уж.
   Скоро Рождество, и  многие  молодые  люди,  одиноко  живущие  на  дальних
фермах, съедутся в Квебек, чтобы присутствовать  на  праздничных  службах  в
церкви.
   Мы воспользуемся этими торжественными  днями,  чтобы  дать  большой  бал.
Господин губернатор предоставит для этого  свои  гостиные  в  замке  Святого
Людовика. Вы прибудете  туда  и  сможете  познакомиться  с  вашими  будущими
женихами.
   Сироты и воспитанницы Главного госпиталя с широко раскрытыми от  восторга
глазами захлопали в  ладоши.  Они,  видевшие  в  своей  жизни  лишь  толстые
монастырские стены и суровых воспитательниц, не верили своим ушам.
   - Мы поедем на бал? Во дворец губернатора? Даже мы, мадам?..
   - Да, даже вы! Мы  находимся  в  Канаде,  и  не  забывайте,  здесь  людей
оценивают  не  по  титулам  и  званиям,  а  по  их  истинным   качествам   и
достоинствам... Я позабочусь о том, чтобы вы были хорошо одеты и  причесаны,
но вы, со своей стороны, должны будете вспомнить все, чему вас учили.
   Вы явитесь на бал красивыми, скромными, любезными, и, смею  вас  уверить,
вы не останетесь без внимания.
   Она оставила их погруженными в розовые мечты. Дельфина де Розуа  имела  с
ней отдельную беседу:
   - Мадам, если бы я знала, что не останусь при вас,  я  бы  не  уехала  из
Акадии. Я так жалею, что не осталась в Голдсборо,  как  некоторые  из  наших
товарок, сумевших скрыться в момент отъезда мадам де Модрибур.
   Господин Патюрель обещал им позаботиться об их судьбе. Конечно, Акадия  -
немного страшное место, там  столько  еретиков  и  пиратов,  но  теплота  ее
жителей покоряет очень быстро. Мадам, могу ли я обратиться к вам с  просьбой
взять меня с собой, когда вы будете возвращаться в Голдсборо?
   - Но пока мы об этом и  не  думаем...  -  возразила  Анжелика.  -  Святой
Лаврентий скоро оденется льдом, и мы не сможем покинуть Квебек  раньше,  чем
весной. За это время ваши желания могут измениться.
   Про себя она думала: "Кто знает, вернемся ли мы когда-нибудь в Голдсборо?
И куда повлечет нас судьба будущей весной?"
   Уже начинало смеркаться, когда она покинула дом мадам де Меркувиль.
   В темном небе кружились легкие, маленькие снежинки и, не ложась на землю,
исчезали в легкомысленном, танце.
   Анжелика чувствовала себя подавленной, как бывало всякий  раз,  когда  ей
приходилось вспоминать события минувшего лета: Амбруазину-демона, ее  давнюю
связь с отцом д'Оржевалем. "Нас было трое детей, несущих на себе  проклятие:
он, 3алил и я. Невозможно разорвать тот магический круг, куда ты попадаешь в
детстве".
   Неяркое  пламя  свечей  горело  за  окнами  часовни   урсулинок.   Оттуда
доносилось  тихое  пение  женских   голосов.   Монахини   замаливали   грех,
совершенный при похищении облаток.
   Покой вновь вернулся  в  душу  Анжелики.  Звон  колоколов  над  Квебеком,
казалось, уносил все тревожные и мрачные мысли, а на их  место  возвращались
обычные повседневные думы и заботы: о спасении души, о  церкви,  о  светских
обязанностях, о приближающейся зиме, о заготовке продуктов в  погребе  и  на
чердаке и вновь о молитвах, о церкви и т. д.
   Когда пришло воскресенье и Анжелика  отправилась  в  церковь,  она  вдруг
вспомнила, что прошла всего лишь  неделя  с  того  дня,  когда  она  слушала
торжественную мессу в этом самом соборе.

***

   "Вот уже неделя, как чужеземцы с "Голдсборо" приехали в Квебек, -  писала
м-ль д'Уредан, опершись на свои кружевные подушки и бросая время от  времени
взгляд в сторону дома, стоящего  напротив.  -  И  я  могу  сказать  вам  без
обиняков: эти люди взволновали весь город, как и  ожидалось,  но  совсем  не
так, как того опасались, и  я  это  прекрасно  ощущаю,  хотя  не  имею  даже
возможности поговорить с кем-нибудь об этом, так  как  мои  друзья  меня,  в
некотором роде, покинули, переметнувшись на сторону мсье и мадам де  Пейрак,
пользующихся всеобщим вниманием.
