- Это я, - ответила Анжелика, - ваша соседка, так как мне выпало  счастье
жить в доме господина де  Виль  д'Аврэя,  почти  напротив  вас.  И  мне  так
хотелось поскорее познакомиться с вами, дорогая Клео д'Уредан.
   - А мне нет.
   Дама сняла очки, отчего стала казаться еще более беззащитной.
   Анжелика улыбнулась.  Виль  д'Аврэй  ее  предупредил,  что  у  м-ль  Клео
д'Уредан нелегкий характер.
   Пожилая дама  прищурилась  и  долго  разглядывала  Анжелику,  стоявшую  в
нескольких шагах от нее у подножия ее кровати. Та, которую она  столько  раз
видела в окно, стояла наконец перед ней.
   - Вы совсем не так красивы, как я думала, видя вас издали, - сказала она.
   -  Расстояние  часто  создает  иллюзии.  Мне  очень  жаль,  что   я   вас
разочаровала. Что касается меня, то я счастлива, найдя вас столь похожей  на
то восторженное описание, которое мне дали ваши друзья.
   - Какие друзья? Вы имеете в виду вашего воздыхателя?
   - Моего воздыхателя? Кого же?
   М-ль д'Уредан рассмеялась.
   -  Действительно,  ведь  у  вас  большой  выбор!  Но  мне  нравится  ваша
откровенность, и то, как смело вы отвечаете.
   Слегка вздернутый нос, брови, поднятые в виде запятых, делали ее  похожей
на наивную юную девушку. У нее была удивительно белая, полупрозрачная  кожа.
Гладкий лоб оттеняли кружева маленькой наколки, кокетливо прикрепленной к ее
седым волосам. Лишь морщинистые руки выдавали ее возраст.
   Анжелика слышала, что она была когда-то замужем,  однако  ее  по-прежнему
называли "мадемуазель". Может быть, из-за ее юного вида. Но  довольно  часто
так принято было обращаться к вдовам и женщинам, не имеющим детей.
   Она отбросила свои очки подальше, на столик, стоящий у кровати.
   - Чтобы видеть вас, я в них не нуждаюсь. Я  надеваю  очки,  только  когда
пишу. Мне приходится очень много писать.
   - Я знаю.
   Кровать была завалена бумагами, рукописями, раскрытыми книгами.
   На коленях у нее стоял маленький письменный прибор на коротких  ножках  с
наклонной доской и углублением для  чернильницы.  В  полураскрытой  шкатулке
виднелись пачки писем, перевязанных разноцветными лентами.
   Онорина, пришедшая вместе с матерью, спряталась в  складках  ее  юбки  и,
робко оттуда выглядывая, не отрываясь, рассматривала м-ль д'Уредан.
   Ей казалось, что эта шестидесятилетняя дама похожа на  птицу,  сидящую  в
гнезде. В гнезде из бумаги, ловко и добротно устроенном, как  и  все  птичьи
гнезда. Она спрашивала себя, почему эта дама предпочла укрыться  бумагой,  а
не теплым каталонским  одеялом,  которое  Онорине  нынешней  холодной  ночью
принес Элуа Маколле. Разве все эти бумаги защищают ее от холода?
   Непредвиденное обстоятельство привело сегодня Анжелику и  Онорину  в  эту
обитую  коврами  комнату,  украшенную  красивой  мебелью  и  картинами,  где
протекала жизнь невидимой квебекской писательницы.
   Из глубины комнаты сквозь большое окно был  виден  сад,  и  вдали,  среди
яблоневых деревьев, бегущие со всех сторон и размахивающие руками люди.
   Ручная росомаха Кантора, вернувшись, забралась к  соседям,  и  теперь  ее
пытались поймать.
   Английская служанка, неторопливо  ощипывающая  в  кухне  каплуна,  увидев
что-то среди деревьев, открыла дверь, ведущую в сад. Собака, только  того  и
ждущая, выскочила, громко лая.
   Видя из своего окна весь этот переполох, Анжелика решила  воспользоваться
случаем, чтобы, придя с объяснениями и извинениями, познакомиться наконец  с
соседкой.
   Англичанка, совершенно потерявшая голову в этой  суматохе,  позволила  ей
войти.
   - Как вы себя чувствуете? - спросила Анжелика. - Господин де Виль д'Аврэй
сказал мне, что вы страдаете от ревматизма!
   М-ль д'Уредан держалась не слишком приветливо, но  вполне  возможно,  что
это была защитная  реакция  пожилой  женщины,  ревновавшей  своих  друзей  и
вынужденной из-за болезни проводить жизнь вдали от светского общества.
