ь его. Чем больше проходило времени, чем чаще  он  видел
себя опутанным этими сетями, тем больше ему хотелось не то что выйти  из
них, но попробовать, не мешают ли они его свободе. Если бы  не  это  все
усиливающееся желание быть свободным, не иметь сцены каждый раз, как ему
надо было ехать в город на съезд, на бега, Вронский был бы вполне  дово-
лен своею жизнью. Роль, которую он избрал, роль богатого землевладельца,
из каких должно состоять ядро русской аристократии, не  только  пришлась
ему вполне по вкусу, но теперь, после того как он  прожил  так  полгода,
доставляла ему все возрастающее удовольствие. И дело его  все  больше  и
больше занимая и втягивая  его,  шло  прекрасно.  Несмотря  на  огромные
деньги, которых ему стоила больница, машины, выписанные из Швейцарии ко-
ровы и многое другое, он был уверен, что он не расстраивал, а увеличивал
свое состояние. Там, где дело шло  до  доходов,  продажи  лесов,  хлеба,
шерсти, отдачи земель, Вронский был крепок, как кремень, и умел выдержи-
вать цену. В делах большого хозяйства и в этом и  в  других  имениях  он
держался самых простых, нерискованных приемов и был в высшей степени бе-
режлив и расчетлив на хозяйственные мелочи. Несмотря на всю  хитрость  и
ловкость немца, втягивавшего его в покупки и выставлявшего всякий расчет
так, что нужно было сначала гораздо больше, но,  сообразив,  можно  было
сделать то же и дешевле и тотчас же получить выгоду, Вронский не  подда-
вался ему. Он выслушивал управляющего, расспрашивал и соглашался с  ним,
только когда выписываемое или устраиваемое было самое  новое,  в  России
еще неизвестное, могущее возбудить удивление. Кроме того, он решался  на
большой расход только тогда, когда были лишние  деньги,  и,  делая  этот
расход, доходил до всех подробностей и настаивал на том, чтоб иметь  са-
мое лучшее за свои деньги. Так что по тому, как он повел дела, было  яс-
но, что он не расстроил, а увеличил свое состояние.
  В октябре месяце были дворянские выборы в Кашинской губернии, где были
имения Вронского,Свияжского, Кознышева, Облонского и маленькая часть Ле-
вина.
  Выборы эти, по многим обстоятельствам и лицам,  участвовавшим  в  них,
обращали на себя общественное внимание. О них много говорили и к ним го-
товились. Московские, петербургские и заграничные жители, никогда не бы-
вавшие на выборах, съехались на эти выборы.
  Вронский давно уже обещал Свияжскому ехать на них.
  Пред выборами Свияжский, часто  навещавший  Воздвиженское,  заехал  за
Вронским.
  Накануне еще этого дня между Вронским и Анной произошла почти ссора за
эту предполагаемую поездку. Было самое тяжелое, скучное в деревне  осен-
нее время, и потому Вронский, готовясь к борьбе, со строгим  и  холодным
выражением, как он никогда прежде не говорил с Анной, объявил ей о своем
отъезде. Но, к его удивлению, Анна приняла это известие очень спокойно и
спросила только, когда он вернется. Он внимательно посмотрел на нее,  не
понимая этого спокойствия. Она улыбнулась на его  взгляд.  Он  знал  эту
способность ее уходить в себя и знал, что это бывает только тогда, когда
она на что-нибудь решилась про себя, не сообщая ему своих планов. Он бо-
ялся этого; но ему так хотелось избежать сцены, что он сделал вид и  от-
части искренно поверил тому, чему ему хотелось верить, -  ее  благоразу-
мию.
  - Надеюсь, ты не будешь скучать?
  - Надеюсь, - сказала Анна. - Я вчера получила ящик книг от Готье. Нет,
я не буду скучать.
  "Она хочет взять этот тон, и тем лучше, - подумал он, - а то все  одно
и то же".
  И так и не вызвав ее на откровенное объяснение, он  уехал  на  выборы.
Это было еще в первый раз с начала их связи, что он расставался  с  нею,
не объяснившись до конца. С одной стороны, это беспокоило его, с  другой
стороны, он находил, что это лучше. "Сначала  будет,как  теперь,  что-то
неясное, затаенное, а потом она привыкнет. Во всяком случае я  все  могу
отдать ей, но не свою мужскую независимость", - думал он.

