пошли разговоры, что в
таком  месте,  где  столько детей, просто цены нет такой собаке, и все стали
вспоминать  ужасные  случаи  -  кого,  когда и как кусали змеи, а Тузик грыз
сахар, лежа около своей змеи, как победитель.
     Одна  женщина  рассказала,  как  кому-то в дом принесли ящик торфа, и в
нем  была  замерзшая  змея,  но ее никто не заметил, кроме мальчика, который
ползал  на  четвереньках,  и  потом  рассказывал  маме,  что  в ящике "сидит
рыбка",  а  мама  так  ничего  и не сообразила, пока змея не отогрелась и не
укусила  мальчика,  и  он  умер. Дослушав этот рассказ, все стали кричать на
нас,  что  мы  паршивые  мальчишки,  столько  времени держали такую собаку в
овраге,  и теперь нужно сделать так, чтоб эта собака никуда от нас не ушла и
жила при наших домах, как общая собака.
     Ленька,  как  всегда, знал больше всех и рассказал, что собаки-змееловы
на  Суматре  ценятся  на вес золота. Тузик, конечно, не с Суматры, но просто
встречаются  экземпляры  собак,  обладающие необыкновенным мужеством. Они не
отличаются   большой   физической   силой   и  ростом,  но  славятся  полной
неустрашимостью.  Попадется змея - змея! Пантера? Они и на пантеру кидаются,
защищая  человека.  Мгновенно  вцепляются  хищнику  в хвост, и, пока пантера
разбирается,  что  там  у  нее  происходит с хвостом, хозяин собаки успевает
пронзить хищника копьем или в крайнем случае спастись бегством...
     В  общем,  Тузик  оказался очень покладистый, общительный песик, прощал
малышам  все  их  глупые  выходки,  когда  его  дергали за хвост или осыпали
песком  из  формочек.  Даже  когда  история  со  змеей  уже позабылась, всем
нравилось, что у нас завелся такой Тузик...
     В  то  время  я  довольно  много  размышлял  о  любви, откуда она вдруг
берется,  и  как  это  получается,  что ты внимания не обращал на человека и
вдруг  начинаешь замечать, что он не такой, как другие, а совсем особенный и
хороший.  Ну,  и попутно я стал думать, откуда начинается и как разрастается
ненависть.
     Считается,  что мальчики о таких вопросах совершенно не думают. И очень
хорошо,  пускай  считается  и  дальше, нам так гораздо спокойнее, ничего нет
противнее, когда мешаются в твои личные дела.
     Так  вот,  у  нас  как-то  завелась  легкая  неприязнь  с  одной кучкой
мальчишек  и  парней  из  дальнего  квартала.  Известно, как это начинается:
кто-то  идиотски  сострил,  кто-то  хихикнул,  на другой день кто-то это все
припомнил  и  добавил, и скоро начинаешь замечать, что парни, которые совсем
недавно казались тебе ничего себе, оказывается, очень противные.
     Началось,  кажется  с Тузика, они, конечно, завидовали, что у нас такой
песик,  который  почти  у всех на глазах задавил змея. Он был общей собакой,
но  спать  ходил  к  Леньке,  и  это  было справедливо - ведь он его спас от
гадюки!
     Не  знаю,  может  быть,  мы  немножко хвастались Тузиком? Может быть! А
парни  эти,  наши  будущие  злодеи, хвастались какой-то кавказской овчаркой,
которую  якобы  зовут  Мамед  и  которой  у них, конечно, и на свете нет, но
которая  якобы умеет давить волков. Мы, конечно, хохотали и приглашали, чтоб
они приводили собаку к нам в гости, а волков мы им достанем!
     Потом  все  это  стало  понемногу  всем надоедать, и однажды мы большой
общей  компанией,  даже  с  многими  девочками,  отправились  на экскурсию в
старинную  усадьбу-музей. Там разбрелись, осматривая статуи, и антресоли для
музыкантов, портреты, и конюшни, и старинный парк с густыми аллеями.
     И  тут  они  нам  устроили подлость такую, что даже подробно вспоминать
противно.  У  одного  из  ихних  парней  отец был водитель грузовика, и, как
потом   оказалось,   он  обещал  заехать  в  усадьбу-музей  и  отвезти  всех
экскурсантов домой.
     Ихняя  компания  это  все  знала  с  самого  утра,  они пересмеивались,
обменивались  намеками,  но  ничего  нам не сказали, и когда мы вернулись из
парка  к  сборному  пункту, то успели только увидеть, как они уже отъезжают,
забравшись в кузов.