   - Господин де Виль д'Аврэй  ничего  не  знает  ни  обо  мне,  ни  о  моих
болезнях. Он слишком занят своими делами. Со времени вашего  приезда  он  не
часто бывал у меня. Вы стали причиной множества событий, мадам...
   Анжелика рассказала о том, что привело ее в дом соседки
   - Рысь! - воскликнула м-ль д'Уредан. - Кар-ка-фу!.. И так уже моя  собака
стала нервной из-за вашего кота. Да ведь дог господина  де  Шамбли-Монтобана
проглотит ее. - Именно этого я и боюсь. Вот почему я позволила себе...
   Как и большинство людей, которым приходится много времени молчать, обретя
собеседника, м-ль д'Уредан  продолжала  произносить  вслух  свои  внутренние
монологи.
   За несколько минут она успела узнать мнение Анжелики и высказать свое  по
поводу множества людей, посетовала на характер Сабины де Кастель-Моржа,  чьи
роскошные формы так не соответствовали ее враждебному  отношению  ко  всему,
что касалось любви; м-ль д'Уредан сожалела также, что дам, объединившихся  в
братстве "Святого Семейства", возглавляла мадам де Меркувиль, а не мадам  де
Бомон, бывшая более набожной.
   - Вы были у урсулинок? Виделись с матушкой Магдалиной?
   - Пока еще нет!
   - Девятидневный пост закончился. Скоро вас позовут.
   - Я надеюсь.
   Из глубины сада выскочил темный  шар  и,  как  снаряд,  полетел  к  дому.
Анжелика кинулась ему навстречу, чтобы  загородить  вход,  испугавшись,  что
рысь  ворвется  в  этот  дом,  заполненный  изящной   мебелью   и   хрупкими
безделушками.
   Зверь остановился в нескольких шагах от нее.
   Это в самом деле был Вольверин.
   Он узнал Анжелику, его круглые черные глаза внимательно  ее  разглядывали
"Как он умен, - подумала Анжелика, - почти как человеческое существо".
   Можно было понять, почему рысь внушает  такой  суеверный  ужас  индейцам.
Этот опасный враг обходит их ловушки, расхищает  их  запасы  и  мстит  им  с
поразительной хитростью. Это  странное  животное,  похожее  одновременно  на
медведя и на огромного барсука, с очень темным животом,  головой,  лапами  и
мордой. У него маленькая, по сравнению с туловищем, голова, маленькие  глаза
и уши, толстый и пушистый хвост. Его мех темно-коричневого цвета и зимой,  и
летом, и лишь на спине и  у  основания  хвоста  шерсть  светлее.  Такого  же
светло-каштанового оттенка его лоб и щеки, контрастирующие с  темной  маской
вокруг глаз, что придает ему вид столь свирепый и дикий, что  наводит  ужас.
Под  коротким  носом  с  широкими  ноздрями  маленький  рот   показывает   в
приоткрытом оскале четыре острых и белых клыка.
   Не этот ли демонический оскал видела та проклятая женщина перед смертью?
   Не он ли разодрал ее красивое лицо своими острыми зубами и когтями?
   ..."И я увидел, как мохнатое чудовище выскочило из кустов, набросилось на
женщину-демона и сожрало ее..."
   - Вольверин... Что ты делал? - прошептала Анжелика.
   Одним прыжком ловкий зверь вскочил на стену и с гибкостью ужа соскользнул
вниз по другую сторону ограды. С перекрестка раздались крики индейцев.
   В саду было пусто.
   Анжелика закрыла дверь, через которую проникала стужа. В это самое  время
прибежала собака, успевшая нарезвиться  в  самых  дальних  уголках  участка.
Пришлось вновь открыть дверь, чтобы впустить ее.
   - Эта собака принадлежит к той породе, которая  еще  во  времена  древних
римлян была приручена людьми. Мне  ее  привезла  одна  моя  подруга.  Мы  ее
повязали с догом господина де  Шамбли-Монтобана.  У  нее  были  превосходные
щенки.
   Она вздохнула, перебирая связки писем.
   - Ваш наглый кот... свирепый Кар-ка-фу... все эти создания будут,  гулять
по моей изгороди... Лучше бы я оставила тот забор из острых кольев,  который
тут был раньше.
   Служанка в съехавшем набок чепце, громко ругаясь по-английски,  вернулась
на кухню. Чуть позже она вошла в комнату, неся на серебряном подносе мисочку
овсяной каши. Должно быть, ее стряпня, брошенная  на  плите,  пока  повариха
бегала за рысью, сильно пострадала, так  как  в  комнате  отчетливо  запахло
горелым. Однако ни служанка, ни хозяйка не придали этому никакого значения
   -  Поставьте  сюда,  -  сказала  м-ль  д'Уредан,  указывая  на  столик  у
изголовья. - А, вот то, что я ищу!
