женщинах не слишком
высокого понятия, а об восточных - и в особенности.
     После обеда,  когда дамы вышли в задние комнаты поправить свой туалет и
пораспустить несколько свои шнуровки, полковник заметил сыну:
     - Какая,  брат,  эта Фатеиха умная баба и  собою-то какая красивая:  за
неволю этакая убежит от мужа, не станет ему подставлять шеи.
     - Муж  ее  совсем негодяй,  -  проговорил как бы  совершенно равнодушно
Павел.
     - Слышал это я...  Прекрасная барыня, прекрасная! - повторил полковник.
- Но зато другая-то, брат, так - полохоло, я тебе скажу.
     - Другая - дрянь!
     - Носище-то,  брат,  какой  у  нее,  носище-то!  Точно  рулем  каким-то
ворочает, - говорил полковник и захохотал.
     Дамы между тем  возвратились и  объявили,  что они желают прогуляться в
поле.
     - Ступайте, бог с вами! А я покамест сосну, - разрешил им полковник.
     Выйдя на  двор,  гостьи и  молодой хозяин сначала направились в  яровое
поле, прошли его, зашли в луга, прошли все луга, зашли в небольшой перелесок
и  тот  весь  прошли.  В  продолжение всего  этого  времени,  m-lle  Прыхина
беспрестанно уходила то в одну сторону, то в другую, видимо, желая оставлять
Павла с  m-me Фатеевой наедине.  Та вряд ли даже,  в этом случае,  делала ей
какие-либо особенные откровенности,  но она сама догадалась о многом:  о,  в
этом случае m-lle Прыхина была преопытная и предальновидная!
     M-me  Фатеева  и  Павел,  каждоминутно  взглядывавшие  друг  на  друга,
оставаясь вдвоем,  почти не разговаривали между собой и только как-то (и то,
должно быть, больше нечаянно) проговорили:
     - Вы,  я  думаю,  во  все время нашей разлуки и  не  вспомнили меня?  -
спросила его m-me Фатеева.
     - Напротив,  беспрестанно!  А  вы  меня вспоминали ли?  -  спросил ее и
Павел.
     - О, как еще часто! - воскликнула m-me Фатеева.
     Когда, наконец, они прошли и перелесок, m-me Фатеева остановилась.
     - Где мы это теперь? - спросила она, поводя кругом черными глазами.
     - Довольно далеко от дома; надобно вернуться назад! - проговорил Павел.
     Все  повернули  назад.  В  перелеске m-lle  Прыхина  опять  с  каким-то
радостным визгом бросилась в сторону: ей, изволите видеть, надо было сорвать
росший где-то  вдали цветок,  и  она убежала за  ним так далеко,  что совсем
скрылась из виду.  M-me Фатеева и Павел,  остановившись как бы затем,  чтобы
подождать ее, несколько времени молча стояли друг против друга; потом, вдруг
Павел зачем-то,  и  сам уже не  отдавая себе в  том отчета,  протянул руку и
проговорил:
     - Так вот как-с, а?
     - Да,  - отвечала Фатеева и тоже, неизвестно зачем, в его руку положила
свою руку и крепко ее пожала.
     Павел с  дрожащими губами потянул к себе и поцеловал эту руку.  Затем к
нему притянулось лицо m-me Фатеевой,  и  они поцеловались,  и Павел еще было
раз хотел ее поцеловать, но m-me Фатеева тихо его отстранила.
     - Наша спутница скоро вернется: я слышу шелест ее платья, - проговорила
она.
     И спутница, действительно, показалась из-за кустов.
     - Какой,  однако,  у вас отличный слух, - проговорил Павел, обращаясь к
m-me Фатеевой и задыхаясь от волнения.
     - У меня слух отличный, - отвечала она. Лицо ее тоже пылало.
     М-lle  Прыхина нарочно глазела по  сторонам,  чтобы  не  оконфузить еще
более молодых людей.  О,  она была преопытная в  этом случае!  Когда молодые
люди возвратились домой,  полковник уже проснулся. По необходимости пришлось
сидеть с  ним  и  занимать его.  Павел выходил из  себя и  начинал уже грубо
говорить с  отцом,  вдруг m-lle  Прыхина (выдумай-ка  кто-нибудь другой,  не
столь  опытный  в   этом  деле!)  предложила  в  горелки  побегать.   Павел,
разумеется,  сейчас же  принял это  с  восторгом,  m-me  Фатеева -  с  явным
удовольствием: даже полковнику это было приятно.
     - Побегайте, побегайте! - произнес он и велел на кресле вынесть себя на
галерею, чтобы посмотреть на бегающих.