   Интендант Карлон навестил меня всего лишь раз после  своего  приезда.  ОН
явился крайне возбужденный после экстренного  заседания  Большого  Совета  и
сообщил мне, что  они  с  господином  де  Пейраком  собираются  обмениваться
поставками  свиного  сала,  изготавливать  поташ  и  производить   шерстяные
ткани... Вы ведь его знаете, ему не надо  ничего  иного,  чтобы  чувствовать
себя счастливым... Но вам известно также, что я питаю  к  нему  слабость,  и
поэтому вы догадываетесь, как я страдаю от его невнимательности.
   Зато соседство с этой очень красивой дамой, о которой многие говорят  как
о колдунье, привело в мой дом людей, без которых я  прекрасно  бы  обошлась.
Эти люди хотят удовлетворить свое любопытство, следя за ней из  моего  окна,
которое, как я вам уже говорила, является прекрасным наблюдательным  постом.
Напрасно эти несносные люди делают вид, что пришли ко мне  из-за  дружеского
расположения. Я себе не льщу.
   Среди прочих меня посетила мадам де Кампвер... Мадам де Кампвер я вижу не
чаще одного раза в году, когда она не может найти партнеров,  помогающих  ей
разориться в игре, и тогда она приходит ко мне сразиться в "тридцать один" -
игра, в которую я достаточно ловко играю. Вчера она явилась ко мне, всячески
демонстрируя свои дружеские  чувства,  в  сопровождении  четырех  мужчин  из
своего окружения, которые, спешу вам сообщить, мне сразу же не  понравились.
Речь идет о господах де ла Ферте, Бессаре, де Сент-Эдме и  д'Аржантейле.  По
тому, как они уселись, уставившись в окно на дом Виль д'Аврэя, я поняла, что
они пришли подсматривать за нашими гостями. Стараясь что-нибудь увидеть, они
чуть не свернули себе шеи, и все это время  выспрашивали  у  меня  множество
деталей, касающихся прекрасной  мадам  де  Пейрак.  Эти  четверо  имеют  вид
негодяев, у каждого из них своя роль в этой банде разбойников.
   Тот,  которого  зовут  Бессар,  распоряжается  деньгами.  Это  финансист.
По-видимому, он ограбил множество людей, потому и сбежал в Канаду.
   Самого молодого из них зовут Мартен д'Аржантейль. По всей вероятности, он
сопровождает  господина  де  ла   Ферте,   который,   несомненно,   высокого
происхождения. У  этого  д'Аржантейля  красивое  лицо,  но  какой-то  мутный
взгляд. Он носит красные перчатки, заказанные для него де ла Мелуазом,  и  у
него привычка то и дело  сгибать  и  разгибать  пальцы  так,  как  будто  он
собирается кого-нибудь задушить. Я слышала, что у него было звание "главного
игрока в лапту", что когда-то он был компаньоном Его Величества. Но вот  уже
несколько лет, как  король  предпочитает  охоту,  как  пожаловался  мне  он.
Д'Аржантейль  также  увлечен  магией  и  алхимией.  Он  был  влюблен  в  эту
Бренвильер, отравительницу, которую недавно обезглавили на Гревской площади.
Он ее оплакивал и  называл  "святой".  Лучше  бы  уж  он  поменьше  об  этом
рассказывал. Это, без сомнения, причина его пребывания вдали от Парижа.
   Если уж говорить откровенно, я боюсь, что тот или иной из этих  месье,  а
может быть, и все четверо, страдают "венецианской болезнью",  этой  страшной
гангреной, происходящей из-за плотской любви, которую  войска  короля  Карла
VIII принесли во Францию после слишком галантной войны  в  Италии,  куда  ее
занесли испанцы, побывавшие в Америке.
   Эта страшная болезнь,  которая  приводит  к  тому,  что  у  мужчин  может
отвалиться  как  сгнивший  плод  их  мужской  орган,  а  женщина  становится
отвратительной   из-за   проказы,   разъедающей   все   самое   сокровенное,
драгоценное, самое вожделенное и очаровательное.
   Я не переставала думать об этом на протяжении всего их визита, и вы  меня
поймете, когда я скажу, что вовсе не была обрадована, видя  их  сидящими  на
моих креслах, обитых вышитым шелком.
