а лето с детьми  в  Покровском,  у  сестры
своей Кити Левиной. В ее именье дом совсем развалился, и Левин  с  женой
уговорили ее провести лето у них. Степан Аркадьич очень одобрил это уст-
ройство. Он говорил, что очень сожалеет, что служба мешает ему  провести
с семейством лето в деревне, что для него было бы  высшим  счастием,  и,
оставаясь в Москве, приезжал изредка в деревню на день и два. Кроме  Об-
лонских со всеми детьми и гувернанткой, в это лето гостила у Левиных еще
старая княгиня, считавшая своим долгом следить за неопытною дочерью, на-
ходившеюся в таком положении. Кроме того,  Варенька,  заграничная  прия-
тельница Кити, исполнила свое обещание приехать к ней, когда Кити  будет
замужем, и гостила у своего друга. Все это были родные и друзья жены Ле-
вина. И хотя он всех их любил, ему немного жалко было своего  левинского
мира и порядка, который был заглушаем этим наплывом "щербацкого  элемен-
та", как он говорил себе. Из его родных гостил в это  лето  у  них  один
Сергей Иванович, но и тот был не левинского, а кознышевского склада  че-
ловек, так что левинский дух совершенно уничтожался.
  В левинском давно пустынном доме теперь было  так  много  народа,  что
почти все комнаты были заняты, и почти каждый день старой княгине прихо-
дилось, садясь за стол, пересчитывать  всех  и  отсаживать  тринадцатого
внука или внучку за особенный столик. И для Кити,  старательно  занимав-
шейся хозяйством, было немало хлопот о приобретении кур, индюшек,  уток,
которых при летних аппетитах гостей и детей выходило очень много.
  Все семейство сидело за обедом. Дети Долли с гувернанткой и  Васенькой
делали планы о том, куда идти за грибами. Сергей Иванович, пользовавший-
ся между всеми гостями уважением к его уму и учености, доходившим  почти
до поклонения, удивил всех, вмешавшись в разговор о грибах.
  - И меня возьмите с собой. Я очень люблю ходить за грибами,  -  сказал
он, глядя на Вареньку, - я нахожу, что это очень хорошее занятие.
  - Что ж, мы очень рады, - покраснев, отвечала  Варенька.  Кити  значи-
тельно переглянулась с Долли. Предложение ученого и умного Сергея Ивано-
вича идти за грибами с Васенькой  подтверждало  некоторые  предположения
Кити, в последнее время очень ее занимавшие. Она поспешила заговорить  с
матерью, чтобы взгляд ее не был замечен. После обеда Сергей Иванович сел
со своею чашкой кофе у окна в гостиной,  продолжая  начатый  разговор  с
братом и поглядывая на дверь, из которой должны были выйти  дети,  соби-
равшиеся за грибами. Левин присел на окне возле брата.
  Кити стояла возле мужа,  очевидно  дожидаясь  конца  неинтересовавшего
разговора, чтобы сказать ему что-то.
  - Ты во многом переменился с тех пор, как женился, и к лучшему, - ска-
зал Сергей Иванович, улыбаясь Кити и, очевидно, мало интересуясь начатым
разговором, - но остался верен своей  страсти  защищать  самые  парадок-
сальные темы.
  - Катя, тебе не хорошо стоять, - сказал ей муж,  подвигая  ей  стул  и
значительно глядя на нее.
  - Ну, да, впрочем, и некогда, - прибавил Сергей Иванович, увидав выбе-
гавших детей.
  Впереди всех боком, галопом, в своих натянутых чулках, махая корзинкой
и шляпой Сергея Ивановича, прямо на него бежала Таня.
  Смело подбежав к Сергею Ивановичу и блестя глазами, столь похожими  на
прекрасные глаза отца, она подала Сергею Ивановичу его шляпу  и  сделала
вид, что хочет надеть на него, робкою  и  нежною  улыбкой  смягчая  свою
вольность.
  - Варенька ждет, - сказала она, осторожно надевая на  него  шляпу,  по
улыбке Сергея Ивановича увидав, что это было можно.
  Варенька стояла в дверях, переодетая в желтое ситцевое платье, с повя-
занным на голове белым платком.
  - Иду, иду, Варвара Андреевна, - сказал Сергей  Иванович,  допивая  из
чашки кофей и разбирая по карманам платок и сигарочницу.
  - А что за прелесть моя Варенька! А? - сказала Кити мужу,  как  только
Сергей Иванович встал. Она сказала это так, что Сергей Иванович мог слы-
шать ее, чего одна, очевидно, хотела. - И как  она  красива,  благородно
красива! Варенька! - прокричала Кити, - вы будете в мельничном лесу?  Мы
приедем к вам.
