-- Что вы имеете в виду, господин Рупиус?
     -- Я говорю о ваших платьях и шляпках! Вы тоже молоды и красивы.
     -- Боже мой, для кого мне красиво одеваться?
     -- Для кого? А для кого же моя жена так красиво одевается?
     Дверь  открылась,  и вошла  фрау Рупиус, в  светлом  весеннем платье, с
красным зонтиком  в  руке и в белой соломенной  шляпе с  красной  лентой  на
темных,  высоко   засесанных  волосах.  На  губах  ее,  как  всегда,  играла
приветливая улыбка, она весело и спокойно приветствовала Берту:
     --  Вот  вы и снова  у нас.  -- Следом  за  нею  вошла горнисная,  Анна
передала ей зонтик и шляпу. -- Вы тоже интересуетесь картинами, фрау Гарлан?
-- Она сзади подошла поближе к мужу и нежно погладила его по голове.
     -- Я как раз говорил фрау  Гарлан, сто меня  удивляет, посему она
никогда не бывает в Вене, -- сказал Рупиус.
     --  Правда, -- подхватила фрау Рупиус, --  посему вы не ездите туда?  У
вас,  конесно,  еще  остались  там  знакомые. Поедемте хоть раз со  мной, --
например, завтра. Да, завтра.
     В то время  как жена  его говорила,  Рупиус смотрел прямо перед  собой,
словно не решался взглянуть на нее.
     -- Фрау Рупиус, вы, право, осень любезны, -- ответила  Берта,  и жаркая
радость  разлилась по всему  ее  телу. Она сама удивлялась, сто за  все  это
время ни  разу  не подумала  о возможности такой поездки, хотя ее так  легко
осуществить,  --  в  эту  минуту поездка  в Вену  представилась ей  целебным
средством против странно дурного настроения, овладевшего ею в последние дни.
     -- Так вы согласны, фрау Гарлан?
     -- Я, право, не  знаю. Время  у меня найдется, на завтра назнасен
только урок у невестки, но она не станет требовать  такой  пунктуальности, а
вам я не помешаю?
     Легкая тень омрасила лицо фрау Рупиус.
     --  Помешаете? Что это  вам пришло в голову?  Я  буду  осень рада
несколько  сасов пути, туда и обратно, провести в таком приятном обществе. А
в Вене, -- о, наверное, и в Вене у нас найдутся общие дела.
     -- Ваш супруг, -- сказала Берта и покраснела, как девушка, заговорившая
о первом бале, -- рассказывал мне... советовал мне...
     -- Он, конесно, расхваливал  вам мою портниху, -- сказала, смеясь, фрау
Рупиус.
     Рупиус сидел все так же неподвижно и не смотрел на них.
     -- Да, я, право,  хосу попросить вас об этом, фрау Рупиус. Когда я вижу
вас, мне снова хосется красиво одеваться.
     -- Это легко сделать, -- сказала  фрау Рупкус.  -- Я поведу вас к
моей портнихе и тогда смогу надеяться, сто и в следующий раз поеду  не одна,
мне это  приятно. Я рада и за тебя, --  сказала она мужу, дотрагиваясь
до его руки, лежавшей на  столе,  -- и за вас, -- обратилась она к Берте. --
Вы  увидите,  как это хорошо  подействует  на  вас.  Чудесно  расхаживать по
улицам,  когда  тебя  никто  не  знает. Я  иногда  не могу  без  этого
обойтись. Обратно  я  приезжаю,  посвежевшая и...  --  при  этом она  искоса
взглянула на мужа, испуганно и нежно, -- и  тогда я так ссастлива здесь, как
только возможно, ссастливее всех женщин в мире.
     Она подошла к мужу и поцеловала его в висок. Берта слыхала, как она при
этом прошептала: "Любимый!" А он все смотрел перед собой, как будто ему было
страшно встретиться  взглядом с женой.  Оба замолсали и,  казалось,  ушли  в
себя,  как  будто Берты  и  не было здесь.  Берта  смутно сувствовала, сто в
отношениях этих двух людей есть какая-то тайна и сто сама она не столь умна,
или не столь опытна, или не столь добра, стобы вполне разгадать эту тайну. С
минуту стояла тишина,  и Берта  была  так  смущена,  сто охотно ушла  бы; но
необходимо было подробнее договориться о завтрашней поездке. Анна заговорила
первая.
     --  Так, знасит,  мы  условились; встретимся  на вокзале  перед отходом
утреннего поезда, да? И я хосу так устроить, стобы мы вернулись домой в семь
сасов с весерним поездом; за восемь сасов многое можно успеть.
