прочему, он был присушен Гликерией или к Гликерии.  Но  на  каждую  присушку
есть  отсушка.  Средства  отсушки  Шеврикука  хорошо  знал.   Хотя   бы   из
простодушных заклинаний  Петра  Арсеньевича.  И  в  острые  минуты  обиды  в
сокольническом томлении мысль об отсушке, немедленной причем, приходила  ему
в голову. Теперь же, после того как он простил Гликерию, желание отсушки как
будто бы и отменялось. Прощение  в  магазине  на  Покровке  вышло  и  впрямь
вынужденным.  Но,  может,  оно  и  к  лучшему.  Иначе  он  долго  бы  маялся
сомнениями:  прощать,  не  прощать.  А  простив,   он   получил   явственное
облегчение. Да и скучно было бы  ему  существовать  без  Гликерии.  Гликерия
Андреевна  Тутомлина  была  его  вечным  приключением.  В  грядущем  же   не
исключались и самые неожиданные повороты в их отношениях.
   В парке, у шашлычной, Шеврикука сразу же объявил  Дуняше  о  цели  своего
прихода. "Хорошо, хорошо, - заверила его  Дуняша.  -  Я  принесу  тебе  их".
Тотчас же Шеврикука осознал неловкость положения. Выходило, будто бы он, как
при детских раздорах, явился требовать свои игрушки.
   "Знаешь, - поспешил он, - мне-то нужна одна вещь. Для  дела.  Та  монета,
что теперь вправлена в перстень. А  другая,  фибула,  пряжка,  пусть  так  и
останется украшением ремня..."  Шеврикука  не  стал  объяснять  Дуняше,  для
какого  дела  ему  понадобится  золотая  монета,  условно  названная  Петром
Арсеньевичем оболом, то есть пропуском куда-то, неизвестно куда, может, и  в
ловушку. Да и понадобится ли? Но предчувствие  подсказывало  Шеврикуке,  что
понадобится. И очень может быть, что этот обол и выведет его на Любохвата.
   На  другой  день,  при  возвращении  обола,  Дуняша  попыталась  передать
Шеврикуке и некие слова Гликерии. "Не надо! - остановил ее Шеврикука.  -  Не
надо!" И все же он  был  принужден  выслушать  сведения  об  обстоятельствах
нынешней жизни Гликерии и Дуняши. Когда Шеврикуку размуровали  и  возродили,
обо всем тут же стало известно. От Гликерии отвернулись, в хорошее  общество
ее перестали приглашать. Да и она сама поняла, что  натворила,  пребывала  в
затворничестве  и  отчаянии.  Ее   уязвимость   почувствовали   Любохват   с
Продольным, потому и затеяли похищение. Но после похищения мнение о Гликерии
изменилось, ее теперь жалеют, ей сострадают, и наверняка они с Дуняшей будут
приглашены на зимний маскарад.
   - Вот и повеселитесь, - сказал Шеврикука.
   - Какие уж тут, Шеврикука, веселья, - печально вымолвила Дуняша. - А  всю
твою добычу Гликерия готова вернуть в коллекцию Тутомлиных.
   Шеврикука пожал плечами и удалился, успев, уходя, произнести:
   - Привет Петюле!
   81
   А во дворе дома на Покровке заканчивалось возведение бассейна Парадиза со
стеклянной  крышей-башней  для  амазонского  змея  Анаконды.  При  очередной
встрече с Шеврикукой Сергей Андреевич Подмолотов  напомнил  о  необходимости
продегустировать провиант и напитки змея.
   - И приятель ваш обещал посетить, - сказал Крейсер Грозный, - который  со
шпорами... Как его...
   - Илларион... Илларион Васильевич...