     Мы   еще   не   понимали,   что   это  подлость,  думали,  какое-нибудь
недоразумение,  и  бежали  за машиной, махали руками и кричали, а они делали
вид,  что  не  слышат,  но,  отъехав  подальше,  стали  нам махать ручками и
приплясывать.
     Мы  были  усталые,  идти  было  еще  очень  далеко, и, конечно, здорово
бесились и, топая к дому по обочине шоссе, задумывали, как бы им отомстить.
     Леня    предложил,   что   он   в   следующий   раз   попросит   своего
папу-полковника,  у которого в распоряжении энное количество машин, прислать
за  нами  крытую  военную  машину,  и мы выберем день, когда пойдет дождь, и
прокатим мимо наших врагов и еще обрызгаем их грязью.
     - У  тебя  же  папа  генерал,  -  сказал я Леньке. - Что это он вдруг в
полковники попал?
     - Я  говорил,  что он генерал? - изумился Леня. - Он полковник. Неужели
не  понятно?  Он в звании полковника, но должность занимает генеральскую. Вы
что, не слыхали, что так бывает очень даже часто?
     Мы  слыхали, и мы очень устали, и плелись очень долго до дому, и дождик
пошел  ради  нас,  а  для  мести  нашим  злодеям ничего не могли придумать и
только в конце пути Ленька предложил сделать так:
     - Мы  промчимся мимо них, но в ту минуту, когда они решат, что мы такие
же  подлецы,  как  они,  мы  вдруг  остановим  машину  и  скажем:  садитесь,
пожалуйста,  ребята,  неужели  вы  думаете,  что мы способны проехать мимо и
бросить вас тут одних?
     Стали  спорить,  какая  месть лучше, но тут дождик еще припустил, и мы,
мокрые,  шлепая,  скользя  по грязи, кое-как добрались до дому, так ничего и
не решив.
     Но  с  этого  дня  мы стали подумывать, какую бы им сделать пакость. И,
как оказалось, их мысли работали, как говорится, в том же направлении.
     Песочного  цвета, громадная, лохматая кавказская овчарка, которая имела
диплом,  что  ее  отец загрыз восемь волков! Свирепая, с широченной грудью и
обкусанными ушами собачища, оказалось, существует на самом деле!
     Мало  того,  Дранке  кто-то давал ее водить гулять на сыромятном ремне.
По  одному  ремню  было  видно,  на  что  способна  эта зверюга, если начнет
рваться!
     Наши  злодеи  почти каждый день стали прохаживаться с этим диким чертом
вдоль  оврага  на  нашей  стороне,  и  Дранка  двумя  руками  с  натугой еле
удерживал его, когда тот тащил его за собой.
     Общественность,   в   особенности  у  кого  были  дети,  в  пашем  доме
возмутилась,   были  приняты  меры,  и  этого  Мамеда  строго-настрого  было
запрещено  даже  близко  подводить к нашей территории, так что Дранка теперь
только издалека кричал со своими мальчишками всякие глупости вроде:
     - Скорей  давайте  сюда  вашего Тузика, тут змея! - Или звали: - Тузик,
Тузик!.. Тузик!.. Иди сюда!
     Мамед  вставал  на  задние  лапы,  рвался, и мы, конечно, понимали, что
нашему  маленькому  Тузику  вмиг  придет  конец,  если  этот  черт  до  него
дорвется.
     Едва  на горизонте появлялся окаянный песочный Мамед, весь дом, начиная
с   малышей,   кидался   спасать   и  прятать  Тузика.  Его  звали,  ловили,
подкармливали  печеньем,  заманивали  и  запирали где-нибудь, чтоб он не мог
выскочить и случайно попасться на зубы дикой кавказской собаке.
     Тузику  не  очень  нравилось, когда ему навязывали какую-нибудь веревку
или  детский  поясок  и  держали  на  привязи.  Довольно насиделся на цепи у
своего  Сторожилы!  Поэтому  мы,  дождавшись, когда песочного зверя уведут и
опасность минует, иногда водили Тузика прогуляться по оврагу.
     Самой   мирной   компанией,   даже  с  несколькими  девочками,  которые
увязались  за  Галей,  мы  гуляли однажды по опушке кустов, а наш несчастный
Тузька,  не  чуя  беды,  шнырял по полю, подскакивал, делая вид, что вот-вот
поймает   мыша,   или   копал   землю,   разрывая   чью-то  норку,  наверное
какого-нибудь  крота,  который  в  это время отдыхал где-нибудь в безопасном
подвале своего домика, посмеиваясь над тем, кто там пыхтит у него на крыше.