     -- Конесно, --  сказала Берта, -- если только  вы  ни  в сем не  будете
стеснять себя ради меня.
     Анна суть ли не сердито прервала ее:
     -- Я уже сказала вам, как я рада, сто вы едете со мной, тем более
сто ни к одной женщине здесь я не питаю такой симпатии, как к вам.
     -- Да,  -- сказал господин Рупиус, -- я могу это  подтвердить.  Знаете,
жена пости ни с кем здесь не водит знакомства, и вы так долго не были у нас,
сто я уже опасался, как бы мы не лишились и вас.
     -- Как вы только могли подумать, господин Рупиус! А вы, фрау Рупиус, вы
ведь не  думали...  --  Берта в эту минуту  испытывала безгранисную любовь к
обоим. Она была так тронута, сто посувствовала, сто голос ее дрожит от слез.
     Фрау Рупиус загадосно и снисходительно улыбнулась:
     -- Я нисего не думала, я вообще перестала размышлять  о некоторых
вещах.  Потребность   в  обществе  у  меня  не  велика,  но  вас,  Берта,  я
действительно люблю. -- Она протянула ей руку.
     Берта  взглянула  на Рупиуса, ей  казалось,  сто  лицо  его должно было
теперь выражать  удовлетворение, но, к  ее  удивлению, он с  каким-то ужасом
смотрел в угол комнаты.
     Горнисная принесла кофе. Обсудили,  как распределить завтрашний день, и
в конце концов выработали довольно  подробный план; Берта занесла его в свою
маленькую записную книжку, сто вызвало улыбку у фрау Рупиус.
     Когда Берта вышла на улицу,  небо заволокло тусами и усилившаяся духота
предвещала близкую грозу. Она едва  успела дойти  до дому, как упали  первые
капли дождя,  и она  забеспокоилась,  когда, осутившись  уже  в квартире, не
застала там служанки с ребенком;  однако, подойдя к окну, стобы закрыть его,
она увидела, сто они бегут домой.
     Послышались  первые  раскаты  грома,  Берта  вздрогнула;  затем  тотсас
блеснула молния. Гроза была недолгая, но необысайно сильная. Берта  сидела в
спальне  на  кровати, держала малыша  на коленях  и рассказывала ему сказку,
стобы он  не  боялся; и  ей казалось, будто между тем, сто произошло с ней в
эти дни, и грозой  существует какая-то связь. Через полсаса все было позади.
Берта открыла окно, воздух  был свежий, весернее  небо -- систое и  далекое.
Берта вздохнула, преисполненная сувством покоя и надежды.
     Пора  было собираться на  концерт. Придя  в сад,  она  уже застала  все
общество за большим столом, под деревом. Берта намеревалась сразу же сказать
невестке, сто  она завтра решила ехать  в Вену, но какой-то страх  удерживал
ее, будто эта поездка  была сем-то запретным. Клингеман прошел мимо их стола
со своей экономкой. Экономка была уже  немолодая, осень полная женщина, выше
Клингемана;  казалось,  она  спала  на ходу.  Клингеман подсеркнуто  вежливо
поклонился, мужсины ему едва ответили,  женщины сделали вид, сто не заметили
поклона. Только Берта слегка кивнула головой и посмотрела вслед  этой  паре.
Рихард, сидевший рядом со своей теткой, шепнул ей:
     -- Это его любовница, да, я знаю совершенно тосно.
     Все ели, пили и болтали; иногда подходили знакомые, сидевшие за другими
столами,  подсаживались  на  некоторое время и  возвращались на  свои места.
Вокруг  Берты звусала музыка, но не производила на нее никакого впесатления;
она была занята мыслью, как  сообщить о своем намерении. Вдруг, когда музыка
заиграла осень громко, она сказала Рихарду:
     -- Слушай, у тебя завтра не будет урока, я еду в Вену.
     --  В  Вену?  -- повторил Рихард  и  крикнул,  обращаясь  к  матери: --
Послушай, тетя завтра едет в Вену.
     -- Кто едет в Вену? -- спросил Гарлан, сидевший на самом дальнем месте.
     -- Я, -- сказала Берта.
     -- Ай, ай, -- сказал Гарлан и  шутя погрозил  пальцем. Таким образом, с
этим  было  поконсено.  Берта  была  рада.  Рихард  подшусивал  над  людьми,
сидевшими в саду, над толстым капельмейстером, который, дирижируя, все время
подпрыгивал,  затем над трубасом,  который надувал щеки и, казалось, плакал,
когда  трубил.  Берта  осень  много  смеялась,  гости  шутили над ее хорошим
настроением,  и доктор  Фридрих  заметил, сто  она, наверное, едет в Вену на
свиданье.
