й сестры проводят целые дни.
   В конце коридора показался свет  лампы.  Пожилая  монахиня  появилась  на
пороге мастерской.
   - Сестра Магдалина, что вы здесь делаете? Вы нарушаете  режим  монастыря,
которой предписывает отдыхать в ночные  часы,  дабы  восполнить  наши  столь
слабые силы, необходимые для исполнения тяжкого долга, возложенного на нас.
   - Матушка, простите меня! Этот  день  был  тяжелым  испытанием  для  нас.
Несмотря на то, что мы провели его в стенах монастыря, его отзвук  проник  и
сюда. Что принесет нам приезд этих людей? Тревогу или покой? Ведь  я  должна
буду встретиться с этой женщиной,  столь  прекрасной,  в  которой,  кажется,
никто не узнал черты той, что явилась мне в облике демона-суккуба. Я холодею
лишь при воспоминании об этом. Узнаю ли я ее? Какая  тяжкая  ответственность
ложится на меня! И отца  д'Оржеваля  нет  здесь,  чтобы  поддержать  меня  и
защитить.
   И еще одно меня тревожит. Этой ночью  мне  явился  во  сне  отец  Бребеф,
замученный ирокезами. Он умолял меня встать и начать молиться об обращении в
истинную веру одного колдуна, который действует в нашем городе.
   - Он назвал вам его имя?
   Мать Магдалина отрицательно покачала головой.
   - Нет! Он лишь просил меня неустанно молиться и обещал мне, что  все  это
время демоны не посмеют меня тревожить.
   - Да благословит вас Господь, дитя мое! А теперь идемте, сестра. Наденьте
ваше певческое облачение. Уже пора отправляться в капеллу на заутреню. Я так
люблю эту службу, когда наши молитвы, звучащие в ночи, помогают  бороться  с
силами таящегося в ней зла. Этой ночью наши молитвы особенно нужны Квебеку.
   Освещая себе путь высоко поднятыми светильниками, обе монахини  вышли  из
мастерской и по холодному коридору отправились в церковь.
   В  ночи  раздалось  молитвенное  песнопение,  поднимающееся  из   капеллы
монастыря урсулинок. Оно было слышно в  стенах  большего  и  красивого  дома
Меркувилей, находящегося по соседству.
   Маленький ребенок-сладкоежка внезапно проснулся в своей колыбели.
   Луна заглядывала в окно. Ребенку казалось,  что  это  конфета.  Блестящий
кусочек сахара. Эрмелина де Меркувиль, двух с половиной лет, маленькое  дитя
колонии семнадцатого века, рожденная в Квебеке, громко засмеялась.
   Она смеется! Смеется!
   Ее смех, как маленький колокольчик, звенит и будит домашних.
   Ее братья и сестры, спящие по трое и по четверо  в  громадных  просторных
кроватях, недовольно заворочались.  Смех  Эрмелины  проникает  сквозь  самые
толстые стены.
   Она никогда не была так счастлива.
   Завтра снова появится солнце. Она это знает. Оно ждет ее там, снаружи,  и
в его руках полно лакомств. От такого  радостного  видения  она  вздрагивает
веем телом. Ее маленькие ножки бегут навстречу утру. Ее смех становится  все
звонче.
   Господин судья, ее отец, надвигает плотнее на уши свой  ночной  колпак  и
вздыхает.
   - У ребенка опять  приступ  веселья!  Не  понимаю,  право,  почему  врачи
считают ее ослабленной.
   - Но ведь ей уже почти три года, а она еще не ходит! - горестно  вздыхает
госпожа де Меркувиль, - и она даже не пытается стоять на ногах! В отчаянии я
уже поставила свечку в храме Святой Анны и  дала  девятидневный  молитвенный
обет, который кончается завтра.
   - Но малышка такая радостная.
   - Это правда. Она всегда весела.
   Черная  кормилица  Перрина  подходит  к  колыбели  Эрмелины.   Мадам   де
Меркувиль, воспитавшая ее еще на Мартинике, взяла ее с собой в Канаду, когда
вышла замуж. Перрина напевает и укачивает ребенка. Смех постепенно умолкает,
и слышно только пение негритянки. В соседних  комнатах  дети  ворочаются  во
сне. Громкий храп судьи заглушает колыбельную.
   И лишь госпожа де Меркувиль, возглавляющая братство  "Святое  Семейство",
не может уснуть. Она вспоминает  все  события  сегодняшнего  дня.  Все  было
прекрасно, несмотря на глупые выходки Сабины де Кастель-Моржа... Может быть,
следует исключить ее из братства?