     Чтобы больше было участвующих, позваны были и горничные девушки. Павел,
разумеется,  стал в  пару с  m-me  Фатеевой.  М-lle  Прыхина употребляла все
старания,  чтобы они все время оставались в одной паре. Сама, разумеется, не
ловила ни того,  ни другую, и даже, когда горничные горели, она придерживала
их  за  юбки,  когда  тем  следовало  бежать.  Те,  впрочем,  и  сами  скоро
догадались,  что молодого барина и  приезжую гостью разлучать между собою не
надобно; это даже заметил и полковник.
     - Ишь,  как  эта  пара  сбегалась и  разлучить их  никак  не  могут!  -
проговорил он, разумея сына и Фатееву.
     Пожатие рук, между Павлом и его дамою, происходило беспрерывное. Убегая
от ловящего,  они стремительно кидались друг к другу почти в объятия,  Павел
при этом хватал ее и  за кисть руки,  и  за локоть,  а потом они,  усталые и
тяжело дышавшие,  возвращались к бегающим и все-таки продолжали держать друг
друга за руки.
     - Как мне хочется поцеловать еще раз вашу ручку, - проговорил Павел.
     - Терпенье!  Вот,  вы приедете ко мне,  тогда можно будет,  -  отвечала
Фатеева.
     - Непременно буду! Но вы разве не ночуете у нас? - спросил Павел.
     - Нет,  вашему отцу и без того немножко странен мой приезд.  Мы поедем,
когда взойдет луна.
     - Но зачем же это? - возразил Павел.
     - Так нужно,  а то очень бросится всем в глаза.  Приезжайте лучше к нам
скорее!
     Когда  взошла луна,  m-me  Фатеева,  в  самом деле,  велела закладывать
коляску.
     - Но  куда  же  вы?  Отчего же  вы  не  ночуете?  -  заметил было ей  и
полковник.
     - Мы уже так решили, что по холодку доедем, - объяснила ему Фатеева.
     - Ну, как знаете! - согласился полковник.
     - Вот,  как я,  по милости вашей,  платье-то себе истрепала,  - сказала
бойко m-lle Прыхина Павлу, показывая ему на заброженный низ своего платья.
     - Очень жаль!  -  отвечал тот механически, а сам в это время не спускал
глаз с  m-me  Фатеевой,  которая,  когда надела шляпку,  показалась ему  еще
прелестнее.
     Когда они уехали,  он остался в каком-то угаре и всю ночь почти не спал
и метался из стороны в сторону.


                                     XI

                           VENIT, VIDIT, VICIT!*

     ______________
     * Пришел, увидел, победил! (лат.).

     У  Павла,  как  всегда это  с  ним  случалось во  всех его  увлечениях,
мгновенно  вспыхнувшая  в   нем  любовь  к  Фатеевой  изгладила  все  другие
чувствования;  он  безучастно стал смотреть на горесть отца от предстоящей с
ним  разлуки...  У  него  одна только была мысль,  чтобы как-нибудь поскорее
прошли  эти  несносные два-три  дня  -  и  скорее ехать  в  Перцово (усадьбу
Фатеевой).  Он  по  нескольку раз  в  день  призывал к  себе  кучера Петра и
расспрашивал его, знает ли он дорогу в эту усадьбу.
     - С кучером ихним разговаривал:  сказывал он,  как они ехали, - отвечал
тот.
     - Как же они ехали? - спрашивал Павел.
     - Да через Афанасьево надо;  потом - в Пустые Поля, в село Горохово и к
ним уж.
     - Нет ли поворотов тут?
     - Ну,  да  поворотов как  не  быть  -  есть.  Главная  причина тут  лес
Зенковский, верст на пятнадцать идет; грязь там, сказывают, непроходимая.
     - Да грязь что! Проедем.
     - На Горохово не надо ехать, - вмешался стоявший тут Иван.
     - Как не надо?  -  возразил ему с удивлением кучер. - Горохово - приход
ихний, всего в двух верстах от них.
     - Мало  ли  где  какой приход;  не  в  каждое селение через приход надо
ехать! - возразил ему Ванька.
     Павел убежден был, что Иван сказал это, вовсе не зная хорошенько, а так
только, чтоб поумничать. Это вывело его из терпения.
     - Ты говоришь вздор и меня только вводишь в смущение, - сказал он ему.
     - Да  мне что!  Поезжайте,  как хотите,  -  произнес Иван бахваловато и
ушел.
     - Дурак! - проговорил ему Павел вслед.
     - Именно дурак, только барина тревожит, - повторил за ним и кучер.