   И, очень довольная, она показала Анжелике перевязанную лентой рукопись.
   - Если бы вы знали,  о  каком  сокровище  идет  речь.  Это  роман,  чести
напечатать который был удостоен издатель Барден в прошлом году. Но  он  пока
еще не опубликован, и по рукам ходят несколько копий. "Принцесса  Клевская".
Его написала мадам де ла Файетт.
   Она замолчала и внимательно посмотрела на Анжелику.
   - А вы бы заинтересовали мадам  де  ла  Фаветт...  Ваша  любовная  жизнь,
должно быть, была очень бурной?
   - Я не совсем понимаю, что  вы  в  точности  имеете  в  виду  под  словом
"бурная", - сказала Анжелика, смеясь.
   Она напомнила м-ль д'Уредан, что ее ужин  совсем  остынет.  Анжелике  так
хотелось немного навести порядок в этой кровати заваленной бумагами,  и  она
предпочла бы напоить эту хрупкую женщину хорошим гоголем-моголем.
   Анжелика подошла к  камину,  кочергой  помешала  угли  и  подбросила  еще
несколько поленьев. Огонь весело затрещал.
   -  Я  принимала  некоего  господина  де  ла  Ферте,  который  вами  очень
интересуется, - продолжала старая мадемуазель. -  Он  приходил  лишь  затем,
чтобы наблюдать за вами из моего дома.
   Анжелика вздрогнула. Ей и в самом  деле  показалось,  что  Вивонн  и  его
приятели бродили в окрестностях.
   - Он и его спутники мне крайне  неприятны.  Я  опасаюсь,  нет  ли  у  них
неаполитанской болезни, как почти у всех этих придворных. Говорят, что очень
хорошим средством  против  этой  заразы,  разносимой  отравленными  стрелами
Венеры, является перец. Но от него чихают...
   И она настойчиво попросила Анжелику найти ей лекарство  от  этой  ужасной
болезни.
   Анжелика  не  могла  понять,  почему  старая  мадемуазель  так  опасается
неаполитанской болезни - ведь она не  покидала  своей  постели,  вела  жизнь
затворницы, и сам возраст уже должен был защищать ее от пагубных страстей.
   Но Анжелика все же обещала ей принести всевозможные целебные травы.
   - Хорошо, договорились,  вы  придете!  И  когда  все  покроется  глубоким
снегом, однажды вечером вы выйдете из дома,  пересечете  улицу,  войдете  ко
мне, и я вам прочту эту чудесную историю - роман "Принцесса Клевская". Мадам
де ла Файетт пишет божественно. Ее стиль -  это  подлинное  наслаждение.  Вы
будете довольны.
   И она добавила.
   - ...Я читала самой королеве.
   "Это произошло! Я видела обольстительницу, - писала м-ль д'Уредан. -  Она
стояла в двух шагах от меня.
   Наш разговор  начался  довольно  бессвязно.  Мне  хотелось  заставить  ее
обнаружить те недостатки, которые  должны  быть  свойственны  такой  опасной
женщине, какой мне ее описали. Я пыталась уличить ее,  заставить  хмуриться,
злиться, быть заносчивой, эгоистичной, властной. Я потерпела полный  провал.
Весь мой сарказм был растрачен впустую.
   Короче, она меня очаровала. И даже не могу понять, в чем  заключается  ее
шарм. Красота ее волнующа, это правда. Мы всегда чувствуем себя  безоружными
перед неким совершенством лица и  тела,  перед  гармонией  жестов,  движений
Красота нас утешает и утоляет нашу тоску по земному раю.  Но  одной  красоты
было бы недостаточно. Может быть,  ее  взгляд?  Мне  не  удалось  определить
оттенок ее глаз, о  которых  столько  говорят.  Она  смотрела  на  меня  так
внимательно,  и  я  почувствовала,  что  она  действительно  рада  со   мной
познакомиться, и не только для того, чтобы завоевать мое расположение.
   Я почувствовала, что она озабочена моим здоровьем, и это меня тронуло.
   Это так не похоже на то, что  мне  приходится  слышать  от  моих  друзей,
которые слишком легко воспринимают мои болезни  и  от  которых  я  постоянно
слышу: "Вставайте! Вставайте!" Как будто есть необходимость в том, чтобы  на
улицах Квебека стало одной болтливой женщиной больше.
