- Прощай, друг любезный, - проговорила становиха и вдруг поцеловала его
в лицо.
     Вихров поспешно обтер то  место,  к  которому она  прикоснулась губами.
Становиха потом проводила его до телеги,  сама его подсадила в  нее,  велела
подать свое одеяло, закрыла им его ноги и, когда он, наконец, совсем поехал,
сделала ему ручкой.


                                    XIII

                           ВЕЧЕР У m-me ПИКОЛОВОЙ

     То,  что Вихров не был у  Захаревских и даже уехал из города,  не зайдя
проститься с  ними,  -  все  это  сильно  огорчало не  только Юлию,  отчасти
понимавшую причину тому, но и Виссариона, который поэтому даже был (в первый
раз,  может быть,  во всю жизнь свою) в самом сквернейшем расположении духа.
Судя несколько по своим собственным поступкам,  он стал подозревать,  что уж
не было ли между сестрой и  Вихровым чего-нибудь серьезного и что теперь тот
отлынивает,  тем более, что Юлия была на себя не похожа и проплакивала почти
целые дни. Виссарион решился непременно расспросить ее об этом.
     - Интересно мне знать,  -  заговорил он однажды,  ходя взад и вперед по
комнате и  как  бы  вовсе не  желая ничего этим сказать,  -  говорила ли  ты
когда-нибудь и что-нибудь с этим господином о любви?
     - Никогда и ничего, - отвечала Юлия.
     - О, вздор какой! - воскликнул инженер.
     - Уверяю тебя! - повторила Юлия совершенно искренним голосом.
     "Ну,  когда еще  в  таком положении дело,  так это пустяки,  вздор!"  -
успокоил себя мысленно Виссарион.
     - Так у вас, может быть, все это одним пуфом и кончится? - присовокупил
он.
     - Всего вероятнее!..  -  сказала Юлия,  и  голос ее  при  этом  дрожал:
сознавая,  что  она  не  в  состоянии уже  будет  повторить своего признания
Вихрову,  она решилась сама ничего не предпринимать,  а выжидать, что будет;
но  Виссарион был  не  такого характера.  Он  любил все  и  как можно скорей
доводить до полной ясности.  Услыхав, что Вихров вернулся со следствия, но к
ним все-таки нейдет, он сказал сестре не без досады:
     - Что же этот ваш возлюбленный не жалует?
     В ответ на это Юлия устремила только на брата умоляющий взор.
     - Пошли за ним, если хочешь... - присовокупил Виссарион.
     - Если он не хочет идти, зачем же посылать за ним? - возразила Юлия.
     - Ну,  так я сам пойду к нему и посмотрю, что он там делает, - произнес
почти со злобою Виссарион: ему до души было жаль сестры.
     Когда  Вихрову  сказали,  что  пришел  Захаревский,  он,  по  какому-то
предчувствию,  как бы отгадывая причину его прихода, невольно сконфузился. У
Виссариона не сорвалось это с глазу.
     "Он однако потрухивает, как видно, меня?" - подумал он про себя.
     - Что это,  батюшка, вы за штуку выкинули? - произнес он затем вслух. -
Уехали совсем из города и не зашли даже проститься.
     - Невозможно было:  губернатор меня экстренно послал и  под  присмотром
еще попа.
     - Что  за  вздор такой -  экстренно послал?..  Невозможно было  на  две
минуты  забежать проститься!..  -  говорил  инженер и  затем,  сев  напротив
Вихрова, несколько минут смотрел ему прямо в лицо.
     Тот при этом явно покраснел.
     - Что это вы, устали, что ли, или больны? - спросил Виссарион.
     - И устал и болен! - отвечал Вихров.
     - Все это проистекает оттого-с,  -  продолжал инженер,  - что вы ужасно
какую нелепую жизнь ведете.
     - Я?  -  спросил Вихров,  несколько уже  и  удивленный бесцеремонностью
такого замечания.
     - Да, вы!.. Жениться вам надо непременно!
     - Но отчего же вы сами не женитесь?
     - Оттого,  что  я  совершенно неспособен к  женатой жизни:  мне  всякая
женщина в неделю же надоедает!
     - Но, может быть, и я такой же! - проговорил Вихров.
     - Ну, нет, вы постоянны: вот вы экономке вашей сколько времени верны!
     Виссарион под именем экономки разумел Груню.
     - А вы думаете, что я в отношении ее могу быть верен и неверен?
     - Совершенно уверен в том, - подхватил Виссарион.
