиком в его плечо.



                                    44

     Мадам де Горреста,  в  прошлом  Амбруазина  де  Модрибур,  недовольно
посмотрела вокруг. Она была у своей  парикмахерши,  которая  придавала  ей
новое выражение лица,  к  которому  она  еще  не  привыкла.  Напрасно  она
применяла всякие ухищрения - ленты, накладные букли,  оттеняющие  виски  и
щеки, - некоторые шрамы и отметины скрывать не удавалось.
     Она находилась в доме из больших обтесанных камней, предоставленном в
ее распоряжение хозяевами Монреаля,  и  хотя  нельзя  было  отрицать,  что
жилище было шикарно обставлено, губернаторшу это не радовало,  потому  что
до нее, здесь принимали Анжелику.
     Исчезновение девочки Онорины показалось ей плохим знаком.
     Она начала чувствовать некую неуверенность  в  тех  местах,  где  она
находилась.
     Ей следовало бы вспомнить, что далекие земли скрывают неведомые силы.
Она уже испытала это в Голдсборо. Но  здесь  было  еще  хуже,  потому  что
неприятности подрывали ее потребность действовать.
     Здесь было так скучно, не то, что в Голдсборо...
     Прежде всего - Анжелика. Так приятно было смотреть на ее образ жизни,
побеждать ее, заставлять страдать. И она наслаждалась  каждым  мгновением,
которое приближало их встречу, приближало новый удар. Чего лучше  -  когда
ее зеленые глаза темнели от боли при словах,  что  Жоффрей  де  Пейрак,  в
которого она так безумно влюбилась,  пытался  стать  любовником  мадам  де
Модрибур!
     Но при этом воспоминании сама Амбруазина расстраивалась.
     Она! Она! Почему этот вельможа с южной кровью  не  уступил  перед  ее
авансами?..
     Ей потребовались годы, чтобы понять. "Он презирал меня. Он  распознал
все мои обманы. С первой секунды он не  доверял  мне.  Я  думала,  что  он
попадал в мои сети, тогда как все его  действия  были  направлены  на  то,
чтобы меня разоблачить..."
     Даже сегодня она,  вспоминая  об  этом,  скрежетала  зубами.  Теперь,
возвратившись к замыслу  о  мести,  она  чувствовала,  как  ее  охватывает
горькое разочарование  при  мысли  о  том,  как  долго  длилось  торжество
победителей над поверженным Демоном!
     Ах как долго ей пришлось притворяться!
     Она в тайне наслаждалась, когда ей удавалось  увести  у  какой-нибудь
провинциальной дурочки ее увальня-мужа,  а  еще  приятнее  было  совратить
какого-нибудь мужчину, пользовавшегося безупречной репутацией:  церковника
или неподкупного чиновника.
     Но внешне она должна была быть выше всяческих подозрений.
     В течение всех этих лет никакие случайности не мешали  исполнению  ее
планов. Она могла себя поздравить, что с успехом избежала сплетен и дурной
молвы.
     В Америке она приобрела богатый опыт, который ей очень пригодился.
     Сначала она жила инкогнито в тени богатого любовника, так называемого
Николя Пари, недавно вернувшегося из колоний.  Ей  нужно  было  подождать,
пока шрамы на ее лице исчезнут или зарубцуются.
     В этом помог ей старик Пари. Он стал ее  сообщником  в  один  мрачный
вечер на восточном берегу Тидмагуша.
     Он хотел ее. Он всегда хотел ее, это было и тогда, когда ее лицо было
изуродовано, но тело  оставалось  по-прежнему  соблазнительным.  Он  хотел
валяться на ней, словно боров в свинарнике.
     А ей нужно было спастись и избежать  преследования  врагов,  которые,
если  она  выживет,  представят  ее  правосудию  как  колдунью,  убийцу  и
отравительницу.
     Необходимо было скрыться. Навсегда.
     Старый Пари прекрасно удовлетворит свои плотские потребности  с  ней.
Она всегда предпочитала стариков, увядающая сила которых требовала разного
рода фокусов, в которых Амбруазина с юных лет была очень искусна.
     Итак, договор был заключен.
     У них не возникло ни  малейшего  сомнения,  когда  они  решили  убить
Генриетту Майотен, которая помогла ей скрыться, изуродовать  ее  и  кинуть
ночным диким зверям, которые сделали  совершенно  неузнаваемым  лицо  этой
молодой женщины. Она заменила Амбруазину в могиле.
