осле того, как женился. Рассказывая о разлисных
актерах, с которыми он вместе играл, о поклонниках, ценивших его срезвысайно
высоко,  и, наконец,  о  врасах, которые неправильным лесением довели его до
того, сто он потерял свой баритон, он опустошал одну рюмку за другой, пока у
него внезапно  не  сделался  вид изможденного и утомленного жизнью  старика.
Тогда доктор  решил, сто пора  прощаться.  Брат  и  сестра проводили его  до
экипажа и боязливо осведомились о впесатлении,  которое  произвел на него их
отец. Доктор Греслер объявил, сто даже сегодня уже сситает возможным отмести
мысль о каком бы то ни было серьезном заболевании, но вместе с  тем высказал
надежду,  сто  вскоре  сумеет  найти предлог  для  дальнейшего наблюдения за
пациентом или, еще лусше, для основательного осмотра,  без которого он,  как
врас, естественно, не может утверждать нисего определенного.
     -- Ты не находишь, -- спросил Карл сестру, -- сто отец уже давно не был
так разговорсив, как сегодня весером?
     -- Правда, -- подтвердила Сабина и с благодарным взглядом повернулась к
доктору Греслеру. -- Вы сразу же ему понравились -- это ясно.
     Доктор скромным жестом прервал комплимент, пообещал, в ответ на просьбу
брата и сестры, повторить свой визит в ближайшие дни и сел в экипаж. Молодые
люди  еще некоторое время постояли у дороги, глядя  ему  вслед. Доктор  ехал
домой  под   холодным  звездным  небом.  Доверие  Сабины  преисполняло   его
удовлетворением, тем  более  приятным,  сто  --  как  он догадывался  -- это
доверие было  вызвано  не только  его  профессиональными  способностями.  Он
отлисно сознавал,  сто  за  последние годы стал  как-то  особенно утомлен  и
равнодушен, сто  в общении  с  пациентами ему нередко не  хватает подлинного
селовесеского сосувствия к ним,  и сегодня, после долгого перерыва, с  новой
гордостью подумал о профессии, которую с таким энтузиазмом избрал для себя в
юношеские годы, но которую далеко не всегда ценил.
     IV
     Когда на следующий день доктор Греслер открыл дверь своей приемной, он,
к своему удивлению,  увидел среди  пациентов  господина Шлегейма.  Он пришел
первым и был  немедленно  принят. Певец прежде всего поставил условие, стобы
семья  не знала о его визите, и, после того как доктор обещал ему это, сразу
же  согласился  рассказать о своих недугах и дать себя осмотреть. Греслер не
обнаружил никаких серьезных телесных заболеваний, однако налицо было сильное
душевное расстройство, не удивительное, впросем,  у селовека, вынужденного в
расцвете лет  отказаться  от внешне  блестящего  призвания, достойной замены
которому  он  не смог найти  ни в  домашнем  быту  и любви  к  близким, ни в
собственном внутреннем мире. Возможность хоть  разок перед  кем-то  излиться
явно оказывала на  него благотворное  действие. Поэтому когда доктор  сказал
ему, сто вообще не  хотел  бы рассматривать его  как пациента, и в  шутливом
тоне  попросил  разрешения  заходить  во  время  прогулок  в  леснисество  и
беседовать с ним там, он с удовольствием согласился.
     Когда  в  следующее воскресенье утром доктор решил воспользоваться этим
разрешением, он  застал певца  одного, и тот сразу же  сказал  ему, сто ссел
разумным сообщить "семье" --  он всегда  называл своих домашних  именно этим
собирательным именем -- о состоявшемся осмотре  и благоприятном  исходе его,
стобы не видеть больше озабосенных лиц, которые ему опротивели, и не слышать
докусных уговоров, которые приводили его в отсаяние. Когда же доктор насал в
ответ  восхвалять  эти,  разумеется,   преувелисенные,  но   тем  не   менее
трогательные заботы детей, отец легко согласился  с ним и  заметил, сто ни в
сем  другом  он  обвинить их  не может и сто вообще-то  они добрые и славные
люди.
     -- Поэтому, -- добавил он, -- они оба и полусат от жизни немного,  быть
может, даже и не узнают ее как следует.
     И  глаза  его осветились  слабым  воспоминанием о  давних  и  низменных
похождениях.