   - Вот-вот! Илларион Васильевич! Шеврикука, полагая, что  Крейсер  Грозный
от него не отвяжется, а собственное  его  любопытство  не  истает,  попросил
Сергея Андреевича назначить срок дегустации. Сергей  Андреевич  назначил.  И
сообщил, что со стороны змея принимать участие будут Алексей Юрьевич Савкин,
зоотехник и ветеринар, а также  всеобщий  японский  друг  Сан  Саныч.  Игорь
Константинович же с Илларионом Васильевичем могут привести с собой приятелей
и приятельниц, хорошо бы - истинных гурманов.
   - Не знаю, - сказал Шеврикука. - Я-то приду. А  вот  Илларион  Васильевич
может быть и занят. А может быть он и в отъезде.
   Шеврикука  опасался,  что  Илларион  пошлет  его  подальше,  но  все   же
постучался к нему. Нет, Илларион о своем обещании помнил и желал  корм  змея
попробовать.
   Возможно,  что  сотворители   Парадиза   Анаконды   изучали   особенности
Оранжереи, в чьей теплой воде одно время ютился змей,  или  они  выразили  в
сооружении свои представления о рае. Бассейн Анаконды был хорош  и  озеленен
листьями лотосов и викторий, хрустальным конусом (или шатром?) с серебряными
перехватами  возвышалась  над  ним  воздушная  башня,  под  ее  стенами  уже
произрастали  пальмы  с  бананами  и  корявые  амазонские   деревья,   будто
канителью, перевитые лианами. Цветные тропические птицы резвились  в  высях,
на лианах же озорничали мартышки.
   - Змей там, - указал Крейсер Грозный. - Дрыхнет. Но здесь еще  недоделки.
Пойдемте в гостиную.
   - А пираний в Парадизе нет? - спросил Шеврикука.
   - Нет! Нет! Как вы могли предположить!
   В гостиной, примыкавшей к вольеру личной зебры  зоотехника  и  ветеринара
Алексея  Юрьевича  Савкина,  столы  были  накрыты.  Шеврикуку  и   Иллариона
Васильевича принимали и не как гостей вовсе, а как работников, как экспертов
и инспекторов, или даже аудиторов, уполномоченных подписывать заключительные
и  требовательные  бумаги.  Коли  по  итогам  дегустации  будут   обнаружены
несоответствия процветанию змея.
   - Как будете проводить? - спросил Крейсер Грозный. - По спискам?  Или  по
аппетитам? Если по спискам, надо начинать с овсов.
   - По аппетитам, - сказал Илларион.
   Список  угощений  змея  Анаконды  был  составлен  Крейсером  Грозным   по
подсказкам Шеврикуки, вспомнившего о  меню  персидского  слона,  украшавшего
Петербург в годы Елизаветы Петровны. В список попали и тростники, и ананасы,
и мускатные орехи, и шафран, и макароны по-флотски, и солянка московская,  и
борщ, и сорок ведер виноградных вин, и шестьдесят ведер водки...
   - Только и всего? - высокомерно спросил Илларион.
   - Нет, конечно, - сказал Крейсер Грозный. - Организм змея еще много  чего
потребовал.
   - Рыбу-то он, возможно, принимает?
   - Принимает. По четвергам...
   - Ну, тогда разумно начать дегустацию с рыб осетровых пород, -  предложил
Илларион. - С икорками...
   - Истинно так! - обрадовался Крейсер Грозный.  -  Истинно  так!  А  потом
перейдем на поросят. Он, стервец, ужас как любит заглатывать поросят.
   Водка подавалась змею исключительно завода "Кристалл", лишь иногда  -  от
волжских берегов, самарского ликеро-водочного. Похоже, что Крейсер  Грозный,
его японский друг Такеути-сан, Сан Саныч, и зоотехник Алексей Юрьевич Савкин
(это был черно-красивый мужчина с буденновскими усищами) в  ожидании  гостей
уже приняли для приличия аперитивы и, мягко сказать,  назюзюкались.  Они  не
падали, не теряли аппетита, лишь по  укорам  Крейсера  Грозного  Сан  Санычу
можно было догадаться о степени их долговременной подготовки к дегустации. А
укорял Сергей Андреевич так: "Вот у вас, Сан Саныч, есть император, а  ты  с
ним не пил! А я пил с императором! С ихним, с эфиопским! Как раз перед  тем,
как мы пошли с  дружеским  визитом  на  Амазонку  за  змеем!  Эй,  змей!  Ты
дрыхнешь, а ты тоже не  пил  с  императором!"  "Не  верю!  -  качал  головой
японский  друг.  -  Не  верю!"  "Не  веришь!  -  трубил  Крейсер  Грозный  в
возмущении. - Да хочешь, я позову императора? Спроси его!"
