побеседовать  с  госпожой
Анжеликой о широтах и долготах, - желчно заметил Берн.
   - Ничего, она заставит его придерживаться этой  темы,  -  с  уверенностью
сказал Маниго. - Вспомни, как в Ла-Рошели она делала, что  хотела,  с  самим
Барданем, представителем короля. Какого черта, Берн! Ну  чего  тебе  бояться
этого верзилы, у которого всех средств  обольщения  -  одна  кожаная  маска?
По-моему, такие штуки не очень-то привлекают дам, а?
   - Я боюсь того, что у него под маской, - проговорил  Берн  сквозь  сжатые
зубы.
   Ему  хотелось  попытаться  силой  помешать  Анжелике   исполнить   приказ
Рескатора.  Его  глубоко  возмутило   ее   согласие   принять   приглашение,
сформулированное столь непристойно. Но, вспомнив, что она опасается, как  бы
в браке он не стал ее приневоливать и ограничивать  ее  свободу,  мэтр  Берн
поборол свою подозрительность и заставил себя проявить терпимость.
   - Хорошо, идите. Но если через  час  вы  не  вернетесь,  то  в  это  дело
вмешаюсь я.
   Когда Анжелика поднималась по ступенькам трапа на  ют,  в  мыслях  у  нее
царил такой же хаос, как  и  на  море.  Подобно  клокочущим  вокруг  корабля
косматым пенистым валам, в ее душе бушевали  самые  противоречивые  чувства.
Она не смогла бы ясно их описать: гнев, тревога, радость, надежда то и  дело
уступали место страху, и тот  вдруг  начинал  давить  ей  на  плечи,  словно
свинцовый плащ.
   Сейчас что-то произойдет! Что-то ужасное, сокрушительное, от чего ей  уже
вовек не оправиться...
   Она подумала было, что ее привели в салон Рескатора,  и  только  услышав,
как сзади закрывается дверь, поняла, что это не так. Она была не в салоне, а
в  тесной  каюте.  С  низкого  потолка  свисал  фонарь,  заключенный  в  две
перекрещенные рамки, которые не давали ему раскачиваться.
   В каюте никого не было. Оглядев ее  внимательнее,  Анжелика  решила,  что
несмотря на свою тесноту и низкий потолок, она,  по-видимому,  сообщается  с
апартаментами капитана,  поскольку  в  ее  противоположном  конце  виднелось
высокое окно, точно такое же, как  в  кормовой  надстройке.  За  закрывающей
стены драпировкой Анжелика обнаружила дверь. Это подтвердило ее догадку, что
каюта соединена с салоном, в котором ее принимал Рескатор.  Чтобы  вполне  в
этом удостовериться, молодая женщина повернула дверную ручку,  однако  дверь
не открылась. Она была заперта на ключ.
   Пожав плечами, со смешанным чувством раздражения и фаталисткой покорности
судьбе Анжелика отошла от двери и села на диван, занимавший почти всю каюту.
Скорее всего, эта  маленькая  каюта  служит  Рескатору  спальней.  Наверное,
именно здесь он и прятался, когда в тот вечер, после отплытия из  Ла-Рошели,
она пришла в себя на восточном диване в его салоне и почувствовала,  что  за
ней кто-то наблюдает.
   Заставить ее прийти сегодня вечером  в  эту  каюту  было  с  его  стороны
довольно-таки бесцеремонно. Ну ничего, она сумеет поставить  его  на  место.
Анжелика ждала, понемногу теряя терпение.  Потом,  решив,  что  это  наконец
становится несносным и что Рескатор над нею просто издевается, встала, чтобы
уйти.
   Она была неприятно удивлена, обнаружив, что дверь, через которую ее ввели
сюда, также заперта. Это всколыхнуло в ней невыносимое воспоминание  о  том,
как в такой же запертой каюте  ее  бил  и  насиловал  другой  пират,  маркиз
д'Эскренвиль, и она принялась колотить по деревянной створке, громко зовя на
помощь. Но ее голос тонул в свисте ветра и грохоте  моря.  После  того,  как
розовые отблески на небе погасли и снова наступила темнота, волны  сделались
много выше и яростнее.
   Неужели начнется буря, которую предсказал Ле Галль?
   Анжелика подумала, что они могут столкнуться  с  айсбергом,  и  ей  стало
страшно. Держась за переборку, она добралась до  окна,  в  которое  проникал
тусклый свет сигнального фонаря. Толстое стекло то и  дело  заливали  волны,
оставляя на нем белоснежную пену, медленно стекающую вниз.
