не заслуживает названия "кабак".
И ему вовсе  не  нравится,  когда  знатные  сеньоры,  чужие  в  этих  краях,
забывают, что находятся не  на  какой-нибудь  парижской  улочке,  где  могут
выражать свое презрение беззащитному  хозяину.  Этим  летом  корабль  привез
много неприятных людей, С каждым годом их приезжает  все  больше  и  больше.
Неужели Новая Франция становится чем-то вроде свалки?
   - Засохнуть на корню? Как бы не  так!  Он  слишком  часто  смачивал  свою
глотку, чтобы такое могло случиться.
   Вокруг него послышался смех, и,  довольный  тем,  что  отомстил,  Антонэн
подошел к столу этих господ со своим глиняным кувшином.
   Он им сейчас нальет чего-нибудь покрепче. Тогда они быстрее  опьянеют,  и
он сможет позвать их слуг, чтобы те их подобрали и отвели домой.
   С тех пор, как они приехали в августе,  эти  четверо  проводят  все  свое
время за выпивкой и игрой в компании распутных женщин. У него с  ними  полно
хлопот, да к тому же он сомневается в их платежеспособности. По правилам ему
запрещается открывать кредит отпрыскам знатных семейств, солдатам и слугам.
   Должен ли он считать их "отпрысками семейств", несмотря на то, что им лет
сорок-пятьдесят? Они иногда бывают щедрыми, бросая на  стол  экю.  Тот,  кто
выглядит самым знатным из них, похож на военного, но, когда он сидит  целыми
днями, лениво развалясь на деревянной скамье, Антонэну кажется, что он похож
на придворного, на "куртизана".
   Он никогда не видел вблизи  этих  вельмож,  которыми,  говорят,  наполнен
Версаль, и мысль о том, что он принимает в своем заведении таких редких пока
в Канаде гостей, немного компенсирует ему то  высокомерное  и  бесцеремонное
обращение, от которого он уже успел отвыкнуть с тех пор,  как  высадился  на
этих берегах, будучи подмастерьем кузнеца, без единого су  в  кармане,  имея
вместо багажа лишь клещи да молоток.
   Наливая им вина, Антонэн исподтишка рассматривает их краем глаза.
   Самый старший из них накрашен,  как  женщина,  даже  хуже  -  как  старая
потаскуха.  Кокетство,  предназначенное  для  того,  чтобы  скрыть  признаки
старости, слишком  бледный  цвет  лица,  придать  блеск  глазам,  выпуклость
слишком узким губам. Но остается только удивляться,  как  монсеньер  епископ
терпит это в своем городе.
   У самого молодого красивые руки,  затянутые  в  узкие  красные  перчатки,
которые он то и дело снимает и вновь надевает, будто для того, чтобы размять
пальцы.
   Четвертый, самого плотного сложения, кажется, единственный из них, кто ни
при каких обстоятельствах не теряет голову. Взгляд его тверд и  непреклонен.
Обращаясь к. нему, они называют его "барон", и Антонэн  Буавит  подозревает,
что именно он распоряжается деньгами господина де ла Ферте и именно  к  нему
нужно будет обращаться, если кредит окажется непомерно большим.
   Все они носят шпаги, и у них вид дуэлянтов.
   Антонэн Буанит отходит от них и спешит на зов другого достойного клиента,
который почтил его своим присутствием сегодня вечером. Это посланник короля,
и он кажется человеком любезным и благопристойным.
   Сняв шляпу, трактирщик кланяется ему очень низко.
   - Скажи мне, кто эти господа? - спрашивает Николя де Бардане.
   Антонэн Буавит называет: господин де ла  Ферте  и  его  друзья:  граф  де
Сент-Эдм, господин де Бессар и Мартен д'Аржантейль. И он добавляет уверенно:
   - Эти господа придворные из окружения короля.
   Несмотря, на это заявление, насторожившее бы  его  в  другом  месте  и  в
другое время, Николя де Бардане продолжает испытывать к этим господам острую
неприязнь. Вне всякого сомнения, этот фат с красивыми голубыми глазами,  чье
лицо благородно и привлекательно, несмотря на то, что отмечено уже пьянством
и развратом, имеет в виду Анжелику,  когда  намекает  на  какую-то  женщину,
которую любил.  И  это  приводит  де  Барданя  в  негодование,  окончательно
испортив и без того нелегкий для него сегодняшний день.