     Корабль отчалил.
     Во Франции сообщники замели последние следы.
     В  глубине  провинции  при  помощи   звонкой   монеты   очень   легко
воздействовать на нотариусов, чиновников или кюре,  которые  составят  вам
любые брачные бумаги на основе вымышленного имени и даты рождения.
     И чтобы развлечься, Амбруазина сказала, что она - уроженка  провинции
Пуату. Но эта фантазия обернулась в конце концов против нее.  Ибо  это  ее
мнимое происхождение  напоминало  ей,  что  если  ей  и  удалось  обмануть
Анжелику на этот счет, то в конечном итоге сильнее все-таки была Анжелика.
     И, уже далеко  не  так  развлекая,  эта  выдумка  с  Пуату  приводила
Амбруазину в бешенство. Что давало ей прекрасный повод для мести.
     Ибо, притворяясь смиренной, кроткой и добродетельной, она не  забыла,
что единственная ее цель - отомстить "им" и особенно "ей". Она  не  забыла
об еще более важной вещи - о миссии, вверенной ей господином,  который  не
примет поражения.
     Иногда она хотела об этом забыть. Но тогда дрожь от страха  сотрясала
ее, возрождала ее ненависть к "тем", кто нанес ей поражение.
     Ах! Сколько лет ей пришлось притворяться и следить в зеркало за своим
выздоровлением, а потом за восстановлением ее  лица.  Некоторые  рубцы  не
исчезнут никогда. Но не это задевало ее больше всего. Она  не  была  такой
как прежде, и иногда она себя с этим поздравляла. Она больше не была такой
юной, и красивой, и все это - по вине Анжелики, - говорила она себе, - ибо
ей казалось, что Анжелика питает свою собственную красоту и молодость тем,
что Амбруазина их теряет. "Чем больше я  дурнела,  тем  ослепительнее  она
становилась. Да... даже в Тидмагуше, когда она была больна и я держала  ее
в своих руках..."
     Однако со временем  вуалетки  Амбруазины  стали  прозрачнее.  Зеркала
возвещали, что она могла снова появиться на людях, и пришло  время,  когда
старому Пари было пора отправиться в могилу в следствие действия  какой-то
микстуры. И немного спустя ей, вдове, пришло время  отправиться  в  другой
город и показать там свое лицо, сменив, однако, имя.
     Потом все пошло без сбоев, по плану, тщательно разработанному.
     После того, как она женила на себе в Невере  господина  де  Горреста,
вокруг нее снова стали собираться "верноподданные":  дворяне,  промотавшие
наследство, лакеи-обманщики, черные души, похожие на нее, привлеченные  ее
богатством, и  которые,  получая  вознаграждение,  выполняли  ее  приказы,
интриговали, покупали нужных людей, сообщников или,  если  того  требовала
ситуация, заставляли молчать неугодных.
     Первым из ее слуг, сам не зная того, стал не наделенный большим  умом
и особенными достоинствами ее новый муж, господин де Горреста.
     Очень быстро, пользуясь любыми возможностями, она внушила ему интерес
к делам колонии,  затем  заставила  испросить  какого-либо  поручения  или
должности в Новой Франции. В итоге его назначили  временным  губернатором,
вместо господина де Фронтенак, который был вызван  в  Париж  на  беседу  с
королем. И поскольку многие подозревали, что господин де Фронтенак попал в
немилость, то имелись основания полагать, что господин де  Горреста  будет
вице-королем Новой Франции в течение нескольких лет.
     Для Амбруазины, его супруги, которая назвалась  Армандой,  урожденной
Ришмон, и которой восхищались из-за того, что она  следовала  за  мужем  в
отдаленные суровые  края,  выпало  несколько  недель  в  Париже,  где  она
навестила  несколько  мест,  в  которых  справлялась  (через   почту   или
доверенных лиц) о деле "Ликорны". Она находила пикантным -  под  предлогом
родства справляться о судьбе мадам де Модрибур и ее экспедиции.
     Затем она поехала в  Версаль,  чтобы  навестить  короля,  который  ее
совершенно не узнал.
     Но это было слишком. Однажды она встретилась взглядом с  зеленоглазым
юношей