   Господин де Сент-Эдм спросил меня, считаю  ли  я,  что  мадам  де  Пейрак
колдунья, как об этом говорят. Именно в этот  момент  мы  увидели,  как  она
вышла из дома в  сопровождении  господина  де  Барданя,  посланника  короля,
который также все время бродит в наших краях.
   Эти господа замолкли, а господин де ла Ферте высунулся из окна. Я видела,
как заблестели его глаза, и хотя они  голубого  цвета,  мне  они  совсем  не
понравились..."

***

   Вторая неделя началась плохо. Хотя можно было бы ожидать  обратного,  так
как, открыв рано утром в понедельник дверь своего дома, Анжелика увидела  на
пороге  красивого  молодого  человека.  В  лучах  восходящего   солнца   его
мужественная и элегантная фигура, столь  неожиданно  возникшая,  приобретала
сходство с явлением архангела.
   Из-за этого солнечного сияния  Анжелике  понадобилось  несколько  секунд,
чтобы узнать прокурора Большого Совета, Ноэля Тардье де  ла  Водьера,  своей
собственной персоной.
   Она улыбнулась ему,  приглашая  войти,  и  осведомилась  о  здоровье  его
очаровательной жены. Но он отверг приглашение, сразу же дав понять,  что  он
явился не для того, чтобы болтать, а с жалобой по поводу одного англичанина,
взятого господином де Пейраком к себе на  службу.  Эта  жалоба  была  подана
семью городскими сапожниками.
   Кроме   того,   этого   приспешника   извращенной   религии,    именуемой
протестантизмом, видели идущим по  городу  в  его  высокой  черной  шляпе  с
металлической пряжкой спереди - головном уборе,  который  носили  эти  слуги
дьявола, называющие себя пуритане,  дошедшие  у  себя  в  Англии  до  такого
святотатства, что отрубили голову своему законному королю.
   Без всякого стыда, не заботясь о том, какой ужас вызывает у населения его
фигура в женевской накидке, подобной той, которую носил этот  отвратительный
Кальвин,  мэтр-реформатор  с  берегов   Лемана,   он   спустился   в   порт,
прогуливаясь, как у себя дома, и поднялся на борт корабля, поставленного  на
ремонт в доке.
   Анжелика объяснила, что этот англичанин был их другом, а вовсе не состоял
на службе у Пейрака, и что не по своей воле он попал в Квебек.
   И она рассказала историю  Элие  Кемптона,  бродячего  торговца  из  штата
Коннектикут в Новой Англии, которого его коммерция привела к берегам  залива
Святого Лаврентия, где его лодка была подвергнута досмотру экипажем  корабля
"Сан-Жан-Баптист", которые - и господину де ла Водьер  это  небезызвестно  -
были настоящими разбойниками. Они захватили  его  в  плен  для  того,  чтобы
завладеть принадлежащими ему товарами.
   - А что делал  этот  враг  в  заливе  Святого  Лаврентия?  Берега  Акадии
находятся во владении Новой Франции, а следовательно, там  могут  находиться
лишь лодки нормандцев, бретонцев или  басков.  Всякое  же  английское  судно
должно быть незамедлительно потоплено. Вашему коннектикутскому торговцу  еще
сильно повезло.
   К тому же он сильно сомневается, что этот Элие Кемптон  не  находится  на
службе у  Пейрака,  так  как  он  шел  по  городу  в  окружении  матросов  с
"Голдсборо", которых все без труда узнают по их форме. И  что  он  собирался
делать в доке?
   - Он принес корм для своего ученого медведя, заснувшего на зиму  в  трюме
"Сан-Жан-Баптиста".
   - Для медведя?
   Господин де ла Водьер скривил свои красивые губы, которые, казалось, были
созданы для поцелуев, а не для презрительных гримас. Медведь? Это не  давало
ему никакой  стоящей  информации.  Но  Анжелика  так  горячо  защищала  Элие
Кемптона, говоря о нем как о самом безобидном существе,  которое  когда-либо
жило на свете, что прокурор, принимая во внимание  тот  факт,  что  он  стал
жертвой капитана Фелона, находящегося в данный  момент  в  тюрьме,  позволил
англичанину оставаться на свободе. Он мог бы даже разрешить  ему  заниматься
его  ремеслом  при  условии,  что  он  будет  заниматься  только   торговлей
высококачественной обувью, которая еще не производилась в Канаде.
   - И ему необходимо будет заплатить за патент.
   - Он за него заплатит.
   - И пускай не выходит за пределы Верхнего города,  чтобы  его  не  видели
разгуливающим по городу, особенно в этой омерзительной шляпе.