   Шеврикука подмигнул Иллариону.
   И  сейчас  же  за  столом  обнаружился  пожилой  мелкокурчавый   негр   в
коричнево-оранжевом балахоне.
   - Хайле! Селассия! - бросился его обнимать Крейсер Грозный. - Они мне  не
верили! Савкин, наливай! Все пропьем, а  флот  не  опозорим!  А  вы  мне  не
верили! Ну и не будете пить с императором!
   - А мы пригласим своего императора, - заявил Илларион. Сегодня он  был  в
темно-синей деловой тройке, без сапог и шпор.
   В гостиную стремительно вошел император Павел Петрович,  будто  прямо  из
Гатчины. Только нынче при нем была его знаменитая палка.
   - Милости просим! - вскочил Сергей Андреевич, соображая при этом вслух. -
Это кто же у нас был такой курносый?
   - Павел, Павел... - прошептал ему Шеврикука.
   - Точно, Павел! Паша, садись  сюда,  напротив  эфиопского.  Савкин,  гони
стакан! Ба, а тут еще и флотский! - обрадовался Крейсер Грозный.
   Флотским, естественно, оказался Александр Федорович Керенский.
   "А этот-то зачем  приплелся?"  -  Шеврикука  с  удивлением  посмотрел  на
Иллариона. "Ничего, ничего..." - успокоил его Илларион.
   Опасения Шеврикуки, что Павел Петрович кого-нибудь отдубасит и  сошлет  в
Сибирь, оказались напрасными. Павел находился в шутейном состоянии духа и  с
удовольствием выслушал историю  хождения  черноморского  крейсера  секретным
фарватером  под  Африкой  в   Парагвай   и   обретения   амазонского   змея,
подтвержденную мычанием эфиопского императора. Некую нервозность  за  столом
вызвали отказы братишки Александра выпивать с компанией.
   - Я не пью! Я не пью! - твердил он.
   - Да какой же ты флотский! - возмутился  Крейсер  Грозный.  -  Может,  ты
какая баба переодетая? Сестра милосердия какая!..
   - Ну, это вы грубо, Сергей Андреевич, - покачал головой Шеврикука.
   А Александр Федорович нервно съежился  и  принял  от  зоотехника  Савкина
стакан. И пил далее.
   Когда откушали солянку по-московски, разговор зашел о змее, как  о  живом
символе концерна "Анаконда".  Вспомнили,  что  с  помощью  змея  бразильские
хирурги вернули Сергею Андреевичу главные достоинства, каким  нанесли  ущерб
бандитские  пираньи.  А  потому  разумно  было   говорить   о   фаллическом,
дионисийском смысле именно этой змеиной особи, а стало быть, и  о  том,  что
своим присутствием змей-символ предназначен служить плодородию, процветанию,
вакханалиям и росту концерна "Анаконда".
   - Он как там, в манаусском  госпитале,  -  вспомнил  Крейсер  Грозный,  -
поднялся в полный рост, все и охнули... А  уж  тут-то,  в  Парадизе,  да  на
московских харчах... Пойдемте к нему! Сейчас  мы  его  поднимем.  Под  самую
крышу!
   Спустились  к  бассейну.  Призывы  Сергея  Андреевича  приподняться  были
оставлены змеем  без  внимания.  Случилось  лишь  слабое  колыхание  листьев
виктории. Да мартышки будто бы смеялись.
   - Паш, - обратился к Павлу Петровичу Крейсер Грозный, - будь добр, дай-ка
мне свою палку.