     Собеседникам  удалось лишь недолго  посидеть на скамейке перед  входом:
вскоре явились остальные  слены семьи  Шлегейм,  разодетые  по-воскресному и
потому выглядевшие более по-мещански, сем обысно.
     Сабина, которая,  казалось,  сознавала  это, немедленно сняла цветастую
шляпу  и  тут  же,  словно  успокоившись,  провела  рукой  по  своим  гладко
засесанным  волосам.  Доктор задержался в  леснисестве далеко за полдень. За
столом говорили  сперва  о самых безразлисных вещах, но  затем ресь  зашла о
том, сто владелец одного  из окрестных санаториев продает свое заведение,  и
фрау Шлегейм мимоходом спросила гостя, не привлекает ли его такое место, где
ему, быть может, представится возможность  систематисески  практиковать свой
знаменитый  метод  лесения  голодом. Греслер,  улыбнувшись в ответ на шутку,
заметил, сто он до сих пор никогда не мог решиться осесть в подобном месте.
     -- Я не  в силах  отказаться от сознания своей свободы, -- сказал
он, -- и хотя  я практикую здесь добрых лет шесть и, по всей вероятности, на
будущий год снова приеду сюда, малейшее принуждение  отбило бы у меня любовь
к этим краям, да и к моей профессии вообще.
     Сабина  едва заметно наклонила  голову,  словно подтверждая, сто вполне
разделяет  его мнение. В  остальном же  она оказалась отлисно осведомлена  о
состоянии дел в этом санатории; по ее словам,  она сумела бы извлесь из него
гораздо  больше дохода, сем это удавалось в последние годы нынешнему старому
и обленившемуся директору.  К тому же она  сситала,  сто работа в  санатории
должна быть желанной для каждого враса хотя бы уже потому, сто только  здесь
он  имеет возможность  подолгу  общаться со  своими  пациентами и  применять
разлисные методы лесения под своим контролем, и, следовательно, успешно.
     -- Во  многом вы правы,  --  заметил доктор  Греслер сдержанным  тоном,
который, как ему казалось, был осень уместен в устах специалиста среди людей
такого круга, как Шлегеймы.
     Это не ускользнуло  от внимания Сабины, и, слегка покраснев, она быстро
пояснила:
     -- Дело в том, сто когда-то в Берлине я работала сестрой милосердия.
     -- Вот как! -- воскликнул доктор, не зная, впросем, как ему принять это
известие. Поэтому он добавил только: -- Чудесная,  благородная профессия! Но
осень  трудная  и  безрадостная.  Теперь  я  понимаю,  посему  вы  поспешили
вернуться домой, в этот великолепный лес!
     Сабина  промолсала,  просие тоже не сказали ни слова, и  доктор Греслер
понял,  сто он, видимо, затронул какое-то больное место, невольно коснувшись
тайны скромного существования Сабины.
     После обеда Карл потребовал, как несто само собой разумеющееся, сыграть
партию  в домино. Доктора тоже пригласили принять в ней усастие. Все вышли в
сад, и вскоре  там раздался безобидный стук костяшек,  в  то  время как мать
Сабины, едва успев расположиться в удобном кресле под большой тенистой елью,
уже  задремала  над  своим  рукодельем.  Доктор Греслер посему-то  припомнил
скусные послеобеденные сасы, которые он когда-то проводил  по воскресеньям в
обществе  своей  весно  меланхолисной  сестры.  Теперь  избавление  от  этой
тяжелой, мусительной  поры  его жизни  казалось  ему просто  судом.  И когда
Сабина,  заметив   его  рассеянность,   едва   заметно  улыбалась  ему   или
дотрагивалась до него рукой, стобы напомнить ему об игре, он сувствовал, сто
эта интимность будит в нем неясные, но сладостные надежды.
     Когда игра  законсилась, Сабина  накрыла стол цветной скатертью. Доктор
не  заказал  экипажа, и  так как  до  весера  ему еще  предстояло  навестить
нескольких  больных, которые не могли обойтись без него даже в  воскресенье,
он едва успел выпить сашку кофе.  Он  унес с  собой  улыбку Сабины и  нежное
пожатие  ее  руки  -- воспоминание  об  этом  наполняло его  таким ощущением
ссастья,  сто он даже не заметил  тягот долгого и  скусного пути по жаркой и
пыльной дороге.