     Накануне отъезда,  Павел снова призвал Петра и  стал его  Христом богом
упрашивать, чтобы он тех лошадей, на которых они поедут, сейчас бы загнал из
поля,  а  то,  обыкновенно,  их ловить ходят в день отъезда и проловят целый
день.
     - Ужо загоню вечером, - успокоивал его кучер.
     - Нет, ты теперь же, сейчас застань их! - настаивал Павел.
     - Да теперь пошто! Пусть еще погуляют и поедят, - возражал ему кучер.
     - Успеешь еще,  братец,  уедешь!  -  вмешался в разговор, уже обиженным
голосом, полковник.
     - Я непременно к двадцать пятому числу должен быть в Москве,  -  сказал
Павел, чтобы только на что-нибудь свернуть свое нетерпение.
     - Не в Москву тебе,  кажется,  надобно, шельмец ты этакий! - сказал ему
полковник и  погрозил пальцем.  Старик,  кажется,  догадывался о волновавших
сына  чувствованиях и,  как  ни  тяжело было  с  ним  расстаться,  однако не
останавливал его.
     "Пусть себе заедет к барыне и полюбезничает с ней", - думал он.
     В  день отъезда,  впрочем,  старик не  выдержал и  с  утра еще принялся
плакать.  Павел видеть этого не  мог  без  боли в  сердце и  без  некоторого
отвращения.  Едва выдержал он минуты последнего прощания и  благословения и,
сев в экипаж,  сейчас же предался заботам, чтобы Петр не спутался как-нибудь
с дороги.  Но тот ехал слишком уверенно:  кроме того, Иван, сидевший рядом с
ним на козлах и любивший, как мы знаем, покритиковать своего брата, повторял
несколько раз:
     - Это вот так, сюда надо ехать!
     И  все это Иван говорил таким тоном,  как будто бы и  в самом деле знал
дорогу.  Миновали,  таким образом,  они Афанасьево,  Пустые Поля и въехали в
Зенковский лес.  Название,  что дорога в нем была грязная, оказалось слишком
слабым: она была адски непроходимая, вся изрытая колеями, бакалдинами; ехать
хоть  бы  легонькою рысью  было  по  ней  совершенно невозможно:  надо  было
двигаться шаг за шагом!
     Павел выходил из  себя:  ему казалось,  что он никак не приедет к  пяти
часам,  как обещал это m-me Фатеевой.  Она будет ждать его и рассердится,  а
гнев ее в эту минуту был для него страшнее смерти.
     Лесу,  вместе с тем, как бы и конца не было, и, к довершению всего, они
подъехали к такому месту, от которого шли две дороги, одинаково торные; куда
надо  было  ехать,  направо  или  налево?  Кучер  Петр  остановил лошадей  и
недоумевал.
     - Что  ты  остановился?   -   спросил  с  ужасом  Павел  и  уж  заранее
предугадывал, что тот ему ответит.
     Петр был слуга усердный и не любил без толку беспокоить бар.
     - А вот тут поглядеть надо, как ехать! - сказал он уклончиво. - Сбегай,
поди-ка, - сказал он Ивану, - посмотри, где дорога побойчее идет.
     Иван тоже,  как и путный,  соскочил с козел и сначала пробежал по одной
дороге, а потом - по другой.
     - Поезжай направо! - сказал он утвердительно и почти повелительно.
     Своим искренним голосом он даже Павла обманул на этот раз.
     - Направо надо! - повторил и тот за ним.
     Петр подумал немного и  взял направо;  через несколько времени,  дорога
пошла еще  хуже:  кроме грязи,  там  была такая теснота,  что  четверка едва
проходила.
     - Мы  сбились  с  дорога!   -   произнес  отчаянным  голосом  Павел.  -
Поворачивайте назад!
     - Как тут поворотишь! И поворотить-то нельзя, - произнес мрачно Петр. -
Смотрел тоже! - прибавил он Ивану укоризненно!
     - Чего смотрел! - проворчал тот, как бы ни в чем неповинный.
     - Чего смотрел!  Не за кусты только посмотреть тебя посылали,  подальше
бы пробежал! - говорил Петр и сам продолжал ехать.
     - Куда же  вы  едете?  Вы меня черт знает куда завезете!  -  воскликнул
Павел.
     Петр  остановил  лошадей.  Павел  готов  был  расплакаться;  поворотить
лошадей, в самом деле, не было никакой возможности.
     - Что  теперь делать,  что теперь делать?  -  кричал он,  колотя себя в
грудь.
     - Да полноте, батюшка, беспокоиться; выедем как-нибудь!
     - Когда выедем,  когда выедем?  -  кричал Павел.  На часах у  него было
около пяти часов.
