ь  смельчаков,  мечтающих  высадиться...
Подводные скалы, чуть выступающие  из  волн,  образуют  сплошную  смертельно
опасную гряду. В  общем,  всего  не  перечислить.  Надо  пройти  две  тысячи
восемьсот миль в лабиринте между  скалами  вместо  двухсот  восьмидесяти  по
прямой.
   - Но всякий, даже самый неудобный берег должен иметь какие-то  пристанища
для высадки, - сказала Абигель, стараясь побороть дрожь в голосе.
   - Это верно! Но их-то и надо знать!
   - А вы их не знаете! Вы, казавшийся столь уверенным в правильности курса!
Вы, предсказывавший появление земли за несколько дней, о чем мы узнавали  от
ваших матросов.
   От волнения на щеках Абигель выступили красные пятна, но она настаивала с
такой смелостью, какой Анжелика никогда раньше в ней не наблюдала.
   - Так вы и впрямь не знаете эти места, граф? Так и не знаете?
   На лице Рескатора мелькнула довольно мягкая улыбка.
   - Не буду лукавить, милая барышня. Допустим, что я достаточно хорошо знаю
берег, чтобы попытаться, подчеркиваю, попытаться благополучно  пристать.  Но
неужели вы считаете меня таким идиотом, - тон его голоса  изменился  и  стал
жестким, - что я стану спасать вас и ваших людей после всего  того,  что  вы
мне сделали? Сдавайтесь, сдайте оружие, верните мне корабль. После  этого  я
займусь его спасением, если будет не слишком поздно.
   - Наша община имеет в виду не капитуляцию, - сказала госпожа Каррер, -  а
лишь возможность избежать гибели от жажды или  при  кораблекрушении.  Пробив
бочки с водой, вы вынесли приговор самим себе. Выход  один  -  высадиться  в
любом месте, где можно подзаправиться.., или умереть.
   Рескатор поклонился.
   - Мне импонирует ваша логика, госпожа Каррер.
   Он снова улыбнулся и оглядел такие разные, но одинаково озабоченные  лица
трех женщин.
   - Что ж, давайте умрем все вместе, - заключил он.
   Он повернулся к окну, откуда доносился непрестанный грохот  волн,  бешено
накатывающихся на корпус уносимого течением корабля.
   Анжелика видела, как дрожат маленькие натруженные руки госпожи Каррер.
   - Господин граф, как же вы можете хладнокровно согласиться...
   - Мои люди идут на это.
   Он продолжал, уже не глядя на  них,  возможно,  потому,  что  у  него  не
хватало на это смелости.
   - Вы, христиане и христианки, взывающие к Богу и заявляющие о своей любви
к нему, вы боитесь смерти. Что же касается меня и всех, кто близко знаком  с
исламом, мы не перестаем изумляться этому заложенному в вас страху.  У  меня
совершенно иное видение вещей. Конечно, если бы все сводилось к тому,  чтобы
просто прожить эту жизнь, было бы трудно не впасть в  уныние  от  монотонной
череды дней и встреч. Но, к  счастью,  есть  смерть,  и  есть  потусторонняя
жизнь, и она ждет нас, как увлекательное воплощение всех истин,  воспринятых
нами в земной юдоли.
   Женщины слушали его в полном  смятении,  как  если  бы  к  ним  обращался
безумец.
   Жена адвоката протянула к нему умоляюще сложенные руки.
   - Сжальтесь! О, сжальтесь над моими одиннадцатью детьми!
   Охваченный яростью Рескатор обернулся:
   - Надо было думать об этом раньше. Вы не колеблясь сделали их заложниками
последствий вашей безрассудной затеи. Тем самым вы заранее пошли на то,  что
им придется расплачиваться за ваше  поражение.  Сейчас  уже  поздно.  Каждый
выбирает сам... Вы хотите жить. А я предпочту сто раз умереть, чем  уступить
вашим угрозам. Это мое последнее слово. Передайте его  вашим  мужьям,  вашим
пасторам, вашим отцам и детям.
   Госпожа Каррер и Абигель были настолько потрясены этой  гневной  тирадой,
что Никола Перро пришлось сопровождать их, пока они уходили, опустив голову,
почти ослепшие от слез.
   Анжелика задержалась.
   - Есть только два решения. Первое - сдаюсь я, второе -  сдаются  они.  На
первое можете не рассчитывать. Неужели и вы можете себе представить меня  на
веслах в лодке, дрожащего под прицелом мушкетов ваших друзей и  гребущего  к
пустынному берегу с горсткой преданных людей? Вы ни в грош  не  ставите  мою
честь, сударыня. Значит, вы плохо знаете меня.