   Но она уже не думает об этом. Мадам де Меркувиль вспоминает  о  том,  как
она сегодня прекрасно выглядела в своем туалете, ее платье было ей  очень  к
лицу. А мадам де Пейрак так любезна, активна, деятельна. Они сразу же поняли
друг друга. Может быть, стоит принять ее в братство?
   Госпожа де Меркувиль счастлива. Ей так же весело,  как  и  Эрмелине,  она
перебирает в уме все те занятия, которые ее ожидают. Теперь, когда  господин
де Карлон вернулся, она сможет реализовать многие свои  планы.  Она  покажет
ему ткацкий станок, модель которого ей привезли этим летом  из  Франции.  По
заказу Карлона плотники сделают еще  несколько  таких  же,  их  раздадут  по
домам, и женщины смогут приняться  за  работу.  Таким  образом,  все  зимние
месяцы они будут заняты  полезным  делом,  вместо  того  чтобы  сплетничать,
играть в кости, а порой и пить.
   Госпоже де Меркувиль уже слышится веселое жужжание ткацких станков.
   Под этот звук она засыпает с радостной улыбкой на губах.

***

   Если мы спустимся вслед за  графом  де  Сент-Эдмом  по  узкой  извилистой
улочке, называемой Склоном Горы, мы попадем в Нижний город с его домами  под
высокими островерхими крышами с тесными рядами каминных труб.
   Три длинные улицы, идущие вдоль реки, отделяют кварталы,  ютящиеся  прямо
на  самой  скале,  от  красивых  отелей,  расположенных   на   побережье   и
принадлежащих сеньорам и богатым коммерсантам, таким, как господин ле Башуа,
господин Базиль, господин Гобер де ла Меллуаз. Во времена разлива реки  вода
плещется прямо о ступени их домов.
   Сейчас здесь почти совсем темно. С  приходом  ночи  деятельные  обитатели
Нижнего города сидят по домам. Кто спит, кто играет в карты, кто пьет.
   Спустившись по  белой  дороге,  которая  вела  его  с  продуваемых  высот
Верхнего города к этому темному и зловонному лабиринту, граф де Сент-Эдм как
бы пересек границу света и очутился во тьме улицы Су-ле-Фор.
   В темноте он увидел, как рука в красной перчатке легла ему на плечо.
   - Я пойду вместе с вами, - послышался голос  Мартена  д'Аржантейля.  -  Я
хотел бы присутствовать на черной мессе в Канаде.
   В доме господина ле Башуа собрались гости на маленький домашний  концерт.
У мсье ле Башуа было четыре дочери, три сына и толстая, краснолицая  жена  с
невероятно голубыми глазами,  которая  нравилась  всем  мужчинам  и  которая
наставляла ему рога чаще, чем он ей.
   По правде говоря, представлять  ситуацию  подобным  образом  не  означало
давать ей правильную оценку. Так как в данном случае  обманутый  муж  считал
себя в выигрыше. Ведь именно ему принадлежало право обладать этой  женщиной,
бывшей столь желанной для множества мужчин, право,  которым  он  пользовался
тогда, когда ему этого хотелось, а значит, гораздо чаще, чем большинство его
соперников.  Отсюда  и  ревность,  которую  они  к  нему  испытывали,  и  та
безмятежность, с которой он носил свои рога. И так  как  он  считал  себя  в
выигрыше в этом деле, у всех уже давно пропала охота над ним насмехаться,  а
его престиж и влияние только от этого возросли.
   В данный момент он играл в бильярд с господином Мэгри де  Сен-Шамоном.  В
те времена игра в бильярд была еще очень похожа на обыкновенную игру в шары,
перенесенную в гостиную.
   Ле Башуа бросил  задумчивый  взгляд  на  своих  гостей.  Среди  них  были
господин Гобер де  ла  Меллуаз,  седой  и  элегантный,  Ромэн  де  Лобиньер,
ухаживающий за  его  младшей  дочерью,  Мари-Адель.  Это  она  сидела  перед
вирджиналом, музыкальным инструментом,  похожим  на  клавесин,  но  с  более
нежным звучанием. В оркестре были также две скрипки и флейта.
   Его старшей дочери нет в гостиной. Весь день она  не  выходила  из  своей
комнаты. Долгое время  она  считалась  невестой  лейтенанта  де  Пон-Бриана,
который был, как говорят, убит на дуэли этим прибывшим с юга  господином  де
Пейраком. С тех пор она решила не выходить замуж.
   Будем надеяться, что младшей больше повезет.
