Валомбреза.  Я
хотел бы, в доказательство вашей искренности, услышать эти  слова  из  ваших
собственных уст. Вы так опасны, прекрасная Анжелика, в вас дремлет,  столько
сил, мне враждебных! Придите, протяните мне  руку!  Я  всего  лишь  одинокий
король, который вас ждет. Вам будут возвращены все права,  и  я  не  оставлю
рядом с собой никого, кто вам не по душе. Вам нечего бояться. Ведь  я  знаю,
что вы умеете быть верным другом,  как  и  честным  врагом..."  Письмо  было
длинным, и все в том же духе.  Анжелика  чувствовала,  что  в  нем  не  было
вероломства, тайного намерения заманить ее  в  ловушку.  Король  писал:  "Вы
будете моей владычицей, и я вполне сознаю, что это слово означает. Я доверяю
вашей преданности, доверьтесь моей лояльности... Говорите со мной, и я  буду
вас слушать. Подчиняйтесь мне, и я  вам  подчинюсь..."  Она  устало  закрыла
глаза.  Он  победил.  Она  была  права,  решившись  уступить  ему...  Завтра
несправедливость будет повержена. Она  сделает  для  этого  все,  что  в  ее
силах...
   Флоримон бродил по главной аллее  с  пращей  в  руках,  стараясь  подбить
коршуна. Анжелике  стало  его  жалко,  она  спустилась  в  парк,  чтобы  его
подбодрить. Она хотела поговорить с  ним  о  короле,  поманить  его  звуками
титулов, которые ему вернут, и должностей, которых она для него добьется.
   Но пока она подходила к месту, где его видела,  Флоримон  исчез.  Остался
только Шарль-Анри. Он стоял на берегу пруда, глядя  на  лебедей.  Его  белая
атласная одежда была так же  хороша,  как  оперение  птиц,  а  развевающиеся
волосы походили на листву осины, что склонилась к воде над его головой.
   Что-то обеспокоило Анжелику в поведении трех лебедей, плавающих у берега.
Известно, что это злобные птицы, они  могут  утащить  ребенка  в  воду.  Она
быстро подошла и взяла его за руку.
   - Не стой так близко к воде, малыш. Лебеди очень злые.
   - Неужели? - спросил он, подняв на нее свои небесно-голубые глаза.  -  Но
ведь они такие красивые, белые...
   Его пухлая рука тепло и доверчиво лежала в ее ладони. Он  семенил  рядом,
не сводя с нее глаз. Всегда ей казалось, что он похож только на Филиппа,  но
Гонтран оказался прав. В этой розовой мордашке было нечто  роднившее  его  с
Кантором - тот же вырез губ, линия подбородка, общая у всех  отпрысков  рода
де Сансе.
   "Ты тоже мой сын, малыш", - подумала Анжелика с нежностью.
   Она села на мраморную скамью, посадила его к себе на колени. Гладя волосы
мальчика,  она  спрашивала,  был  ли  он  сегодня  послушным,  играл  ли   с
Флоримоном, умеет ли он уже сидеть на ослике.
   И на все это он  отвечал  тонким  певучим  голоском:  "Да,  матушка.  Да,
матушка".
   Был ли он глупым? Нет,  конечно.  В  его  затененном  длинными  ресницами
взгляде чувствовалось  что-то  таинственное,  напоминавшее  о  меланхоличной
скрытности его отца. Разве он не похож на Филиппа, этот  маленький  одинокий
сеньор в завещанном ему замке? Она прижала его к себе. И подумала о Канторе.
Как мало она ласкала его! И вот он умер. У  нее  вечно  не  хватало  времени
побыть хорошей матерью. Раньше, когда они были еще бедны, она нередко играла
с Флоримоном и Кантором. А вот Шарля-Анри постоянно отстраняла от себя.  Это
было несправедливо, не могла же она отрицать, что любила  его  отца!  Иначе,
чем своего первого супруга, но все же любила. Она приложила ладонь к  полной
щеке ребенка и нежно расцеловала его:
   - Знаешь, малыш, я люблю тебя. Очень.