                                    XXVI

  В сентябре Левин переехал в Москву для родов Кити. Он уже жил без дела
целый месяц в Москве, когда Сергей Иванович, имевший именье в  Кашинской
губернии и принимавший большое участие в  вопросе  предстоящих  выборов,
собрался ехать на выборы. Он звал с собою и брата, у которого был шар по
Селезневскому уезду. Кроме этого, у Левина было в Кашине  крайне  нужное
для сестры его, жившей за границей, дело по опеке и по  получению  денег
выкупа.
  Левин все еще был в нерешительности, но Кити, видевшая, что он скучает
в Москве, и советовавшая ему ехать, помимо его заказала  ему  дворянский
мундир, стоивший восемьдесят рублей. И эти восемьдесят рублей, заплачен-
ные за мундир, были главной причиной, побудившей Левина ехать. Он поехал
в Кашин.
  Левин был в Кашине уже шестой день, посещая  каждый  день  собрание  и
хлопоча по делу сестры, которое все не ладилось. Предводители все заняты
были выборами, и нельзя было добиться того самого простого дела, которое
зависело от опеки. Другое же дело -  получение  денег  -  точно  так  же
встречало препятствия. После долгих хлопот о  снятии  запрещения  деньги
были готовы к выдаче; но нотариус, услужливейший человек, не мог  выдать
талона, потому что нужна была подпись председателя, а  председатель,  не
сдав должности, был на сессии. Все эти хлопоты, хождения из места в мес-
то, разговоры с очень добрыми, хорошими людьми, понимающими вполне  неп-
риятность положения просителя, но не могущими пособить ему,  -  все  это
напряжение, не дающее никаких результатов, произвело  в  Левине  чувство
мучительное, подобное тому досадному бессилию,  которое  испытываешь  во
сне, когда хочешь употребить физическую силу. Он  испытывал  это  часто,
разговаривая со своим добродушнейшим поверенным. Этот поверенный  делал,
казалось, все возможное и напрягал все свои умственные силы,  чтобы  вы-
вести Левина из затруднения. "Вот что попробуйте, - не раз говорил он, -
съездите туда-то и туда-то", и поверенный делал целый план,  как  обойти
то роковое  начало,  которое  мешало  всему.  Но  тотчас  же  прибавлял:
"Все-таки задержат; однако попробуйте". И Левин пробовал, ходил,  ездил.
Все были добры и любезны, но оказывалось, что обойденное вырастало опять
на конце и опять преграждало путь. В особенности было обидно то, что Ле-
вин не мог никак понять, с кем он борется, кому выгода оттого,  что  его
дело не кончается. Этого, казалось, никто не знал; не знал и поверенный.
Если б Левин мог понять, как он понимал, почему подходить к кассе на же-
лезной дороге нельзя иначе, как становясь в ряд, ему бы не было обидно и
досадно; но в препятствиях, которые он встречал по делу,  никто  не  мог
объяснить ему, для чего они существуют.
  Но Левин много изменился со времени своей женитьбы; он был терпелив  и
если не понимал, для чего все это так устроено, то говорил себе, что, не
зная всего, он не может судить, что, вероятно, так надобно,  и  старался
не возмущаться.
  Теперь, присутствуя на выборах и участвуя в них, он старался также  не
осуждать, не спорить, а сколько возможно понять то дело, которым с такою
серьезностью и увлечением занимались уважаемые им честные и хорошие  лю-
ди. С тех пор как он женился, Левину открылось столько новых,  серьезных
сторон, прежде, по легкомысленному к ним отношению, казавшихся ничтожны-
ми, что и в деле выборов он предполагал и искал серьезного значения.
  Сергей Иванович объяснил ему смысл и значение предполагавшегося на вы-
борах переворота. Губернский предводитель, в руках  которого  по  закону
находилось столько важных общественных дел - и опеки (те самые, от кото-
рых страдал теперь Левин), и дворянские огромные суммы, и гимназии женс-
кая, мужская и военная, и народное образование по новому  положению,  н,
наконец, земство, - губернский предводитель Снетков был человек  старого
дворянского склада, проживший огромное состояние, добрый человек,  чест-
ный в своем роде, но совершенно не понимавший потребностей нового време-
ни. Он во всем всегда  держал  сторону  дворянства,  он  прямо  противо-
действовал распространению народного  образования  и  придавал  земству,
долженствующему иметь такое громадное значение, сословный характер. Нуж-
но было на его место поставить свежего, современного, дельного человека,
совершенно нового, и повести дело так, чтоб извлечь из  всех  дарованных
дворянству, не как дворянству, а как элементу земства,  прав  те  выгоды
самоуправления, какие только могли быть извлечены. В  богатой  Кашинской
губернии, всегда шедшей во всем впереди других, теперь  набрались  такие
силы, что дело, поведенное здесь как следует, могло  послужить  образцом
для других губерний, для всей России. И потому все  дело  имело  большое
значение. Предводителем на место Снеткова предполагалось  поставить  или
Свияжского, или, еще лучше, Неведовского,  бывшего  профессора,  замеча-
тельно умного человека и большого приятеля Сергея Ивановича.
