у в безопасности... как в Вапассу.
   - Вы правильно подумали.
   - Но где же вы спали? - спросила Анжелика, кутаясь  в  соскальзывающую  с
нее простыню.
   - На складной кровати, "кровати нищего", как  говорят  у  вас.  Там  есть
немного соломы и покрывало... Если это вам не помешает, мадам.
   И он ушел устраиваться на ночлег.
   Из погреба донеслось блеяние козы.
   Никаких сомнений. Они были в Канаде.
   Обняв Анжелику, граф де Пейрак медленно повел ее по лестнице. Поднявшись,
они остановились, затаив дыхание. Справа от  них  открывалась  комната,  где
находилось огромное роскошное ложе, уже упомянутое Виль д'Аврэем.  Оно  было
поистине королевским и занимало все пространство от стены до стены.
   - Наш маркиз - несравнимый хозяин, - сказала Анжелика.
   Но они не  сразу  вошли  в  комнату,  а  остановились  у  высокого  окна,
находившегося в центре лестничкой площадки, по обе стороны  которого  стояли
друг против друга две банкетки.
   Привлеченные  лунным  светом,  струившимся  через   квадратики   оконного
переплета, они уселись рядом, и Жоффрей, откинув полу своего  плаща,  накрыл
им плечи Анжелики и прижал ее к себе.
   - Что это за одежда? - спросила  Анжелика.  -  Ткань  плотная,  но  такая
грубая.
   - Это подарок одного купца  из  этого  города.  Он  мне  понадобился  для
сегодняшнего переодевания. Я надеюсь, он войдет в моду в  здешних  краях,  а
возможно, и в Париже.
   - Это одежда крестьянина!
   - Но очень удобная для свиданий с красавицами ледяной ночью.
   Обнявшись, они любовались лунным пейзажем.
   На другой стороне улицы можно было разглядеть деревья фруктового сада.  В
ночной темноте вырисовывались неясные очертания ближайших  домов.  Но  вдали
виднелся четкий силуэт колокольни собора. Луна, вышедшая из  облаков,  сияла
позади собора, и в ее ажурном свете были видны перила и колоннада  башни,  и
высокий крест, уносящий далеко в ночное небо маленький флюгер, прикрепленный
на самом его конце. На  фоне  мутно-молочных  облаков  он  казался  рисунком
тушью,  выполненным  гигантским  пером.  Вокруг  него  виднелись   башни   и
колокольни  семинарии,  монастыри  урсулинок,  иезуитской  церкви  и  прочих
маленьких церквей.
   Жоффрей говорил вполголоса.
   Он  вспоминал  о  событиях  сегодняшнего  дня,   которые,   Слава   Богу,
закончились для них столь удачно. Безумный поступок мадам де  Кастель-Моржа,
казалось, его скорее развеселил.
   - Я признаю, что питаю некоторую слабость по отношению к таким  неистовым
и дерзким женщинам, идущим до конца  в  том,  что  они  задумали.  Преданная
своему духовнику, отцу д'Оржевалю, она, несмотря на его бегство,  продолжала
осуществлять его план. Ну и, кроме того, это женщина  из  Аквитании.  А  мы,
гасконцы, можем друг друга понять и простить.
   - Я считаю, что вы слишком легкомысленно воспринимаете поступок,  который
мог повлечь гибель "Голдсборо", - возразила Анжелика. - Вообразите, что было
бы, если бы снаряд попал в цель: этот великолепный, корабль  потонул  бы,  а
вместе с ним все богатства и оружие, бывшие на борту. И, возможно,  были  бы
человеческие жертвы.
   - Жизнь редко делает нам столько зла, сколько могла  бы...  Что  касается
меня, то  когда  опасность  миновала,  я  не  пугаюсь  того,  что  могло  бы
произойти, а радуюсь, что все так хорошо закончилось...
   - Мне кажется, вы сегодня  выпили  слишком  много  французского  вина,  -
сказала Анжелика.
   - Но кто же выиграл, в конце концов? "Голдсборо" по-прежнему качается  на
якоре у подножия скалы Рок, тогда как дом Кастель-Моржа сильно поврежден.
   И  он  добавил,  что   Фронтенак   был   вынужден   поместить   семейство
Кастель-Моржа в крыле замка Святого Людовика.
   Все это время он держал Анжелику в своих  объятиях  и  время  от  времени
целовал ее в лоб или в  висок  так,  как  будто  ее  лицо  непреодолимо  его
притягивало.
   Она догадалась, в конце  концов,  что  он  говорил  так  беспечно,  чтобы
успокоить ее, чтобы передать ей свою уверенность, так  как  на  самом  деле,
несомненно, он не был так уж радостно настроен.
