искал, а вы
хотели спасти мне жизнь... (Опускает голову; потом через несколько мгновений
поднимает глаза на княгиню.) С вами нас,  княгиня,  будет бог судить, кто из
нас виноватее;  но вы... после претерпенного от меня... оплакивали мои раны,
а потому... (Слабо хлопает в ладоши.) Дворецкого мне!
     Кадушкин. Двоесский!
     Князь Платон. Сервирован ли там стол и готовы ли музыканты?
     Дворецкий. Все готово-с!
     Князь Платон. Вели играть веселый туш!

                             Дворецкий уходит.

     Князь Платон.  Вас,  ваше превосходительство,  и вас,  господа дворяне,
призываю  я  в  свидетели,  что,  оставляя  жену  нашу,  Настасью  Петровну,
наследницей всего нашего...  состояния,  желаю я сам отпраздновать сговор ее
за  господина Рыкова.  (С  горькой усмешкой.)  Стол  готов,  музыка  играет,
пожалуйте кушать! (Склоняет совсем низко голову. Слышится музыка.)
     Княгиня (плача).  Простите меня,  князь,  не наказывайте так!  (Берет у
него руку и целует ее.)
     Князь Платон (горько усмехаясь). Я думал сим сделать вам приятное!
     Княжна (княгине). Не противоречьте уж ему!
     Губернатор.  Совершенно не  нужно противоречить.  Больной -  что  малый
ребенок.
     Князь Платон (крестится и почти уже в бреду).  Ваше превосходительство,
соблюдите этикет...  ведите сестру мою под руку... а господин Рыков мою жену
и свою невесту... (Умолкает.)

                      Все остаются в немом недоумении.
                         Музыка продолжает играть.

     Кадушкин (взглянув князю в глаза, вскрикивает). Умей!
     Княгиня (становясь на колени пред князем). Благодетель вы мой!

                              Занавес падает.


                                 ПРИМЕЧАНИЯ

                                САМОУПРАВЦЫ

     Впервые  трагедия напечатана в  журнале "Всемирный труд",  1867,  No  2
(февраль).  Написана она  была  летом  и  осенью 1865  года  и  закончена 31
октября.  11 ноября 1865 года Писемский начал хлопоты о поставке трагедии на
сцене,  в связи с чем временно дал ей название "Екатерининские орлы". Острый
социальный конфликт трагедии внушал цензурным органам страх, вследствие чего
разрешение было  получено лишь  к  началу 1866  года,  и  то  с  исключением
наиболее нецензурных мест.  Дошедшая до  нас рукопись "Екатерининских орлов"
дает нам представление об  одной из первоначальных редакций пьесы.  Приводим
некоторые места из нее.


                          Действие IV, явление I,
                            после пятой реплики.

     Митрич  (несколько  озадаченный подобным  замечанием).  Мельник  пустой
человек,  так и быть тому надо...  (Возвращаясь снова к прежнему разговору.)
Теперь  государи,   братец,   тоже   баринов  от   мужиков  очень  отличают:
государыня-императрица скольким господам вотчины надавала, а мужику, небось,
ни одному, потому самому не стоит... Вот теперь тебя сделай барином, сумеешь
ты быть?
     Филька (засмеявшись). Нет, дядя, не сумею.
     Митрич.  То-то и есть.  На все тоже надо, чтобы родился человек. Обирай
почище около окон...


                          Действие V, явление IX.

     Тот же  и  Рыбак с  подвязанной черной бородой,  одетый в  обыкновенную
крестьянскую чуйку  и  подпоясанный ремнем,  на  котором висят  коновальские
принадлежности.

     Рыбак (оглядев комнату внимательно).  Что же,  Петр Григорьич, долго ли
нам дожидаться тут?
     Девочкин. Да ты погоди, братец! Человек помирает, что мне тут делать?
     Рыбак.  Как нам годить тут,  помилуйте?  Мы  не то,  что народ вольный,
может ходить везде открыто без  страху!  Вы  сами  сказали,  что  как  дочку
освободим, вы сто рублей нам дадите.
     Девочкин. Ну и будет все это.
     Рыбак.  Будет,  пожалуй,  другое!.. Мне своих парней и не унять. Они на
селенье хотят идти.  Я волен над ними только днем,  а как солнце сядет, они,
пожалуй, и меня самого свяжут. Исправник тоже теперь скрылся: того и гляди с
командой подойдет!
     Девочкин.  А зачем вы князя ранили так?..  Будь он здоров, сдался бы на
капитуляцию, все бы тогда было: и деньги, и пиво, и вино!
     Рыбак. Было бы уж!.. Пустые одни слова только говорите... Еще дворянин!
     Девочкин.  Ну,  коли так,  так убирайся к черту,  ничего у меня нет про
вас! Сейчас вот губернатор приедет сюда, всех вас выдам ему!
     Рыбак.  От  вас  только и  чай  этого!..  Не  сегодня шаромыжничаете...
Впутался я только в это глупое дело, право!
     Девочкин. Ты не груби мне!