   - Его не увидят!
   Она уже готова была горячо поблагодарить господина де ла Водьера, но  тот
остановил ее:
   - Да, вот еще что... Существует специальный указ,  касающийся  содержания
английских пленных в Новой Франции. Я вам его сейчас прочту, чтобы вы знали,
за что вы беретесь.
   Королевский прокурор пришел  в  сопровождении  маленького  барабанщика  и
городского  глашатая,  держащего  железное  копье,  украшенное  у  основания
лентами, повторяющими цвета городского флага. На плече у него была сумка,  в
которой находились свитки пергамента с объявлениями.
   Развернув  свиток  и  дав   знак   барабанщику   выбить   первую   дробь,
муниципальный служащий начал монотонно читать красивым низким голосом:
   "Доводим до вашего сведения, что полицейским  указом  от  26  марта  1673
года, касающегося скопления  пленных  англичан,  предусматриваются  правила,
несоблюдение которых влечет за собой наказание в виде штрафа..."
   - Что вы называете "скоплением"? спросила Анжелика у прокурора.
   - Два, три человека и более...
   - Разве в Квебеке найдется  столько  англичан?  Если  не  считать  нашего
пуританина из Коннектикута?
   - Найдется, - подтвердил он. - Взять хотя бы служанку  м-ль  д'Уредан,  -
сказал он, показывая в сторону дома, стоящего на  другой  стороне  улицы,  -
именуемую  Джесси,  эту  ненормальную,  которая  отказывается  обратиться  в
истинную веру и которую мы вынуждены терпеть в  нашем  городе  вместо  того,
чтобы отправить ее назад к абенакам, которыми она была захвачена в плен.
   Анжелика начинала понимать, что Полька была права, когда сказала  о  нем:
"Это зараза!"
   Кроткого в нем было лишь одно его имя:  Ноэль  <  Ноэль  -  по-французски
"рождество">.
   - Кроме того, еще имеются два англичанина,  плененных  гуронами,  которых
ежедневно навещает мадам де Меркувиль, пытаясь выведать у них секрет окраски
шерсти и льна... Итак, я вас предупреждаю...
   - Я уже поняла, - перебила его Анжелика.
   Но  он  еще  не  закончил.  Отодвинувшись  немного  назад,   он   оглядел
критическим взглядом кровлю дома маркиза де  Виль  д'Аврэя.  Его  навязчивой
идеей были пожары, которые в несколько минут могли бы посреди зимы разрушить
часть города, особенно кварталы Нижнего города,  так  как  дома  там  стояли
крайне тесно и были по большей части деревянными с соломенными  крышами.  Он
издал драконовские правила противопожарной безопасности, но  здесь  как  раз
его уже нельзя было упрекнуть.
   - На крыше нет противопожарной полосы.
   Речь шла о небольших перегородках, отделяющих крыши соседствующих домов и
препятствующих распространению пламени во время пожара.
   - Но дом не соприкасается ни с  каким  другим  зданием  и  стоит  даже  в
стороне от других домов.
   - Какое это имеет значение? Закон существует для всех. Предписания должны
выполняться,  и  каждый  новый  дом  должен  иметь  противопожарную  полосу.
Господин де Виль д'Аврэй заплатит штраф размером в пять ливров за допущенное
нарушение.
   Он приказал глашатаю и барабанщику идти  на  перекресток  и  объявить  об
указах,  касающихся  англичан,  и  о  многочисленных  мерах  противопожарной
безопасности.
   Все же это было  так  досадно!  Он  был  так  хорош  собой!  И  чем  выше
поднималось солнце, тем красивее он становился,  и  тем  отвратительнее,  по
контрасту, он казался Анжелике.
   Ей вдруг захотелось шутливо ущипнуть его за кончик носа и  сказать:  "Вы,
сударь, грубиян".
   Чтобы  он  понял,  наконец,  что,  даже  находясь  при  исполнении  своих
служебных обязанностей, красивый молодой человек не должен до такой  степени
забывать о вежливости, не говоря уже о  снисходительности,  которую  женщина
вправе от  него  ждать.  Увы!  Он,  казалось,  забыл  правила  игры...  если
когда-нибудь и знал их.  Пытаясь  понять  причину  его  поведения,  Анжелика
задавала себе вопрос: злодей он или просто-напросто дурак?