   Время от времени  Мари-Адель  поворачивалась  к  Ромэну  де  Лобиньеру  и
пыталась привлечь его внимание.
   Но юноша был рассеян. Сегодня произошло так много событий. Ромэн, опытный
траппер, воинственный фанатик. всегда готовый следовать за отцом д'Оржевалем
в его карательных экспедициях, испытывал беспокойство при мысли о встрече  с
мсье и мадам де Пейрак. Он был рад, что все закончилось  так  удачно  и  для
него, и для всех остальных.
   Когда в городе распространился слух  о  "веренице  лодок",  виденных  над
Квебеком, дело приезжих из Мэна казалось проигранным. Население было  объято
страхом
   Паника быстро распространялась по городу. Женщины  впали  в  неистовство.
Они превратились в покорные орудия в руках священников, и  отец  д'Оржеваль,
казалось, победил. И вдруг он исчез.
   И тут же злая лихорадка утихла как по волшебству.
   И вот теперь Три-Пальца с Трех-Рек  -  таково  было  прозвище  Ромэна  де
Лобиньера из-за его увечья и оттого, что его поместье находилось недалеко от
города Трех Рек - мучился от бесконечных вопросов.
   "Где он? Что с ним стало? Какая сила  могла  заставить  иезуита  покинуть
город в самый ответственный момент, в тот  самый  момент,  когда  город  был
готов следовать за ним и оказать "захватчикам"  ожесточенное  сопротивление?
Господни Кастель-Моржа повторял, что его пороховые  склады  полны  и  орудия
готовы. Уже начали рыть траншеи и строить оградительные бастионы.
   "Он исчез... Может быть, его похитили?  Убили?  Куда  он  ушел?  В  каком
направлении? Скрыться перед боем - это так не похоже на него!..  Или,  может
быть, он готовит месть?"
   Однако  среди  трапперов  прошел  слух,  что  иезуит  вернулся  в  миссии
ирокезов.
   Если это так, тогда это настоящее безумие!
   Господин де Лобиньер смотрит на свои руки  с  отрубленными  и  сожженными
пальцами. Большой палец превратился в пепел в индейской трубке. Указательный
был медленно перепилен зазубренным осколком ракушки. При этом дикари еще  не
считали его своим худшим врагом.
   Если отец д'Оржеваль вернулся к ирокезам,  он  погиб.  Они  замучают  его
самыми страшными пытками.
   Удобно  устроившись  в  глубоком  кресле,  соединив  кончики  пальцев   в
перчатках, господин Гобер де ла  Меллуаз  спрашивал  себя  под  убаюкивающие
звуки приятной музыки, что он должен думать о событиях сегодняшнего дня.
   Не будучи беззаветно преданным иезуитам,  он  тем  не  менее  не  мог  не
сожалеть об их поражении.  Вторжение  в  город  этих  дерзких  французов  не
пошатнет ли моральное и экономическое равновесие, и без того уже непрочное в
этом городе? Об этих авантюристах, находящихся, без  сомнения,  вне  закона,
ходят разные слухи, и надо бы эти слухи проверить.
   Господин де ла Меллуаз набожен. Он принадлежит к братству "Святой Девы" и
к братству "Святого Семейства", и на него сильно повлияло то, что раньше  он
был членом общества "Святого Причастия".
   Итак, он считает, что господин де Фронтенак в данном случае превысил свои
политические полномочия  и  что  он  слишком  легко  переложил  тяжкий  груз
ответственности на плечи своей администрации.
   Господин де ла Меллуаз дает себе обещание выяснить многое. Так, например,
что делать с этими  "дочерями  короля",  чья  благодетельница  исчезла,  как
говорят, утонула. Но чутье, выработанное у него  за  долгие  годы  шпионской
деятельности  во  славу  добродетели,  практикуемой  среди  членов  общества
"Святого Причастия", подсказывает ему, что за всем этим скрывается  какая-то
тайна. Он горько сожалеет о том,  что  госпожа  де  Модрибур  не  прибыла  в
Квебек, так как ему очень рекомендовали ее в  посланиях  из  Парижа,  о  ней
говорили, что она очень богата, и он принял участие в подготовке к ее приему
в Квебеке.
   Эта дама должна  была  стать  весьма  ценным  членом  общества.  В  замке
Монтиньи, расположенном на северном склоне холма Святой Женевьевы, все  лето
работали плотники и кровельщики, обойщики мебели.
   И вот богатая благодетельница не приезжает,  и,  будто  по  иронии,  туда
помещают господина де Пейрака.
   Такой оборот событий не нравится господину Гоберу, и он принимает решение
быть очень бдительным, так как добро должно восторжествовать.