     - Поедем -  и  в  какую-нибудь деревню выберемся,  -  сказал ему Петр и
опять тронул лошадей.
     - Это все этот мерзавец,  этот негодяй,  научил направо ехать! - кричал
Павел, грозя на Ивана кулаками.
     Иван, в свою очередь, струсил, присмирел и сидел воды не замутя.
     Прошло еще для Павла страшных, мучительных полчаса.
     - Надо поворотить назад! - произнес, наконец, Петр.
     - А разве возможно? - воскликнул обрадованный уже и этим Павел.
     - Поворотим как-нибудь, - ответил Петр и начал поворачивать лошадей; но
при этом одна из пристяжных забежала за куст и  оборвала постромки.  Коляску
так    качнуло,    что    Иван    даже    не    удержался   на    козлах   и
полусвалился-полусоскочил с них.
     - Ну,  не стыдно ли тебе,  не стыдно ли -  куда завез нас! - стыдил его
Павел.
     - Кто ж ее знает!  - отвечал Иван, в самом деле, устыдившимся голосом и
усаживаясь снова на козлы.
     Проехали почти половину до того места,  от которого они сбились.  Вдруг
послышался треск и  как бы  шлепанье лошадиных ног,  и  в  то же время между
кустами показался ехавший верхом мужик.
     - Стой, стой! - закричал ему Павел.
     Мужик остановился.
     - Ты дорогу в Перцово знаешь? - спросил Павел с первого же слова.
     - Знаю, - отвечал мужик.
     - Я  тебе дам  десять рублей -  брось свое дело и  провожай нас  в  эту
усадьбу.
     - Десять рублей? - повторил мужик как бы с удивлением.
     - Да, десять! - повторил Павел. - Веди только нас, как надо ехать.
     - Ехать - что за хитрость! - сказал мужик и через несколько минут вывел
их совсем из лесу. - А вот тут все прямо, - сказал он, показывая на дорогу.
     - Веди нас до самой усадьбы,  тогда десять рублей и получишь,  - сказал
ему Павел.
     Мужик не очень охотно поехал;  он,  кажется, не совсем доверял, что ему
отдадут обещанные деньги.
     - Скачите теперь! Марш-марш, валяйте! - закричал Павел.
     Петр  погнал лошадей.  Мужичок поскакал на  своей лошаденке.  Иван едва
удерживался на козлах.
     - Скорей! Скорей! - кричал Павел.
     Береженые лошадки полковника,  я  думаю,  во  всю жизнь свою не  видали
такой гоньбы.
     - Вот и Перцово! - сказал мужик, безбожно припрыгивая на своей лошади и
показывая снятою им шляпой на видневшуюся невдалеке усадьбу.
     Павел поуспокоился и  захотел привесть несколько в порядок свой туалет.
Он велел остановиться,  вышел из экипажа и приказал Ивану себя почистить,  а
сам отдал мужику обещанную ему красненькую; тот, взяв ее в руки, все еще как
бы недоумевал,  что не сон ли это какой-нибудь:  три-четыре версты проводив,
он получил десять рублей!  Он вовсе не понимал того огня, которым сгорал мой
герой.  Когда Павел снова уселся в  коляску и  стал уже  совсем подъезжать к
усадьбе,  им  снова овладели опасения:  ну,  если  m-me  Фатеева куда-нибудь
уехала или больна,  или муж ее приехал и  не велел его принимать,  -  любовь
пуглива и мнительна!
     Наконец,  он подъехал к крыльцу.  Мелькнувшее в окне лицо m-me Фатеевой
успокоило Павла -  она  дома.  С  замирающим сердцем он  начал взбираться по
лестнице. Хозяйка встретила его в передней.
     - Здравствуйте! - проговорила она приветливым и тихим голосом и в то же
время была как бы немного оконфужена.
     В  следующей комнате Вихров  слышал  чьи-то  женские голоса.  Клеопатра
Петровна провела его в гостиную.
     - Никак  уж,   вероятно,   не   ожидали  меня   встретить,   никак!   -
оприветствовала его  там  толстая становая,  вставая перед  ним  и  потрясая
головой.
     "О, черт бы тебя подрал! - подумал Павел. - Как это она тут очутилась?"
     - И  как  это  случилось,   -  продолжала  становая,  видимо,  думавшая
заинтересовать своим рассказом Павла, - вы этого совершенно ничего не знаете
и  не  угадываете!  -  прибавила она,  грозя  ему  своим толстым пальцем.  -
Вчерашнего числа (она  от  мужа  заимствовала этот  несколько деловой способ
выражения)...  вчерашнего числа  к  нам  в  село  прибежал ваш  крестьянский
мальчик -  вот этакий крошечка!..  -  и становая,  при этом,  показала своею
рукою не более как на аршин от земли, - звать священника на крестины к брату
и, остановившись что-то такое перед нашим домом, разговаривает с мальчиками.