   Его  поселили  черт  знает  как  далеко,  правда,  в  красивом  доме,  но
затерянном среди деревьев на самом краю  плато,  заросшего  травой,  которое
здесь зовут "Равнины Абрахама". Предоставив своим слугам размещать  кофры  и
сундуки, он вернулся в город, желая  узнать,  где  остановились  господин  и
госпожа де Пейрак.
   Если он оказался  в  "Восходящем  солнце",  то  только  потому,  что  это
заведение находится в конце улицы, где находится  тот  дом,  в  котором  они
поселились. И вновь этот Виль д'Аврэй сумел устроить так, что они  достались
ему.
   И в довершение всего теперь ему приходится выслушивать, по меньшей  мере,
наглые излияния этого де ла Ферте.
   Вот он снова поднялся и воскликнул, поднимая стакан:
   - Я пью за богиню всех морей и океанов, ту, что посетила  нас  сегодня  и
которая принадлежала мне когда-то.
   На этот раз де Бардане не смог сдержаться.
   Он решил встать и прекратить эти недопустимые измышления.
   Де Бардане подошел к четверым гостям.
   - Господин, - сказал он вполголоса, - извольте заметить, что  ваши  слова
могут оскорбить достоинство весьма  уважаемой  дамы.  Будьте  столь  любезны
прекратить говорить о ней во всеуслышание.
   Господин де ла Ферте был высок и хорошо сложен. Затуманенным взглядом  он
изучал того, кто его прерывал.
   - ...Кто вы такой? - спросил он, сдерживая икоту.
   - Я посланник короля, - ответил де Бардане оскорбление. - Вы что, меня не
узнаете?
   - Конечно, конечно... ну что ж, а я... я брат  короля!  Что  вы  об  этом
скажете? Одно другого стоит!
   Де Бардане отодвинулся подальше от перегара, которым дышал ему в лицо его
собеседник.
   - Что за чушь! У короля есть только один брат, и слава Богу, это не вы.
   - Ну ладно! Так и быть, - продолжал насмехаться де ла Ферте. - Я  ему  не
брат... но, можно сказать... родственник... побочный родственник...  Поэтому
берегитесь, мессир королевский  посланник...  существуют  семейные  дела,  в
которые лучше чужим не соваться.
   Господин де Бардане едва сдерживался, чтобы не швырнуть ему в  лицо  свою
перчатку. Но он не мог именно таким образом  начинать  свою  деятельность  в
столице Новой Франции. Он внезапно пожалел о той ответственности, которая не
позволяла ему чувствовать себя совершенно  свободным  и  подобающим  образом
проучить этого наглеца, ведущего себя так презрительно и дерзко.
   - Да, - продолжал пьяный заплетающимся языком, - она прекрасна, не правда
ли, эта новая королева Квебека, графиня де Пейрак.
   -  Прекратите,  мессир,   трепать   имя   мадам   де   Пейрак   в   ваших
разглагольствованиях.
   - Она мне принадлежала, - повторил де ла Ферте с вызовом. -  И  ее  глаза
подобны затуманенному кристаллу.
   Оскорбленный Николя де Бардане вернулся к своему столу, где стояла кружка
пива, которую он едва пригубил. Слова этого господина "побочный родственник"
не выходили у него;  из  головы.  Он  вдруг  вспомнил,  что  брат  одной  из
фавориток короля Луизы де ла Вальер был отправлен  в  Америку  и  получал  в
Канаде большие доходы.
   Может быть, это был он? Но что означали его слова в адрес  Анжелики?  Что
еще ему придется узнать о той, которую он любит так страстно и безрассудно?
   Николя де Бардане вздохнул.
   После циничных признаний полицейского теперь признания этого подвыпившего
господина. Где бы он ни был, ему, видно, всегда придется страдать.
   Однако его вмешательство слегка отрезвило  господина  де  ла  Ферте.  Ему
вновь стало невыносимо горько. Он - герцог. А эти ничтожества позволяют себе
обращаться с ним свысока... Черт побери! Как низко он пал!
   Он почувствовал себя плохо.
   - Эй, кабатчик! У тебя не найдется немного турецкого кофе?
   Человек с армейской выправкой, пьющий и курящий неподалеку, предложил:
   - Если вы хотите турецкого кофе, я могу пригласить вас к себе. Я  к  нему
пристрастился  в  Будапеште,  сражаясь  с  турками  на  стороне  германского
императора.
   Он назвался Мельхиором Сабанаком, бывшим лейтенантом, прибывшим в  Канаду
с полком Кариньян-Сальера и осевшим в Канаде после  зимней  кампании  против
ирокезов и пяти племен.