     А  Дранка  со  своими паршивцами, оказывается, сделали вид, что ушли, а
сами  вернулись  и  затаились  в  кустах, и теперь вдруг они все выскочили с
каким-то идиотским торжествующим воплем вроде:
     - Эхе-э-э!  Хе-э!..  -  И  впереди  всех выскочил, натянув, как струну,
свой   толстый   ремень,  этот  самый  пес  Мамед.  Скорее  всего  Дранка  с
прихвостнями   хотели   просто  нас  напугать.  Не  нас  самих,  а  чтоб  мы
перепугались  за  Тузика,  конечно. Но тут случилось то, чего, наверное, они
сами не ожидали и не хотели.
     Мамед  рявкнул,  вырвал  поводок  из  рук  и  кинулся на нашего бедного
змеелова.
     Никто  ахнуть  не поспел, как Тузик, поджав хвост, дунул в кусты, Мамед
за  ним  напролом,  с  разинутой  пастью,  и они оба прямо кубарем с треском
покатились  на  дно  оврага.  Кавказец  рванул напролом, ломая кусты, только
треск  пошел,  оба они исчезли из глаз и через минуту выскочили на луг по ту
сторону  оврага.  Тузик,  спасая  свою  потрепанную, лохматую шкурку, прижав
ушки, мчался во весь мах, как кролик, за которым гонится матерый волк.
     Тузик  успевал сделать три отчаянных маленьких прыжка, а кавказец всего
один,  но  этот  один  был длиннее трех Тузикиных, так что он прямо у нас на
глазах  его  нагонял,  как зайчонка, и если бы тот не поджимал хвоста, он бы
его уже схватил.
     Потом  они на всем скаку влетели в березовую рощу за оврагом, мелькнули
между  деревьев, исчезли, и издалека до нас донесся тоненький взвизг Тузика,
точно  он  звал  нас  в  последнюю  минуту на помощь, а чем мы могли помочь,
когда  их уже и видно-то не было, и Тузик пискнул, прощаясь с жизнью, мы это
все поняли. И тут мы сами немножко озверели.
     Тузику  теперь  уже  ничто  не  могло  помочь,  но те, кто во всем были
виноваты, кто его сгубил, наши враги были тут, рядом с нами.
     Долговязый  дурень  Дранка,  который,  может  быть,  и вправду нечаянно
упустил  своего  пса, - теперь сделал именно то, что и должен был сделать на
его месте любой малодушный тип...
     Каждый  по себе знает, как это бывает, например, когда, разыгравшись на
улице  в  снежки, ты вдруг нечаянно залепишь в ухо какой-нибудь старушке или
пожилому   прохожему  тугим  снежком!  Каждый  знает,  до  чего  трудно  тут
остановиться,  подойти,  выслушать  упреки,  а  то  и  брань пострадавшего и
сказать  ему  самые  простые  слова:  "У меня это вышло нечаянно. Я не хотел
ляпнуть  вас  снежком!" Это просто ужасно трудно себя заставить сделать. Для
этого нужно быть здорово мужественным парнем с сильной волей.
     Ну,  а  как  на  его  месте поступит обычный малодушный паренек? Это мы
знаем:  он  подмигнет  товарищам,  заржет  и выкрикнет, чтоб поддержать свой
авторитет:  "А  ты,  дяденька, другой раз уши дома оставляй, целей будут!" -
или  что-нибудь  подобное  в  том  же  роде, что кажется таким остроумным на
улице и перед товарищами и о чем потом так стыдно вспомнить...
     Дранка, конечно, именно так и поступил.
     - Приветик,  Тузик!  - дурашливо проблеял он. - Не поминайте лихом! - И
бессмысленно  заржал,  и  в тот же момент Ленька бросился на него и стал его
бить.
     Наверное,  у  него  от  возмущения  что-то  заскочило в голове, он даже
как-то  ослаб, себя не помнил, и, невнятно выкрикивая какие-то слова, глотая
раскрытым  ртом  воздух  и заикаясь, он стал пихать кулаками Дранку, толкать
его  плечом,  лягать  коленкой,  но  от  горя и возмущения делал это все так
медленно  и  так слабо, что тот даже сразу не понял, что его бьют. Он только
пятился,  отпихивал  Леньку  своими  длинными  ручищами  и с удивлением тупо
повторял:
     - Ты это что? Драться?
     Но  было  видно, что сам-то он в этом далеко не уверен. Он все пятился,
и  спрашивал,  и  отпихивался  ручищами,  как  вдруг  Леньке  каким-то чудом
удалось  залепить  ему  довольно  удачно  куда-то  в  область  носа;  Дранка
разозлился  и  ударил  Леньку  так,  что тот отлетел шага на четыре и сел на
землю, но опять вскочил и кинулся опять в бой.