Я  говорю:  "Душенька,  что ты  такое это рассказываешь?"  -  "А наш молодой
балин,  -  говорит,  -  завтла едет в гости в Пелцово. Пелцовские бали к нам
плиезжали и  звали его".  Дай-ка,  я думаю,  нашего молодого соседа удивлю и
съезжу тоже! - заключила становая и треснула при этом рукой по столу.
     "Что же  это  такое?"  -  думал Павел,  стоя перед ней и  решительно не
находя - что отвечать ей.
     А  m-lle Прыхина,  молча подавшая при его приходе ему руку,  во все это
время смотрела на него с таким выражением, которым как бы ясно говорила: "О,
голубчик! Знаю я тебя; знаю, зачем ты сюда приехал!"
     Павел решительно не знал куда девать себя;  Клеопатра Петровна тоже как
будто бы  пряталась и,  совершенно как бы не хозяйка,  села,  с  плутоватым,
впрочем,  выражением в  лице,  на довольно отдаленный стул и посматривала на
все это.  Павел поместился наконец рядом с становою; та приняла это прямо за
изъявление внимания к ней.
     - Так так-то-с,  молодой сосед!  -  воскликнула она и ударила уже Павла
рукою по ноге, так что он поотстранился даже от нее несколько. - Когда же вы
к нам опять приедете? Мальчик ваш сказал, что вы совсем уже от нас уезжаете.
     - Не знаю-с! - ответил ей сухо Павел и, повернувшись к хозяйке, спросил
ее:
     - А ваш супруг?
     - Он  завтра вечером или послезавтра приедет,  -  отвечала та  каким-то
ровным голосом.
     "Так,  значит,  сегодня вечером только и много завтра утром можно будет
пробыть у  ней!" -  подумал Павел и с грустью склонил голову.  Встретиться с
самим господином Фатеевым он как бы даже побаивался немного.
     Подали чай.  M-me  Фатеева,  видимо,  не совладела уже более с  собой и
вдруг отнеслась к Павлу:
     - Monsieur Вихров,  вы,  кажется,  охотник до музыки;  у  меня довольно
недурное фортепьяно,  -  в зале оно,  -  прибавила она, показывая головой на
залу.
     - Ах, сделайте одолжение, - сказал Павел и сейчас же пошел в залу.
     - Сыграйте,  пожалуйста, monsieur Вихров; мне сказывали, что вы отлично
играете!..   -   кричала  ему   вслед  m-lle   Прыхина,   напирая  при  этом
преимущественно на слово сказывали.
     - Ему трудно,  может быть, будет отворить фортепьяно, - сказала Фатеева
и вышла вслед за Павлом.
     Он  уже  сидел  за  инструментом и  перелистывал ноты.  Она  потихоньку
подошла к нему и села сбоку фортепьян.
     - Вы каких-нибудь нот ищете? - спросила она его.
     - Я ничего не ищу,  -  отвечал ей Павел. - По милости ваших гостей, мне
не только что ручки вашей не удастся поцеловать,  но даже и  сказать с  вами
двух слов.
     - Становая эта приехала;  я  никак ее  не ожидала!  -  проговорила m-me
Фатеева. - Прыхина, та - ничего; при той стесняться особенно нечего.
     - Та - ничего! - согласился и Павел, ударяя слегка по клавишам. - И что
же, они у вас и завтра все утро пробудут?
     - Может быть!
     - А завтра я должен буду уехать.
     M-me  Фатеева сначала на  это ничего не  сказала,  но  потом,  помолчав
немного, проговорила:
     - Разве вот что:  приходите после ужина, когда все улягутся, посидеть в
чайную; я буду там.
     - А где же эта чайная? - спросил, наклоняя свое лицо к нотам, Павел.
     - Я,  в  продолжение вечера,  постараюсь вам как-нибудь показать ее,  -
отвечала, тоже не глядя на него, m-me Фатеева.
     В  гостиной,  в  это время,  просто происходила борьба:  становая так и
рвалась в залу.
     - Что же он не играет? Пойду и заставлю его! - говорила она.
     - Ах,  нет! Погодите, посидите, он сейчас будет играть! - уговаривала и
останавливала ее m-lle Прыхина.
     - Но, однакож, он не играет! - возразила становая, подождав еще немного
и обращая почти сердитое лицо к m-lle Прыхиной.
     - Заиграет,   погодите!   -  успокоивала