   - Конечно, жизнь в Квебеке не такая роскошная, как в  Версале,  -  сказал
он, разглядывая богатую одежду этих четверых.
   Тот, с которым он разговаривал, усмехнулся:
   - Да, вы так считаете? После такого дня, как  сегодняшний,  вы  считаете,
что Квебек не может сравниться с Версалем? Вы принимали сегодня одну из  его
королев, господа, одну из королев Версаля, знаете ли вы  об  этом?  Королеву
всех сердец!
   И он вновь забормотал.
   - Стоит только подумать! Королю наставил рога этот пират и мне самому...
   Тот, кого называли "барон", прервал его:
   -  Мессир,  говорите  тише...  Ваши   заявления   могут   доставить   нам
неприятности. Тут все друг друга  знают,  и  молва  распространяется  весьма
быстро...
   - Еще бы! Как же может быть иначе? Ведь мы тут в ловушке!
   И с досадой он вновь начал повторять то, что его  друзья  слышали  каждый
день с тех пор, как высадились в Квебеке. Зачем  он  приехал  сюда,  в  этот
маленький, скучный, глупый провинциальный городишко, населенный неотесанными
мужланами, принимающими себя за сеньоров только потому, что  получили  права
на охоту и ловлю рыбы.
   - Мессир, на что вы жалуетесь? - настаивал тот, чье  имя  было  Бессар  и
который был как бы наставником в этой группе. - Вы только что сами  сказали,
что сегодня этот город предложил нам такие развлечения, которых мы не  могли
желать даже в самых своих дерзких мечтах.
   Граф де Сент-Эдм, старик с накрашенным лицом, наклонился вперед:
   - Мессир, я вижу, вы огорчены, но я согласен с бароном де Бессаром.  Зима
обещает быть интересной.  Когда  мы  отплывали  из  Гавра,  то  готовы  были
пережить тысячи невзгод, лишь бы запутать наши следы. Полиция шла за нами по
пятам,  пришлось  даже  оставить  эти  несколько  флаконов  с  ядом  матушки
Монвуазен...
   - Не произносите имен... - прервал его де Бессар.
   - Ба! Мы ведь далеко... Возблагодарим ад за то, что мы попали в эти края,
где никто не будет искать нас долгое время. И кому придет в голову, что мы в
Канаде? Вдобавок  ко  всему  я  предчувствую,  что  мы  узнаем  здесь  много
изысканных удовольствий.
   И, нагнувшись еще ниже, он продолжал шепотом:
   - Я уже говорил вам это, братья мои! Надо было уезжать не  только,  чтобы
ускользнуть от врагов, но и чтобы собраться с силами,  чтобы  обрести  новые
знания и избавиться от ошибок, совершаемых непосвященными. Ныне в Париже все
хвастаются тем, что умеют вызывать Дьявола. Однако все это  детские  забавы.
Мы найдем здесь, в Канаде, новое поле  для  нашей  деятельности,  мы  сможем
углубиться в нашу тайную науку, и наши действия обретут новую силу. Поверьте
мне...
   Он говорил шепотом, с горящими глазами, с безумной улыбкой.
   Герцог де ла Ферте смотрел на него со скептическим выражением лица, В его
взгляде можно было прочесть сомнение, смешанное с отвращением.
   - Я очень рад приезду этих иностранцев, которые, кажется, вам знакомы,  -
продолжал старик, облизнувшись с видом гурмана. -  Красота  этой  женщины  и
личность этого мужчины отмечены Знаком. И не случайно они прибыли в те края,
где мы находимся. Это веление звезд.  Внешне  эти  люди  кажутся  блестящими
авантюристами, которых так много на берегах Америки. Но за  этим  скрывается
значительно больше, значительно больше.
   - Да, конечно! Я это знаю, - воскликнул герцог де ла Ферте,  разразившись
смехом, горечь которого была понятна только ему.
   - Если они вас узнают, может ли это нам  повредить,  господин  герцог?  -
спросил юноша в красных перчатках.
   - Нам ничто не может навредить, - заверил старик, опережая ответ герцога,
- я повторяю вам, мы сильнее всех, так как имеем  связь  с  владыкой  земли:
Сатаной. Меня беспокоит только одно: граф де Варанж, приютивший нас  в  этом
городе, вот уже месяц как исчез. К счастью, у меня есть способ узнать, что с
ним произошло.
   Но молодой человек в  красных  перчатках  продолжал  смотреть  в  сторону
господина де ла Ферте, ожидая его ответа.
