частных лиц,  то  почему же  она не  должна существовать для
казны?.. Это прямое нарушение справедливости!..
     Граф (выходя из себя). Господи помилуй, вы помешались, наконец, на этой
десятилетней давности?.. К чему она вам?.. Зачем?..
     Мямлин (смущенным уже голосом).  Затем,  что вот-с  в этой бумаге прямо
сказано,   что  для  казны  не  должно  существовать  десятилетней  давности
(показывая на одну из бумаг в деле).
     Граф.  А  вы  дали  себе труд подумать,  что  это  за  бумага?..  Это-с
единоличное мнение  министра государственных имуществ,  который,  когда  был
возбужден общий вопрос по сему предмету,  то полагал с своей стороны, что на
те   случаи,   где  нарушены  границы  генерального  межевания,   не  должно
распространяться  десятилетней  давности,   и  с  ним,   однако,   никто  не
согласился...  Ведь это,  наконец,  несносно, Дмитрий Дмитрич: вы мало того,
что не вникли нисколько в самое дело,  но мне приходится еще спорить с вами,
опровергать разные смутные мысли,  которые случайно приходят вам в голову!..
На  будущее  время  прикажите уж  лучше  докладывать мне  вашим  начальникам
отделения, а сами пока посидите при этом и поучитесь!
     Мямлин. Но мне это будет очень обидно, ваше сиятельство!
     Граф.  Но что ж мне делать? Как же быть?.. Мне самому читать за вас все
дела и объяснять вам их - я не имею на то ни времени, ни желания.

                               Входит лакей.


                                 ЯВЛЕНИЕ IV

                               Те же и лакей.

     Лакей. Ольга Петровна приехала!
     Граф. Что?
     Лакей.  Ольга  Петровна приехала и  говорит,  что  ей  очень  нужно вас
видеть.
     Граф  (подумав  немного  и  обращаясь  к  директорам).  Дочь,  господа,
приехала: прошу на время выйти!

                             Директора уходят.


                                 ЯВЛЕНИЕ V

                       Граф и лакей, потом граф один.

     Граф (лакею). Проси!

                               Лакей уходит.

     Нечего сказать -  славный народ!..  А отчего?..  Оттого, что ни один из
них службы никогда настоящей не нес!  Я,  бывало, адъютантом был, к генералу
своему идешь  с  бумагою,  дрожишь,  что  запятой какой-нибудь не  забыл  ли
поставить, потому что у того пена у рта сейчас появится, и он месяц за это с
гауптвахты не спустит,  а  им что!  Он стоит перед тобой да брелоками только
поигрывает или  несет чепуху вроде этого непропеченного калача московского -
Мямлина.


                                 ЯВЛЕНИЕ VI

                           Граф и Ольга Петровна.