   Усердия палки возымели действие. Змей  высунул  из  воды  морду.  И  даже
поднял ее метра на три.  "Давай!  Давай,  родимый!  -  поощрял  его  Крейсер
Грозный. - Помнишь, как в Манаусе..." Сан  Саныч  и  Савкин  побуждали  змея
бодрствовать стрельбой  из  рогаток.  Затем,  поскребя  буденновские  усищи,
Савкин предложил подвесить  на  лианах  жареного  поросенка,  тогда  у  змея
возникнет животный  стимул.  На  лианы  с  поросенком  отправили  эфиопского
императора. Украшение лианы заинтересовало змея. Он поднялся было метров  на
семь, но потом расхотел, опал и скрылся под лотосами и викториями.
   - У, скотина!  -  осерчал  Крейсер  Грозный.  -  Разнежился!  Отъелся  на
московских харчах!.. Или, может, харчи не те?..
   Тут  же  вспомнили,  что  Игорь  Константинович  и  Илларион   Васильевич
приглашены в Парадиз в качестве экспертов и инспекторов, должных определить,
нет ли в провианте и напитках змея каких-либо изъянов,  способных  навредить
здоровью не только самого змея, но  и  хрупких  погонщиков  и  дегустаторов.
Вернулись в гостиную.  Изъяны,  естественно,  были  обнаружены.  Требовалось
немедленно  составить  челобитную-рекламацию  на  имя  господ  Кубаринова  и
Дударева. За  бумагу  усадили  Алексея  Юрьевича  Савки  на,  текст  же  ему
подсказывали все,  с  эфиопского  (ахмарского)  переводил  Крейсер  Грозный.
Шеврикука вспомнил челобитную погонщиков елизаветинского слона, и его  фраза
"к удовольствию змея водка,  поставленная  в  ящиках  30  ноября,  неудобна,
понеже явилась с пригарью и некрепка" была положена на бумагу.  Подписи  под
челобитной  среди  прочих  поставили  императоры  Хайле  Селассие  и   Павел
Петрович. А под ними и флотский, Александр Федорович.
   - Народ не унывает! - потряс бумагой Крейсер Грозный.
   И Сергей  Андреевич  предложил  подписавшим  исполнить  хором  "Прощайте,
скалистые горы!". Что и было исполнено.
   82
   Утром Шеврикука чувствовал себя скверно. Снег шел густой.  В  Сокольники,
что ли, съездить, раздумывал Шеврикука,  или  сходить  в  Ботанический  сад?
Пошел в Ботанический сад. Один  из  столбов  металлической  ограды  притянул
Шеврикуку. Будто что-то призывно трещало на нем. Или верещало. Паучок  сидел
на столбе, ему  бы  замерзнуть,  а  он  ползал,  видно,  был  искусственного
происхождения.
   - Шеврикука, - раздалось из паучка. - Это я,  Бордюр.  Тот,  кто  называл
себя Бордюром.
   - И что? - спросил Шеврикука.
   - Мы вас недооценили. Как и все ваше сословие. А именно вас-то надо  было
уничтожить еще в июле...
   - Что-либо изменилось бы?
   - Может, и ничего не изменилось бы, - печально  прошептал  Бордюр.  -  Мы
ослабли... Мы искорежены... Но мы еще кое на что способны...  Меня  нанимают
компьютерным вредителем... Мы воспрянем... И вы от нас хорошего не ждите...
   - Мы и не ждем, - сказал Шеврикука. - Вы подозвали меня,  чтобы  сообщить
мне это?
   - Нет. Открывшись вам, я поступил неблагоразумно, - сказал Бордюр. - Но я
уже не мог... У меня к вам личный мучительный интерес... Он меня  жжет...  В
чем сила ваших бархатных бантов?.. Почему вы их развесили перед Чашей?
   - Кабы я сам знал! - чуть ли не вскричал Шеврикука.  -  Это  и  для  меня
тайна!