     - Кто же вам сказал это? - спросил Вихров.
     - Мои собственные глаза.
     - Ваши глаза совершенно вас обманывают.
     - Не шутя?
     - Не шутя обманывают!
     Вихров не хотел Виссариона посвящать ни в какую свою тайну.
     "Черт знает, ничего тут не понимаю!" - думал между тем инженер, в самом
деле  поставленный в  недоумение:  Груню  он  считал главной и  единственною
виновницею того, что Вихров не делал предложения его сестре.
     - Что же,  вы  зайдете ли  когда-нибудь к  нам?  Осчастливите ли  вашим
посещением? - полушутил, полусерьезно говорил он, вставая с тем, чтобы уйти.
     - Я  сегодня  же  вечером  буду  у  вас,   -   отвечал,  опять  немного
растерявшись, Вихров.
     - Но вечером мы с сестрой у Пиколовой будем...  Там будет губернатор, и
прочее, и прочее, - проговорил Виссарион.
     - А,  и  прекрасно,  и  я  туда же приеду!  -  подхватил Вихров,  очень
обрадованный тем, что он встретится в первый раз с Юлией в обществе.
     - Приезжайте! - сказал инженер и ушел.
     Когда  он  возвратился в  комнату сестры,  то  лицо  его  снова приняло
недоумевающее выражение.
     - Хоть зарежь,  ничего тут не  понимаю!  -  произнес он и,  усевшись на
стул,  почти до крови принялся кусать себе ногти, - до того ему была досадна
вся эта неопределенная чепуха.
     Вихров,  между  тем,  еще  до  свидания с  Виссарионом,  очень  много и
серьезно думал о своих отношениях к Юлии.  Что он не любил ее совершенно,  в
этом он не сомневался нисколько,  - точно так же, как теперь он очень хорошо
понимал,   что  не  любил  и  Фатееву  и  что  не  чувствовал  также  особой
привязанности и  к преданной ему Груне;  но отчего же это?..  Что за причина
тому была?..  Не оставалось никакого сомнения,  что между ним и  всеми этими
женщинами стояла всегда,  постоянно и неизменно Мари - и заслоняла их собой.
Не сомневался уж он нисколько,  что он одну только ее в  жизни своей любил и
любит до  сих пор;  но что же она к  нему чувствует?  Конечно,  ее внезапный
отъезд из  Москвы,  почти нежное свидание с  ним в  Петербурге,  ее  письма,
дышащие нежностью,  давали ему много надежды на взаимность,  но все-таки это
были одни только надежды - и если она не питает к нему ничего, кроме дружбы,
так лучше вырвать из  души и  свое чувство и  жениться хоть на  той же Юлии,
которая, как он видел очень хорошо, всю жизнь будет боготворить его!
     Когда  Виссарион  ушел  от  него,  он  окончательно утвердился  в  этом
намерении -  и сейчас же принялся писать письмо к Мари, в котором он изложил
все,  что думал перед тем,  и  в  заключение прибавлял:  "Вопрос мой,  Мари,
состоит в  том:  любите ли вы меня;  и не говорите,  пожалуйста,  ни о каких
святых обязанностях: всякая женщина, когда полюбит, так пренебрегает ими; не
говорите также и о святой дружбе,  которая могла бы установиться между нами.
Я хочу любви вашей полной,  совершенной;  если нет в вас ее ко мне, так и не
щадите меня - прямо мне скажите о том!"
     Отослав это письмо на почту,  Вихров отправился к Пиколовым,  у которых
вечер застал в полном разгаре.
     Начальник губернии был уж  там.  Он  всегда у  m-me Пиколовой был очень
весел и  даже отчасти резов.  Белобрысый муж ее с улыбающимся лицом ходил по
ярко освещенным комнатам.  Он  всегда очень любил,  когда начальник губернии
бывал у  них в гостях,  даже когда это случалось и в его отсутствие,  потому
что это все-таки показывало, что тот не утратил расположения к их семейству,
а  расположением этим  Пиколов в  настоящее время  дорожил больше  всего  на
свете,  так  как начальник губернии обещался его представить на  имеющуюся в
скором  времени открыться вакансию председателя уголовной палаты.  Должности
этой  Пиколов ожидал  как  манны  небесной -  и  без  восторга даже  не  мог
помыслить о том, как он, получив это звание, приедет к кому-нибудь с визитом
и  своим  шепелявым языком  велит  доложить:  "Председатель уголовной палаты
Пиколов!" Захаревские тоже были у Пиколовых,  но только Виссарион с сестрой,
а  прокурор не приехал:  у  того с  каждым днем неприятности с  губернатором
увеличивались, а потому они не любили встречаться друг с другом в обществе -
достаточно уже было и служебных столкновений.