     Ольга Петровна (входя). Ты занят, папа?
     Граф.  Да,  пожинал  труды  твоего  супруга  за  время  болезни моей  и
наслаждался ими.
     Ольга Петровна. Что же такое муж мой сделал за время твоей болезни?
     Граф.  То,  что насажал мне таких умников,  с которыми я не знаю, как и
быть...
     Ольга Петровна. Кого же это?
     Граф. Во-первых, какого-то генерала Варнуху!
     Ольга Петровна.  Не какого-то, папа, а рекомендованного князем Михайлой
Семенычем!..  Наконец, генерал Варнуха получил такое ничтожное место, что об
этом, я полагаю, и говорить не стоит.
     Граф.  Вместо дельного и  трудолюбивого Вуланда выбрал какого-то лентяя
восточного,  князя Янтарного,  и вдобавок еще злейшего врага моего,  который
бранил меня на всех перекрестках.
     Ольга Петровна.  Ему затем,  папа, и дали это место, чтобы он не кричал
против тебя.
     Граф.  А,  так это вы обо мне заботились!..  Какие,  подумаешь,  у меня
добрые и нежные дети!
     Ольга Петровна.  Ты вот,  папа, сердишься и разными пустяками тревожишь
себя,  а  между  тем  я  приехала  к  тебе  по  гораздо  более  серьезному и
неприятному делу!
     Граф.  У вас с супругом,  кажется, только те дела и серьезны, когда что
до вас касается.
     Ольга Петровна.  Нет,  папа,  это и до тебя касается!.. Мужа призывал к
себе князь Михайла Семеныч...
     Граф (насмешливо). С чем его и поздравляю.
     Ольга Петровна.  И  говорил ему,  что в  правительственных сферах очень
неблагоприятно смотрят,  что ты  и  муж,  то есть тесть и  зять,  так близко
служите друг к другу.
     Граф  (тем  же  насмешливым тоном).  Я  говорил  вам  это  еще  прежде,
предсказывал; а теперь и кушайте, что сами себе приготовили.
     Ольга Петровна.  Нельзя же,  папа, чувствами владеть и душить их в себе
для сохранения выгод по службе!.. Чувство дороже всего для человека!
     Граф.  А когда дороже,  так и наслаждайтесь им и уезжайте куда-нибудь в
Аркадию.
     Ольга Петровна. Мы бы и уехали, но мужа не пускают из службы.
     Граф. Кто ж его может не пустить?
     Ольга Петровна.  Не  то  что не  пускают прямо,  а  просят для спасения
самого дела;  потому что Вуланд умер,  новые директора неопытны,  ты  стар и
часто бываешь болен.
     Граф.  Опять я!..  Но я просил бы вас покорнейше оставить меня в покое:
болен ли я, здоров ли, вам решительно до этого нет никакого дела.
     Ольга Петровна.  Нет,  папа,  мне есть до этого дело,  и большое:  твой
доктор прямо мне  сказал,  что  если ты  так  же  усиленно будешь заниматься
службой, как прежде занимался, так жизнь свою сократишь.
     Граф.  Какой  прозорливый доктор,  и  как  эти  слова  его  должны тебе
нравиться.
     Ольга Петровна.  Ты,  папа, кажется, не хочешь понять ни чувства моего,
из которого я тебе это говорю, ни того, что я хочу тебе сказать.
     Граф.  К несчастью,  я все очень хорошо понимаю!..  Все!.. Тебе хочется
спихнуть меня с моего места и посадить на него твоего мужа - вот что хочется
тебе сделать!
     Ольга Петровна.  Да,  папа,  я очень желаю, чтобы ты вышел в отставку и
чтобы на твое место поступил муж.
     Граф (горько усмехнувшись). Откровенно сказано!
     Ольга Петровна. Совершенно откровенно!.. Другая на моем месте стала бы,
может быть, хитрить, скрытничать.
     Граф.  И знаешь:  это гораздо было бы лучше!..  Гораздо!..  Есть такого
рода   откровенности,   которые   требуют   большой  бессовестности,   чтобы
высказывать их.
     Ольга  Петровна (несколько смущенная этими  словами).  Только не  перед
тобой,  папа!..  Ты  сам добротой своей ко  мне приучил меня быть совершенно
откровенной с тобою; и хоть тебе, может быть, и неприятно теперь выслушивать
меня, но я все-таки хочу высказать еще несколько моих резонов...

                     Граф делает нетерпеливое движение.