   - Жоффрей, - сказала она покорно, - я признаюсь,  что  поддалась  панике.
Передо мной вдруг выросли все те препятствия, которые  нам  могут  помешать.
Мне внезапно почудилось, что в этом доме есть сходство с тем самым, куда нас
поместили,  когда  мы  должны  были  присутствовать  на  свадьбе  короля   в
Сан-Жан-де-Луце.  Вы   помните?   Было   сплошное   ликование,   но   король
воспользовался этим весельем и суматохой, чтобы арестовать вас.
   - Забудьте же ваши воспоминания о прошлом, дорогая.  Времена  изменились.
Ничто не повторяется в точности, как это было раньше, поскольку жизнь -  это
движение. Сейчас король уже не тот юный  монарх,  озабоченный  прежде  всего
тем, чтобы уменьшить влияние принцев, которые вместе с Фрондой угрожали  его
трону. Теперь его могущество несомненно.  Ни  один  сильный  вассал  уже  не
сможет стать королем в своей провинции. А именно в этом подозревал он меня в
те времена. Теперь времена иные.
   - Король стал другим.
   - А вы, вы теперь другая женщина. И вы сегодня доказали это,  и  с  каким
блеском! Я сегодня смотрел на вас, и мне казалось, что ту, что  приближается
ко мне, я не совсем хорошо знаю. Как мне объяснить вам, что я ощутил,  видя,
что вы притягиваете все  восхищенные  взоры?  Я  видел  вас  во  всех  ваших
обличиях: ослепительную в Версале, уверенную  в  себе  и  бесстрашную  перед
ирокезами, непоколебимую перед Амбруазиной-Демоном. Все  это  не  сулит  мне
спокойной жизни... Но я люблю риск и новизну.
   - Это так! Вы слишком любите  риск.  Я  права,  когда  волнуюсь  за  вас.
Помните,  когда  вы  отправились  на  свидание  с  этим  Варанжем  в   бухту
Благодарения, поверив лишь записке, подписанной Фронтенаком. Вы  отправились
туда совершенно один, и он ждал вас там, чтобы убить.
   - Я, должно быть, предчувствовал, что ангел-спаситель встретится  мне  на
пути. Все, что замышляется вокруг нас, не всегда нам понятно. Без вас я  был
бы мертв. Но вы явились, и вы убили его.
   Анжелика вздрогнула.
   - Что замышлял этот человек? Он оставил у меня странное впечатление.  Как
некий дух он растворился в вашей жизни, злой дух из видений. Я уверена,  что
он был одним из сообщников Амбруазины, одним из тех, кто ожидал ее  и  знал,
что она из себя представляет.
   - Она мертва, вы победили ее. Она не  сможет  больше  нам  навредить.  Ее
адское воинство отступило и скрылось во тьме.
   И он поднял руку к окну, как бы производя  заклинание,  но  при  этом  он
улыбался.
   У подножия Рока Святой Лаврентий нес  свои  воды  в  море,  огибая  мысы,
острова и бухты.
   В этот час уже несколько индейских  каноэ  прочертили  поверхность  реки,
подобно черным насекомым.
   Ему  удалось  рассеять  ее  тревоги  и  сомнения  и  вернуть  ей  чувство
уверенности.
   - Мы ушли уже слишком далеко, чтобы "они" могли нас настигнуть,  -  снова
сказал Пейрак. - Разве вы этого не чувствуете? Все, что  может  еще  с  нами
произойти опасного или трагического, уже не будет столь серьезно.
   - А злопамятство отца д'Оржеваля? Когда я  увидела  кого-то  в  черном  у
подножия лестницы, я решила, что это он.
   Жоффрей де Пейрак  разразился  смехом.  -  Что  за  идея!  Я  плохо  себе
представляю иезуита, даже этого, который мог бы прийти к даме посреди ночи.
   - Он мог решить изгнать из меня злых духов.
   - У вас слишком богатое воображение, моя дорогая. - И, помолчав  немного,
добавил:
   - Не бойтесь его. Он больше не придет.
   - Где же он? - прошептала Анжелика.
   - Он покинул город... Так говорят.
   - Но он, однако, был в нем за несколько дней до нашего приезда.
   - А теперь его больше нет.
   Анжелика вспомнила, что Жоффрей  воспринял  новость  об  отсутствии  отца
д'Оржеваля с удивлением, но так, будто  он  это  предвидел.  Она  спрашивала
себя, что он замыслил такое, чего она не знала, во что он ее не  посвящал...