                                 Явление X

                 Те же и вбегает Рыков с двумя охотниками.

     Рыков (показывая на Рыбака).  Каналья,  куда забрался!  Берите,  вяжите
его!
     Девочкин.  Так и  надо!..  Он беглый с Колыванских заводов,  там уж два
раза кнутом его дули!

                        Охотники кидаются на Рыбака.

     Рыбак.  Ну да,  так вот сейчас и  дамся вам!  (Выхватывает из-за пазухи
кистень, отмахивается им, потом бросается к окну, свистит и выскакивает; ему
отвечают несколько свистков.)
     Рыков (выскакивая вслед за ним с охотниками). Врешь, не уйдешь!
     Девочкин (тоже выскакивая за ними). Не уйдешь, бестия, словим!

                   Сцена остается некоторое время пустою.
                          Слышны крики и выстрелы.

     В XIII явлении "дворянин средних лет" говорит губернатору:  "Нам,  ваше
превосходительство, от этих богачей и знатных жутко тоже приходится".

     Одновременно  с  возбуждением ходатайства  о  допуске  пьесы  на  сцену
Писемский представил ее на соискание Уваровской премии.  В  конкурсе,  кроме
Писемского,  приняли участие А.Н.Островский ("Воевода,  или Сон на  Волге"),
А.К.Толстой ("Смерть Иоанна Грозного"),  Д.В.Аверкиев,  А.А.Потехин и другие
драматурги.  Ни одному из них премия присуждена не была.  Рецензент трагедии
Писемского  академик  А.В.Никитенко  в   своем   отзыве   обвинял  автора  в
протоколизме:  "Пьеса  "Самоуправцы" возбуждает вдвойне тяжелое впечатление.
Читатель или зритель,  принужденный понести на  своем сердце бремя всех этих
безобразных  фактов,   не   вознаграждается  никакою   мыслию,   которая  бы
оправдывала,  оразумливала,  если можно так выразиться,  очеловечивала их"*.
Однако  в  своем  отзыве  Никитенко открывает причину своего  отрицательного
отношения  к  трагедии  Писемского:   ему  не  нравится  вся  реалистическая
литература шестидесятых годов.
     ______________
     * А.В.Никитенко.  Три литературно-критических очерка.  СПб,  1866, стр.
13.

     В   основу   своей   трагедии  Писемский  положил   подлинные  события,
происходившие в  середине девяностых годов XVIII века в костромском поместье
Н.Ф.Катенина - Занино. По данным В.В.Касторского, "в подвалах своего дома он
пытал и истязал крестьян"*.
     ______________
     * В.В.Касторский.  Писатели костромичи.  Кострома,  1958,  стр. 57. См.
также "Русская старина", 1912, т. 152.

     "Самоуправцы" впервые  были  поставлены в  Московском Малом  театре  17
января 1866  года.  Под  свежим впечатлением от  первых спектаклей Писемский
писал  П.В.Анненкову:   "Письмо  ваше  я   получил  как   раз  вскоре  после
представления на  сцене моей пьесы,  которая имела громадный успех,  так что
теперь третье представление и  уже билетов за  день нет"*.  Не меньший успех
имела трагедия и  на петербургской сцене.  Это обстоятельство вынуждены были
признать даже  недоброжелательно отнесшиеся к  "Самоуправцам" рецензенты.  В
дальнейшем  широкую   известность  приобрела   постановка  "Самоуправцев"  в
Московском художественно-общедоступном театре (ныне МХАТ) в  1898  году  при
участии  К.С.Станиславского (Платон),  А.Р.Артема  (Девочкин),  И.М.Москвина
(подьячий) и В.В.Лужского (Сергей Имшин).
     ______________
     * А.Ф.Писемский. Письма, М.-Л., 1936, стр. 197.