     Виссарион Захаревский в  полной мундирной форме,  несмотря на  смелость
своего характера, как-то конфузливо держал себя перед начальником губернии и
напоминал собой  несколько собачку,  которая ходит  на  задних  лапках перед
хозяином.  Юлия,  бледная,  худая,  но  чрезвычайно тщательно  причесанная и
одетая,  полулежала на кушетке и почти не спускала глаз с дверей:  Виссарион
сказал ей, что Вихров хотел приехать к Пиколовым.
     Когда герой мой  вошел,  начальник губернии почти с  нежностью встретил
его.
     - Здравствуйте,  Вихров!  - воскликнул он, протягивая ему ладонью вверх
свою широкую руку, в которую Вихров и поспешил положить свою руку.
     - От души благодарю вас,  что приехали запросто!..  -  говорила хозяйка
дома,  делая ему ручкой из-за стола,  за которым она сидела,  загороженная с
одной стороны Юлией, а с другой - начальником губернии. - А у меня к вам еще
просьба будет - и пребольшая, - прибавила она.
     - Уж опять не театр ли? - спросил ее Вихров.
     - Ах, нет, Вихров, гораздо скучней того - дело!
     - Дело,  которое madame  Пиколова желает  возложить на  вас!  -  сказал
полушутя и полусерьезно начальник губернии.
     - Madame Пиколова? - переспросил его Вихров.
     - Да! - подтвердил губернатор.
     Вихров на это только усмехнулся.
     - А я к вам было сегодня вечером хотел прийти, - отнесся он к Юлии.
     - К нам хотели?..  - И еще что-то такое сказала Юлия, устремляя на него
кроткий взгляд.
     Вихров не знал -  сесть ли ему около нее или нет; однако он сел, но что
говорить - решительно не находился.
     - Куда же это вы в последнее время ездили? - спросила его сама Юлия.
     Вихров несказанно обрадовался этому вопросу. Он очень подробным образом
стал ей рассказывать свое путешествие,  как он ехал с  священником,  как тот
наблюдал за ним, как они, подобно низамским убийцам{278}, ползли по земле, -
и  все это он так живописно описал,  что Юлия заслушалась его;  у  нее глаза
даже разгорелись и  лицо запылало:  она  всегда очень любила слушать,  когда
Вихров начинал говорить - и особенно когда он доходил до увлечения.
     - Я готова, чтобы вы чаще от нас уезжали и рассказывали потом нам такие
интересные вещи, - проговорила она.
     Чтобы  разговор как-нибудь  не  перешел  на  личные  отношения,  Вихров
принялся было рассказывать и прежнее свое путешествие в Учню, но в это время
к нему подошла хозяйка дома и,  тронув его легонько веером по плечу, сказала
ему:
     - На два слова в кабинет,  Вихров!  -  И они пошли. Белобрысый муж m-me
Пиколовой тоже последовал за ними, как-то глупо улыбаясь своим широким ртом.
     - Вот видите ли  что!  -  начала m-me Пиколова.  -  Мы с  братцем после
маменьки,  когда она  померла,  наследства не  приняли;  долги у  нее  очень
большие были, понимаете... но брат после того вышел в отставку; ну, и что же
молодому человеку делать в  деревне -  скучно!..  Он и стал этим маменькиным
имением управлять.
     - Опекуном,  то есть, назначен был, как следует - опекой, - поправил ее
муж.
     - Ну,  опекуном там,  что ли,  очень мне нужно это!  -  возразила ему с
досадой m-me Пиколова и  продолжала:  -  Только вы знаете,  какие нынче года
были:  мужики,  которые побогатей были, холерой померли; пожар тоже в доме у
него случился;  рожь вон все сам-друг родилась... Он в опекунской-то совет и
не платил... "Из чего, говорит, мне платить-то?.. У меня вон, говорит, какие
все несчастия в имении".
     - И у него на все это и удостоверения есть от полиции,  - пояснил опять
за жену сам Пиколов.