  - Ты решительно забываешь свое положение, Кити, -  проговорила  старая
княгиня, поспешно выходя из двери. - Тебе нельзя так кричать.
  Варенька, услыхав голос Кити и выговор ее матери, быстро, легкими  ша-
гами подошла к Киши. Быстрота движений, краска,  покрывавшая  оживленное
лицо, - все показывало, что в ней происходило что-то необыкновенное. Ки-
ти знала, что' было это необыкновенное, и внимательно  следила  за  ней.
Она теперь позвала Вареньку только затем, чтобы мысленно благословить ее
на то важное событие, которое, по мысли Кити,  должно  было  совершиться
нынче после обеда в лесу.
  - Варенька, я очень счастлива буду, если случится одна вещь, - шепотом
сказала она, целуя ее.
  - А вы с нами пойдете? - смутившись, сказала  Варенька  Левину,  делая
вид, что не слыхала того, что ей было сказано.
  - Я пойду, но только до гумна, и там останусь.
  - Ну что тебе за охота? - сказала Кити.
  - Нужно новые фуры взглянуть и учесть, - сказал Левин. - А ты где  бу-
дешь?
  - На террасе.

                                     II

  На террасе собралось все женское общество. Они и вообще любили  сидеть
там после обеда, но нынче там было еще и дело. Кроме шитья распашонок  и
вязанья свивальников, которым все были заняты, нынче  там  варилось  ва-
ренье по новой для Агафьи Михайловны методе, без прибавления воды.  Кити
вводила эту новую методу, употреблявшуюся у них дома. Агафья Михайловна,
которой прежде было поручено это дело, считая, что то,  что  делалось  в
доме Левиных, не могло быть дурно, все-таки налила  воды  в  клубнику  и
землянику, утверждая, что это невозможно иначе; она была уличена в этом,
и теперь варилась малина при всех, и Агафья Михайловна должна была  быть
приведена к убеждению, что и без воды варенье выйдет хорошо.
  Агафья Михайловна с разгоряченным и огорченным лицом, спутанными воло-
сами и обнаженными по локоть худыми руками кругообразно покачивала тазик
над жаровней и мрачно смотрела на малину, от всей души желая,  чтоб  она
застыла и не проварилась. Княгиня, чувствуя, что на нее, как на  главную
советницу по варке малины, должен быть направлен гнев Агафьи Михайловны,
старалась сделать вид, что она занята другим и не интересуется  малиной,
говорила о постороннем, но искоса поглядывала на жаровню.
  - Я на дешевом товаре всегда платья девушкам покупаю сама, -  говорила
княгиня, продолжая начатый разговор... - Не снять ли теперь пенок, голу-
бушка? - прибавила она, обращаясь к Агафье Михайловне. - Совсем тебе  не
нужно это делать самой, и жарко, - остановила она Кити.
  - Я сделаю, - сказала Долли и, встав, осторожно стала водить ложкой по
пенящемуся сахару, изредка, чтоб отлепить от  ложки  приставшее  к  ней,
постукивая ею по тарелке, покрытой уже разноцветными, желто-розовыми,  с
подтекающим кровяным сиропом, пенками. "Как они будут это лизать  с  ча-
ем!" - думала она о своих детях, вспоминая, как она сама,  бывши  ребен-
ком, удивлялась, что большие не едят самого лучшего - пенок.
  - Стива говорит, что гораздо лучше давать деньги, -  продолжала  между
тем Долли начатый занимательный разговор о том, как лучше дарить  людей,
- но...
  - Как можно деньги! - в один голос заговорили княгиня и  Кити.  -  Они
ценят это.
  - Ну, я, например, в прошлом году купила нашей  Матрене  Семеновне  не
поплин, а вроде этого, - сказала княгиня.
  - Я помню, она в ваши именины в нем была.
  - Премиленький узор; так просто и благородно. Я сама хотела себе  сде-
лать, если б у ней не было. Вроде как у Вареньки. Так мило и дешево.
  - Ну, теперь, кажется, готово, - сказала Долли, спуская сироп с ложки.
  - Когда крендельками, тогда готово. Еще поварите, Агафья Михайловна.
  - Эти мухи! - сердито сказала Агафья Михайловна. - Все то же будет,  -
прибавила она.
  - Ах, как он мил, не пугайте его! - неожиданно сказала Кити, глядя  на
воробья, который сел на перила и, перевернув стерженек малины, стал кле-
вать его.
  - Да, но ты бы подальше от жаровни, - сказала мать.