У него был тайный шпион в Квебеке. Он ее как-то поддразнил по этому  поводу:
"Я же не сказал, что это мужчина..."
   - А если он вернется?
   - Он не вернется.
   - Может быть, он умер?
   - Нет, он не умер.
   Он  сжал  ее  в  своих  объятиях,  его  рука  ласкала   ее   плечи.   Она
почувствовала, как вышивка его камзола царапает ее обнаженную  кожу,  и  это
пробудило в ней тайное сладострастие.
   - Почему  он  скрывается?  Почему  отказывается  он  встретиться  с  нами
открыто? Я хочу знать.
   Жоффрей де Пейрак сказал:
   - Какое это имеет значение!
   Она видела его улыбку и чувствовала его желание.
   - Тем хуже, мадам! Вы не узнаете тайну зеленых свечей.
   Его глаза весело блестели. И Анжелика рассердилась:
   - Нет, все это не так просто. Мне было слишком страшно.
   - Когда же, любовь моя?
   - Только что.
   - Я уже говорил: страх вам не идет.
   - В прошлом году мы едва не  умерли  от  голода...  Если  бы  ирокезы  не
подоспели вовремя...
   - Но они пришли... Я их позвал.
   Анжелика высвободилась из его объятий.
   - И вы мне об этом не сказали?
   - Я не знал, смогут ли они ответить  на  этот  зов.  А  иногда  напрасные
ожидания отнимают последние силы...
   - Вы меня плохо знаете.
   - Сбывается лишь то, что держится в тайне.
   Сжимая друг друга в  объятиях,  они  растягивали  эту  сладостную  ссору,
сопровождая ее ласками, долгими поцелуями, фразы начинались и обрывались  на
полуслове, уступая место молчанию, тогда как  их  губы  продолжали  узнавать
друг друга и друг другу отвечать.
   Город лежал у их ног, узкий и зажатый со всех сторон, как остров  посреди
океана лесов, и в этот час цвета олова, свинца,  серебра,  стали  синеватые,
едва различимые  струйки  дыма  медленно  поднимались  вверх,  смешиваясь  с
утренним  туманом.  Опасаясь  пожара  больше,  чем  холода,  жители  Квебека
предпочитали гасить огонь в очагах, прежде чем ложиться спать.
   Некоторые жители этого города знали их прошлое. Одни помнили о  мадам  дю
Плесси-Бельер, другие - о Рескаторе или о знатном тулузском сеньоре.
   Но у всех этих спящих  людей  были  и  собственные  секреты,  собственные
страхи и воспоминания. И, находясь среди них, Жоффрей де Пейрак  и  Анжелика
могли,  наконец,  отдохнуть  и  под  покровом  ночи  вернуться   к   другому
предназначению судьбы: быть мужчиной и женщиной, которые любят друг друга.
   Все было забыто. Они перестали быть изгнанниками, чтобы стать  избранными
того королевства без  имени,  завоевание  которого  зависело  только  от  их
влюбленных сердец и от дрожи их переплетенных тел.
   Пальцы Жоффрея погрузились в волосы Анжелики,  скользили  по  ее  гладкой
коже, ласкали ее нежные формы.
   - Вы совсем другая женщина в своей красоте, в своей силе, - говорил он ей
совсем тихо. - И та же самая... так как мы всегда остаемся тем, что мы есть.
Но ваша душа блуждала, подобно  звездам,  по  опасным  и  темным  местам  и,
подобно звездам, приобрела еще более  ослепительное  сияние,  лучи  которого
уходят  за  пределы  видимых  границ.  Та  же  самая...   но   вышедшая   из
очистительных вод, обновленная, подобно Афродите,  рожденной  из  перламутра
раковины и дыхания весны.
   - Вы навсегда останетесь поэтом из Лангедока.
   - И я всегда буду воспевать Даму моих грез. А  вы  слушаете  меня,  глядя
так, что  будите  во  мне  нетерпеливое  и  страстное  желание  сражаться  с
драконом.
   - Это от того, что ваши слова приводят меня в состояние блаженства. С тех
пор, как я вас узнала, мне кажется, что всякое слово из  ваших  уст  вдыхает
жизнь в мою душу.
   - О! Но и у вас вполне достаточно поэтического вдохновения, мадам!  Какой
прекрасный образ! А ваше божественное тело?
   Анжелика смеялась под его поцелуями.
   - ВЫ неисправимый распутник! Вы хорошо знаете, что вы с ним сделали.
   Жоффрей де Пейрак взял в руки это прекрасное, чистое лицо, которое как бы
светилось от счастья, нежности и любви к нему.