   Он замер, будто пойманная птица. Улыбка блаженства расцвела на его губах.
   Флоримон появился в аллее и приблизился к ним, прыгая на одной ножке.
   - Знаете, что мы сделаем завтра? - сказала Анжелика. - Мы наденем  старые
лохмотья и пойдем на речку ловить раков.
   -  Браво,  брависсимо!  -  закричал  Флоримон,  которого   Флипо   обучал
итальянскому.

Глава 14

   Это был чудесный день. Казалось, позабыты все заботы будущего и огорчения
минувшего. Лес смыкал над ними свои золотые кроны. Солнечный свет пробивался
сквозь рыжую листву дубов, пурпур буков  и  медь  словно  горевших  факелами
каштанов. Плоды каштанов осыпались на мох. Они  лопались,  и  под  скорлупой
блестела темная кожица  ядра.  Обилие  впечатлений  приводило  Шарля-Анри  в
восторг. Он набивал каштанами карманы розовых полотняных штанов. Что  скажет
Барба? Несмотря на предупреждения Анжелики,  она  приодела  его,  словно  на
прогулку в  Тюильри.  Сначала  он  тревожно  поглядывал  на  зеленые  пятна,
испещрившие одежду. Потом, видя, что  мать  не  обращает  на  это  внимания,
расхрабрился,  стал  кататься  по  траве,  карабкаться  на  пни.  Перед  ним
открылись ворота рая, и все благодаря Анжелике! Он всегда знал,  что  полное
счастье - в ней, в ней одной. Вот почему по вечерам он так долго смотрел  на
ее портрет в медальоне.
   Их сопровождали Флипо и аббат де Ледигьер.  Анжелика  немножко  гордилась
тем,  как  глядели  на  нее  юноши,  особенно  Флоримон.  Она  угадывала  их
молчаливое восхищение, когда водила их  по  заповедным  тропкам,  показывала
таинственные ручейки. Для них, знавших ее при  дворе,  она  казалась  сейчас
совсем другой, новой и загадочной. Они быстро вошли во вкус игры, возились в
воде, ища норы, поджидали, лежа на мшистом берегу, когда  раки  приползут  к
утопленным корзинам с тухлым мясом. Флоримон  был  несколько  уязвлен  своей
неспособностью ловить их, как  Анжелика,  руками.  Она  смеялась,  видя  его
сконфуженную мину, и  сердце  ее  бурно  билось  от  мысли,  что  она  вновь
завоевывает уважение сына.
   На одной из полян они встретили колдунью Мелюзину.  Горбатая,  черная,  в
ореоле белых, как снег, волос, старуха искала грибы,  разгребая  скрюченными
пальцами мох. Медленно кружились и падали вокруг нее  красные  листья  бука,
словно бы в каком-то ритуальном танце, выражающем почтение к  этому  исчадию
всего пагубного, что есть в природе. Анжелика окликнула ее:
   - Мелюзина, э-ге-ге!
   Старуха выпрямилась, пытаясь  разглядеть,  кто  приближается  к  ней.  Но
вместо того чтобы приветствовать ту, чью силу она признавала и считала почти
равной своей, старуха воздела худую руку, останавливая их, и ужас исказил ее
черты:
   - Прочь! Прочь! Ты - проклятая мать!
   И она бросилась от них в кусты.  Тут  вдруг  стал  накрапывать  дождь,  и
маленькая группка поспешила  к  Камню  Фей  в  поисках  укрытия.  Под  сенью
древнего могильника земля, усыпанная потемневшей хвоей, оставалась сухой. На
одной из каменных плит были высечены хлебные колосья: знак плодородия.
   Укрывшись в смолистом сумраке  под  каменной  крышей,  Флоримон,  смеясь,
сказал, что здесь все напоминает его былые путешествия  по  подземельям,  но
там, пожалуй, пахло хуже.