     Я объясню все в очень коротких словах:  тебе и Алексею Николаичу нельзя
вместе служить, это уже решено!.. Тебя, разумеется, если ты сам не пожелаешь
того,  не тронут: за тобой слишком много заслуг, и ты слишком много уважаем,
чтобы тебя захотели огорчить!  Поэтому пострадает тут  бедный муж  мой;  ему
дадут плохонькое местечко или просто даже велят подать в отставку, - словом,
его карьера,  так блистательно им начатая,  будет подсечена в  корень.  Мало
того,  мы будем обречены на бедность,  потому что у Алексея Николаича ничего
нет...
     Граф (перебивая дочь).  А  триста тысяч,  которые он взял с Калишинской
компании?
     Ольга Петровна. Алексей Николаич уже тебе говорил, куда ушли эти триста
тысяч, и если ты вздумаешь этими деньгами сделать какой-нибудь вред мужу, то
я буду требовать от тебя пять тысяч душ материнского состояния,  из которого
тебе следовала только седьмая часть.
     Граф (в ужасе и бешенстве).  Как?..  Седьмая часть?.. Как?.. Разве мать
твоя делила когда-нибудь свое состояние со мной?.. Разве оно не принадлежало
мне так же, как и ей самой?.. Если я не взял у ней клочка бумаги, называемой
духовным завещанием, так потому оно твое?..
     Ольга Петровна.  Да, потому оно и мое! Адвокаты прямо говорят, что если
опекун растратил состояние малолетней,  так он  должен возвратить его ей,  а
иначе его посадят в тюрьму.
     Граф  (в  окончательном бешенстве).  Ольга,  молчи!!!  Делай  там,  что
знаешь; но не смей мне этого говорить в глаза...
     Ольга Петровна. И ты, папа, молчи о трехстах тысячах!.. Если ты хочешь,
чтобы я  к  тебе была нежная и  покорная дочь,  будь и  сам ко  мне нежным и
печным  отцом;  служить  тебе,  я  прямо  теперь  скажу,  нет  никакой цели.
Состояния на службе ты уже не составишь, крестов и чинов получать не можешь,
потому что они у тебя все есть...
     Граф.  Все высчитала!  И забыла только одно, что я службе еще могу быть
полезен;  и  пусть твой супруг не  думает,  что он  тут нужней меня:  я  его
нужней, и он пока еще выученик мой и щенок, которого я выдрессировал!..
     Ольга Петровна.  Муж мой всегда это говорил и  говорит,  а ты посмотри,
папа, что выходит из собственных даже твоих слов: положим, ты оттеснишь мужа
и прослужишь еще год,  два,  три,  наконец утомишься и выйдешь в отставку, -
тогда  на  твое  место  выберут совершенно случайно человека,  который тобою
созданное дело сломает и  уничтожит,  а  с делом твоим,  папа,  связано твое
имя!..  Ты с ним войдешь в историю,  и один только Алексей Николаич способен
продолжать его в том направлении, в каком ты ведешь его, потому что, как сам
ты говоришь, он человек твоих взглядов и убеждений.
     Граф.  Ну,  твой  Алексей  Николаич,  я  думаю,  способен отказаться от
всякого рода взглядов и  убеждений и  сломать всякое дело,  если это хоть на
мизинец будет лично ему полезно!
     Ольга Петровна. Гнев, папа, представляет тебе все в ином виде! Впрочем,
каков бы Алексей Николаич человек ни был,  но он муж мой, а ты мне, надеюсь,
не  враг же  совершенный!  Наконец,  если не  для нас обоих,  то  для твоего
будущего внука,  которого я  ношу  теперь  под  сердцем,  ты  должен  желать
устроить нашу участь.
     Граф (злобно усмехаясь). Даже тому, что ты будешь матерью, как говоришь
теперь, я тебе не верю: до того я в вас изверился!
     Ольга Петровна.  Я могу,  папа, на эти оскорбления твои отвечать только
слезами!.. (Начинает плакать.)
     Граф.  И не плачь, пожалуйста, при мне!.. Слезам твоим я тоже не поверю
и убежден, что они притворные.
     Ольга Петровна. Говори, папа, все, что хочешь!

          Проходят несколько минут молчания, в продолжение которых
          Ольга Петровна тихо плачет, а граф сидит, насупившись.

                               Входит лакей.


                                ЯВЛЕНИЕ VII

                               Те же и лакей.

     Лакей. Князь Михайла Семеныч приехал!
     Граф (взмахивая глазами на дочь). Это по вашему приглашению, что ли?
     Ольга Петровна (продолжая плакать).  Нет,  папа,  я не могла приглашать
его.
     Граф (лакею). Проси князя наверх.

                               Лакей уходит.


                                ЯВЛЕНИЕ VIII

                           Граф в Ольга Петровна.

     Граф (дочери).  Я  угадал,  что у тебя слезы притворные!..  Ты плакала,
чтобы протянуть время и подождать, пока приедет этот гость.
     Ольга Петровна. Грех тебе, папа, так безжалостно оскорблять меня.
     Граф.  Мне же грех, ах, ты, негодяйка этакая! Они мне с супругом делают
на каждом шагу козни и  мерзости,  а  я и высказать того не смей -  фу,  ты,
наглецы бесстыжие! (Порывисто встает и уходит.)


                                 ЯВЛЕНИЕ IX

                            Ольга Петровна одна;
                          потом Янтарный и Мямлин;
                              позже Шуберский.

     Ольга Петровна (сейчас же утирает слезы и,  приотворив дверь в соседнюю
комнату, говорит директорам). Войдите сюда, господа!.. Граф ушел наверх!

                      Входят князь Янтарный и Мямлин.
                 Ольга Петровна, снова заглядывая в двери.

А вы, monsieur Шуберский, что же остались там?

                           Шуберский тоже входит.
                   Ольга Петровна, обращаясь ко всем им.