     И  вот уже тут мы все заорали: "Ах, вы еще и драться?!" - и пошла общая
драка,  какой,  наверное,  не было с тех пор, как привезли первый кирпич для
постройки первого дома, в самом первом квартале нашего района.
     Девочки   кричали:  "Позор!  А  еще  школьники  называются!  Прекратите
немедленно!",  но  у  нас  в ушах все еще стоял предсмертный вопль Тузика, и
нам  в  ту  минуту  казалось, что вся подлость и несправедливость мира стала
тут,  прямо перед нами, и мы набросились на нее и дрались изо всех сил. Если
мы  уж  никак  не могли помочь загнанному Тузику, мы жаждали хоть отомстить,
потому  что  мы  не  желали признавать торжества несправедливой силы, у кого
зубы длиннее, как у этого лохматого черта...
     Конечно,  это  всем  нам приходило в голову некоторое время спустя, а в
ту   минуту  мы,  стиснув  зубы,  лупили,  боролись,  подбивали  подножками,
валились  в обнимку на землю, старались затиснуть себе под локоть чью-нибудь
шею и ткнуть мордой в грязь. И Дранкины мальчишки орали:
     - Ах! Так вы драться?
     А наши вопили:
     - А-а! Вы еще драться?
     Уже  кто-то  из  маленьких,  сидя на земле, ревел, держась за ухо, двое
врагов в обнимку докатились до края и зашуршали в овраг!
     Девочки  на  нас  кричали,  пробовали растаскивать в разные стороны, но
никто на них не обращал внимания.
     Когда  ты,  сцепившись с каким-нибудь злодеем, только и думаешь, как бы
его  свалить,  а  он  пыхтит у тебя над ухом, стараясь тебя тоже подкузьмить
каким-нибудь  приемчиком,  и  потом вы вместе бухаетесь на землю - тут может
заиграть  духовой  оркестр,  и  ты его не слышишь, ты как будто находишься в
каком-то  другом  мире,  довольно-таки  гадком,  злобном  и  даже  диком, но
выбираться из него тебе вовсе не хочется!
     Но  все-таки  мало-помалу  до  нас стало доходить, что девочки визжат и
кричат  как-то  по-другому.  К  тому  же  мы  сами немного повыдохлись - еле
дышали,  морды  у  всех  были  багровые,  пятнистые.  Если б нас нарисовать,
наверное  как  раз понадобилась бы та лиловая краска, которую слопала коза у
бородатого  художника.  И зеленая тоже. От травы, по которой мы катались и в
которую  тыкали  друг друга мордами. Девчонки визжали и показывали пальцами,
все в одну сторону. Мы тут поглядели и просто ахнули!
     По  ту  сторону  оврага  мчался во весь свой кроличий мах, прижав ушки,
Тузик,  а  за ним своими громадными прыжками - озверелый кавказец. Он престо
висел у Тузика на хвосте, но, оказывается, все никак не мог схватить!
     Тузик еще был живой и все еще боролся, спасая свою шкурку.
     Девочки стали звать и кричать. Ленька вопил, мы все орали:
     - Тузя!  Сюда!  Тузик!  К  нам,  скорей!  - Уж тут мы бы его не дали на
растерзание!  Да  куда  там!  Обе собаки опять мелькнули между белых стволов
берез и умчались в рощу.
     Тогда  мы  опомнились,  и  всей  толпой  сломя  голову кинулись вниз по
откосу  оврага,  подбирая  на  ходу  кто хворостину, кто какой-нибудь гнилой
сучок или камушек из ручейка на дне оврага.
     У  нас  появилась  надежда, если Тузик еще продержится несколько минут,
как-нибудь отбить его от преследователя.
     Мы  выбрались  на  ту сторону, вооруженные кусочками кирпича и сучками,
но  на  поляне  уже  никого  не  было. Было так безнадежно тихо, что девочки
начали всхлипывать.
     Потом  среди березовых стволов мелькнула песочного цвета шкура Мамеда -
перед  ним  никого  уже  не  было,  он  один выбежал на поляну, остановился,
оглянулся  и вдруг, поджав хвост, помчался опять, описывая круг по поляне, а
за ним следом вылетел и погнался наш Тузик!
     Они  описали  полный  круг  и  вдруг  повалились рядом на землю, тяжело
дыша,   разинув   пасти.  Нужно  было  быть  слепым  или  идиотом,  чтоб  не
разглядеть,  что  морды  у  них  развеселые,  они вдосталь наигрались, бегая
взапуски,  и  теперь,  страшно довольные, вывалив набок языки, лежат морда к
морде, в восторге от приятной игры и друг от друга.