   - Я так и полагал, что вы мне не скажете, - прошептал Бордюр. - Но я  уже
не мог...
   - Да нечего мне вам сказать! - Шеврикука готов был выругаться.
   А верещащий паучок исчез со столба.
   "Отродья окрепнут, Бушмелев  окрепнет...  Любохват  пойдет  с  ними...  -
размышлял Шеврикука. - Так и будет, А  Векка-Увека?  Она  ведь  выходила  на
Отродий... По моей же подсказке..."
   На всякий случай Шеврикука направился к маньчжурскому ореху.  Но  никакая
миловидная барышня в пушистой шубенке, с трогательной  беличьей  муфтой  под
орехом его не поджидала...
   В Салоне благодействий и чудес в Сверчковом переулке Шеврикуку  встретили
с шумом и приязнью. Шеврикука опасался сегодняшних проявлений расположения к
нему Совокупеевой, но  жаркая  женщина  Совокупеева  вела  себя  чрезвычайно
деликатно. К тому же все были оживлены новостью: через две недели произойдет
наконец свадьба Леночки Клементьевой и Мити Мельникова. Уж на что был опасен
сейчас Шеврикуке Крейсер Грозный (вдруг  -  новая  дегустация!),  но  и  тот
обошелся с ним милостиво, никуда не потянул, а только  сытно  пофантазировал
по поводу свадебного застолья. "Помнишь, Игорь Константинович, -  подтолкнул
он Шеврикуку, - как славно мы посидели  на  поминках  Департамента  Шмелей!"
Никаких намеков на особенность отношений Крейсера Грозного  с  Веккой-Увекой
Шеврикука не углядел. Может, ничего и не сложилось? Или - гвоздики  съедены,
опали лютики?.. И такое могло быть. Увека же лишь помахала Шеврикуке ручкой,
в разговор с ним не вступала, будто бы и не молила его (и не раз) оказать ей
честь - сделать помощницей в его,  Шеврикуки,  делах.  Может,  дела  эти  ее
разочаровали. А может, увлекли ее новые затеи и интересы. Оно и  к  лучшему.
Пусть поживет в них.
   В  связи  с  зимними  каникулами  футбольные  заказы  почти  прекратились
(остались лишь -  связанные  с  перекупкой  игроков),  но  поступали  заявки
баскетбольные, хоккейные и - единичные - от фигуристов (падения  соперников,
выбоину  устроить,  шпильку  для  волос  обронить  на  лед).  Но  все   чаще
оплачивались пожелания, для Салона - "профильные", вызванные лирическими или
гражданскими   причинами.    Снять    порчу,    вернуть    мужа,    отбитого
злыдней-красоткой,  найти  украденный  "форд"   (поручения   ясновидящим   -
Векке-Увеке и супруге Радлугина), выбить неплатежи, отменить заказной  взрыв
(исполнитель - колдун, хахаль Радлугиной) и  т.  д.  Забегал  в  Салон  Олег
Сергеевич  Дударев,  шумел,  распоряжался  и  убегал  на  Покровку.  Офисные
помещения концерна были почти отделаны, а вот  реставраторы  в  исторических
залах тянули, капризничали, то мрамор италийский был им нужен, то  бронза  и
хрусталь для люстр-паникадил. "Придется терпеть и тратиться, но уж все будет
как у Тутомлиных, и даже лучше! - разъяснял  Шеврикуке  Дударев,  затащивший
Игоря Константиновича в дом на Покровке. - Но и не дождавшись реставраторов,
скоро будем освящать здание. Освящать! Как же без  этого!  Тем  более  после
черного столба..." Он не забыл напомнить Игорю Константиновичу  о  том,  что
его заработная плата снова увеличена и  ее  непременно  выдадут.  А  в  день
открытия Парадиза амазонского змея Игорь Константинович сможет  рассчитывать
и на премию. Дударев находился в чудесно-щедром расположении духа, ему уже и
сейчас,  похоже,  не  терпелось  что-нибудь   выдать   достойнейшему   Игорю
Константиновичу.