   Она не сводила с него страстного взгляда, глубокого и зыбкого, как  море,
маленького светильника в полумраке каюты.
   - О нет, я знаю вас, - вполголоса сказала Анжелика.
   Протянув руки, она непроизвольным жестом положила их ему на плечи.
   - Чем больше я вас узнаю, тем больше вы меня пугаете. Иногда вы  кажетесь
немного сумасбродным, но по  трезвости  ума  превосходите  всех  других.  Вы
всегда знаете,  как  поступать.  Вы  умеете  с  точным  расчетом  цитировать
священное  Писание.  Вам  удается  выбрать  тот  самый  момент,  когда  ваши
сообщники слушаются только вас. Вы предусмотрели заранее все, даже  то,  что
вас предадут. А когда вы стали говорить этим женщинам о потустороннем мире -
разве вы не рассчитывали  на  что-то?  Вы  постоянно  разыгрываете  какую-то
партию с определенной целью. Когда же вы искренни?
   - Только когда вы в моих объятиях, красавица вы моя. Только тогда  я  сам
не знаю, что делаю. За эту слабость я дорого заплатил.  Помните,  пятнадцать
лет тому назад я поддался соблазну подольше остаться наедине  с  вами,  моей
неотразимой женушкой, и не успел вовремя скрыться  от  королевской  полиции,
прибывшей арестовать меня. То же самое произошло сегодня ночью,  когда  наша
встреча снова притупила мою бдительность и ваши гугеноты успели  осуществить
свой коварный замысел, а я оказался в ловушке...
   Продолжая говорить, он снял маску, и Анжелика с  удивлением  увидела  его
посветлевшее лицо: он даже улыбался, взгляд его стал ласков и горяч.
   - Если  вспомнить,  сколько  несчастий  я  претерпел  из-за  вас,  трудно
поверить, что я не держу на вас обиды. Но я не могу обижаться на вас.
   Он наклонился к Анжелике, и у нее закружилась голова.
   -  Жоффрей,  умоляю  вас,  вам  нельзя  недооценивать   всю   серьезность
положения. Неужели вы допустите, чтоб все мы погибли?
   - Раскрасавица вы моя, что за пустяки вас тревожат!  Вот  мне  достаточно
взглянуть на вас, чтобы забыть обо всех неприятностях.
   - Но ведь вы согласились на переговоры.
   - С единственной целью вызвать вас и вернуть в свое владение.
   С неуемной нежностью он обнял ее и привлек к себе, покрывая поцелуями  ее
лицо.
   - Жоффрей, Жоффрей, прошу вас... Вы ведете какую-то  опасную,  непонятную
игру.
   - Неужели ее можно назвать комедией? - спросил он, еще  сильнее  прижимая
ее к себе. - Не говорите только, сударыня, что вы ничего не  знаете  о  силе
воздействия вашей красоты на мужчину, стремящегося обладать вами.
   Страсть его была непритворной. Она и  сама  теряла  голову  от  жара  его
трепетных губ, от запаха его дыхания, вновь ставшего родным, и это  было  не
менее неожиданно, чем те сюрпризы, которые один за другим приносит  близость
с новым возлюбленным.
   Мучившие ее сомнения рассеялись.
   "И все же он меня любит. Это действительно так... Любит, он любит меня!"
   - Я люблю тебя, ты же знаешь, - едва слышно шептал он, - я так скучаю  по
тебе с той ночи... Все произошло так быстро, ты была так встревожена..,  мне
не терпелось снова увидеть тебя, чтобы убедиться.., что то был не сон.., что
ты снова вся целиком принадлежишь мне.., что ты больше не боишься меня.
   Произнося эти слова, он непрерывно целовал ее волосы, ее виски.
   - Почему ты  сопротивляешься?  Обними  меня...  Поцелуй  меня...  Поцелуй
по-настоящему.
   - У меня такая тяжесть на сердце, я не могу... О Жоффрей, ну  что  вы  за
человек? Разве сейчас время для любви?
   - Если бы мне пришлось каждый раз откладывать  любовь  до  того  момента,
пока исчезнут все опасности, то я просто бы забыл о ее прелестях. Мой удел -
любовь в паузах между бурями, сражениями и предательствами, и,  ей  Богу,  я
вполне приспособился к этому острому соусу.
   Намек мужа на его любовные похождения на  Средиземном  море  и  в  других
местах рассердил Анжелику. Приступ бешеной ревности мигом  развеял  недавнее
ощущение сладостной нежности.