     Потом  девочки помогали нам оттирать наши багровые рожи, макая платки в
воду,  кое-как застегивали рваные вороты на рубашках, и мы, опять разбившись
на две партии, молча пошли по домам.
     Галя громко проговорила, ни к кому не обращаясь:
     - Великий  ученый  Павлов  как-то  сказал, что собака вывела человека в
люди.  Но  он ошибся: она дошла в своей работе только до полдороги!.. До сих
пор приходится поражаться, насколько собаки бывают разумнее мальчишек!
     Вскоре  после этого случая к Леньке приехал наконец его отец-полковник,
он  побежал  стричься в парикмахерскую, надел белую рубашку и укатил на весь
день  в  Москву, обедал с отцом в новой гостинице и вернулся домой еле живой
от  усталости, счастливый, но грустный - оказывается, полковник завтра утром
улетит  к  себе  обратно  "туда",  а ведь рассчитывал провести в Москве День
Победы, но так уж получилось! Служба!
     В  семь  утра  ему  нужно  было  ехать  провожать  и  прощаться,  опять
неизвестно  насколько!  У  него  был  такой рассеянный и грустный вид, что я
сказал:
     - Хочешь,  мы  поедем вместе с тобой? - Аэропорт был по нашей трассе, и
ехать было недалеко.
     Леня  обрадовался  и  сказал,  что  это  отличная мысль, у отца времени
будет все равно в обрез, а одному возвращаться всегда так тоскливо.
     Мы  договорились ровно в семь быть на автобусной остановке: и так оно и
вышло,  мы  явились  минута  в минуту - втроем, все, кто сговорился, а кроме
того,  зевая,  притащился  и  долговязый Дранков - Дранка - проводить нас до
автобуса.
     Не  то,  чтобы  мы  с  ним  очень  подружились  за  это время, но после
собачьей  истории  вся вражда наша с шипением и свистом вылетала, как воздух
из тугой проколотой камеры.
     Леньки  на  пустой  автобусной остановке еще не было, но там стояли два
чемодана,  которые  стерегла  Галя.  Вообще-то Галь у нас видимо-невидимо. В
редком  корпусе  одна-две,  а  то  есть  и по четыре. Но это была наша Галя,
симпатичная.  Она  ехала провожать свою маму. Они пропустили автобус, потому
что  мама  вспомнила,  что  позабыла  на столе какой-то документик, не очень
важный,  но  все-таки  решила за ним сбегать, а Галю оставила на остановке с
чемоданами.
     Мы  поздоровались,  и  Галя  сказала,  что видела, как Ленька уехал уже
пятнадцать  минут  назад на предыдущем автобусе, не дождавшись нас. Это было
очень странно. Дранка перестал зевать и сказал, что поедет вместе с нами.
     В  общем,  на следующем автобусе мы все подъехали к аэровокзалу и пошли
бродить  по  всем помещениям, чтоб все осмотреть как следует, раз уж мы сюда
попали.
     Лени  нигде не было, потом он появился на каком-то балкончике, радостно
нам  помахал  сверху  и исчез. Ну, ясно, когда с отцом видишься раз в год, с
нами  некогда  ему  было  возиться. А я разговорился с Галей и даже немножко
упустил  из  виду,  зачем  сюда  приехал. Галя слегка всплакнула, прощаясь с
мамой,  когда  стали вызывать на посадку. Мама укоризненно сказала, что Галя
стала сентиментальной. А еще спортсменка!
     Это  правильно  -  многие  девочки  бывают сентиментальные. Но бывают и
несентиментальные  тоже. И я обратил внимание, что эти часто бывают довольно
противные.  Мне  лично,  конечно. А среди сентиментальных попадаются гораздо
больше очень славных. Вот уж хоть Галя, например!
     Все  заторопились  на  посадку,  а  Леня  мелькал где-то впереди всех и
цеплялся  за  рукав  здоровенного дяди летчика-майора, а тот весело смеялся.
Конечно,  это  и  был  Ленин  отец, и Дранка сказал, что, наверное, его отец
майор  на  должности  полковника,  а еще скорее майор на должности майора, а
остальное Ленька выдумал, свистун этакий!
     Галина  мама  уже прошла последний барьер, и Галя осталась где-то сбоку
от   контролеров.   Отец   Лени   остановился,  взял  его  за  подбородок  и
внимательно,  долго посмотрел ему в лицо. Наверное, хотел насмотреться перед
долг