  Собрание открыл губернатор, который сказал речь дворянам, чтоб они вы-
бирали должностных лиц не по лицеприятию, а по заслугам и для блага оте-
чества, и что он надеется, что кашинское благородное дворянство, как и в
прежние выборы, свято исполнит свой долг и оправдает высокое доверие мо-
нарха.
  Окончив речь, губернатор пошел из залы, и дворяне шумно  и  оживленно,
некоторые даже восторженно, последовали за ним и окружили его в то  вре-
мя, как он надевал шубу и дружески разговаривал с губернским предводите-
лем. Левин, желая во все вникнуть и ничего не пропустить, стоял тут же в
толпе и слышал, как губернатор сказал: "Пожалуйста, передайте Марье Ива-
новне, что жена очень сожалеет, что она едет в приют". И  вслед  за  тем
дворяне весело разобрали шубы, и все поехали в собор.
  В соборе Левин, вместе с другими поднимая руку и повторяя слова прото-
попа, клялся самыми страшными клятвами исполнять все то, на что надеялся
губернатор. Церковная служба всегда имела влияние на Левина, и когда  он
произносил слова "целую крест" и оглянулся на толпу этих молодых и  ста-
рых людей, повторявших то же самое, он почувствовал себя тронутым.
  На второй и третий день шли дела о суммах дворянских и о женской  гим-
назии, не имевшие, как объяснил Сергей Иванович, никакой важности, и Ле-
вин, занятый своим хождением по делам, не следил за ними.  На  четвертый
день за губернским столом шла поверка губернских сумм. И  тут  в  первый
раз произошло столкновение новой партии со старою. Комиссия, которой по-
ручено было поверить суммы, доложила собранию, что суммы были все в  це-
лости. Губернский предводитель встал, благодаря дворянство за доверие, и
прослезился. Дворяне громко приветствовали его и жали ему руку. Но в это
время один дворянин из партии Сергея Ивановича сказал,  что  он  слышал,
что комиссия не поверяла сумм, считая поверку  оскорблением  губернскому
предводителю. Один из членов комиссии неосторожно подтвердил это.  Тогда
один маленький, очень молодой на вид, но очень  ядовитый  господин  стал
говорить, что губернскому предводителю, вероятно, было бы  приятно  дать
отчет в суммах и что излишняя деликатность членов  комиссии  лишает  его
этого нравственного удовлетворения. Тогда члены комиссии  отказались  от
своего заявления, и Сергей Иванович начал логически доказывать, что надо
или признать, что суммы ими поверены, или не поверены, и подробно развил
эту дилемму. Сергею Ивановичу возражал говорун противной  партии.  Потом
говорил Свияжский и опять ядовитый господин. Прения шли долго и ничем не
кончились. Левин был удивлен, что об этом так долго спорили,  в  особен-
ности потому, что, когда он спросил у Сергея Ивановича, предполагает  ли
он, что суммы растрачены, Сергей Иванович отвечал:
  - О нет! Он честный человек. Но этот старинный прием отеческого семей-
ного управления дворянскими делами надо было поколебать.
  На пятый день были выборы уездных предводителей.  Этот  день  был  до-
вольно бурный в некоторых уездах. В  Селезневском  уезде  Свияжский  был
выбран без баллотирования единогласно, и у него был в этот день обед.

                                   XXVII

  На шестой день были назначены губернские выборы. Залы большие и  малые
были полны дворян в разных мундирах. Многие приехали только к этому дню.
Давно не видавшиеся знакомые, кто из Крыма, кто из Петербурга, кто из-за
границы, встречались в залах. У губернского стола, под портретом госуда-
ря, шли прения.
  Дворяне и в большой и в малой  зале  группировались  лагерями,  и,  по
враждебности и недоверчивости взглядов, по замолкавшему при  приближении
чуждых лиц говору, по тому,  что  некоторые,  шепчась,  уходили  даже  в
дальний коридор, было видно, что каждая сторона имела тайны  от  другой.
По наружному виду дворяне резко разделялись на два сорта:  на  старых  и
новых. Старые были большею частью или в  дворянских  старых  застегнутых
мундирах, со шпагами и шляпами, или в своих особенных, флотских, кавале-
рийских, пехотных, выслуженных мундирах. Мундиры старых дворян были сши-
ты по-старинному, с буфочками на плечах; они были очевидно малы, коротки
в талиях и узки, как будто носители их выросли из них. Молодые же были в
дворянских расстегнутых мундирах с низкими талиями и широких в плечах, с
белыми жилетами, или в мундирах с черными воротниками и лаврами,  шитьем
министерства юстиции. К  молодым  же  принадлежали  придворные  мундиры,
кое-где украшавшие толпу.