  - A propos de Варенька, - сказала Кити по-французски, как  они  и  все
время говорили, чтоб Агафья Михайловна не  понимала  их.  -  Вы  знаете,
maman, что я нынче почему-то жду решения. Вы понимаете какое. Как бы хо-
рошо было!
  - Однако какова мастерица сваха! - сказала Долли. - Как она  осторожно
и ловко сводит их...
  - Нет, скажите, maman, что вы думаете?
  - Да что же думать? Он (он разумелся Сергей Иванович) мог всегда  сде-
лать первую партию в России; теперь он уж не так молод, но  все-таки,  я
знаю, за него и теперь пошли бы многие... Она очень добрая,  но  он  мог
бы...
  - Нет, вы поймите, мама, почему для него и для нее лучше нельзя приду-
мать. Первое - она прелесть! - сказала Кити, загнув один палец.
  - Она очень нравится ему, это верно, - подтвердила Долли.
  - Потом он такое занимает положение в свете, что ему ни состояние,  ни
положение в свете его жены совершенно не нужны. Ему нужно одно  -  хоро-
шую, милую жену, спокойную.
  - Да, уж с ней можно быть спокойным, - подтвердила Долли.
  - Третье, чтоб она его любила. И это есть... То есть это так бы хорошо
было!.. Жду, что вот они явятся из леса; и все решится. Я  сейчас  увижу
по глазам. Я бы так рада была! Как ты думаешь, Долли?
  - Да ты не волнуйся. Тебе совсем не нужно волноваться, - сказала мать.
  - Да я не волнуюсь, мама. Мне кажется, что он нынче сделает  предложе-
ние.
  - Ах, это так странно, как и когда мужчина делает предложение...  Есть
какая-то преграда, и вдруг она прорвется,  -  сказала  Долли,  задумчиво
улыбаясь и вспоминая свое прошедшее со Степаном Аркадьичем.
  - Мама, как вам папа сделал предложение? - вдруг спросила Кити.
  - Ничего необыкновенного не было, очень просто, - отвечала княгиня, но
лицо ее все просияло от этого воспоминания.
  - Нет, но как? Вы все-таки его любили, прежде чем вам позволили  гово-
рить?
  Кити испытывала особенную прелесть в том, что  она  с  матерью  теперь
могла говорить, как с равною, об этих самых  главных  вопросах  в  жизни
женщины.
  - Разумеется, любила; он ездил к нам в деревню.
  - Но как решилось? Мама?
  - Ты думаешь, верно, что вы что-нибудь новое выдумали? Все одно  и  то
же: решилось глазами, улыбками...
  - Как вы это хорошо сказали, мама! Именно глазами и улыбками, -  подт-
вердила Долли.
  - Но какие слова он говорил?
  - Какие тебе Костя говорил?
  - Он писал мелом. Это было удивительно... Как это мне давно кажется! -
сказала она.
  И три женщины задумались об одном и том же. Кити первая прервала  мол-
чание. Ей вспомнилась вся эта последняя пред ее замужеством  зима  и  ее
увлечение Вронским.
  - Одно... это прежняя пассия Вареньки, - сказала она, по  естественной
связи мысли вспомнив об этом. - Я хотела сказать как-нибудь Сергею  Ива-
новичу, приготовить его. Они, все мужчины, -  прибавила  она,  -  ужасно
ревнивы к нашему прошедшему.
  - Не все, - сказала Долли. - Ты это судишь по своему мужу. Он  до  сих
пор мучается воспоминанием о Вронском. Да? Правда ведь?
  - Правда, - задумчиво улыбаясь глазами, отвечала Кити.
  - Только я не знаю, - вступилась княгиня-мать за свое материнское наб-
людение за дочерью, - какое же твое прошедшее могло его беспокоить?  Что
Вронский ухаживал за тобой? Это бывает с каждою девушкой.
  - Ну, да не про это мы говорим, - покраснев, сказала Кити.
  - Нет, позволь, - продолжала мать, - и потом ты  сама  мне  не  хотела
позволить переговорить с Вронским. Помнишь?
  - Ах, мама! - с выражением страдания сказала Кити.
  - Теперь вас не удержишь... Отношения твои и не  могли  зайти  дальше,
чем должно; я бы сама вызвала его. Впрочем, тебе, моя душа,  не  годится
волноваться. Пожалуйста, помни это и успокойся.
  - Я совершенно спокойна, maman.