   - Вы мужлан, господин де Пейрак, и прошу вас не смешивать меня с  глупыми
одалисками, которые ублажали вас в промежутках между  сражениями.  Отпустите
меня!
   Жоффрей расхохотался. Он решил вывести ее из себя,  и  это  ему  удалось.
Анжелика еще больше разозлилась, когда сообразила, что  он  разыгрывает  ее,
используя слабое место всех женщин.
   - Отпустите меня! Я не желаю больше вас видеть! Теперь я вижу,  какое  вы
чудовище.
   Она вырывалась с такой энергией, что он отпустил ее.
   - Вы действительно  столь  же  ограниченны  и  непримиримы,  как  и  ваши
гугеноты.
   - Мои гугеноты  -  не  дети  из  церковного  хора,  и  если  бы  не  ваша
провокация, мы бы не оказались в такой ситуации. Правда  ли,  что  вы  и  не
собирались везти их на острова?
   - Да, правда.
   Анжелика побледнела, губы ее задрожали, как у обиженного ребенка.
   - Я поручилась за вас, а вы обманули меня. Это нехорошо.
   - Разве у нас была конкретная договоренность о месте, куда  я  должен  их
привезти? Когда в Ла-Рошели вы пришли и стали умолять меня спасти их,  разве
вы  верили,  что  я  соглашусь  взять  на  борт  этих  нищих  еретиков  ради
удовольствия слушать их псалмы? Или  ради  ваших  прекрасных  глазок!  Я  не
святой Павел - апостол милосердия...
   Молодая женщина молча смотрела на него. Он продолжил более мягким тоном:
   - Вы могли верить в это только  потому,  что  идеализируете  благородство
мужчин. Я вовсе не образец или уже не образец рыцарства. Чтобы  выжить,  мне
пришлось  жестоко  сражаться.  Но  не  приписывайте  мне  и  слишком  черных
замыслов. У меня и в мыслях не было "продавать" этих несчастных. Это плод их
воображения. Я собирался сделать их колонистами на моих  землях  в  Америке,
где они могут разбогатеть гораздо быстрее и больше, чем на островах.
   Анжелика повернулась к нему спиной и  пошла  к  двери.  Он  преградил  ей
дорогу.
   - Куда вы собрались?
   - Я должна вернуться к ним.
   - Для чего?
   - Чтобы попытаться защитить их.
   - Защитить? От кого же?
   - От вас.
   - Разве они не сильнее меня? И разве не они хозяева положения?
   Она покачала головой.
   - Нет. Я знаю, что их судьба в ваших  руках.  Вы  всегда  будете  сильнее
всех.
   - А вы забыли, что они  собирались  посягнуть  на  мою  жизнь?  Вас  это,
видимо, волнует меньше, чем угроза их жизни?
   Не думает ли он свести ее с ума, задавая  столь  больно  бьющие  вопросы?
Внезапно он снова обнял ее.
   - Анжелика, любовь моя, почему мы так далеки друг от  друга?  Почему  нас
все время что-то разделяет? Не потому ли, что ты  не  любишь  меня?  Поцелуй
меня, поцелуй!.. Останься со мной!
   - Отпустите, я не могу.
   Граф де Пейрак нахмурился.
   - Вот я и выяснил, что хотел.., вы  больше  не  любите  меня.  Мой  голос
противен вам, мое внимание вас пугает... В ту ночь ваши губы не отвечали  на
мои поцелуи, вы были холодны, зажаты... Кто знает, не приняли ли вы на  себя
эту роль для того, чтобы дать возможность  вашим  друзьям  осуществить  свой
план?
   - Ваш домысел оскорбителен и смешон, - произнесла она дрожащим голосом. -
Вспомните - вы сами не отпустили меня. Как же можете вы сомневаться  в  моей
любви?
   - Останьтесь со мной. Это будет проверкой вашего чувства.
   - Нет, не могу. Я должна быть наверху. Там дети...
   Она почти без памяти убежала от него, сама не понимая почему.
   Несмотря на колдовскую силу его присутствия, на испытываемое ею искушение
раствориться в его объятиях, на ту боль, которую причиняли  ей  его  упреки,
для нее было немыслимо остаться с ним в момент, когда Онорине,  всем  детям,
грозила смертельная опасность.
   Ему было трудно осознать, что они, такие слабые и беззащитные, жили в  ее
сердце, стали частью ее  существа.  Их  подстерегала  гибель  от  жажды,  от
кораблекрушения.  И  никто  не  заслуживал  так,   как   они,   ее   полного
самопожертвования.