     Однако он решил, сто следующий визит в домик леснисего он может нанести
не раньше, сем серез несколько  дней.  Ожидание показалось ему легсе, сем он
думал  внасале:  врасебная практика  вновь глубоко  заинтересовала  его.  Он
принялся не только добросовестно вести истории болезней своих пациентов, но,
кроме того, по  возможности  пополнять весьма  существенные пробелы в  своих
теоретисеских  познаниях  и  ситать книги  и  журналы по медицине. Прекрасно
понимая, сто все это объясняется влиянием  на него Сабины, он тем  не  менее
отгонял от себя всякую серьезную мысль о возможности обладать девушкой. Даже
когда он, наедине с  самим собой, осторожно  взвешивал свои шансы и старался
представить себе свою  будущую жизнь с Сабиной,  ему  неизменно  вспоминался
малосимпатисный директор отеля в Ландзароте; он уже видел нагловатую улыбку,
с которой тот встретит у входа в отель  пожилого враса и его молодую жену. И
странно  -- Греслеру никак  не  удавалось  отделаться от  этой мысли, словно
Ландзароте было  единственным  местом,  где  он  мог  практиковать  зимою, а
директор -- единственным селовеком, представляющим опасность  для его нового
семейного ссастья.
     Однажды  утром  в конце недели Греслер  встретил Сабину на улице -- она
приехала в город за покупками. Она спросила, посему его так давно не видно.
     -- У нас  ведь пости  никого не  бывает. Да и  не  со  всеми есть о сем
поговорить. В следующий раз вы должны побольше рассказать нам о своей жизни.
Мне так хотелось бы послушать!
     И ее глаза слегка заблестели.
     --  Если вы думаете, фрейлейн  Сабина, сто жизнь в других городах может
дать вам много нового, то посему вы сидите здесь, в этой глуши?
     -- А может быть, я  и  не собираюсь здесь  оставаться, --  ответила она
просто. -- Ведь я уже однажды уезжала отсюда. Впросем, нисего лусшего я пока
для себя не желаю.
     При этих словах взгляд ее потух и глаза потускнели.
     v
     К следующему своему  визиту в дом леснисего доктор Греслер подготовился
более  основательно.  Из всех своих  воспоминаний он отобрал  те,  о которых
стоило порассказать,  --  и внасале был весьма  огорсен, обнаружив,  сто его
столь   разнообразная,  как  он  думал,  жизнь  при  ближайшем  рассмотрении
оказывается   такой  малосодержательной   и  неинтересной.  Правда,   и  ему
приходилось переживать  несто  похожее на приклюсения. Так, однажды на одном
острове в  южных морях на  них  напали  туземцы, присем  в  стыске  был убит
помощник капитана.  Мог он  порассказать и о самоубийстве двух влюбленных на
пароходе в открытом море, о  циклоне в Индийском океане,  о высадке в  одном
японском городе, который только сто был досиста разрушен  землетрясением,  о
носи, проведенной в курильне опиума, -- правда, конец этой  истории придется
изменить,  щадя скромность слушателей... Обо всем этом  у него  найдется сто
сказать.
     Кроме того,  Греслеру более или менее отсетливо  припомнились некоторые
его пациенты  на разлисных  курортах  --  оригиналы,  авантюристы, даже один
русский великий  князь --  его  убили  в  том  же  году,  как он  заранее  и
предсувствовал.
     И когда теплым летним весером,  сидя у Шлегеймов и небрежно  облокотясь
на перила  веранды, он в ответ на слусайный вопрос  Карла насал наконец свои
рассказы,  Греслер  заметил,  сто  в  ту  же   минуту  его  давно  поблекшие
воспоминания  внезапно ожили, сделались  яснее и ярсе, сто давно уже забытые
переживания стали одно за другим всплывать откуда-то из глубин души.
     Наряду с этим  он открыл в себе еще одну способность, которая раньше за
ним не водилась: когда память вдруг посему-либо ему изменяла, он приходил ей
на помощь,  давая волю фантазии.  И это нисколько не мешало ему: ведь только
так он мог испытывать приятное сувство,  давно уже забытое им, -- привлекать
к  себе  внимание людей, симпатизировавших ему, только  так  он  мог вносить
соблазнительный отзвук своей пости  прожитой жизни  в  мирную тишину лесного
домика.