   С претензиями, это уж точно. Он продержал ее просто так на  пороге  дома,
даже не извинившись. Прибежавшие Онорина и Керубин стояли рядом,  подняв  на
господина Тардье свои недовольные  мордочки.  Анжелика  уже  предвидела  тот
момент, когда Онорина убежит, чтобы вернуться с палкой в руках и  с  криком:
"Я его сейчас убью".
   - Не впутывайте в  это  дело  господина  де  Виль  д'Аврэя,  -  попросила
Анжелика. - Он так великодушно отдал в мое распоряжение свой дом, что мне не
хотелось бы его беспокоить по пустякам. Куда я должна заплатить?
   - А, так вы заплатите? За противопожарную полосу?
   - Да, это вам я должна  заплатить  эти  пять  ливров,  господин  судебный
исполнитель?
   - Нет! Господину Карбонелю. Он должен зарегистрировать вашу уплату.
   - А где мне его найти?
   - В канцелярии суда Большого Совета.
   - Я сейчас же туда отправлюсь...  Вам  теперь  придется  искупить  тяжкую
вину. Вы явились препятствием на пути моей вечной души.
   - Что...  что  вы  хотите  этим  сказать?  -  пробормотал  он,  заикаясь,
ошеломленный и на этот раз потерявший свою самоуверенность.
   - Из-за вас я пропустила утреннюю службу. В соборе.
   - Мадам, не могли бы мы быть вам полезны?  -  услышала  она  позади  себя
голос господина де Барданя. Вместе с  господином  де  Шамбли-Монтобаном  они
только что вышли из своего особняка, где накануне пировали до глубокой ночи.
   - Нет, нет, прошу вас... Пойдите лучше в церковь, замаливать ваши  грехи.
А я иду платить пять ливров штрафа, к великой радости господина Тардье.
   И она побежала вниз по улице, держа за руку Онорину, которая не  пожелала
остаться дома.
   Ее сопровождал лишь  Пиксаретт  в  своей  шкуре  черного  медведя,  и  на
некотором расстоянии индейцы из лагеря со  своими  собаками,  которые,  едва
завидев дога господина де  Шамбли-Монтобана,  как  блохи  прыгали  в  разные
стороны.  По  правде   говоря,   Анжелика   радовалась   любой   возможности
познакомиться с неизвестными ей сторонами жизни в Квебеке.
   Здание  канцелярии  королевского  суда  находилось  позади   собора,   на
полдороги от площади Оружейников и резиденции губернатора.  Окна  канцелярии
выходили на реку и находились как  раз  над  расположившимся  внизу  лагерем
гуронов.  Лет  десять-двенадцать  тому  назад  в  этом  месте  был   устроен
постоянный лагерь, где собрались те индейцы-гуроны, которым удалось спастись
от постоянных кровавых расправ, учиняемых ирокезами. В этом  лагере  остатки
племени гуронов находились под защитой  Ононцио  -  так  они  называли  всех
губернаторов, являющихся представителями французского короля.
   На этом клочке земли, находившемся одновременно вблизи  и  от  резиденции
епископа, и от собора, и от замка Святого Людовика, они чувствовали себя под
защитой и молитв, и пушек.
   Вот почему внутри помещения канцелярии стоял странный запах, состоящий из
запаха костра, медвежьего жира  и  кукурузной  похлебки  и  в  то  же  время
привычного для этих мест запаха чернил и бумажной  пыли.  И  лишь  благодаря
этому аромату индейского лагеря, проникавшему через окна  внутрь  помещения,
сразу становилось ясно, что вы находитесь в Канаде, а не во Франции. Во всем
остальном  обстановка  в  точности  воспроизводила   ту   мрачную   казенную
атмосферу, которая  царила  в  подобных  канцеляриях,  расположенных  вокруг
Дворца Правосудия на берегах Сены.
   Никола Карбонель, секретарь канцелярии, с глубочайшим уважением относился
к той должности, которую он занимал, и с почти религиозным рвением  выполнял
все распоряжения  королевского  прокурора  Ноэля  Тардье,  как  то:  собирал
налоги, штрафы и прочие денежные сборы, пополняя тем  самым  государственную
казну и способствуя строгой  финансовой  дисциплине,  необходимой  в  каждом
респектабельном и процветающем обществе.
   Его деятельность наложила на его поведение и внешность особый  отпечаток:
он носил всегда строгий темный костюм, несмотря на то, что он и  не  начинал
лысеть,  его  голову  прикрывала  ермолка,  он  всегда  сутулился,  как   бы
согнувшись под тяжестью,  и,  наконец,  в  зависимости  от  того  разговора,
который он вел, он мог то казаться глу