  - Как счастливо вышло тогда для Кити, что  приехала  Анна,  -  сказала
Долли, - и как несчастливо для нее. Вот  именно  наоборот,  -  прибавила
она, пораженная своею мыслью. - Тогда Анна так была  счастлива,  а  Кити
себя считала несчастливой. Как совсем наоборот! Я часто о ней думаю.
  - Есть о ком думать! Гадкая, отвратительная  женщина,  без  сердца,  -
сказала мать, не могшая забыть, что Кити вышла не за Вронского, а за Ле-
вина.
  - Что за охота про это говорить, - с досадой сказала Кити, - я об этом
не думаю и не хочу думать... И не хочу думать, - повторила она,  прислу-
шиваясь к знакомым шагам мужа по лестнице террасы.
  - О чем это: и не хочу думать? - спросил Левин, входя на террасу.
  Но никто не ответил ему, и он не повторил вопроса.
  - Мне жалко, что я расстроил ваше женское царство, - сказал он,  недо-
вольно оглянув всех и поняв, что говорили о чем-то  таком,  чего  бы  не
стали говорить при нем.
  На секунду он почувствовал, что разделяет чувство  Агафьи  Михайловны,
недовольство на то, что варят малину без воды, и вообще на  чуждое  щер-
бацкое влияние. Он улыбнулся, однако, и подошел к Кити.
  - Ну, что? - спросил он ее, с тем самым выражением глядя на нее, с ко-
торым теперь все обращались к ней.
  - Ничего, прекрасно, - улыбаясь, сказала Кити, - а у тебя как?
  - Да втрое больше везут, чем телега. Так ехать за детьми? Я велел зак-
ладывать.
  - Что ж, ты хочешь Кити на линейке везти? - с упреком сказала мать.
  - Да ведь шагом, княгиня.
  Левин никогда не называл княгиню maman, как это делают  зятья,  и  это
было неприятно княгине. Но Левин, несмотря на то, что он очень  любил  и
уважал княгиню, не мог, не осквернив чувства к своей умершей матери, на-
зывать ее так.
  - Пойдемте с нами, maman, - сказала Кити.
  - Не хочу я смотреть на эти безрассудства.
  - Ну, я пешком пойду. Ведь мне здорово. - Кити встала, подошла к  мужу
и взяла его за руку.
  - Здорово, но все в меру, - сказала княгиня.
  - Ну что, Агафья Михайловна, готово варенье? - сказал Левин,  улыбаясь
Агафье Михайловне и желая развеселить ее. - Хорошо по-новому?
  - Должно быть, хорошо. По-нашему, переварено.
  - Оно и лучше, Агафья Михайловна, не прокиснет, а то у нас лед  теперь
уж растаял, а беречь негде, - сказала Кити, тотчас  же  поняв  намерение
мужа и c тем же чувством обращаясь к старухе. - Зато ваше соленье такое,
что мама говорит, нигде такого не едала, -  прибавила  она,  улыбаясь  и
поправляя на ней косынку.
  Агафья Михайловна посмотрела на Кити сердито.
  - Вы меня не утешайте, барыня. Я вот посмотрю на вас с ним, мне и  ве-
село, - сказала она, и это грубое выражение с ним, а не с  ними  тронуло
Кити.
  - Поедемте с нами за грибами, вы нам места покажете. -  Агафья  Михай-
ловна улыбнулась, покачала половой, как бы говоря;  "И  рада  бы  посер-
диться на вас, да нельзя".
  - Сделайте, пожалуйста, по моему совету, - сказала старая  княгиня,  -
сверх варенья положите бумажку и ромом намочите:  и  безо  льда  никогда
плесени не будет.

                                    III

  Кити была в особенности рада случаю побыть с глазу на  глаз  с  мужем,
потому что она заметила, как тень огорчения пробежала на  его  так  живо
все отражающем лице в ту минуту, как он вошел на террасу  и  спросил,  о
чем говорили, и ему не ответили.
  Когда они пошли пешком вперед других и вышли из виду дома на  накатан-
ную, пыльную и усыпанную ржаными колосьями и зернами дорогу, она  крепче
оперлась на его руку и прижала ее к себе. Он уже забыл о минутном непри-
ятном впечатлении и наедине с нею испытывал теперь, когда мысль о ее бе-
ременности ни на минуту не покидала его, то, еще новое для  него  и  ра-
достное, совершенно чистое от чувственности наслаждение близости к люби-
мой женщине. Говорить было нечего, но ему хотелось слышать звук ее голо-
са, так же как и взгляд, изменившегося теперь при беременности. В  голо-
се, как и во взгляде, была мягкость и серьезность, подобная той, которая
бывает у людей, постоянно сосредоточенных над одним любимым делом.