     - Да,  у  него все эти и  бумаги есть!  -  подхватила она.  -  И  он их
представил туда.  Только  вдруг  оттуда глупую этакую бумагу пишут  к  Ивану
Алексеевичу...  что,  как  это там сказано...  что все это неблагонамеренные
действия опекуна...  Хорошо,  конечно,  что Иван Алексеевич так расположен к
нам...  Он привозит ко мне эту бумагу.  "Вот,  говорит, напишите брату!.." Я
пишу ему... Он прискакал, как сумасшедший: "Я, говорит, желаю, чтобы все это
обследовали;  кто, говорит, из чиновников особых поручений Ивана Алексеевича
самый благородный человек?.."  Я  говорю:  "Благородней Вихрова у него нет!"
Так вот вы,  monsieur Вихров,  съездите,  пожалуйста,  к  брату в  деревню и
поправьте все это.
     Как  ни  бестолково m-me  Пиколова рассказывала,  однако  Вихров  очень
хорошо  понял,  что  во  всей  этой  истории скрывались какие-нибудь сильные
плутни ее братца.
     - Вы  бы  гораздо  лучше  сделали,   если  бы  попросили  на  это  дело
какого-нибудь другого чиновника:  я в службе мнителен и могу очень повредить
вашему брату, - сказал он.
     - Ни за что,  ни за что!..  И слышать вас не хочу!  -  воскликнула m-me
Пиколова,  зажимая себе даже уши.  -  Вы добрый, милый, съездите и поправите
все это,  а  мне уж пора к  Ивану Алексеевичу,  а  то он,  пожалуй,  скучать
будет!.. - заключила она и ушла из кабинета.
     Пиколов и Вихров, оставшись вдвоем, некоторое время молчали.
     - Но  что  за  человек  -  брат  вашей  супруги?  -  спросил,  наконец,
последний.
     - Он  человек умный и  расчетливый,  только вот,  знаете,  этак,  любит
направо и налево карточкой перекинуть! - отвечал Пиколов и представил рукой,
как мечут банк.
     - Может быть,  на эти карточки он все доходы с  имения и проигрывал,  -
заметил ему Вихров.
     - Нет, нет! - возразил Пиколов, засмеявшись своим широким ртом.
     Покуда они разговаривали таким образом,  в  гостиной послышался сначала
громкий,  веселый разговор,  наконец крик, визг, так что Вихров не утерпел и
спросил:
     - Что это такое там?
     - Так себе, ничего, шалят! - отвечал Пиколов.
     В  гостиной,  в  самом  деле,  шалили.  Сначала сели  играть в  карты -
губернатор,  m-me Пиколова,  инженер и Юлия -  в фофаны; ну, и, как водится,
фофана положили под подсвечник; m-me Пиколова фофана этого украла, начальник
губернии открыл это.
     - Зачем вы это сделали, зачем?! - говорил он и ударил ее по руке.
     M-me Пиколова ударила сама его и  довольно сильно;  при этом одна свеча
потухла от их движения.
     - Когда вы затушили свечку,  так я  затушу другую,  -  сказал начальник
губернии.
     - Ах, не смейте! - кричала Пиколова.
     - Захаревский,  затушите прочие  свечи!  -  кричал  начальник губернии,
задувая сам свою свечу.
     Виссарион, не задумавшись, сейчас же исполнил это приказание, задул все
остальные  свечи;   в  гостиной  сделалась  совершенная  темнота.  Начальник
губернии начал ловить m-me Пиколову,  а она от него бегала из угла в угол. В
эту  минуту  в  гостиную  возвратились  Пиколов  и  Вихров.  Последний  едва
рассмотрел прижавшуюся в углу Юлию.
     - Что такое? - спросил он ее.
     - Ах,  защитите меня, чтобы он на меня как-нибудь не набежал, - сказала
она.
     Вихров стал около нее в защиту,  начальник губернии между тем продолжал
бегать за Пиколовой.
     - На  диване,  на диване,  ваше превосходительство!  -  подсказывал ему
инженер.
     Начальник губернии бросился на  диван,  но  m-me Пиколова нагнулась под
стул и ускользнула от него.
     - В  ту  комнату,  ваше превосходительство,  улетела,  -  продолжал ему
подсказывать Виссарион.
     M-me Пиколова, в самом деле, убежала в одну из задних комнат.
     Начальник  губернии,  очень  хорошо  знавший  расположение  дома,  тоже
побежал за ней -  и они там что-то долго оставались. Наконец сам m-r Пиколов
взял загашенные свечи,  сходил с ними в зало и внес их в гостиную:  он знал,
когда это надо было сделать.
     - Как расшалились они, ужас! - говорил он.
     Невдолге после того возвратились губернатор и  m-me  Пиколова,  которая
уже не бежала, а шла довольно тихо.
     - Вы гадкий, противный! - говорила она губернатору.