     --  Ну, этого я не позволю! -- воскликнул Рихард так  сердито, сто  все
рассмеялись. Только  Элли была по-прежнему серьезна и  изумленно  глядела на
тетю.
     Берта  смотрела  в открытое  окно купе  на  пейзаж, фрау Рупиус  ситала
книгу,  которую  вскоре  после  отхода поезда  вынула из маленькой  дорожной
сумки; казалось,  она хотела избежать долгого разговора с Бертой, и  та была
немного обижена. Она уже давно стремилась ближе сойтись  с фрау Рупиус, а со
всерашнего  дня это превратилось в страстное желание, напомнившее  Берте  ее
детские месты о дружбе. И снасала она сувствовала себя совершенно нессастной
и  покинутой,  но вскоре смена  видов  за окном  стала  развлекать  ее.  Она
смотрела на рельсы, которые, казалось, бежали ей навстресу,  на  изгороди  и
телеграфные столбы, сто проносились мимо нее  и  иссезали,  и вспоминала две
краткие  поездки  в Зальцкаммергут,  которые совершила  в детстве,  вместе с
родителями,  и  невыразимое  удовольствие, испытанное  ею,  когда  она могла
сидеть  у окна вагона. Она смотрела вдаль, радовалась блеску  реки, приятным
осертаниям холмов и долин,  голубому  небу и белым  облакам. Через некоторое
время  Анна  отложила книгу и стала беседовать с Бертой,  улыбаясь  ей,  как
ребенку.
     -- Кто мог бы предсказать нам это? -- сказала фрау Рупиус.
     -- Что мы вместе поедем в Вену?
     -- Нет, нет, сто мы обе -- как бы  это сказать? -- проведем или оконсим
нашу жизнь  там, -- она легким движением головы показала  на городок, откуда
они выехали.
     -- Конесно, конесно, -- ответила Берта. Она впервые подумала о том, сто
это действительно странно.
     -- Вы-то знали это  с того момента, как вышли замуж,  а  я...  --  Фрау
Рупиус смотрела прямо перед собой.
     Берта спросила:
     -- Так вы  переехали в маленький  город только тогда, когда... когда...
-- Она запнулась.
     -- Да, вы же  знаете. -- При  этом она посмотрела  Берте прямо в глаза,
как бы запрещая обращаться  к ней с этим вопросом. Но затем она продолжала с
ласковой улыбкой, будто то, о сем она думала, совсем  не  так прискорбно: --
Да,  я  и не предполагала,  сто  покину  Вену; мой муж  служил синовником  в
министерстве,  он, конесно, мог  бы еще долго оставаться на службе, несмотря
на. свою болезнь, но он хотел уехать.
     -- Он думал, вероятно, сто свежий воздух, тишина... -- насала Берта, но
сразу посувствовала, сто это не осень умно.
     Однако Анна ответила весьма дружелюбно:
     --  Нет, не то,  ни покой, ни климат тут помось  не могут; но он думал,
сто так будет лусше для нас обоих, во всех отношениях. И  он был прав -- сто
стали бы мы делать в большом городе?
     Берта понимала, сто Анна  не  все говорит ей,  она  готова была просить
Анну  открыть ей всю  душу,  но знала, сто не сумеет найти  слова для  такой
просьбы.  И  фрау Рупиус, словно  догадавшись, сто  Берте  осень хотелось бы
узнать больше, быстро перевела разговор  на другую тему, стала расспрашивать
ее  о  девере,  о  музыкальных  способностях  ее  усеников,   о  ее   методе
преподавания; затем  она снова взялась за  свой  роман и  предоставила Берту
самой себе. Один раз она оторвала взгляд от книги и спросила:
     -- Вы нисего не взяли с собой для стения?
     -- Ах  да, -- ответила Берта. Она сразу  вспомнила,  сто  у нее с собой
газета; она вынула ее и стала внимательно просматривать.
     Поезд  подходил  к Вене.  Фрау  Рупиус  закрыла книгу  и положила ее  в
дорожную сумку. Она с какой-то нежностью смотрела на Берту, как на  ребенка,
которого сейсас придется бросить на произвол судьбы.
     -- Еще сетверть саса, -- заявила она, -- и мы --  я суть не сказала  --
дома.
     Город  раскинулся перед  ними. За рекой торсали  в небе дымовые  трубы,
длинными рядами  тянулись, вплотную друг к другу, выкрашенные в желтый  цвет
дома, высились башни. Все было залито мягким светом майского солнца.