  - Так ты не устанешь? Упирайся больше, - сказал он.
  - Нет, я так рада случаю побыть с тобою наедине, и признаюсь,  как  ни
хорошо мне с ними, жалко наших зимних вечеров вдвоем.
  - То было хорошо, а это еще лучше. Оба лучше, - сказал он, прижимая ее
руку.
  - Ты знаешь, про что мы говорили, когда ты вошел?
  - Про варенье?
  - Да, и про варенье; но потом о том, как делают предложение.
  - А! - сказал Левин, более слушая звук ее голоса, чем  слова,  которые
она говорила, все время думая о дороге, которая шла теперь лесом, и  об-
ходя те места, где бы она могла неверно ступить.
  - И о Сергее Иваныче и Вареньке? Ты заметил?.. Я очень желаю этого,  -
продолжала она. - Как ты об этом думаешь? - И она заглянула ему в лицо.
  - Не знаю, что думать, - улыбаясь, отвечал Левин. - Сергей в этом  от-
ношении очень странен для меня. Я ведь рассказывал...
  - Да, что он был влюблен в эту девушку, которая умерла...
  - Это было, когда я был ребенком; я знаю это по преданиям. Я помню его
тогда. Он был удивительно мил. Но с тех пор я наблюдаю его с  женщинами:
он любезен, некоторые ему нравятся, но  чувствуешь,  что  они  для  него
просто люди, а не женщины.
  - Да, но теперь с Варенькой... Кажется, что-то есть...
  - Может быть, и есть... Но его  надо  знать...  Он  особенный,  удиви-
тельный человек. Он живет одною духовною жизнью. Он слишком чистый и вы-
сокой души человек.
  - Как? Разве это унизит его?
  - Нет, но он так привык жить одною духовною жизнью, что не может  при-
мириться с действительностью, а Варенька все-таки действительность.
  Левин уже привык теперь смело говорить свою мысль, не давая себе труда
облекать ее в точные слова; он знал, что жена в такие  любовные  минуты,
как теперь, поймет, что он хочет сказать, с намека, и она поняла его.
  - Да, но в ней нет этой действительности, как во мне; я  понимаю,  что
он меня никогда бы не полюбил. Она вся духовная...
  - Ну нет, он тебя так любит, и мне это всегда так приятно, что мои те-
бя любят...
  - Да, он ко мне добр, но...
  - Но не так, как с Николенькой покойным... вы полюбили друг  друга,  -
докончил Левин. - Отчего не говорить? - прибавил он. - Я иногда  упрекаю
себя: кончится тем, что забудешь. Ах, какой был ужасный и прелестный че-
ловек... Да, так о чем же мы говорили? - помолчав, сказал Левин.
  - Ты думаешь, что он не может влюбиться, - переводя на свой язык, ска-
зала Кити.
  - Не то что не может влюбиться, - улыбаясь, сказал Левин, - но у  него
нет той слабости, которая нужна... Я всегда завидовал ему, и теперь  да-
же, когда я так счастлив, все-таки завидую.
  - Завидуешь, что он не может влюбиться?
  - Я завидую тому, что он лучше меня, - улыбаясь, сказал  Левин.  -  Он
живет не для себя. У него вся жизнь подчинена долгу. И потому  он  может
быть спокоен и доволен.
  - А ты? - с насмешливою, любовною улыбкой сказала Кити.
  Она никак не могла бы выразить тот ход мыслей,  который  заставлял  ее
улыбаться; но последний вывод был тот, что муж ее, восхищающийся  братом
и унижающий себя пред ним, был неискренен. Кити знала, что эта неискрен-
ность его происходила от любви к брату, от чувства совестливости за  то,
что он слишком счастлив, и в особенности от не оставляющего его  желания
быть лучше, - она любила это в нем и потому улыбалась.
  - А ты? Чем же ты недоволен? - спросила она с тою же улыбкой.
  Ее недоверие к его недовольству собой радовало  его,  и  он  бессозна-
тельно вызывал ее на то, чтоб она высказала причины своего недоверия.
  - Я счастлив, но недоволен собой... - сказал он.
  - Так как же ты можешь быть недоволен, если ты счастлив?
  - То есть как тебе сказать?.. Я по душе ничего не желаю,  кроме  того,
чтобы вот ты не споткнулась. Ах, да ведь нельзя же так прыгать!- прервал
он свой разговор упреком за то, что она сделала слишком  быстрое  движе-
ние, переступая через лежавший на тропинке сук. - Но когда я рассуждаю о
себе и сравниваю себя с другими, особенно с братом, я  чувствую,  что  я
плох.
  - Да чем же