     Текст  трагедии печатается по  изданию  1874  года  с  исправлениями по
автографу и предшествующим изданиям.

     Стр. 263. Медиатор - посредник (франц.).
     Дискур - разговор (франц.).

                                                                  А.А.Рошаль



                      Алексей Феофилактович Писемский

                                   Леший

                             Рассказ исправника


     ---------------------------------------------------------------------
     Книга: А.Ф.Писемский. Собр. соч. в 9 томах. Том 2
     Издательство "Правда" биб-ка "Огонек", Москва, 1959
     Иллюстрации П.Пинкисевича
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 19 июля 2002 года
     ---------------------------------------------------------------------


     {1} - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.


                                     I

     Я  был  командирован для  производства одного  уголовного  следствия  в
Кокинский* уезд вместе с  тамошним исправником,  которого лично не знал,  но
слышал о нем много хорошего: все почти говорили, что он очень добрый человек
и ловкий,  распорядительный исправник, сверх того, большой говорун и великий
мастер  представлять,  как  мужики  и  бабы  говорят.  Получив общее  с  ним
поручение,  я  хотел сам за  ним ехать в  Кокин,  но  он  меня предупредил и
дожидался  уже  в  усадьбе  Маркове,  которая  стоит  на  самом  повороте  с
кокинского торгового тракта на проселок, ведущий к месту нашего назначения.
     ______________
     * Название вымышленное. (Прим. автора.)