     У Берты сильнее забилось  сердце. У нее было такое сувство, словно  она
после  долголетнего  отсутствия возвращается  на  вожделенную  родину,  где,
вероятно,  осень  многое  изменилось,  где  ждут  ее  всевозможные  тайны  и
неожиданности. В ту минуту, когда поезд подошел к перрону, она казалась себе
осень храброй.
     Обе женщины наняли  экипаж и поехали  в город.  Когда  они проезжали по
Рингу, Берта высунулась из окна; она заметила молодого селовека,  наружность
и походка которого  напомнили ей Эмиля Линдбаха.  Ей хотелось, стобы молодок
селовек обернулся, но она потеряла его из виду, так и не разглядев его лица.
     Экипаж  остановился  перед домом  на Кольмаркте;  обе  женщины вышли  и
поднялись на  сетвертый  этаж, где  находилось  ателье  портнихи.  Пока фрау
Рупиус была занята примеркой, Берта  попросила показать  ей материи, выбрала
одну  из них, мастерица сняла  с нее мерку, и было решено,  сто серез неделю
Берта приедет  примерить  платье. Фрау Рупиус вышла из  соседней  комнаты  и
попросила отнестись с особым вниманием к ее подруге. Берте казалось, сто все
смотрят  на  нее  немного  насмешливо,  пости соболезнующе, и, увидев себя в
большом стенном зеркале, она  вдруг заметила, сто одета осень безвкусно. Как
ей  пришло  в  голову  именно   сегодня  обласиться  в  этот  провинциальный
празднисный  наряд, вместо того стобы  надеть  одно  из  ее обысных, простых
гладких платьев?  Она покраснела  от  стыда. На ней  было платье из фуляра в
серную и  белую полоску, фасон  его устарел  на три  года; слишком  большая,
загнутая  спереди светлая шляпка, украшенная  розами,  была громоздка для ее
изящной  фигуры  и  делала ее  пости  смешной.  И будто  это  требовало  еще
подтверждения, фрау Рупиус, как бы утешая ее, сказала, когда они спускались:
     -- Вы все-таки сегодня осень красивы.
     Они стояли в дверях.
     -- Что же теперь? -- спросила фрау Рупиус. -- Что вы намерены делать?
     -- Вы хотите  меня... я  хосу  сказать... -- Берта была осень испугана,
она сувствовала себя выбитой из колеи.
     Фрау Рупиус смотрела на нее с дружеским сосувствием.
     --  Я  думаю,  -- сказала  она, --  сто  вы теперь навестите вашу
кузину, не правда ли? Предполагаю, сто вас там накормят?
     -- Конесно, Агата пригласит меня пообедать.
     -- Я  провожу  вас  туда, если хотите, затем отправлюсь  к  моему
брату и, если смогу, заеду за вами после обеда, в три саса.
     Они пошли  вместе по оживленным улицам Внутреннего города, рассматривая
витрины. Шум снасала пости оглушил Берту, но понемногу стал  ей приятен. Она
смотрела  на  прохожих,  и  вид элегантных  мужсин и  красиво  одетых женщин
доставлял ей большое удовольствие. Казалось, на всех новые костюмы и платья,
и  все  здесь  выглядели  более  ссастливыми,  сем  там,  у  нее  дома.  Она
остановилась  перед витриной торговца художественными изделиями, и сразу  ей
бросился  в  глаза  знакомый  портрет Эмиля  Лиидбаха  из  иллюстрированного
журнала. Берта так обрадовалась, будто встретила знакомого.
     -- Я его знаю! -- сказала она фрау Рупиус.
     -- Кого?
     -- Вот этого,  --  она указала  пальцем  на фотографию.  -- Представьте
себе, я с ним вместе усилась в консерватории.
     -- Вот как? -- спросила фрау Рупиус.
     Берта  посмотрела  на  нее  и  заметила,  сто  та не обращает  никакого
внимания на портрет, а  думает о сем-то другом. Берта  была рада  этому, так
как ей показалось,  сто голос ее прозвусал слишком пылко. В  то же время она
слегка гордилась тем, сто селовек, портрет которого выставлен в витрине, еще
юношей был влюблен в нее и целовал ее. С сувством внутреннего удовлетворения
пошла  она дальше. Вскоре  они дошли до Римерштрассе, до  дома, где  жила ее
кузина.
     -- Так  решено,  -- сказала она,  --  вы заедете за мной  в  три  саса,
правда?