   Тот медленно покачал головой.
   - Нет... Я не знаю... Может быть, даже встреча с ней поможет мне  уладить
дела,  по  меньшей  мере...  Да,  вы  правы,  Сент-Эдм,  у  нас   не   будет
неприятностей.
   И он глухо добавил:
   - Там, где появляется она, жизнь принимает другой вкус... Король  кое-что
об этом знает... Куда вы идете, Сент-Эдм? - спросил  он,  видя,  что  старик
поднялся.
   Обернув вокруг себя плащ, тот ответил:
   - Некто должен вернуть мне талисман, благодаря которому мы  сможем  яснее
увидеть то, что нас ждет и что произошло с Варанжем. Тот, которого я сегодня
вызову, сможет нам все разъяснить.
   Герцог де ла Ферте насмешливо посмотрел на него. По правде  говоря,  этот
Сент-Эдм с его пристрастием к оккультизму его  немного  пугал.  Но  это  был
человек ловкий и деятельный. Лучше было его оставить при себе.
   - Кого же вы будете вызывать? - спросил он. Холодная улыбка вновь тронула
накрашенный рот.
   - Я уже вам это сказал... Сатану!
   Граф де Сент-Эдм покинул трактир "Восходящее солнце", закутанный  в  плащ
по самые глаза. Предосторожность эта была совершенно излишня, так как в этом
городе лунной ночью всякого можно было узнать лишь по одной походке.
   Улицы были пустынны. Лунная ночь дышала ледяным холодом. Здесь не то, что
в  Париже,  город  был  беззащитен  перед  окружающей  его  со  всех  сторон
девственной природой. Это нравилось графу де Сент-Эдму. Он не зря только что
говорил о необходимости удалиться от суетного двора. Только здесь,  где  еще
царили теллургические силы и свободно струился эфир, великие духи  инкубы  и
суккубы могли свободно перемещаться. В этой  стране  частыми  бывали  всякие
видения, небесные знамения и чудеса. Все это как нельзя лучше подходило  для
занятий науками.
   Город был окутан пепельно-серым  сиянием  луны.  Крыши  высоких  каменных
домов, кресты на узорчатых колокольнях отливали жемчужным блеском. Сент-Эдму
этот город казался воплощением его мечты о столице Империи  Мрака,  где  он,
как некое божество, как властелин, проходит,  облаченный  могуществом  своих
потусторонних знаний.
   Он вышел на площадь собора, и из-за угла  дома  навстречу  ему  выступила
какая-то фигура.
   Тот, кто приближался к нему, безошибочно напомнил графу, что он находится
в Канаде, так как силуэт этого человека походил скорее на  очертания  серого
медведя, которые когда-то забредали в город. Сейчас это бывало крайне редко.
   Высокого роста, мощный, широкоплечий, он  подходил  к  нему  тяжелым,  но
быстрым шагом. Одетый,  подобно  трапперу,  в  одежду  из  замши,  в  шляпе,
надвинутой на самые глаза так, что из-под нее видна была лишь черная  щетина
восьмидневной давности, он производил скорее отпугивающее впечатление.
   - Принесли ли  вы  мне  то,  что  я  у  вас  просил,  Юсташ  Банистер?  -
осведомился граф де Сент-Эдм.
   Тот  утвердительно  кивнул  и  протянул  маленькую   жестяную   коробочку
прямоугольной формы.
   - Где вы это достали?
   - В монастыре урсулинок. Через мой подвал я могу проникнуть в их подвалы.
   Граф удовлетворенно закивал.
   -  Урсулинки...  Это  прекрасно!  Святые  девы...  Девственницы...   Руки
праведниц... Дайте-ка сюда!
   Но великан отдернул руку, держащую коробку, и  протянул  другую,  раскрыв
свою громадную ладонь.
   Граф извлек из своего плаща объемистый кошелек и положил его в протянутую
руку.
   Маленькая коробочка перешла к нему.
   Пробормотав что-то на прощание, великан удалился.
   Граф де Сент-Эдм пересек соборную площадь и начал спускаться вниз.
   Он приподнял крышку коробочки, и беглая улыбка скользнула по  его  тонким
накрашенным губам: облатки!
   Это обязательно поможет ему "увидеть", что случилось с его другом  графом
де Варанжем, который так таинственно исчез уже в течение нескольких  недель,
когда он направился навстречу флоту этого неукротимого графа и  его  слишком
красивой жены.