   - Люблю подземелья, - глубокомысленно заметил подросток. -  Там  познаешь
тайну земли. Все эти  скалы  образуются  так  медленно,  что  мы  ничего  не
замечаем. Однажды в коллеже я попал в погреб. Я там покопал немного  киркой.
Выступила скала. Я подобрал несколько прекрасных осколков... - И он пустился
в  длинное  повествование,  где  латинские  слова  мешались  с   химическими
формулами - и все по поводу  тех  образцов  породы,  с  помощью  которых  он
пытался составить смесь для взрывов. - У меня разлетелось  не  знаю  сколько
колб в лаборатории, и меня наказали. Но все-таки, матушка, уверяю вас, я был
на грани открытия, которое бы перевернуло науку. Я  сейчас  объясню.  Думаю,
только вы можете это понять...
   - Подумать только, иезуиты считали его неумным,  -  произнесла  Анжелика,
как бы беря в свидетели аббата де Ледигьера. - Любопытно, по каким свойствам
души они определяют хорошего преподавателя?
   - У Флоримона не вполне обыденный ум, это и сбивает их с толку.
   - Если они не способны ни понять его, ни развить, разве  это  достаточный
повод, чтобы душить его любознательность? Я тебя пошлю учиться в  Италию,  -
обратилась она к Флоримону. - На берегах Средиземного моря  можно  набраться
всей имеющейся на свете премудрости. Но тому, что тебя занимает, лучше всего
учиться у арабов. Слово "алхимия" - арабское. И  в  китайских  книгах  можно
многое почерпнуть.
   Так в первый  раз  она  заговорила  о  путешествии  на  острова  Леванта.
Шарль-Анри прильнул к ней. Он был на вершине  блаженства.  Дождь  между  тем
барабанил по листве, ветер налетал порывами с шумом, похожим на гул морского
прибоя.
   Затем Анжелика завела речь о том, как она ослушалась короля.
   - Его Величество запретил мне покидать столицу. Как ты знаешь, я все-таки
улизнула. Но теперь все  уладится.  Король  меня  прощает.  Он  просит  меня
возвратиться ко двору. Я послала Молина к нему  с  письмом.  Пройдет  совсем
немного времени, и солдаты, которые нас так измучили, будут  наказаны,  а  в
крае воцарится спокойствие.
   Флоримон слушал ее со вниманием.
   - Так вам ничто не угрожает? Ни вам, ни Шарлю-Анри?
   -  Уверяю  тебя,  нет,  -  улыбнулась  она,  пытаясь  отогнать  тягостные
предчувствия.
   - Я очень рад, - с облегчением промолвил сын.
   - Значит, ты уже не хочешь уехать?
   - Нет. Вы же говорите, что все устроится.
   Они вернулись очень поздно. Барба уже волновалась. Ведь в эту пору опасно
ходить в лес: можно встретить волка... Она уже чуть не померла.  А  в  каком
состоянии одежда малыша! Бедняжка, да он не стоит на ногах! Он не привык так
поздно ложиться.
   - Ну же, успокойся, - урезонила ее  Анжелика.  -  Твой  любимчик  объелся
ежевикой и развлекался, как сказочный принц. Успеет выспаться: ночь  еще  не
кончилась.
   Действительно, ночь еще не кончилась, роковая ночь для замка Плесси.

Глава 15

   Анжелика уже начала раздеваться, когда ей послышался стук копыт  одинокой
лошади у ворот замка. Она  замерла  и  прислушалась.  Затем,  вновь  затянув
шнурки корсажа, вышла из спальни, открыла створку большого окна и выглянула.
Она успела увидеть всадника, канувшего во мрак главной аллеи.
   Кто это мог быть? Затворив окно, она задумалась. Потом решила  спуститься
вниз, выспросить у слуг, что же произошло. Но сначала поднялась на несколько
ступенек и тихонько приоткрыла дверь спальни Флоримона:
   - Ты спишь?