   Привычным жестом он разглаживает перчатки на  своих  холеных  руках.  Это
перчатки сиреневого цвета, пахнущие фиалками. Они плотно обтягивают пальцы и
ладонь.
   Перчатки - это особое пристрастие господина Гобера. У него их  множество,
и все разного оттенка и с различным ароматом.  Индеец-эскимос  из  "Красного
плута" выделывает для него птичью кожу, галантерейщик с  улицы  Святой  Анны
шьет из нее перчатки, а двое его пленных англичан, похищенных  у  гуронов  и
знающих секреты красильного мастерства, окрашивают. Одну такую пару,  самого
красивого красного цвета, он подарил господину  Мартену  д'Аржантейлю  после
того, как узнал, что этот блестящий дворянин играл в лапту с самим  королем.
По своему качеству его перчатки могут сравниться с шелковыми, но  они  лучше
защищают.
   ...Ощипав птицу, осторожно сняв кожу, эскимос  хватает  то,  что  от  нее
осталось, и жует клюв, кости и лапки своими острыми зубами.  Ведь,  кажется,
"эскимос" - означает "питающийся сырым мясом"?..
   Несмотря на то, что уже поздняя ночь,  в  гостиной  продолжают  играть  в
карты и кости, толкать бильярдные шары. Благодаря музыкантам и их ритурнелям
можно не разговаривать.  Курят  свернутые  листья  табака,  щедро  розданные
господином де Пейраком. Эти "сигары", как их называют, имеют вкус табака  из
Новой Англии - то есть вкус запретного плода.
   Пользуясь тем, что скрипачи настраивают  свои  инструменты,  господин  де
Мэгри говорит, качая головой:
   - Все же их табак лучше нашего...
   - Не должны ли мы считать его товаром,  импортируемым  из-за  границы?  -
осведомляется прокурор Ноэль Тардье де ла Водьер.
   Бросают украдкой взгляд на господина ле Башуа, но так как тот занят  лишь
своей  партией  и  курит  с  явным   наслаждением   инкриминируемый   табак,
успокаиваются.
   Несколько позже господин Гобер де ла Меллуаз говорит:
   - Присутствие этих авантюристов, многие из которых без совести  и  чести,
вызовет волнение среди наших жителей, которые и так  достаточно  беспокойные
по  своей  природе.  Достаточно  лишь  финансовой  проблемы.  Как  мы  будем
оплачивать  их  расходы?  Наш  и  без  того  непрочный  бюджет  окончательно
пошатнется...
   Ле Башуа отвечает, не отрываясь от своего шара:
   - Не волнуйтесь... Базиль все устроит.

***

   В доме господина Базиля граф д'Урвиль сидит  напротив  самого  хозяина  -
одного из самых богатых коммерсантов Квебека. Здесь тоже курят  "сигары"  из
Вирджинии, что не мешает господину Базилю активно работать.  Он  заканчивает
взвешивать на  маленьких  весах  жетоны  из  чистого  серебра,  которые  его
приказчик складывает затем в кожаный кошелек.
   - Вы можете заверить господина де Пейрака, что с хождением этих монет  не
возникнет  никаких  затруднений.  Я  служу  вам  гарантом.  Кроме  того,   с
завтрашнего  утра  я  вручу  вам  определенное  количество  билетов  с  моей
подписью,  которыми  вы  сможете  расплачиваться  с  различными  лицами  или
предприятиями города. Как только они будут парафированы, мой  приказчик  вам
их передаст.
   Господин д'Урвиль встает и благодарит от имени господина де Пейрака.
   Из вежливости он не показывает своего удивления. Но никогда  еще  ему  не
приходилось видеть столь непохожих хозяина и приказчика. Насколько у хозяина
внешность респектабельного буржуа, настолько его приказчик - худой, бледный,
с  быстрым,  настороженным  взглядом,  производит  впечатление  человека   с
постоянно пустым желудком, существующего лишь воровством. Конечно же, это не
так. У него вполне прочное положение в доме влиятельного  господина  Базиля,
который, представляя своего приказчика, сказал:
   - Поль-ле-Фоль или Поль-ле-Фолле... Как вам будет угодно.
   В самом деле, в его внешности  есть  что-то,  что  напоминает  Пьерро  из
итальянских комедий. Он может казаться то забавным, то мрачным, зловещим.  А
впрочем, он быстр, понятлив, с умом столь же гибким, как и  тело.  Он  ведет
себя настолько свободно, что не удивляет то, что  он  иногда  обращается  на
"ты" к своему хозяину.