   В то время как граф де Сент-Эдм спускался в Нижний город, Юсташ  Банистер
стучал в дверь низенького домика, притаившегося между высокими стенами  сада
монастыря урсулинок и домом семейства де Меркувиль.
   Это была мастерская Франсуа ле Бассера, мастера-краснодеревщика,  бывшего
судебного исполнителя Большого Совета. Несмотря  на  то,  что  он  столяр  и
занимается, резьбой по дереву, выполняя заказы для церкви, к  нему  все  еще
обращаются с просьбой помочь составить официальные бумаги в этом городе, где
нотариусы запрещены, с целью излечить французов от их любви к тяжбам.
   Но   это   не   помогло!   Жители   города   довольствовались    услугами
столяра-краснодеревщика, умеющего составлять жалобы.
   Франсуа ле Бассер не спал еще в  тот  поздний  час,  когда  кулак  Юсташа
Банистера колотил в его дверь, так  как  он  работал  над  эскизом  ковчега,
который заказал ему епископ Канады мессир де  Лаваль,  для  обретения  мощей
святой Перепетуи-мученицу, прибывших сегодня в Квебек.
   Этот ковчег должен находиться над алтарем в центральной нише.
   Ле Бассер задумал сделать его из  красивого  орехового  дерева,  в  форме
восточной курительницы для благовоний, с коленопреклоненными ангелами по обе
стороны, держащими над ней мученический венец.
   Стекло овальной формы закроет отверстие, позволяющее видеть алое  сердце,
содержащее мощи. Цоколь будет в форме раковины или короны,  инкрустированной
драгоценными камнями. Но что касается этой последней детали, о ней еще  надо
будет поговорить с епископом.
   Сильный стук в дверь заставил мастера вздрогнуть.  С  масляной  лампой  в
руках он пошел к  выходу,  осторожно  пробираясь  между  чертежами,  кусками
дерева, которые только что начали обрабатывать его подмастерья и  сыновья  -
различными деталями большой дарохранительницы для нового храма  Святой  Анны
на берегу Бопре.
   Пробираясь по целому морю стружки, Франсуа  внимательно  следил  за  тем,
чтобы ни  одной  капли  не  упало  на  пол.  Какой  беспорядок!  Вся  работа
остановилась из-за приезда этих иностранцев, перевернувших весь город  вверх
дном. Приоткрыв дверь, он увидел громадного  Банистера,  протягивающего  ему
тяжелый кошелек.
   - Юсташ Банистер, почему ты бродишь по улицам в столь поздний час?
   - Вот деньги, ты поможешь написать мне бумаги по моим судебным  делам.  Я
подаю  в  суд  на  прокурора  Совета,  потому  что  он  не  занимался  моими
документами,  подтверждающими  право  на  дворянство.  Я  подаю  в  суд   на
урсулинок, потому что они ведут строительство на моих землях. Я подаю в  суд
на маркиза де Виль д'Аврэя, потому что он копал под моей землей и потому что
он хочет присоединить к  своим  владениям  ту  мою  землю,  которая  с  ними
соседствует.
   - Банистер, твоя мстительность тебя погубит. Ты живешь только  для  того,
чтобы сутяжничать.
   - Это не я начал. Епископ  отлучил  меня  от  церкви,  так  как  я  носил
спиртное индейцам. Как будто только я один! У меня отняли мое разрешение  на
добычу пушнины! Я не имею права покинуть город...  Ну  что  ж!  Раз  так,  я
остаюсь в нем, и я буду отстаивать свои права. Денег-то на тяжбу я  найду...
Ты судебный исполнитель или нет? Я плачу тебе или нет?
   Его маленькие злобные глаза оглядели мастерскую.
   - Давай-ка, бумагомаратель, царапай то, что  я  тебе  сказал,  или  же  я
подожгу твою лачугу, и эти украшения для алтаря Святой Анны  сгорят  еще  до
того, как ты отнесешь их урсулинкам для золочения...

***

   Мать Магдалина, молодая урсулинка, ясновидящая, не может уснуть.
   Напрасно покинула она свое неудобное ложе.
   Напрасно она преклонила в молитве колени на холодном каменном полу  своей
кельи.
   Тогда, взяв свечу, она направилась в золотильную мастерскую.
   Где-то вдалеке, в дальнем крыле монастыря, слышался плач ребенка -  одной
из воспитанниц-урсулинок.  Ночь  действует  так  угнетающе,  даже  дети  это
чувствуют.
   Теперь, стоя посреди мастерской, она немного  успокоилась,  глядя  на  ту
привычную обстановку, среди которо