   Между тем ветер  вдруг  ослабел,  море  чуть  успокоилось  и  выглянув  в
очередной раз в окно, Анжелика совсем близко от себя увидела  покачивающуюся
на волне белую птицу, казалось, глядящую на нее с сосредоточенной злобой.
   Она в смятении отпрянула назад.
   "Может быть, это душа утопленника?  Ведь  в  этих  местах,  должно  быть,
потонуло множество кораблей...  Но  почему  меня  оставили  здесь  взаперти,
одну?"
   Сильный удар волны в борт отбросил ее от  переборки,  она  попыталась  за
что-нибудь ухватиться, но не сумела и, не устояв на ногах,  снова  упала  на
диван. Он  был  покрыт  огромной  шкурой  с  белым  густым  мехом.  Анжелика
машинально погрузила в него заледеневшие руки. Говорят,  на  севере  водятся
медведи, белые как снег. Наверное, это покрывало  сделано  из  шкуры  такого
медведя...
   "Куда же нас везут?"
   Над ее головой плясала странная конструкция: две рамки и в них фонарь. Их
вид  вызывал  у  Анжелики  раздражение,  потому  что  находящийся  в  центре
стеклянный  сосуд  с  маслом  и  фитилем,  несмотря  на   качку,   оставался
неподвижным, а она совершенно не понимала почему.
   Сам фонарь был сделан из золота и выглядел очень необычно. Никогда, ни во
Франции, ни в землях ислама, Анжелика не  видела  ничего  подобного:  нечто,
напоминающее формой то ли шар, то ли чашу с выкованным из золота  затейливым
ажурным орнаментом, сквозь который просачивался желтый свет горящего фитиля.
   К счастью, буря как будто  не  усиливалась.  Временами  Анжелика  слышала
перекликающиеся голоса. Она никак не могла определить, откуда они доносятся.
Один голос был глухой, другой -  низкий  и  сильный,  и  иногда  можно  было
разобрать отдельные слова. Раздавались отрывистые команды:
   - Отдать все паруса! Поднять фок и бизань.., руль на борт!
   Это был голос капитана Язона - должно быть,  он  повторял  своим  громким
голосом тихие приказы Рескатора.
   Решив,  что  они  за  переборкой,  в  салоне,  Анжелика  снова  принялась
барабанить в ведущую  туда  дверь.  Но  почти  тотчас  сообразила,  что  они
находятся над ней, на капитанском мостике.
   Стало быть, схватка с бурей потребовала усилий обоих капитанов. Наверное,
сейчас вся команда поднята по тревоге. Но  тогда  зачем  Рескатор  велел  ей
явиться сюда для свидания - галантного или нет?  Ведь  посылая  за  нею,  он
наверняка предвидел, что будет сам управлять кораблем и не  сможет  покинуть
мостик.
   "Надеюсь, Абигель и Северина присмотрят за Онориной!..  А  мэтр  Габриэль
сказал, что придет и устроит скандал,  если  я  не  вернусь  через  час",  -
успокаивала она себя.
   Однако она здесь уже намного больше часа. Время идет, но никто не  явился
к ней на выручку. Выбившись из сил, она  в  конце  концов  легла  на  диван,
завернулась в мех белого медведя и, разомлев в тепле,  уснула.  Сон  ее  был
беспокоен, она часто просыпалась, смутно видела  заливающую  оконные  стекла
воду, и ей снилось, будто поглощенная  пучиной,  она  находится  в  каком-то
подводном дворце; а неясный говор  двух  голосов,  командующих  сражением  с
бурей, сливался в ее сознании с мыслью  о  печальных  призраках,  блуждающих
среди льдов в мрачном краю, где начинается преддверие ада.
   Когда Анжелика проснулась, свет фонаря показался ей  более  тусклым,  чем
прежде. За окном занимался день. Она села на своем ложе и подумала:  "Что  я
здесь делаю? Ведь это недопустимо!.."
   Никто к ней так и не пришел.
   Голова у нее болела, волосы распустились. Анжелика нашла чепчик,  который
сняла перед тем как лечь. Ни за что на свете  она  не  хотела  бы  предстать
перед Рескатором в таком виде -  растрепанной  и  расслабленной  после  сна.
Может быть, именно этого он и  добивался?  Его  уловки  непредсказуемы,  его
ловушки и тайные замыслы трудно разгадать -  особенно  если  они  направлены
против нее.
   Анжелика поспешно встала, чтобы привести себя  в  порядок  и,  как  истая
женщина, невольно огляделась в поисках зеркала.