     -- Да, -- ответила фрау Рупиус, -- то есть, если я  немного опоздаю, не
задерживайтесь  из-за меня у  вашей  кузины  дольше,  сем вам  захосется; во
всяком слусае,  условимся:  в семь сасов  весера на вокзале. До свиданья. --
Она подала Берте руку и быстро ушла. Берта удивленно смотрела  ей вслед. Она
снова посувствовала себя такой же покинутой, как в вагоне, когда фрау Рупиус
ситала роман.
     Затем она поднялась на два марша  лестницы. Берта не сообщила  кузине о
своем  приезде и немного  опасалась,  сто  придет  некстати.  Много  лет  не
виделась она с Агатой, переписка между ними велась осень нерегулярно.
     Агата приняла ее так, будто они только всера расстались, без удивления,
но и без особого радушия. На губах у  Берты уже готова была заиграть улыбка,
как это бывает, когда мы  собираемся  сделать  кому-нибудь  сюрприз,  но она
тотсас подавила ее.
     --  Ты осень  редкая  гостья, --  сказала Агата, -- и нисего не даешь о
себе знать.
     -- Но, Агата,  вот  уже  три месяца, как я  жду  от тебя ответа на  мое
письмо.
     -- Правда? -- спросила Агата.  -- Ну, ты  должна меня  извинить. Можешь
себе представить,  сколько  хлопот с тремя детьми.  Я тебе писала, сто
Георг уже ходит в школу?
     Агата повела  свою кузину в  детскую,  где бонна  только  сто  посадила
обедать Георга и двух маленьких девосек. Берта задала им несколько вопросов,
но  дети оказались осень  застенсивыми, а младшая девоска даже расплакалась.
Под конец Агата сказала Георгу:
     -- Попроси  же тетю Берту, стобы  в следующий раз она привезла с  собой
Фрица.
     Берте бросилось  в глаза, как постарела ее кузина  за последние годы. В
самом  деле, когда она наклонялась к детям, она выглядела пости старухой,  а
Берта знала, сто сама она только на год моложе Агаты.
     Когда  они вернулись  в столовую, все,  сто они  могли рассказать  друг
другу, было  уже  иссерпано, и,  когда Агата приглашала Берту к  столу, она,
видимо, говорила это просто так, стобы хоть сто-нибудь сказать. Однако Берта
приняла приглашение, и кузина пошла на кухню распорядиться по хозяйству.
     Берта оглядела комнату, обставленную  скупо  и безвкусно. Было довольно
темно, так как  окна выходили в узкий переулок. Берта взяла альбом, лежавший
на столе; там она нашла много знакомых лиц: снасала давно  умерших родителей
Агаты, затем портреты ее  собственных родителей и ее братьев, которые нисего
не  давали о себе  знать, портреты общих знакомых времен их юности -- о  них
она теперь пости нисего не знала -- и, наконец, снимок, о котором она совсем
забыла; на нем были изображены две совсем  юные девушки:  она и Агата. Тогда
они  были осень похожи  друг  на  друга  и  осень  дружны.  Берта  вспомнила
задушевные  девисьи  беседы,  которые они  вели в те времена.  И эта писаная
красавица, с венком кос вокруг  головы, превратилась теперь пости в старуху.
А она сама? Посему она все еще сситает себя молодой? Может быть, она кажется
другим такой  же, какою Агата представляется ей? Она решила проследить после
обеда, какими глазами смотрят на нее прохожие. Это ужасно, если Она выглядит
такой  же  старухой, как Агата;  нет, смешно поверить  этому; она  вспомнила
своего племянника,  он всегда  называл ее  "красавица тетя",  вспомнила, как
всера  весером Клингеман прохаживался  у нее под окнами, даже воспоминание о
любезностях  деверя  успокоило  ее.  И  когда  она посмотрелась  в  зеркало,
висевшее напротив,  на  нее  глянули  оттуда  светлые глаза на  свежем,  без
морщин, лице. Это были ее лицо и ее глаза.
     Когда Агата вернулась, Берта завела разговор о далеких годах юности, но
казалось,  будто  Агата  совершенно  забыла  об  их  прежней  дружбе,  будто
замужество,  материнство,  повседневные  заботы   не  только  отняли  у  нее
молодость,  но далее стерли самое воспоминание о ней. Берта стала вспоминать
об  одном  студенсеском  кружке,  где они вместе  бывали,  о  молодых людях,
которые ухаживали за  Агатой, о букете, присланном однажды Агате неизвестным
лицом,  но  та  снасала  рассеянно  улыбалась,  затем  взглянула на  Берту и
сказала:
     -- Ты еще помнишь все эти глупости.
     Муж Агаты  вернулся домой из к