Вам, вероятно, граф наговорил всем неприятностей?
     Мямлин (поднимая значительно брови). Да еще каких-с, надобно знать!
     Князь Янтарный (гордо).  Он себе позволил то мне сказать,  что я службу
мою брошу, потому что я не привык, чтобы начальники мои, кто бы они ни были,
так обращались со мной.
     Мямлин (кротким голосом и  разводя руками).  А из меня такого дурака он
представил,  что  я  до  сих  пор  опомниться  не  могу!..  Еще  одно  такое
объяснение,  и  со  мной удар нервный случится!..  (Начинает делать из  лица
гримасы.)
     Ольга  Петровна.  Ужасно,  какой  старик невыносимый стал!  На  Алексея
Николаича он тоже взбешен до последней степени,  и чем кончится эта ссора, я
еще не знаю, тем больше, что к папа теперь приехал князь Михайла Семеныч.
     Оба директора (почти с испугом). Приехал!.. Зачем?..
     Ольга Петровна.  Не знаю,  собственно,  зачем; но ожидаю, что отец, под
влиянием досады на Алексея Николаича, наскажет на него князю.
     Мямлин (с одушевлением). А я князю наскажу на самого графа, вот что-с!
     Ольга Петровна.  И  объясните князю,  что  отец  главным образом за  то
сердится на мужа, что вот он и я тогда очень хлопотали, чтобы вас определили
на ваше теперешнее место!
     Мямлин. И то скажу-с, доложу ему.
     Ольга Петровна (обращаясь к  Янтарному).  За  ваше назначение граф тоже
бесится на  мужа.  "Каким образом,  говорит,  определить ко  мне  на  службу
злейшего врага моего, который злословил меня на каждом шагу?"
     Князь Янтарный.  Я  и  теперь буду  злословить графа,  в  этом  случае,
pardon,  madame,  но граф своим обращением сам вызывает это и делает себе из
всех врагов.
     Ольга Петровна.  Совершенно понимаю это и извиняю вполне!  (Обращаясь к
Шуберскому.) А вас, monsieur Шуберский, зачем, собственно, граф призывал?
     Шуберский (с горькой усмешкой). Чтобы велеть подать в отставку.
     Ольга  Петровна.  Это  ужасно!..  Вот  теперь  вы  и  видите,  кто  вас
преследует: муж или граф.
     Шуберский. Теперь, конечно, вижу.
     Ольга Петровна.  Тоже самое и в других случаях,  и даже это Калишинское
дело, как оно происходило, - я не знаю; но знаю только одно, что муж мой тут
чист...  как ангел,  и  что если страдает за что,  так за свою преданность к
лицам, которые повыше его стояли, и вы уж, пожалуйста, заступитесь за него в
печати, если его очень опять там злословить будут.
     Шуберский.  Это будет священной обязанностью для меня, потому что я так
в  этом  отношении виноват пред Алексеем Николаичем,  что,  конечно,  должен
употребить все, чтобы загладить перед ним вину свою.
     Ольга  Петровна.  А  вы  давно занимаетесь литературой?  Давно получили
призвание к ней?
     Шуберский. С детских почти лет.
     Ольга Петровна.  Как это приятно! Все-таки это творчество, поэзия, а не
сухая служебная проза!.. Однако я слышу, граф идет! Уйдите, господа!

            Князь Янтарный, Мямлин и Шуберский поспешно уходят.


                                 ЯВЛЕНИЕ X

                           Ольга Петровна и граф.

     Граф (с прежней злобной усмешкой и  низко кланяясь дочери).  Поздравляю
вас: супруг ваш назначается на мое место...
     Ольга Петровна (бросаясь было к отцу на шею). Merci, папа!
     Граф (отстраняясь).  Не благодари!.. Не я вам устроил это, а вы сами!..
И  я  желал  бы  только спросить твоего мужа,  что  неужели в  его  гадкой и
черствой душонке за  все,  что я  сделал для него,  не  накопилось настолько
благодарности ко мне,  чтобы не ездить по городу и не сочинять, что будто бы
он всегда все делал за меня,  и  что теперь я сумасшедший даже!  Если уж ему
так  хотелось этого  проклятого места  моего,  так  лучше  бы  он  пришел  и
поклонился мне,  я  уступил бы  ему его и  по  крайней мере не считал бы его
тогда подлецом совершенным.
     Ольга Петровна. Мы для тебя же, папа, желали, чтобы ты вышел в отставку
и успокоился.
     Граф.  Ничего вы  мне не  желали!..  Только пасть свою удовлетворить вы
желали,  хищники ненасытные!.. Что ты всегда была волчицей честолюбивой, это
видел я с детских лет твоих;  но его я любил и думал,  что он меня любит! На
прощанье я  могу вам  пожелать одного:  пусть у  тебя родится дочь,  похожая
душою на тебя, а он отогреет за пазухой у себя такого же змееныша-чиновника,
какого я  в  нем  отогрел;  тогда вы,  может быть,  поймете,  что  я  теперь
чувствую! (Быстро поворачивается и уходит.)