   Ребенок, ее дочь, мне не понравился. Она слишком над ней дрожит,  слишком
для женщины, которая не должна была бы иметь слабости такого сорта.
   Девочка тоже к ней очень привязана, но она совсем иная.
   Можно подумать, что это не их дочь.
   Боже!  Как  я  люблю  философствовать  и  рассуждать   о   сложностях   и
противоречиях человеческой натуры. Как мадам де ла Файетт в своем прекрасном
повествовании, рукопись которого вы мне прислали.
   Мы скоро погрузимся во льды и тьму. Погода испортилась. Вот почему  я  не
покидаю моей постели. На улице сверкает иней, скоро начнутся зимние бури.
   Внезапно я подумала о мадам де Пейрак, и меня охватило беспокойство. Лишь
бы мать Магдалина не узнала в ней ту зловещую женщину из своего видения!
   Мадам де Пейрак сильная. Но, может быть, иезуиты еще сильнее?

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
МОНАСТЫРЬ УРСУЛИНОК

   Дул сильный ветер, и Анжелике по пути к монастырю урсулинок, куда она шла
на встречу с матерью Магдалиной, приходилось нагибаться, вцепившись  в  полы
своего плаща, он вздувался как парус. Небо, однако, казалось совсем  чистым,
почти безоблачным,  хотя  спокойствия  не  было;  угадывалось,  что  там,  в
недоступных взору заоблачных высях, происходят какие-то стихийные  бедствия.
Прозрачный, тронутый  золотом  небосвод  напоминал  о  недоступных  человеку
пространствах, где царит ад, худший, чем описанный  теологами,  ад  ледяного
холода.
   Анжелика быстро шла по опустевшим  улицам.  Она  торопилась,  подгоняемая
ветром и внутренней лихорадкой, успокаивая себя  мыслью,  что  она  в  силах
разрушить все обвинения матери Магдалины.
   Извещение ей принес епископский писец. Монсеньер де Лаваль  извещал,  что
встреча для расследования состоится после  окончания  девятидневного  поста.
Монахини сообщили, что они в этот день охотно примут у себя мадам де  Пейрак
в удобное для нее время, желательно между обедней и вечерней службой.
   Анжелика была у себя, обучая Сюзанну  работам  по  дому,  чистке  медных,
оловянных и хрупких ценных предметов.
   Даже если мать Магдалина начнет  ее  обвинять,  падать  в  конвульсиях  в
обморок, Анжелика  будет  сохранять  хладнокровие,  и  это  будет  наилучшим
ответом на всю эту комедию. Она внимательно посмотрела на свое  отражение  в
зеркале, изучая  свое  лицо,  которое  будет  видеть  ясновидящая  -  глаза,
пожалуй, чересчур сильно блестели, - и поправила кружевной воротник.  Потом,
под  влиянием  импульса,  она  выбрала  пару  сережек  -  золотые  шарики  с
жемчужинами - и вдела их в уши.
   Она  не  хотела  выглядеть  ни  чересчур  смиренной,  ни  легкомысленной.
Выглядеть собой. Женщиной. Знатной дамой.
   На туалетном столике у нее была коробочка с украшениями и косметикой. Она
слегка подрумянилась и подкрасила губы.
   Сюзанна, молодая канадка, стояла в нескольким  шагах  от  нее,  не  сводя
темных глаз с этого лица, на котором была видна внутренняя борьба.
   Когда мадам де Пейрак повернулась, Сюзанна протянула ей плащ, помогла его
надеть и опустить капюшон.
   Анжелика ушла быстрым шагом, не дожидаясь епископского  писца.  Будет  ли
Монсеньер де Лаваль присутствовать при встрече? Ей не  хотелось  этого,  она
предпочитала быть наедине с монахиней. Она не  пошла  Соборной  площадью,  а
прошла немощеной дорожкой, которая шла  мимо  мельницы  Иезуитов,  вышла  на
Оружейную площадь, на другом конце которой  высились  укрепления  замка  Св.
Людовика. Ветер превращался в колючий вихрь.
   Анжелика увидела солдат, которые бегали, окликая друг друга.  Обернувшись
на повороте, она чуть не вскрикнула. Гигантское лиловое облако  двигалось  с
невероятной скоростью. Казалось, что армия Бога Мрака устремилась на землю.
   Но после поворота за угол стены здания суда все  изменилось.  Можно  было
подумать, что ей приснилась эта туча. Ветер  стих,  и  в  конце  застроенной
домами улицы, которая по старой памяти с времен первой дороги, проложенной в
канадском лесу, по-прежнему называлась Большой Аллеей, на западе слабо сияло
солнце, в бледном свете которого сверкали мокрые черепичные крыши.