     - Вы сами деретесь, сами деретесь! - отвечал ей тот.
     - Что же это, они всегда так забавляются? - спросил Вихров Юлию.
     - Не  знаю,   -   отвечала  та,   и  на  губах  ее  появилась  какая-то
презрительная улыбка.


                                    XIV

                                   ОПЕКУН

     Усадьба Козлово стоит на высокой горе,  замечательной тем, что некогда,
говорят,  в  нее  ударил гром -  и  громовая стрела сделала в  ней  колодец,
который до  сих пор существовал и  отличался необыкновенно вкусной водой.  В
этой-то усадьбе,  в  довольно большом,  поместительном барском доме,  взад и
вперед по залу ходил m-r Клыков (брат m-me Пиколовой). Он был средних лет, с
несколько лукавою и заискивающею физиономиею, и отличался, говорят, тем, что
по какой бы цене ни играл и сколько бы ни проигрывал -  никогда не менялся в
лице,  но в настоящее время он,  видимо,  был чем-то озабочен и беспрестанно
подходил то  к  тому,  то  к  другому окну и  смотрел на  видневшуюся из них
дорогу,  как бы ожидая кого-то.  Наконец он вдруг проговорил:  "Едет!" - и с
улыбающимся лицом вышел в переднюю, чтобы принять гостя.
     Ехал это к нему Вихров.
     - Меня, однако, привезли к вам в усадьбу, а не в имение! - говорил тот,
снимая шинель.
     - Это,  уж извините,  я так распорядился: что же вам в деревне в курной
избе жить, - говорил Клыков.
     - Все это прекрасно-с,  -  возразил ему Вихров, - да к вам-то ехать мне
не совсем благовидно.
     Они это время входили уже в гостиную и усаживались в ней.
     - Но неужели же я вас куском хлеба и чашкою чаю подкуплю -  неужели?  -
спрашивал Клыков, глядя ему в лицо.
     - Подкупить не  подкупите,  но  мужикам может это  показаться некоторым
сближением моим с вами, - возразил Вихров.
     - Никаким это сближением не может им показаться! - возразил Клыков.
     Вихров не  стал с  ним больше спорить и  просил его,  чтобы он  дал ему
список недоимщиков,  а также велел позвать и самих мужиков. Клыков осторожно
и как бы даже на цыпочках ушел в свой кабинет. Вихров стал осматриваться. Он
сидел в  какой-то закоптелой гостиной:  закоптели ее стены,  на столе лежала
закоптелая салфетка,  закоптели занавеси на  окнах,  закоптела как  будто бы
сама мебель даже,  -  и  на всем были следы какого-то долгого и  постоянного
употребления.  Вихров  посмотрел  в  зало.  Там  тоже  обеденный стол  стоял
раздвинутым, как бывает это в трактирах; у стульев спинные задки были сильно
захватаны,  на  стене около того места,  где  в  ней открывался буфет,  было
множество пятен.
     В  гостиной висел  портрет  самого  хозяина  в  уланском еще  мундире и
какой-то, весьма недурной из себя, дамы, вероятно, жены его.
     Клыков  возвратился  с  аккуратно  составленным списком  недоимщиков  и
объявил, что и сами они дожидаются на дворе.
     Вихров не утерпел и сказал ему:
     - Какое у  вас в  доме убранство старинное и  как бы закоптелое даже от
времени.
     - Не  столько от  времени,  сколько курят много,  когда соберутся!..  -
отвечал смиренно Клыков.
     - Но кто ж к вам собирается?.. Соседи, вероятно?
     - Соседи-с.
     - И что же, в карты все, конечно, все играете!
     - Нет-с, мало! - произнес невиннейшим голосом Клыков.
     Вихров, наконец, снова обратился к своему делу.
     - Потрудитесь приказать,  -  сказал  он,  -  прийти вот  этому  первому
недоимщику, Родиону Федорову, что ли?
     Клыков  той  же  осторожной походкой сходил и  привел Родиона Федорова.
Оказалось,  что это был хохлатый и  нескладный мужик,  который пришел как-то
робко,  стал поеживаться,  почесываться,  несмело на  все  кругом озираться.
Вихров взял лист бумаги и стал записывать его показание.
     - В сорок шестом году хлеб у вас градом выбивало? - спросил он его.
     - Выбивало-тко!  -  отвечал Родион очень  уже  бойко,  как  бы  заранее
заучив.
     - А холера в сорок восьмом году была?
     - Была-то-тко! - опять отрезал Родион.
     - А мн