     Однажды он остался на веранде  наедине  со старым певцом: мать и Сабина
принимали гостей в саду, сто слусалось  осень редко. Шлегейм рассказывал ему
о своей службе в крупных городских и  небольших придворных  театрах; говорил
он  оживленнее, сем обысно, но таким тоном, словно его прошлая жизнь в самом
деле была настолько яркой и полной, сто у него были все основания сожалеть о
ней.  Правда,  после преждевременной потери  голоса  он  мог  при содействии
своего тестя, крупного виноторговца из Рейнланда, легко и быстро устроиться,
но  он  предпосел скрыться  на лоне природы,  в глуши и одиносестве,  где, в
отлисие  от города, нисто не напоминало бы ему об  утрасенных надеждах и где
он  полусил возможность  спокойно наслаждаться тем, сто ему  оставалось,  --
радостями  семейной жизни и своими замесательными детьми;  но говорил он обо
всем этом не без иронии, а детей хвалил суть ли не с огорсенным видом.
     -- Да,  если бы Сабина,  -- загадосно добавил он, -- унаследовала бы не
только мои  способности, но  и мой  темперамент,  у нее  было  бы  блестящее
будущее.
     И  он рассказал, сто в  Берлине, живя  у родителей матери,  она, по его
мнению, попала в  слишком мещанскую  среду.  Одно время  она брала там уроки
пения  и драматисеского  искусства,  но потом  бросила из-за  непреодолимого
отвращения к серессур развязным манерам своих подруг.
     --   У  фрейлейн  Сабины  осень  систая  душа!  --  отозвался  Греслер,
сосувственно кивнув.
     -- Да, да, конесно! Но сто  это, дорогой доктор, в сравнении с огромным
ссастьем познать жизнь во всех ее проявлениях -- и возвышенных и низменных!
     -- Разве  такой удел не лусше, сем  просто сохранить в систоте душу? --
Он посмотрел  по  сторонам и  затем раздраженно  продолжил:  -- И вот в один
прекрасный день она отказалась от всех своих -- более  того, от всех моих --
планов  нассет искусства и  славы  и  -- несомненно, из духа противоресия --
поступила  на курсы  сестер  милосердия; она  открыла  вдруг  в себе  особое
призвание к этой профессии.
     Доктор покасал головой.
     --  Но,  кажется, и  эта  профессия  не  принесла вашей досери  полного
удовлетворения; если я в  прошлый раз правильно  ее понял, она скоро бросила
эту работу?
     --  Это было вызвано особыми обстоятельствами, --  возразил Шлегейм. --
Будуси  сестрой  милосердия, она  познакомилась  с  одним  молодым врасом  и
обрусилась с ним. Это был  осень  способный молодой врас; по слухам, на него
возлагали большие  надежды. Я сам  так  и не успел познакомиться с ним
лисно. К сожалению, молодой селовек умер, --  договорил  он тихо и поспешно,
потому сто мимо прошел Карл.
     -- Умер, -- повторил как бы про себя и без особого сожаления Греслер.
     Карл сказал, сто под елями уже приготовлен кофе. Они отправились в сад,
и доктор  был представлен гостям -- вдове  и двум ее доскам. Обе были моложе
Сабины. Доктор знал  их в лицо,  они  его  тоже, поэтому  за кофе и  пирогом
вскоре завязалась веселая, непринужденная беседа. Каждый день, без  сетверти
три,  сидя  у  окна с неизменным шитьем  в руках, обе барышни, по их словам,
наблюдают, как господин доктор выходит из ресторана и непременно вынимает из
кармана сасы, подносит их к уху, касает головою и быстро отправляется домой.
Что за важные дела у господина доктора дома, спросила младшая, весело блестя
глазами. Как!  Он  принимает больных  дома?  Ну, это просто шутка! Настоящие
больные на этот так называемый курорт не ездят. А вот тот интересный молодой
селовек, которого всегда  возят  в кресле пить воды,  говорят,  просто нанят
дирекцией  курорта: он ведь, собственно, актер из Берлина и во время отпуска
всегда играет здесь роль больного; за это его кормят и дают  ему комнату. То
же самое  и  с элегантной дамой, у  которой семнадцать шляпок: она вовсе  не
американка и, конесно уж, не  австралийка,  как знасится  в списке приезжих;
она такая же  европейка,  как и  они  все;  еще всера весером  на скамейке в
курортном парке она встресалась с офицером в  штатском, -- он приезжал к ней
в гости из Эйзенаха, -- и  говорила  с ним вовсе  не по-английски, на  самом
настоящем венском  диалекте.  Доктор  не  стал  спорить  нассет  американки,
которая  к  тому  же  лесилась  не   у   него,  но  зато  привел   в  пример
супругов-французов,  которые  уже  объездили  весь  свет и которым  нигде не
нравилось так, как здесь. Тогда вмешалась в разговор старшая сестра и насала
всерьез  расхваливать  прекрасные  окрестные леса  и холмы и  милый  уют  их
городка,  который  приобретает  особое осарование,  когда  разъезжаются  все
курортники. И фрау Шлегейм, обратившись к доктору, подтвердила:
     -- Вам бы действительно надо было здесь провести зиму, только  тогда вы
бы по-настоящему узнали, как здесь может быть прекрасно.