   Зеркало в каюте было - оно висело на  переборке.  Настоящее  сокровище  в
баснословно дорогой массивной золотой оправе, оно сияло каким-то дьявольским
блеском, и Анжелика порадовалась, что не заметила его ночью.
   В том состоянии духа, в котором она тогда пребывала, необычное  зеркальце
повергло бы ее в ужас. В этом круглом, бездонном, уставившемся на нее  глазу
ей наверняка почудилось бы что-то злотворное и  колдовское.  Оправа  зеркала
представляла собой золотую гирлянду из солнц, переплетенных с радугами.
   Склонившись к своему отражению, Анжелика увидела в зеркале  странное,  не
имеющее определенного возраста существо с зелеными глазами, бледными  губами
и светлыми волосами  -  точь-в-точь  сирена,  которая  никогда  не  стареет,
сохраняя вечную молодость.
   Она поспешила уничтожить этот образ - заплела свои русалочьи, похожие  на
призрачный лунный свет волосы в косы и, туго закрутив  их  сзади,  тщательно
спрятала под чепец. Затем покусала губы, чтобы сделать их хоть немного ярче,
и постаралась согнать с лица выражение растерянности. Но,  несмотря  на  все
усилия, образ в зеркале по-прежнему не внушал ей доверия. Это зеркальце было
какое-то необыкновенное, непохожее на другие... Его красновато-золотой отлив
накладывал на отраженное в нем лицо мягкие тени,  окружал  его  таинственным
ореолом. И даже в своем скромном чепчике благонравной  ларошельской  мещанки
Анжелика имела волнующий, смущающий сердце вид языческого идола.
   "Неужели я и впрямь так выгляжу, или же это зеркало волшебное?"
   Она все еще держала его в руке, когда одна из дверей отворилась.
   Анжелика тотчас спрятала зеркальце в складках юбки, ругая себя за то, что
непринужденным жестом не повесила его на  место.  В  конце  концов,  женщина
всегда имеет право посмотреться в зеркало!

Глава 5

   Открылась та из дверей, что вела в  салон.  Придерживая  рукой  откинутую
портьеру, на пороге стоял Рескатор.
   Анжелика надменно выпрямилась и окинула его ледяным взглядом.
   - Могу ли я спросить вас, сударь, почему вы  удерживали  меня  здесь  всю
ночь?
   Он прервал ее речь, сделав ей знак приблизиться:
   - Войдите сюда.
   Его голос звучал еще глуше, чем обычно, и он два раза кашлянул.  Анжелика
нашла, что он выглядит усталым. В  его  внешности  явно  произошло  какое-то
изменение, сделавшее его менее... "менее похожим на андалузского мавра", как
сказал бы господин Маниго. Он перестал походить также и на  испанца.  Теперь
Анжелика не сомневалась, что по происхождению он француз.  Впрочем,  это  не
делало его менее загадочным. На его маске поблескивали капельки воды, но сам
он уже успел переодеться в сухое.
   Войдя в салон, Анжелика увидела  мокрые,  брошенные  как  попало  куртку,
короткие штаны и сапоги - доспехи, в которых Рескатор вел схватку с бурей.
   Ей тут же вспомнилось: когда она впервые пришла сюда, чтобы попросить его
о помощи, он снял с нее мокрый плащ и швырнул его в угол, заметив при  этом,
что она намочила его ковры.
   - Вы испортите свои прекрасные ковры, - сказала она.
   - Невелика важность...
   Он зевнул, потягиваясь.
   - Ох, как должно быть, несносно для мужчины вечно  иметь  рядом  с  собой
хозяйку. И как это люди женятся?
   Он скорее рухнул, чем сел в кресло, стоящее около стола с привинченными к
палубе ножками. От сильной качки несколько предметов упало со стола на  пол.
Анжелика хотела было  подобрать  их,  но  вовремя  спохватилась.  Предыдущая
реплика Рескатора  ясно  давала  понять,  что  сейчас  он  не  расположен  к
любезному обхождению и любой ее жест превратит в повод для  того,  чтобы  ее
унизить.
   Он даже не предложил ей  сесть.  Вытянув  свои  длинные  ноги  в  высоких
сапогах, он, казалось, о чем-то размышлял.
   - Какая великолепная битва, - сказал он наконец. - Море, льды и посреди -
наша маленькая скорлупка. К счастью, буря так и не разразилась  -  не  иначе
как по Божьей милости.
   - Не разразилась? - повторила за ним Анжелика. - Однако  море,  по-моему,
очень бушевало.
   - Волновалось, не более того. Но все  равно,  надо  было  постоянно  быть
начеку.