   Он прошептал:
   - Демоны скрылись в складках ночи.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
НОЧЬ В КВЕБЕКЕ

   Глубокой ночью мадемуазель  Клео  д'Уредан  пишет  письмо  своей  далекой
подруге,  Мари-Габриель,  вдове  польского  короля  Казимира  V,  прозванной
Прекрасной Садовницей.
   Время навигации прошло.
   Послание не уйдет раньше, чем кончится зима и весна  освободит  реку  ото
льда. Но м-ль д'Уредан обманет долгое ожидание,  сочиняя  послания,  которые
станут для нее беседами через океан.
   Одно за другим, она  будет  их  складывать  в  шкатулку,  предназначенную
специально для их хранения.
   "Моя дорогая,
   Я поставила свою кровать в другое место.
   Теперь из моего угла я очень хорошо вижу новый дом, который Виль  д'Аврэй
построил  на  границе  с  владениями  Куна-Банистеров;  так  как  начиная  с
сегодняшнего дня у меня появился более интересный объект для наблюдений, чем
мой сад и река, которые я уже знаю наизусть.
   Роскошный пират причалил у наших стен, и так как он заранее позаботился о
том, чтобы взять в плен господина  д'Аребуста  и  господина  интенданта,  не
оставалось ничего другого, как устроить ему такой же роскошный прием.
   Вот счастливая развязка того дела, о котором я уже вам рассказывала.
   Речь идет  о  том  французском  дворянине,  союзнике  Новой  Англии,  чьи
поселения находятся на юге  наших  владений,  на  границе  между  Акадией  и
Канадой, и который доставил нам столько хлопот. Его считали врагом, и против
него проводилось несколько кампаний.
   Стало известно, что его жена -  женщина  необычайной  красоты.  И  эмоции
достигли предела, когда одна из наших урсулинок, матушка  Магдалина  (а  она
ясновидящая) сделала по этому поводу предсказание, где  прямо  связывала  их
появление  с  вмешательством  дьявола.  Были  посланы  люди  для  проведения
расследования,  и  они  привезли  вполне  утешительные   сведения.   Страсти
улеглись.
   Но вот было объявлено об их прибытии  в  Квебек  для  заключения  мирного
договора, и споры вспыхнули вновь.
   Отец д'Оржеваль, вершащий все религиозные дела в  Акадии,  обвинил  их  в
том, что они мешали ему бороться с еретиками Новой Англии.
   Это произвело большой шум, и мнения  разделились.  Приближение  их  флота
было расценено как катастрофа, и речь шла уже о том, чтобы  водружать  знамя
на Нотр-Дам и спасать город.
   Колдун из Нижнего города рассказал, что он видел, как  в  небе  проходила
вереница горящих лодок.  Это  легенда,  в  которую  охотно  верят  все,  кто
приезжает из западных провинций Франции; Такое знамение  предвещает  близкое
несчастье.
   Затем, по непонятным причинам, этот злобный иезуит исчез, что  привело  в
совершенную растерянность его сторонников.
   Что касается Фронтенака, то он вел себя правильно. Он всегда  был  на  их
стороне. Он принимал настолько  активное  участие  в  этом  деле,  что  даже
отправил этим летом  множество  посланий  королю,  в  которых  старался  ему
доказать,  что  для  Франции  очень  выгодно   установление   добрососедских
отношений с таким сильным соседом, который  к  тому  же,  говорят,  сказочно
богат.
   В ожидании ответа, который, как надеялся губернатор, будет  одобрительным
и благожелательным, губернатор разыгрывал карту дружелюбия и гостеприимства.
К тому же, господин де Пейрак и он - земляки. Они из провинции  Лангедок,  а
все знают, как гасконцы поддерживают своих.
   Вот так все происходит на свете!.. У нас в Канаде народ  очень  падок  до
новых событий и развлечений.
   Тех, кто был недоволен, отодвинули в сторону, и народ начал готовиться  к
встрече господина де Пейрака и его жены.
   Дорогая моя, мне трудно  описать,  какую  радость  испытал  народ  от  их
прибытия, которого так боялись.
   Я  ничего  не  преувеличиваю.  Мадам  де  Пейрак  обладает   способностью
завораживать толпу.
   С раннего утра весь город ожидал  ее  прибытия,  и  они  готовы  были  бы
прождать ее всю жизнь, если бы она не приехала.
   Если верить  господину  де  Мэгри,  это  женщина  ослепительной  красоты.
Несомненно, она - колдунья. Она не переступит порога моего дома".
   М-ль д'Уредан подчеркнула эту фразу.