   Когда она приближалась к монастырю урсулинок, навстречу ей из тени  стены
появился  силуэт  иезуита.  Анжелика   узнала   монаха,   который   в   день
благодарственного молебна привлек ее внимание своими искалеченными руками  и
выражением высокомерной невинности.
   - Я - отец Жоррас, - представился он, - духовник  монастыря  урсулинок  и
исповедник матери Магдалины де ля Круа, которая пожелала сегодня встретиться
с вами, мадам.
   Очевидно,  он  будет  присутствовать   при   беседе.   Иезуит   обменялся
несколькими словами приветствия с семинаристом, который присоединился к ним.
Она поняла, что он  также  по  просьбе  епископа  будет  присутствовать  при
беседе, которую вежливые и осторожные священнослужители  не  называли  очной
ставкой. По его имени она поняла о причинах, по которым епископ прислал его.
Его имя было Дидас Морильо Он был не семинаристом,  а  молодым  священником,
которого Монсеньер определил как  будущего  экзорциста  (изгоняющего  бесов)
епископата.
   "Встреча" с матерью Магдалиной впервые давала  ему  возможность  провести
исследование этого сомнительного случая демонологии. Дидас Морильо объяснил:
"Монсеньер просил меня находиться здесь, чтобы дать ему отчет  о  беседе.  Я
должен составить протокол", - добавил он,  указывая  на  пакет,  в  котором,
очевидно, находились бумага и перья
   Мысль о навязанных свидетелях начала беспокоить Анжелику.
   - Кого мы ожидаем? - спросила она.
   - Настоятеля де Мобежа.
   В этот момент из-за угла здания появился и  сам  настоятель,  придерживая
рукой свою широкополую шляпу. Ветер внезапно стих,  шляпа  и  священнические
облачения, не раздуваемые  ветром,  приобрели  более  торжественный  вид,  и
взаимные приветствия прошли с подобающим достоинством.
   Видя себя окруженной черными сутанами,  Анжелика  начала  опасаться,  что
внезапно появится отец д'Оржеваль.  Она  не  переставала  ожидать  этого  со
времени своего прибытия. Она пожалела, что не попросила Жоффрея сопровождать
ее, - ведь, в конце концов, отец д'Оржеваль был  их  общим  противником.  До
того, как он объявил ее приспешницей дьявола, он уже обнажил  свою  шлагу  и
поднял свое знамя против Жоффрея де  Пейрака,  которого  считал  узурпатором
Акадии.
   Несмотря на всю ее решимость,  когда  она  посмотрела  на  высокие  стены
монастыря, ее охватила тревога.
   Но в  Квебеке  из-за  вмешательства  пронырливых,  веселых,  надоедливых,
важничающих  индейцев  ничто  не  могло  быть  полностью   торжественным   и
трагическим.
   В момент, когда отец де Мобеж собирался поднять бронзовый дверной молоток
главных ворот, появился вождь алгонкинов из племени горных индейцев со своей
маленькой дочерью. Он пришел передать  ребенка  монахиням-урсулинкам,  чтобы
они воспитали ее истинной  христианкой.  Их  сопровождал  месье  Луи  Жолье,
который знал их язык.
   Жолье представил вождя, которого звали Мистангуш и  который  носил  титул
сагамора. Маленькой индианке было пять лет.  В  глубине  лесов  ее  окрестил
миссионер и дал ей красивое имя Жаклина. Ее, похожую на маленькую белочку  с
черными, как ночь глазами, вел за руку ее отец, татуированный гигант с луком
и колчаном за плечами. На, лохматую шевелюру, тщательно смазанную  медвежьим
жиром, была надета повязка, вышитая жемчугом  и  щетиной  кабана.  Края  его
кожаной туники были вышиты тем же любимым дикарями рисунком, а  тонкие  ноги
были одеты в мокасины с бахромой.
   На Большой Аллее появился всадник. Месье де Ломени-Шамбор сошел с  лошади
и направился к ним. Его прибытие  не  было  случайным.  Он  просил  иезуитов
известить его о дне, когда мадам де Пейрак будет в монастыре урсулинок.
   - Я был послан в Вапассу, чтобы прояснить данное предсказание и судить  о
его достоверности. Я хочу сегодня быть рядом с вами, - сказал он.
   Он привязал поводья своего коня к одному из колец в стене. Она отвела его
в сторону.
   - Вы пришли, чтобы мне помочь? - спросила она.
   Мальтийский рыцарь улыбнулся.
   -