   Сидя на палубе, Анжелика вспоминала, какие необыкновенно нежные слова  он
говорил ей накануне. Онорина пристроилась у нее на коленях; Лорье,  Северина
и белокурый Жереми расположились у ее ног. Одни дети играли и тихо смеялись,
большинство сидели молча.
   Они  сгрудились  вокруг  нее,  похожие  на  гусят,  которые  инстинктивно
прячутся от грозы под материнским  крылом.  В  каждом  из  них  ей  чудились
Кантор, Флоримон. "Мама, надо уходить! Мама, спаси, защити меня..."
   Перед  глазами  Анжелики  возникло  бледное,  безжизненное  лицо  малютки
Шарля-Анри...
   Нет, к взрослым у нее теперь не было ни малейшего сострадания.
   Они  все  стали  ей  безразличны,  даже  праведница  Абигель,  да  и   ее
собственный супруг Жоффрей де Пейрак, которого она столько искала.
   "Я начинаю понимать, что мы никогда не сможем  быть  вместе.  Он  слишком
изменился. Или же он всегда был таким, только я не осознавала этого".
   Итак, он предпочел скорее умереть, чем уступить. Он достаточно  пожил,  и
его мало волнует, что вместе с ним погибнут и  дети.  Пусть  так  рассуждают
мужчины, но не мы, женщины, несущие ответственность за эти маленькие  жизни.
Самое малое дитя наделено огромной любовью к  жизни  и  чувствует  ее  цену.
Никому не дано права лишать  жизни  невинное  создание.  Это  самая  великая
ценность.
   - Госпожа Маниго, - сказала она громко, - надо разыскать  вашего  мужа  и
попытаться убедить его смягчить условия, предъявленные Рескатору. Только  не
уверяйте меня, что вы боитесь, когда  он  поднимает  голос.  Это  вам  не  в
новинку. Ваш супруг должен понять, что Рескатор  не  уступит,  пока  ему  не
вернут корабль.
   Госпожа Маниго ничего не ответила, но на глазах у нее выступили слезы.
   - Я не могу просить мужа капитулировать, госпожа Анжелика. Это  для  него
хуже смерти. Представьте, что Рескатор снова возьмет верх. Разве он  пощадит
его?
   Они немного помолчали. Затем Анжелика вернулась к своей идее.
   - Попытайтесь, госпожа Маниго. Подумайте о детях. Потом и я  попробую.  Я
готова спуститься в трюм, чтобы уговорить Рескатора пойти на уступки.
   Жена судовладельца поднялась, тяжело вздохнув. После возвращения  госпожи
Каррер и Абигель штаб  ларошельцев  непрерывно  заседал  в  рубке,  обсуждая
возможности высадки с учетом мнения наиболее сведущих моряков.
   Между тем, экипажем овладевал страх. Анжелика расслышала обрывки фраз  на
испанском языке, из которых явствовало, что матросы собирались  спустить  на
воду шлюп и сбежать с проклятого корабля.
   Безумцы! Течение понесет их все в том же роковом русле. Их слабыми силами
не выиграть схватки, в которой бессилен даже корабль...
   Ничто не нарушило молчания пустыни туманов  и  льда,  уготовившей  гибель
"Голдсборо".
   Но вдруг среди призрачных теней, заполнивших палубу, блеснул луч надежды.
К вскочившим на ноги женщинам подбежал запыхавшийся Мартиал.
   - Рескатор согласен, согласен! Он сказал, что посылает лоцмана и еще трех
человек, которые хорошо знают  побережье.  Они  смогут  вывести  корабль  из
течения и причалить к берегу.

Глава 5

   Первым  вышел  из  люка  Эриксон.   Лицо   коренастого   коротышки   было
непроницаемым. Переваливаясь на низких ножках, он взобрался по  лестнице  на
полуют.
   Анжелика, окруженная несколькими женщинами,  думала,  что  вслед  за  ним
появится высокий силуэт ее мужа. Этого не произошло. На палубу вышел  Никола
Перро  со  своим  индейцем,  затем  десяток  матросов:  англичане   и   трое
мальтийцев. Один матрос пошел  к  Эриксону  на  корму,  остальные  вместе  с
бородатым  канадцем  присели  возле  шлюпа.  Держались   они   уверенно,   и
направленные на них мушкеты, видимо, не очень  их  волновали.  Никола  Перро
вытащил трубку и с независимым видом набил ее. Закурив, он огляделся вокруг.
   - Если на парусах вам  нужны  дополнительные  люди,  -  сказал  он  своим
тягучим голосом, - то можно вызвать подмогу из трюмов.