   Только что, прощаясь с матерью, он пожелал  ей  доброй  ночи,  глаза  его
блестели, и он прижался к ней:
   - Матушка! Ах, матушка! Какой славный день! Как я вас люблю!
   Из его густой шевелюры торчали травинки, от  него  пахло  лесом,  и  она,
смеясь, поцеловала его в оцарапанную щеку.
   - Спи, сын мой. Вот увидишь, все будет хорошо.
   Сейчас она подошла к кровати. Постель была не разобрана и  не  смята.  Не
было ни одежды сына, ни  его  шпаги,  ни  плаща.  Не  помня  себя,  Анжелика
ринулась в соседнюю комнату, где спал аббат де Ледигьер.
   - Где Флоримон?
   Молодой человек, протирая спросонья глаза, удивленно пробормотал:
   - Как же... В спальне!
   - Его там нет! Вставайте, живо! Надо его найти!
   Они разбудили Лена Пуару и его жену, храпевших  в  закутке  у  кухни.  Те
ничего не видели. Да и что может произойти после полуночи?
   Анжелика набросила на плечи плащ и  в  сопровождении  поспешно  одевшихся
слуг побежала в конюшню. У  фонаря  лохматый  мальчик-слуга,  напевая,  грыз
засахаренный миндаль.  Около  него  на  скамейке  лежал  целый  мешок  этого
лакомства.
   - Кто тебе это дал? - закричала Анжелика, уже зная ответ.
   - Мессир Флоримон.
   - Ты помог ему оседлать лошадь? Он ускакал?
   - Да, сударыня!
   - Дурень! - закричала она, отвесив ему пощечину. - Господин аббат, скорее
на коня! Верните его!
   Аббат был без плаща. Он  поспешил  к  замку,  а  в  это  время  Анжелика,
бранясь, торопила мальчишку, медлившего седлать другую лошадь.
   Пока он там пыхтел, она выбежала на большую аллею, еще  надеясь  услышать
стук копыт. Но было тихо. Только ветер шевелил палую листву. Она закричала:
   - Флоримон! Флоримон!
   Ее зов утонул во влажном воздухе ночи. Лес остался глух.
   Появился аббат.
   - Поспешите! -  с  мольбой  бросилась  к  нему  Анжелика.  -  Как  только
выберетесь из парка, прижмитесь ухом  к  земле.  Так  вы  узнаете,  в  какую
сторону он поскакал.
   Оставшись одна, она постояла в нерешительности, не зная,  следует  ли  ей
тоже оседлать лошадь и мчаться на  поиски  Флоримона.  Но  тут  тишину  ночи
прорезал печальный звук рога. Она прислушалась к мелодии: это было "Улюлю"!
   Клич повторился, он звучал снова и снова,  все  более  отчаянно.  Эхо  не
успевало замереть, и лес наполнился трагическим гулом.
   Анжелика  похолодела.  Она  подумала  о  Флоримоне,  который,   возможно,
отправился туда за своим  другом  Нафанаилом.  Внезапно  в  круге  света  от
тяжелого чугунного фонаря над воротами возник всадник: она даже не  услышала
его приближения.
   Это был запыхавшийся аббат:
   - Драгуны идут!
   - Вы встретили Флоримона?
   - Нет. Солдаты преградили мне дорогу. Я был вынужден вернуться. Их  очень
много,  и  они  идут  тесными  шеренгами.  Командует   ими   Монтадур.   Они
направляются к замку Рамбур.
   Рог все не  умолкал,  трубил  безнадежно,  оглушительно,  словно  моля  о
помощи.
   Анжелика поняла, что произошло. Драгуны короля,  должно  быть,  отступали
под натиском протестантских  отрядов.  Доведенные  до  отчаянья,  зная,  что
зажаты лесами и болотами, они стремились в знакомые места.
   - Надо идти туда! - сказала она. - Рамбуры нуждаются в нашей помощи.
   Она подумала о Флоримоне: "Не в добрый час он попал в это осиное гнездо!"