   - Где мы находимся?
   Пропустив этот вопрос мимо ушей, он протянул к Анжелике руку.
   - Дайте-ка мне зеркальце, которое вы там прячете. Я был уверен,  что  оно
придется вам по вкусу. Он повертел его в руках.
   - Еще одно свидетельство того, что сокровища инков - не вымысел. Порой  я
задаюсь вопросом: может быть, сказка о городе Новумбага - вовсе не сказка, а
быль? Великий индейский город с хрустальными башенками, со  стенами,  сплошь
покрытыми листовым золотом, инкрустированным драгоценными камнями...
   Он говорил не с Анжеликой, а сам с собой.
   - Инки не знали стекла. Поверхность этого зеркала сделана  из  амальгамы:
золото с ртутью. Вот почему оно придает отражающимся в нем лицам великолепие
золота и изменчивость ртути. Женщина видит себя такой, какова она  на  самом
деле - прекрасной  и  мимолетной  мечтой.  Это  зеркало  -  редчайшая  вещь.
Скажите, оно вам нравится? Вам хочется его иметь?
   - Нет, благодарю вас, - холодно ответила Анжелика.
   - А драгоценности вы любите?
   Он пододвинул к себе стоящий  на  столе  железный  ларец  и  откинул  его
тяжелую крышку.
   - Взгляните.
   Он достал из ларца ожерелье из восхитительных  молочно-белых,  отливающих
всеми цветами радуги жемчужин, с изящной застежкой из позолоченного серебра.
Показав ей ожерелье во всей красе, он положил его на стол и вынул другое,  в
котором жемчужины были с  золотистым  отливом:  все  одинаковой  величины  и
яркости. Казалось чудом, что  удалось  собрать  их  вместе  так  много.  Оба
ожерелья можно было бы десять раз обернуть  вокруг  шеи,  и  они  все  равно
свисали бы до колен.
   Анжелика смотрела на эти чудеса с недоумением. Их  вид  был  оскорблением
для ее скромного бумазейного платья,  корсажа  из  черного  сукна,  холщовой
сорочки. Внезапно она почувствовала  себя  неловко  в  своем  простонародном
наряде.
   "Жемчуга?.. Я носила  столь  же  прекрасные,  когда  состояла  при  дворе
короля, - подумала она и тотчас же поправила себя:
   - Впрочем, нет, те были не так красивы..."
   И тут же все ее смущение прошло.
   "Конечно, владеть такими красивыми вещами радостно, но это было  также  и
тяжким бременем. А теперь я свободна".
   - Хотите, я подарю вам одно из этих ожерелий? - спросил Рескатор.
   Анжелика взглянула на него едва ли не с испугом.
   - Мне? Но что, по-вашему, я буду  с  ним  делать  на  островах,  куда  мы
плывем?
   - Вы могли бы продать его вместо того, чтобы продавать себя.
   Анжелика вздрогнула и почувствовала, как у нее запылали щеки.  Право  же,
ни один из мужчин, которых она прежде знала - даже Дегре -  не  обращался  с
ней, чередуя такую непереносимую наглость с такой утонченной любезностью.
   Его загадочные глаза в прорезях маски напоминали ей глаза кота, играющего
с мышью. Внезапно Рескатор вздохнул.
   - Нет, - сказал он разочарованно, - я не вижу в вас вожделения,  не  вижу
тех алчных огоньков, что вспыхивают в глазах женщин,  когда  показываешь  им
драгоценности... Вы меня просто раздражаете.
   - Если уж я так вас раздражаю, - мигом отпарировала Анжелика, - то  зачем
вы удерживаете меня здесь? И вдобавок пренебрегаете элементарной  учтивостью
- ведь вы даже не предложили мне сесть?  Если  вы  воображаете,  будто  ваше
общество доставляет мне удовольствие, то уверяю вас - это далеко не  так.  И
почему, сударь, вы продержали меня здесь взаперти всю ночь?
   - Этой ночью, - сказал Рескатор,  -  мы  были  в  смертельной  опасности.
Никогда прежде мне не приходилось видеть, чтобы льды дошли до здешних широт,
где бури, спутницы равноденствия,  бывают  очень  свирепы.  Я  был  удивлен,
увидев айсберги там, где никак  не  ожидал  их  встретить,  и  мне  пришлось
противостоять  сразу  двум  опасностям,  сочетание  которых  обычно   бывает
гибельным: буре и льдам, а кроме них еще и третьей - темноте. К счастью, как
я вам уже сказал, ветер внезапно переменился - это было почти чудом - и море
не разбушевалось в полную силу.  Мы  смогли  сосредоточиться  на  борьбе  со
льдами,  и  к  утру  они  остались  позади.  Но  вчера  катастрофа  казалась
неотвратимой. И тогда я позвал вас.