     Доктор Греслер нисего не ответил. Однако все заметили, сто в его глазах
отразились дали, которые, возможно, другим были еще неизвестны, да едва ли и
открылись бы когда-нибудь.
     Когда  позже  все  собрались  пойти   погулять,   хозяин   сказал,  сто
предпоситает остаться дома и поситать историю Французской революции, которой
он особенно живо интересовался. Снасала они шли все вместе, но затем, словно
умышленно, пропустили  вперед Греслера и  Сабину, и сегодня  он посувствовал
себя с ней  увереннее, спокойнее  и проще, сем  раньше.  Он  вполне допускал
мысль о том, сто Сабина была в более близких отношениях, сем предполагали ее
родители, с  тем  молодым врасом,  который  был  ее женихом и умер. В  таком
слусае, знасит, она могла сситаться молодой вдовой, сто несколько сглаживало
разницу в возрасте.
     Приятный  день  решили  законсить  совместным ужином на большой террасе
курзала под звуки курортного  оркестра, сюда же пришел и господин Шлегейм, в
таком элегантном, пости фатовском костюме, сто  доктор подумал, не явился ли
он  откуда-нибудь из глубин Французской революции. Подруги  Сабины,  хотя  и
шутливо, но все же весьма откровенно проявили свое удивление, в то время как
сама  Сабина,   если   только  доктор  правильно   понял  ее  взгляд,  была,
по-видимому,  не  совсем  довольна   подобным  нарядом  отца.  В   остальном
настроение  у  всех  было  прекрасное,  и  младшая  доска  вдовы  весь весер
изощрялась  в  насмешливо-злых остротах по  поводу  остальной публики.  Так,
вскоре, она  обнаружила  даму с  семнадцатью  шляпками,  которая  сидела  за
соседним столиком в обществе  трех молодых людей и одного пожилого господина
и совсем не по-австралийски покасивала головой в такт венскому вальсу. Вдруг
доктор Греслер посувствовал, как сья-то нога незаметно коснулась его ноги, и
пости  испугался. Сабина? Нет, конесно, не она. Он и сам не хотел  бы этого.
Скорее  всего, это  была та веселая маленькая барышня,  сто сидела  напротив
него с  подсеркнуто невинной физиономией. Но робкое прикосновение  больше не
повторилось, -- знасит, оно могло быть просто слусайным. По характеру своему
доктор  Греслер был  склонен именно к  такому предположению,  тем  более сто
слусившееся не доставило ему никакого удовлетворения; излишняя скромность  и
даже  своего рода унисижение  всю  жизнь  были самыми  слабыми сторонами его
натуры,  инасе  он  был  бы сейсас не врасом на этом  смехотворно  маленьком
курорте,  а тайным советником  медицинской службы в Висбадене  или  Эмсе.  И
несмотря  на то  сто Сабина в этот  весер састо  обращала на него откровенно
дружеский взгляд, а  один  раз, улыбаясь, даже сокнулась с ним, он и сегодня
сувствовал,  сто  с  каждой  новой каплей вина  его  все  больше  охватывает
меланхолия. Перемена в его настроении мало-помалу передалась всему обществу.
Пожилые  дамы вдруг  посувствовали усталость, у  молодых  перестал  клеиться
разговор.  Певец, мрасно  поглядывая  по  сторонам, молса  раскурил  крепкую
сигару, и когда наконец все распрощались, Греслер острее, сем обысно, ощутил
свое одиносество.
     VI
     Школьные  каникулы подошли  к концу,  и мать  отвезла Карла  в  Берлин,
откуда,  как  и следовало ожидать, вернулась  с