     Только  что  я  вышел  из  повозки,  он  подошел ко  мне  и  проговорил
официальным голосом:
     - Честь имею представиться: кокинский земский исправник.
     Он  был  уже  человек пожилой,  но  еще  бодрый,  свежий и  вообще имел
наружность приятную  и  умную.  За  его  служебную вежливость,  на  которую,
впрочем,  давали мне  некоторое право наши служебные отношения,  я  поспешил
ответить ему тем же и взаимно представился,  чем он остался с своей стороны,
кажется, весьма доволен. Я спросил его, когда мы выезжаем.
     - Я думаю, сейчас же: зачем золотое время терять! - отвечал он и тут же
распорядился мне об обывательских, а себе велел закладывать свой тарантас.
     В ожидании лошадей мы сели с ним на привалок около избы.
     - Давно вы служите? - начал я.
     - Давненько-с: по вниманию дворянства, выбираюсь три трехлетия и второе
шестилетие.
     - Хлопотлива ваша служба?
     - Не без того-с...  привычка:  сначала,  когда поступил, так очень было
дико;  только что вышел из военной службы,  никого,  ничего не знаю;  первое
время над бумагами покорпел,  а тут, как поогляделся, так понял, что, сидя в
суде, многого, не сделаешь, и марш в уезд, да с тех пор все и езжу.
     - А суд как же?
     - В  суде что-с?  Все эти суды,  я  вам доложу,  пустое дело;  ежели по
правде теперь сказать,  так ведь только мы,  маленькие чиновники, которые по
улицам-то вот бегаем да по проселкам ездим,  -  дело-то и делаем-с, а прочие
только ведь и есть, что предписывают, - поверьте, что так!
     Пока  мы  разговаривали  таким  образом,   около  нас  собралась  толпа
мальчишек.  Маленький, худощавый, со всклокоченными волосами горбун притащил
с ведро величины дегтярницу и силился на жерди поднять задок моей брички.
     - Перестань, косолапый, достатки хребет сломаешь! - крикнул исправник.
     - Ничаво, кормилец: може, и смогу, - отвечал тот.
     - Перестань,  надорвешься!  -  крикнул опять исправник. - Матвей! Смажь
бричку.  Где  этому  хрычу  возиться тут!  -  сказал  он  хлопотавшему около
тарантаса своему кучеру,  парню лет двадцати пяти,  с намасленною головою, в
красной рубашке, в плисовых штанах и с медною сережкою и ухе.
     Матвей подошел.
     - Что,  дядя,  видно,  это не кузовья таскать?  А на спине,  кажись,  и
подкладка есть...  Не замай,  пусти,  - сказал он и молодцевато поднял задок
брички,  подставил дугу под жердь, одним взмахом руки сдернул колесо и начал
мазать.
     - Здоров, паря, - проговорил горбун, глядя с удовольствием на кучера.
     - Эй ты,  горбатка!  Тройка,  что ли, у тебя завелась? Извозничать, что
ли, начал? - спросил его исправник.
     - Нету-тка,  сударь. Какая тройка! Всего две: одна-то кобылка, а другой
меринок - почесть что жеребенок: всего весною три годка минуло.
     - А третья чья же?
     - Третья от дяди Захара пойдет.
     - По охоте, что ли, везете?
     - Какое,  родимый,  по  охоте:  время рабочее,  сам знаешь...  какое по
охоте!.. От Егора Парменыча приказ был, меня и Захара нарядил... Какое уж по
охоте!
     - А Егор Парменов дома?
     - Дома-тка, надо быть: дома утрось был.
     - Для  чего  же  барскими  лошадьми  не  справляют  подвод:  барин  это
разрешил, я вам толковал.
     - Ты-то, кормилец, толковал, да где! Вс„ мы справляем.
     Исправник нахмурился.
     - Вы не поверите,  сколько у меня битвы с этими управителями.  Только и
ладят себе в карман;  а чтобы барину угодить,  так едет на мужике, - отнесся
он ко мне и потом крикнул: - Федька!
     Один из мальчиков, повыше и поумнее лицом, подошел.
     - Поди, позови ко мне управителя. Знаешь, где он?
     - Знаю, - отвечал мальчик.
     - А где?
     - Во хлигеле, - чай, поди, во хлигеле пьет.
     - Ну, так ступай и позови его сюда... Валяй!
     Мальчишка побежал вприскочку; за ним побежали двое и еще двое; осталась
только лет  трех  девчонка,  которая заревела во  все  горло,  приговаривая:
"Нянька ушел, нянька ушел".
     - А кто здесь управитель? - спросил я.
     - Здесь  управитель персона важная-с,  -  отвечал исправник,  -  бывший
камердинер господина и  вступивший в законный брак с мамзелью,  исправлявшей
некоторое время при барине должность мадамы,  а потом прибыл сюда отращивать
себе брюхо и набивать карман;  не знаю, чем кончится, а я его поймал на одну
штуку -  кажется,  что  сломлю ему голову.  Не  могу,  сударь,  видеть этого
лакейства, особенно когда они в управители попадут.
     - Стало быть, вы думаете, что бурмистры из мужиков лучше? - заметил я.
     - Не в пример лучше-с,  -  отвечал исправник,  - я, скажу вам, наблюдал
над этим много. Конечно, и из них есть плуты, особенно который уж много силы
заберет,  но  вместе  с  тем  вы  возьмите,  сколько  у  него  против  лакея
преимуществ:  хозяйственную часть он знает во сто раз основательнее,  и  как
сам  мужик,  так  все-таки  мужицкую нужду  испытал,  следовательно,  больше
посовестится обидеть какого-нибудь бедняка;  потом-с, уваженья в нем больше,
потому что никогда не  был к  барину так приближен,  как какой-нибудь лакей,
который господина,  может быть,  до последней косточки вызнал, - и, наконец,
главное:  нравственность!  Я  вам прямо скажу,  все эти господа камердинеры,
дворецкие,  они с малых лет живут на свободе,  в городе,  а город - баловник