                                 ЯВЛЕНИЕ XI

          Ольга  Петровна  одна,  потом  Андашевский;  позже князь
          Янтарный, Мямлин и Шуберский и, наконец, граф.

     Ольга Петровна (одна и  усмехаясь).  Сердись теперь,  пожалуй,  сколько
хочешь...  Дело ж сделано!..  Ехать поскорее к мужу и обрадовать его! (Идет,
но в дверях встречается с Андашевским.) Ты приехал?
     Андашевский.  Да!..  Я тут у подъезда дожидался и сейчас встретил князя
Михайлу Семеныча: он говорит, что я буду назначен.
     Ольга Петровна. Непременно будешь назначен!
     Андашевский (беря себя за  голову).  Господи,  что  же  это такое!..  Я
заплачу!
     Ольга Петровна. Заплачь!.. Ничего!.. Тебе легче после того будет.

          Андашевский  начинает  утирать  выступившие  у  него  на
          глазах  слезы;  у  Ольги Петровны тоже глаза наполняются
          слезами.

     Андашевский (с  чувством).  Князь сказал,  что  старик сам  даже  желал
оставить это место и передать его мне.
     Ольга Петровна.  Хорошо желал!  Ты  послушал бы,  какими он именами нас
обоих тут называл,  так что я  солгала даже ему,  что буду требовать у  него
материнского состояния.  Впрочем,  бог с ним... Скажи лучше, кого ты думаешь
взять на твое место?
     Андашевский  (несколько  задумавшись).   Конечно,   князя  Янтарного!..
Во-первых, у него связи огромные, а во-вторых, он сам не опасен: не подшибет
никогда!
     Ольга Петровна. А на место Янтарного кого ты назначишь?
     Андашевский. Право, уж не знаю!
     Ольга Петровна.  Назначь Шуберского:  он в печати имеет значение!..  Не
мешает и в этой сфере иметь преданного человека.
     Андашевский. Мысль недурная!
     Ольга  Петровна.  А  теперь  позови  их  скорее  и  объяви им  о  твоем
назначении: они очень рады будут этому.
     Андашевский.   Сейчас  позову!   (Приотворяя  дверь.)  Пожалуйте  сюда,
господа! (К вошедшим.) Граф оставляет службу...
     Все в один голос. Кто ж на место его?
     Андашевский (с некоторым трепетом в голосе). Я, кажется, назначаюсь!
     Мямлин (благоговейно складывая руки и  возводя глаза к небу).  Господи,
благодарю тебя за то!
     Князь Янтарный (грустным тоном).  Настоящее место ваше поэтому делается
вакантным?
     Андашевский.  Да;  если это случится...  и  в таком случае я буду иметь
честь вас пригласить на него,  а теперь все-таки позвольте мне, как будущего
моего помощника, обнять вас...
     Князь Янтарный. О, благодарю вас!

                         Оба обнимаются и целуются.

     Андашевский (Мямлину).  А  вас,  даст бог,  в  новом году мы полечим от
вашей болезни аннинской лентою!
     Мямлин. Излечусь этим, совершенно излечусь!
     Андашевский (Шуберскому).  Вам,  господин Шуберский,  я  тоже бы  желал
предложить место Георгия Ираклича, когда оно освободится, если только это не
повредит вашим литературным занятиям.
     Шуберский  (задыхающимся  от  радости  голосом).   Нисколько-с  это  не
повредит!
     Мямлин.  Директор отличный он будет и  похваливать нас иногда в газетах
станет.
     Шуберский.  В отношении товарищей я уж, конечно, ничего другого не могу
написать.
     Андашевский. Кабинет, таким образом, составлен!

          Берется  за  свою  шляпу;  тому же примеру следуют и все
          прочие;  Андашевский начинает даже при этом насвистывать
          одну  из  арий;  Ольга  Петровна  весело натягивает свои
          перчатки;  физиономии  директоров  сияют  удовольствием;
          вдруг в дверях из задних комнат показывается граф Зыров.

     Граф  (делая довольно повелительный жест  рукою).  Прошу вас,  господа,
приостановиться на минуту и не расходиться!

          Все   останавливаются,   граф   выходит   на  авансцену;
          выражение  лица его печальное и сер