   - Но почему? - в недоумении повторила Анжелика.
   - Потому что у нас были все шансы пойти  ко  дну,  и  я  хотел,  чтобы  в
смертный час вы были рядом со мной.
   Анжелика воззрилась на него в несказанном  изумлении.  Поверить,  что  он
говорит серьезно, было  немыслимо.  Конечно  же,  это  просто  одна  из  его
излюбленных мрачных шуток.
   Начать хотя бы с того, что всю эту ночь, такую, по его словам,  жуткую  и
грозную, она преспокойно проспала, даже  не  подозревая,  что  гибель  столь
близка. И потом, как может он говорить, что в смертный час хотел быть  рядом
с ней когда сам то и дело выказывает ей оскорбительное пренебрежение?
   - Вы издеваетесь, монсеньор? - сказала она.  -  Зачем  вы  смеетесь  надо
мной?
   - Я не смеюсь над вами и сейчас скажу вам почему.
   Анжелика уже овладела собой.
   - Как бы то ни было, если опасность и впрямь  была  так  велика,  как  вы
утверждаете, то да будет вам известно, что в такую минуту я желала  бы  быть
рядом с моей дочерью и друзьями.
   - И особенно рядом с мэтром Габриэлем Берном?
   - Разумеется, - подтвердила она. - Рядом с Габриэлем Берном и его детьми,
потому что я люблю их  так,  словно  они  моя  семья.  Так  что  перестаньте
рассматривать меня как свое имущество и оставьте попытки распоряжаться мной.
   - Однако за вами числятся кое-какие долги, с которыми надо  рассчитаться,
и я вас об этом предупреждал.
   - Возможно, - сказала Анжелика, все больше и больше разъяряясь. -  Однако
если в будущем вам вздумается пригласить меня к себе, извольте выбирать  для
этого менее оскорбительные выражения.
   - О каких выражениях вы говорите?
   Она повторила то, что сказал ей арабский врач: монсеньор Рескатор  хочет,
чтобы она провела ночь у него.
   - Но именно это я и имел в виду. В моих апартаментах вы находились в двух
шагах  от  капитанского  мостика  и  в  случае   рокового   столкновения   с
айсбергом...
   Он сардонически рассмеялся.
   - А вы надеялись, что мое приглашение означает нечто иное?
   - Надеялась? Нет, - ехидно сказала Анжелика, платя ему его же монетой.  -
Не надеялась, а боялась! Мне ни за что на свете  не  захотелось  бы  терпеть
ухаживания человека столь неучтивого, человека, который...
   - Не бойтесь. Я ведь не скрыл от вас, что ваше нынешнее обличье  вызывает
у меня глубокое разочарование.
   - Слава Богу!
   - Богу? Я думаю, дьявол потрудился  здесь  куда  больше!  Какой  крах!  Я
хранил в памяти образ волнующей одалиски  с  волосами,  подобными  солнечным
лучам, и что же? - вместо нее я нахожу женщину в чепце, этакую помесь матери
семейства и настоятельницы монастыря... Согласитесь, тут есть от чего прийти
в  изумление  даже  такому  закаленному  пирату,  как   я,   который   всего
насмотрелся.
   - Сожалею, что с товаром вышло такое досадное  недоразумение,  монсеньор!
Надо было получше хранить его, когда он был в самом лучшем виде...
   - Ого! Смотреть не на что, а какое высокомерие! Какие  колкие  ответы!  А
ведь в аукционном зале в Кандии вы были такой смирной, такой поникшей...
   Эти слова заставили Анжелику вновь пережить тот давний позор, когда  она,
раздетая донага, стояла на аукционном помосте под горящими похотью взглядами
мужчин.
   "А между тем это было еще не самое страшное в моей жизни -  худшее  ждало
меня впереди..." - подумала она.
   Странный голос ее собеседника вдруг зазвучал по-иному - Рескатор  перешел
на проникновенный тон:
   - Ах, госпожа дю Плесси, вы были так прекрасны, когда единственным  вашим
одеянием были волосы, глаза смотрели, точно у  загнанной  пантеры,  а  спину
украшали следы жестокостей  моего  доброго  друга  д'Эскренвиля...  Все  это
вместе взятое шло вам куда больше, чем ваша теперешняя  мещанская  спесь.  А
если добавить, что тогда вокруг вашего  ч