   Положив руку на эфес шпаги, граф д'Урвиль раскланивается и уходит.
   Как только он выходит, приказчик открывает окно, и холодный воздух тотчас
же наполняет комнату, прогоняя табачный дым.
   Поль-ле-Фоль выглядывает из окна. К шуму реки, плещущей о  скалы  и  сваи
причала, примешивались приглушенные звуки музыки из дома господина ле Башуа.
Аккорды скрипок и вирджинала, растворяясь  в  воздухе,  казалось,  убаюкивал
индейца, сидящего на пороге дома, который, несомненно, обменял недавно шкуру
выдры на полбутылки алкоголя.
   Он сидел неподвижно, не чувствуя холода. А тем не  менее  мороз  усилился
этой лунной ночью.
   Приказчик слушал шум  бегущей  реки,  которая  уже  вскоре  должна  будет
умолкнуть.
   - Когда же мы вернемся на берега Сены? - спросил он. - Всякий раз,  когда
я слышу эту песню воды, меня охватывает тоска...
   Господин Базиль покачал головой, раскладывая по местам  гири,  пинцеты  и
весы.
   - Что касается меня, я  никогда  не  вернусь  туда.  Меня  там  ничто  не
привлекает. Я погибну с тоски или взбунтуюсь.
   Приказчик закрыл окно и  уселся  рядом  с  купцом.  Привычным  жестом  он
обхватил его за плечи, в то время как на лице его появилось выражение грусти
и одновременно насмешки.
   - Ну что ж, значит, я умру, не повидав Парижа... Так как  ничто  ведь  не
сможет нас разлучить, не так ли, брат?

***

   -  Отправляйся  и  принеси  мне  поросячьи  ножки,  -  сказала  Жанин  де
Гонфарель, хозяйка харчевни "Корабль Франции" своему слуге. - Я хочу сделать
из них рагу.
   - Поросячьи ножки? В такой час? Где  же  их  искать?!  Рождество  еще  не
скоро. А потом... вы же знаете, хозяйка, мелкие торговцы  и  трактирщики  не
имеют права покупать товар до девяти часов утра.
   - До восьми часов! Зима еще не наступила...
   - ...И не раньше того, как товар будет выставлен  на  продажу  в  течение
часа на рынках Верхнего или Нижнего города.
   - Заткнись! Оставь меня в покое с этими  указами  олуха  Тардье.  Не  для
этого я добиралась  так  далеко  в  Канаду,  чтобы  снова  подчиняться  этим
полицейским. Принеси мне поросячьи ножки, говорю я тебе! Это вопрос жизни  и
смерти! Попроси приказчика господина  Базиля,  Поля-ле-Фолле.  Для  меня  он
готов будет даже разбудить мясника. Чтоб к утру ты был здесь с  тем,  что  я
тебе приказала.
   Подчинившись, парень уходит в темноту.
   Удовлетворенная,  Жанин   Гонфарель   поворачивается   к   коту,   удобно
устроившемуся на мягкой подушке. Кончиками пальцев она  почесывает  его  под
подбородком. Кот лениво принимает ласку, щуря глаза.
   - Ты мне  нравишься,  -  говорит  Жанин.  -  Послушай,  разве  у  матушки
Гонфарель тебе хуже, чем у этой шлюхи, увешанной роскошными  побрякушками?..
Знатные дамы, должна я  тебе  сказать,  вовсе  не  подходящая  компания  для
кота... Ты же видел,  чем  это  для  тебя  обернулось.  Поверь  мне,  малыш,
оставайся лучше у матушки Жанин.
   Кот мурлычет Она смотрит  на  него,  и  на  ее  круглом  лице  появляется
огорченная гримаса:
   - Да, конечно, я все понимаю, ты такой же,  как  все  мужчины,  котяра...
Если надо выбирать между доброй женщиной и шлюхой,  ты  выберешь  последнюю.
Что ж! Я не строю иллюзий, иди к ней! Ты снова предпочтешь ее. Как всегда!
   Со вздохом смирения она смотрит в окно на  площадь,  по  которой  сегодня
проходила та  женщина,  одетая  в  голубое,  с  бриллиантами  в  ушах...  Та
женщина... Настоящее чудо.
   В этот час площадь пустынна.  В  темноте  Жанин  различает  два  силуэта,
которые переходят площадь и скрываются за углом.  Это  граф  де  Сент-Эдм  и
Мартен д'Аржантейль.
   - Интересно! Что делают эти благородные господа в нашем захолустье? Держу
пари, они направляются к Красному Плуту, колдуну из Нижне