   Вместе с  молодым  священником  она  вскарабкалась  на  холм,  где  стоял
протестантский замок. Уже чуть светало.  На  полдороги  они  столкнулись  со
стенающей кучкой людей. Это была госпожа де Рамбур с детьми и служанками.
   - Госпожа дю Плесси, мы бежим укрыться у вас. Драгуны идут  с  зажженными
факелами. Они пьяны, разнузданны. Они  подожгли  наши  службы  и,  наверное,
будут нас грабить.
   - А Флоримон не с Нафанаилом?
   - Флоримон? Откуда мне знать? Я не знаю даже, где Нафанаил.
   Обернувшись к детям, она простонала:
   - Где Нафанаил? Где Ревекка? Я думала, что ты, Иосиф, дал ей руку...
   - Я держу за руку Сару.
   - Боже мой, значит она отстала! А ваш отец?
   Бедняжка шаталась, придерживая руками живот. Ей осталось  несколько  дней
до родов.
   - Идите ко мне, - решила Анжелика.  -  Господин  аббат  вас  проводит.  Я
поднимусь наверх и посмотрю, что там делается.
   Она вскарабкалась на высокий отрог у старого донжона и  замерла,  укрытая
стеной. К реву солдат, захвативших поместье,  примешивались  истошные  крики
пытаемых мужчин и пронзительные вопли женщин,  которых  терзали  эти  скоты.
Рожок смолк.
   Держась в тени, Анжелика осторожно прокралась вдоль левого  крыла  замка.
Вдруг она наткнулась на чье-то безжизненное тело. Казалось,  будто  мертвеца
обвил огромный золотой удав. Наклонясь над несчастным, она увидела, что  это
де Рамбур с охотничьим рогом через плечо. В него всадили  рогатину,  которая
прошла насквозь, пригвоздив  барона  к  земле,  как  зверя,  убитого  пиками
охотников.
   Какие-то люди пробежали невдалеке. Анжелика  успела  отскочить  под  сень
деревьев. Оттуда она смотрела на драгун, танцующих,  словно  красные  черти:
балет грабежа - излюбленная утеха армий,  существующая  с  той  поры,  когда
мужчина сделался воином.
   Из их глоток рвался сиплый крик - предвкушая развлечение, они теснились к
стене, поднимая вверх длинные алебарды:
   - На пики, на пики!
   Сверху  из  окна  бросили  нечто,  похожее  на  маленькую  куклу,  и  оно
завертелось в пустоте. Ревекка!
   Не помня себя от ужаса, Анжелика бросилась вниз сквозь кусты.  Когда  она
добралась до Плесси, слуги, собравшись перед воротами, глядели  на  соседний
замок, объятый пламенем.
   - Вы видели Ревекку? - спрашивала госпожа де Рамбур. - А барона?
   Анжелика сделала нечеловеческое усилие, чтобы придать  лицу  бесстрастный
вид.
   - Они.., укрылись в зарослях. Мы сейчас  поступим  так  же.  Быстро,  мои
храбрецы, берите плащи, припасы. Где Барба?  Растолкайте  ее!  Пусть  оденет
Шарля-Анри.
   - Сударыня, - сказал Лавьолет, - взгляните!
   Он показывал туда, где между деревьями текло с холма множество светящихся
точек: факелы драгун.
   - Они идут сюда... От замка Рамбур.
   - Они уже здесь! - закричал один из мальчиков-слуг.
   В конце большой аллеи появился рой светящихся  точек.  Это  другой  отряд
драгун поднимался к замку. Солдаты  не  торопились.  Было  слышно,  как  они
вдалеке окликали друг друга.
   - Нужно вернуться в дом и запереть все входы и выходы, - решила Анжелика,
- все, вы слышите?
   Она сама проверила, хорошо ли заложили парадную дверь толстыми  брусьями,
осмотрела засовы на тяжелых деревянных ставнях окон первого этажа.
   - Несите сюда оружие! Встаньте между окнами!