   - Нет, - резко ответил Маниго, с  особой  настороженностью  следивший  за
ним. - "Мой" экипаж прекрасно управляется с этой работой.
   - А кто будет переводить на испанский указания Эриксона марсовым?
   Ответа не последовало.
   - Ну, ладно! - вздохнул он, тряхнув трубкой с видом человека,  с  большой
неохотой прерывающего свой отдых. - В таком  случае  беру  это  на  себя.  Я
ничего не смыслю в морском деле, но говорю на всех диалектах побережья.  Мне
приказано не щадить себя, и, хотя мои таланты невелики, я готов.
   Он приподнял свою меховую шапку и направился на корму.  Назначив  часовых
для охраны мятежных матросов,  Маниго  последовал  за  ним.  Тот  факт,  что
Рескатор остался внизу, вызвал у гугенотов смешанное  чувство  облегчения  и
досады. Досады, так как его познания в навигации и  практическое  мастерство
вселили бы в подавленных пассажиров  уверенность,  что  и  на  этот  раз  он
вызволит их из беды. Облегчения, потому что в его присутствии все испытывали
страх. При нем даже у Маниго появлялось сомнение в  успехе  его  затеи.  Для
контроля над ним не хватило бы и шести мушкетов. Зато присланные на  подмогу
его люди не должны были доставить особых хлопот. К  тому  же  они  выглядели
усталыми и безразличными ко  всему.  Без  сомнения,  эти  люди  были  готовы
пожертвовать своей  частью  добычи,  лишь  бы  сойти  на  берег  и  избежать
неминуемой  гибели.  Должно  быть,  они  убедили   непреклонного   Рескатора
согласиться на эту неожиданную  для  мятежников  полукапитуляцию,  чтобы  не
упустить последнюю возможность спастись.
   - Надо уметь проявить твердость, - оживленно вещал адвокат Каррер, - этот
спесивец капитулировал перед нашей позицией. Мы выиграли партию.
   - Прошу вас, не вертите так своим пистолетом, - успокаивала его жена.
   Зябко потерев руки под шалью, она добавила:
   - Если бы вы переговорили с ним с глазу на глаз, то поняли бы, что отнюдь
не страх за свою жизнь и жизнь других вынудил этого  человека  прислать  нам
лоцмана.
   - А что же тогда?
   Но женщины только пожали плечами - они  и  сами  не  знали.  Серый  туман
пропитал сыростью волосы и одежду Анжелики, но она так же, как и другие,  не
хотела уходить в  каюту,  пока  не  увидит  Эриксона  за  штурвалом.  Однако
маленький боцман, к  которому  сразу  же  приставили  часовых,  не  проявлял
особого рвения и, казалось, просто опирался на  штурвал.  Со  стороны  можно
было подумать, что Эриксон не то спит, не то дремлет с открытыми глазами.  В
нескольких шагах от него с рупором погибшего капитана Язона стоял  бородатый
канадец с неизменной трубкой в зубах.
   Прошло несколько часов, и  тревога  вновь  охватила  пассажиров.  Корабль
продолжал путь на север, но только с еще большей скоростью, так как  Эриксон
сразу же распорядился установить паруса по ветру.
   У ларошельцев возникло подозрение, что коварный Рескатор прислал  им  его
только для того, чтобы приблизить кораблекрушение.
   - Неужели это возможно? - шепотом спросила Абигель Анжелику. - Вы  верите
в то, что он способен так поступить?
   Анжелика  решительно  покачала   головой,   но   в   глубине   души   она
засомневалась. Может ли она стать гарантом намерений любимого,  которые  ей,
по существу, неизвестны. Ей очень хотелось  верить  человеку,  которого  она
обожала. Но что она узнала о  нем  в  прошлом?  Жизнь  не  дала  ей  времени
приобщиться к богатой, напряженной, разнообразной духовности мужа.  Но  ведь
могло произойти и обратное - если бы у них сложилась  совместная  жизнь,  то
пришлось бы расстаться со многими иллюзиями и понять, что с годами мужчина и
женщина, как бы ни были они близки, непрестанно, но тщетно ищут друг  друга,
словно в плотном морском тумане, и что в этом мире их союз - мираж. "Кто  же
ты, в чьем взоре я пытаюсь найти свое  счастье?  И  не  остаюсь  ли  я  сама
непостижимой тайной для тебя?.."
   Если верно, что Жоффрей задает себе  те  же  вопросы  и  при  всей  своей
замкнутости  и  внешней  жесткости  постоянно  взывает  к  ней  всем   своим
существом, тогда потеряно еще не все.
   Они звали друг друга, протягивали друг  другу  руки  сквозь