   -  Вот,  Игорь  Константинович,  я  вам  одну  вещь  презентую,  если  не
возражаете.
   -  Не  возражаю.  Отчего  же...  -  без  охоты,  из  вежливости  произнес
Шеврикука.
   Дударев открыл шкафчик,  достал  оттуда  бинокль  и  протянул  его  Игорю
Константиновичу. Это был хорошо знакомый Шеврикуке перламутровый бинокль.
   - Спасибо... - растерялся Шеврикука. - Спасибо! Вещь изящная.  И,  видно,
старинная...
   - Старинная, - подтвердил  Дударев.  -  Может,  и  от  самих  Тутомлиных.
Сыскалась при ремонте нижних помещений.
   - А более там  ничего  не  сыскалось?  -  медленно,  стараясь  не  выдать
волнения, произнес Шеврикука.
   - Нет, более ничего. Уже после этой находки там ковыряли, ковыряли и щупы
приволакивали, но более ничего не нашли.
   -  Может,  еще  и  найдут...  -  предположил  Шеврикука.  -   Очень   вам
признателен... Даже неловко принимать такой подарок...
   - Берите, берите! - барином поощрял его Дударев. - Вы его заслужили. Рад,
что он вам приглянулся. В театр  с  ним  сможете  сходить.  В  Малый  или  в
Большой...
   - Непременно, - пообещал Шеврикука.
   -  Да,  Игорь  Константинович,  а  вы   слышали   про   Мельникова-то   с
Клементьевой?
   - Слышал, - сказал Шеврикука.
   - Очень хорошая новость! Очень! После свадьбы  мы  заставим  этого  гения
Митеньку потрудиться на концерн!
   - Будем надеяться...
   "Вот уж для кого, наверное, это хорошая новость, - подумал  Шеврикука,  -
так  для  Пэрста-Капсулы..."  В  дни  недавних  недомоганий   Пэрста-Капсулы
чрезвычайно занимало, как у этих двоих дела. Не исключено, что Пэрст-Капсула
находился теперь вблизи Мельникова и Клементьевой, возможно  и  не  объявляя
себя. Несколько дней Шеврикука его не видел. И не искал. Полагая, что,  коли
случится надобность, Пэрст-Капсула сам возникнет. И если пожелает, расскажет
о своей жизни и своих развлечениях. Он натура теперь самостоятельная...
   Через  четыре  дня  Сергей  Андреевич,  Крейсер  Грозный,  снова   позвал
Шеврикуку поглядеть на змея.
   - Только без дегустаций, друзей и императоров! - потребовал Шеврикука.
   - Именно! Именно! - согласился Крейсер Грозный.
   - А в чем дело? - спросил Шеврикука.
   - Увидите! - зашептал Крейсер Грозный. - Осознал, стервец! Мы его с  того
дня не кормили. Только вы об этом Кубаринову и Дудареву не говорите.
   В предвкушениях презентации  Парадиза  полпрефекта  Кубаринов  и  Дударев
явились наблюдать змея. Кто за отсутствием эфиопского императора  развешивал
на лианах запеченных поросят, Шеврикука узнавать не стал. И Крейсер  Грозный
был крепок и смел и уж наверняка смог  бы  лазать  по  мачтам  и  вантам,  и
находились при нем японский марафонец Сан Саныч,  штурмовавший  Останкинскую
башню, и ковбой-зоотехник  Алексей  Юрьевич  Савкин.  Оголодавший  змей  был
подведен к необходимости духовного и физического подъема. Что и был вынужден
сделать к удовольствию  наблюдателей.  Пришитый  некогда  Сергею  Андреевичу
бразильскими хирургами и явленный  впервые  публике,  змей  сначала  как  бы
танцевал в воздухе, складывался в кольца, а уж потом поднялся в полный рост.
Правда, под углом, мешал потолок. Это - в манаусском  госпитале.  Сейчас  же
змею было не до  танцев,  манили  поросята,  да  и  мартышки  могли  с  ними