для людей;  в деревне чего бы и в голову не пришло, а тут как раз научат. Он
и трубку курит, и в карты играть охотник, и шампанское пить умеет, и выходит
поэтому,  что толку-то  на  деле нет,  а  только форс держат,  да еще какой,
посмотрели бы вы! Ни один господин не решится над мужиком так важничать, как
ломаются эти молодцы. Я многим из них посшибал головы.
     - Каким же образом вы принимаете участие в их управлении?
     - Да и  сам уж не знаю,  как это вышло:  по службе-то ведь беспрестанно
сталкиваешься с этими молодцами,  и я,  как,  бывало, прежние исправники, не
сближаюсь с  ними,  а вхожу прямо в переписку с барами и такой своей манерой
добился теперь до  того,  что на все почти имения имею доверенные письма;  и
если я  теперь какие-нибудь распоряжения делаю,  мне никто из них не ткнет в
зубы: "Барину напишу", - врешь! - Я первый напишу.
     - Вам, я думаю, и все помещики благодарны?
     - Ну,  не все-с. Впрочем, - продолжал он с некоторым самодовольством, -
многие важные особы, когда сюда приезжают, со мной знакомятся, ласкают меня,
благодарят...  Я даже,  милостивый государь, имею несколько собственноручных
писем    от    князя    Дмитрия   Владимирыча{247},    бывшего   московского
генерал-губернатора,  удостоился потом чести быть  лично с  ними  знакомым и
пользовался их покровительством. Чего ж мне больше? Я бьюсь не так, чтобы уж
особенно из-за денег.  Дети у меня,  благодаря бога и по милости этого моего
хорошего знакомства,  все уж пристроены, на своих местах, и не только что от
меня ничего не требуют, но еще мне же помогают. Если вам откровенно сказать,
так я и служу больше по привычке;  силы еще есть,  начальству, вижу, приятна
моя служба,  потому что,  кто ни будет на моем месте, другой, неопытный, так
не вдруг еще привыкнет;  на первых порах,  как ни бейся,  а того не сделает,
что  я...  Привычка-с!..  Вот катит,  полюбуйтесь:  какой гог-магог{248},  -
заключил  исправник,  указывая глазами  на  идущего  управителя,  который  с
первого же взгляда давал в  себе узнать растолстевшего лакея:  лицо сальное,
охваченное бакенбардами,  глаза маленькие,  черные и  беспрестанно бегающие,
над которыми шли густые брови,  сросшиеся на  переносье.  Одет он  был очень
презентабельно и,  как требовало время года,  совершенно по-летнему: в сером
казинетовом пальто,  в пике-жилете,  при часах на золотой цепочке, с золотым
перстнем на грязной руке и  в соломенной шляпе,  которую он,  подойдя к нам,
приподнял и расшаркался.
     - Приказание получил явиться к вам! - отнесся он к исправнику.
     - Здравствуйте,  батюшка Егор Парменыч!  Повидаться с  вами захотелось;
сами вы уж заспесивились и глаз не кажете, - отвечал исправник.
     Управитель переступил с ноги на ногу.
     - Сбирался еще до  присыла вашего,  да так полагал,  знав усердие ваше,
что  делами  изволите  заниматься,   а  очень  было  бы  приятно,   если  бы
осчастливили меня и  пожаловали ко мне чаю или кофейку откушать или закусить
бы чего-нибудь: дело дорожное.
     Исправник взглянул на меня.
     - С удовольствием бы, да не охотник я до закусок-то, - сказал он.
     - Уж  это  точно справедливо изволили сказать про  себя.  Чем только вы
живы,  мы тому удивляемся!  Эдакого постника,  как вы,  я  и в Петербурге не
видывал,  хотя и  там  господа тоже очень воздержны на  пищу,  -  проговорил
управитель и потом,  видя, что исправник ничего ему не возражает, продолжал,
вздохнув:  -  Все это, я полагаю, от вашей заботливости происходит. Вот хоть
бы и наш господин - проходит он, как небезызвестно вам, должности большие, и
часто,  бывало,  когда  я  еще  при  особе  их  состоял,  если  получат  они
какое-нибудь повышение или награждение,  поздравишь их,  одевая поутру,  они
только головкой помотают: "Эх, говорит, Егор Парменов, повышению я рад, да и
забот прибавится".  И точно-с:  и сна,  посмотришь, лишатся и пищи уж меньше
употребляют... Очень тоже старательный к службе.
     - Что и говорить!  -  возразил исправник с усмешкою. - Ты не только что
на господине, и по себе можешь судить это.
     - Именно могу,  Иван  Семеныч.  Если сравнить свое положение с  простым
мужиком,  так  увидишь большую разницу:  какая ему забота!  Отпашет он  свою
полосу, натреплется тюри да и спать; а ты, например, пять запашек одних: вс„
надобно присмотреть;  конский завод,  сплавные леса, четыре тяжебных дела на
руках,  межеванье теперь идет;  а неприятностей-то сколько получишь!  Иногда
какая-нибудь посконная бабенка,  за  которую двух грошей дать нельзя,  и  та
тебя так расстроит,  что ничему не рад.  Все это в воображении имеешь: какой
тут сон или пища! Ничего на ум не пойдет.
     При последних словах исправник взглянул на  управителя пристально;  тот
остановился и начал глядеть по сторонам.
     - Приказанья больше никакого не будет? - спросил он, помолчав.
     - Да приказанье такое: ты все прежней своей методы не оставил - подводы
мужиками справляешь! Я уж об этом барину писал и ответ получил.
     - Я,  признаться,  и сам об этом господину описывал.  Неужели же,  Иван
Семеныч,  я смел бы иметь против вас какое-нибудь сопротивление, если бы сил
моих только хватало;  сами изволите знать,  половина запашки идет на барских
лошадя