   Она поудобнее устроилась на  своих  кружевных  подушках.  Перед  тем  как
установить у себя на коленях письменный прибор, она  слегка  надушила  мочки
ушей своими любимыми духами. Она проверила, взглянув в зеркало, как  на  ней
сидит наколка из малинских  кружев,  покрывающая  ее  седые  волосы.  Велела
принести новые свечи. Решила  не  сердиться  на  свою  английскую  служанку,
глупую, скучную и вдобавок ко всему еретичку,  и  попросила  ее  всего  лишь
убрать с постели шкатулку и пачки писем, перевязанные лентами,  которые  она
еще не успела разобрать.
   Их принес ей маркиз де Виль д'Аврэй, но он так спешил, занятый лишь  тем,
что произошло сегодня  и  что  должно  будет  произойти  завтра,  и  убежал,
неизвестно куда. Она поняла причину его спешки, когда увидела, как их  тихая
улица заполнилась толпой иностранцев, которых Виль  д'Аврэй,  вел  к  своему
дому.
   Именно в этом, и  она  не  скрывала  это  от  себя,  крылась  причина  ее
неприязни  к  той,  которую  она  про  себя  называла   не   "Демоном",   но
"Соблазнительницей".
   "Карлон также не пришел меня навестить, а ведь  он  уже  вернулся  в  наш
город. Но я ему прощаю, так как, вы же знаете, я питаю к нему слабость.
   Весь город был на улице.
   Джесси, моя англичанка,  бежала  до  самого  луга,  чтобы  посмотреть  на
корабли, которые, как решила эта дурочка, приехали, чтобы ее  освободить.  В
результате она упустила собаку, и  стоило  громадных  усилий  поймать  ее  и
вернуть в дом, тем более, что нам никто не помогал. Я  могла  бы  умереть  у
себя в постели, никто бы этого не заметил. К счастью, я пью сейчас отвар  из
кореньев, который очень подкрепляет мои силы.
   Господин советник Мэгри де Сен-Шамон сжалился  над  моим  одиночеством  и
нанес мне визит.
   Во всяком случае, вы же меня знаете. Я ничего не видела, но я все знала.
   Я слышала всего лишь один пушечный выстрел. Казалось, это  ни  о  чем  не
говорит.
   Этот выстрел сделала Сабина  де  Кастель-Моржа,  обезумев,  видя,  как  в
Квебеке принимают тех, кого она считала врагами Новой Франции и особенно  ее
дорогого духовника, отца д'Оржеваля. Этот  иезуит,  которому  она  полностью
подчиняется,  заставляет  ее  причащаться  каждый  день.  Бог   мой!   Какая
нелепость! Но я умолкаю, так как говорят, что король все еще не примирился с
Пор-Руаялем и янсенистами..."
   Клео д'Уредан прервала свой рассказ, и перо замерло в  ее  руке.  Она  не
будет продолжать рассуждения о Пор-Руаяле. Иначе она никогда не закончит.
   "Господин де Пейрак привез в подарок епископу мощи  святой  Перепетуи.  И
тому  ничего  не  оставалось  делать,  как  принять  де  Пейрака   со   всей
торжественностью.
   Еще я должна вам рассказать о том стыде, который испытали наши дамы из-за
Сабины де Кастель-Моржа. Не столько из-за пушечного выстрела, что было явным
фанфаронством,  но  затем,  принуждаемая  своим  мужем   присутствовать   на
торжественной мессе, она оделась в черное, дабы подчеркнуть траур этого дня,
покрыла лицо свинцовыми белилами и выкрасила губы  в  кроваво-красный  цвет.
Лицо ее стало отвратительным, как ярмарочная маска. Настоящий скандал! Мадам
Добрэн, такая добрая и ласковая, даже плакала из-за этого.  Сабина  считает,
что ей все позволено. Своим нелепым поведением она, наоборот, только усилила
симпатии всех к той, которую хотела унизить, к прекрасной Мадам  де  Пейрак,
которая не обращала на  нее  внимание  и  вела  себя  очень  любезно".  М-ль
д'Уредан остановилась. Стояла глубокая ночь. Все было спокойно.  Черно-белая
собачка лежала у подножия ее кровати на ступеньках алькова.
   Дама раздвинула занавески, так как она хотела видеть в окно  дом  маркиза
де Виль д'Аврэя.
   Там, на другой стороне улицы, также все улеглось. Полная  темнота.  Можно
различить приглушенный свет, но это либо ночники,  либо  догорающие  угли  в
очаге кухни. Однако Клео д'Уредан показалось, что она ра