   Аббат де Ледигьер невозмутимо обнажил  шпагу.  Мальбран  явился  с  целой
охапкой пистолетов и мушкетов.
   - Откуда это у вас?
   - Да вот немного поднакопил про запас, в ожидании беспорядков.
   - Спасибо, Мальбран, спасибо!
   Кучер принялся раздавать мушкеты юношам.  Несколько  пистолетов  он  даже
вручил служанкам, и теперь они судорожно сжимали дрожащими пальцами  тяжелые
рукояти.
   - Если не сумеете управиться с порохом, милочки,  то  ведь  всегда  можно
перехватить эту штуку за дуло и бить по черепу.
   Госпожа де Рамбур с детьми  укрылась  в  гостиной.  Оттуда  она  тревожно
следила за Анжеликой. Некуда было деваться от упорного  взгляда  ее  опухших
глаз.
   - Что сталось с маленькой Ревеккой? А с моим мужем? Вы что-то  знаете  об
этом, сударыня?
   - Прошу вас, сохраняйте спокойствие. Хотите, я помогу вам уложить  детей,
чтобы они немного отдохнули? Не надо их волновать.
   Госпожа де Рамбур сползла со стула на колени и молитвенно сложила руки.
   - Дети мои, помолимся! Пришел день скорби...
   - Сударыня! Драгуны!
   Приоткрыв окно, слуги осторожно выглядывали наружу. Перед замком в  свете
факелов красовался Монтадур на тяжелой  лошади  в  яблоках.  Сейчас  капитан
показался Анжелике еще толще и массивней. Многодневная рыжая  щетина  делала
его физиономию до того грубой, что было похоже, будто ее вылепили  из  сырой
глины, какая идет на кирпичи.
   С ним были несколько всадников и пехота с  алебардами  и  мушкетами.  Они
стояли в нерешительности.
   - Эй, кто-нибудь! Откройте! - прорычал Монтадур. - Иначе я высажу дверь!
   В ответ ни звука. Между тем прибыли  и  драгуны,  спустившиеся  из  замка
Рамбур. Эти были особенно возбуждены, помня, как их  выгнали  отсюда  неделю
назад.  Ламориньер  тогда  приказал  выкинуть  к  ограде  тела  четырех   их
товарищей.
   По  приказу  капитана  к  двери  приблизились  два  солдата  с  огромными
топорами. Дом содрогнулся от их могучих  ударов.  Один  из  детей  баронессы
всхлипнул, потом замолк, и снова все семейство зашептало молитву.
   - Мальбран, - одними губами позвала Анжелика.
   Конюший медленно поднял  мушкет  и  высунул  ствол  в  приоткрытое  окно.
Выстрел - и один из солдат выронил топор. Другой выстрел -  и  вот  уже  оба
лежат у крыльца бездыханные.
   У драгун вырвался крик ярости. Трое с мушкетами, подбежав к двери, бешено
заколотили в нее прикладами.
   Пока Мальбран перезаряжал свое оружие, Лавьолет хладнокровно выстрелил из
другого окна - один раз, потом  еще.  Двое  упали,  Мальбран  взял  на  себя
третьего.
   - Назад, болваны, - взревел Монтадур. - Хотите, чтобы вас перестреляли по
одному?
   Нападающие  отбежали,  как  голодные  волки.  На  порядочном   расстоянии
Монтадур выстроил солдат с мушкетами. Грянул залп. Решетчатые окна  брызнули
во все стороны бесчисленными разноцветными каплями. Лавьолет, не нагнувшийся
вовремя, упал. Аббат де Ледигьер поднял оружие, выроненное храбрым слугой, и
занял его место у разбитого окна. Атака возобновилась.  Сквозь  покореженный
оконный  переплет  уже  можно  было  разглядеть   искаженные   злобой   лица
приближающихся солдат. Тем временем офицеры стали совещаться, желая  избрать
более безопасную тактику.
   Анжелика на коленях подползла к Л