  Но деление на молодых и старых не совпадало с делением партий. Некото-
рые из молодых, по наблюдениям Левина, принадлежали к старой  партии,  и
некоторые, напротив, самые старые дворяне шептались со Свияжским и, оче-
видно, были горячими сторонниками новой партии.
  Левин стоял в маленькой зале, где курили и  закусывали,  подле  группы
своих, прислушиваясь к  тому,  что  говорили,  и  тщетно  напрягая  свои
умственные силы, чтобы понять, что говорилось. Сергей Иванович был цент-
ром, около которого группировались другие. Он теперь слушал Свияжского и
Хлюстова, предводителя другого уезда, принадлежащего к их партии.  Хлюс-
тов не соглашался идти со своим уездом просить Снеткова баллотироваться,
а Свияжский уговаривал его сделать это, и Сергей Иванович  одобрял  этот
план. Левин не понимал, зачем было враждебной партии просить  баллотиро-
ваться того предводителя, которого они хотели забаллотировать.
  Степан Аркадьич, только что закусивший и  выпивший,  обтирая  душистым
батистовым с каемками платком рот, подошел к ним  в  своем  камергерском
мундире.
  - Занимаем позицию, - сказал он, расправляя обе бакенбарды,  -  Сергей
Иваныч!
  И, прислушавшись к разговору, он подтвердил мнение Свияжского.
  - Довольно одного уезда, а Свияжский уже, очевидно, оппозиция, -  ска-
зал он всем, кроме Левина, понятные слова.
  - Что, Костя, и ты вошел, кажется, во вкус? - прибавил он, обращаясь к
Левину, и взял его под руку. Левин и рад был бы войти во вкус, но не мог
понять, в чем дело, и, отойдя несколько  шагов  от  говоривших,  выразил
Степану Аркадьичу свое недоумение, зачем было просить губернского  пред-
водителя.
  - O sancta simplicitas! - сказал Степан Аркадьич и кратко и ясно  рас-
толковал Левину, в чем дело.
  Если бы, как в прошлые выборы, все уезды просили губернского предводи-
теля, то его выбрали бы всеми белыми. Этого не нужно было. Теперь же во-
семь уездов согласны просить; если же два откажутся просить, то  Снетков
может отказаться от баллотировки. И тогда старая  партия  может  выбрать
другого из своих, так как расчет весь будет потерян. Но если только один
уезд Свияжского не будет просить, Снетков будет баллотироваться. Его да-
же выберут и нарочно переложат ему, так что противная партия собьется со
счета, и, когда выставят кандидата из наших, они же ему переложат.
  Левин понял, но не совсем, и хотел  еще  сделать  несколько  вопросов,
когда вдруг все заговорили, зашумели и двинулись в большую залу.
  - Что такое? что? кого? - Доверенность? кому? что? - Опровергают? - Не
доверенность. - Флерова не допускают. Что же, что под судом? - Этак  ни-
кого не допустят. Это подло. - Закон! - слышал Левин с разных  сторон  и
вместе со всеми, торопившимися куда-то и боявшимися  что-то  пропустить,
направился в большую залу  и,  теснимый  дворянами,  приблизился  к  гу-
бернскому столу, у которого что-то горячо спорили  губернский  предводи-
тель, Свияжский и другие коноводы.

                                   XXVIII

  Левин стоял довольно далеко. Тяжело, с хрипом дышавший подле него один
дворянин и другой, скрипевший толстыми подошвами, мешали ему  ясно  слы-
шать. Он издалека слышал только мягкий голос предводителя, потом визгли-
вый голос ядовитого дворянина и потом  голос  Свияжского.  Они  спорили,
сколько он мог понять, о значении статьи закона и о значении слов: нахо-
дившегося под следствием.
  Толпа раздалась, чтобы дать дорогу подходившему к столу Сергею  Ивано-
вичу. Сергей Иванович, выждав окончания речи ядовитого  дворянина,  ска-
зал, что ему кажется, что вернее всего было бы справиться со статьей за-
кона, и попросил секретаря найти статью. В статье было  сказано,  что  в
случае разногласия надо баллотировать.
  Сергей Иванович прочел статью и стал объяснять  ее  значение,  но  тут
один высокий, толстый, сутуловатый, с крашеными усами, в узком мундире с
подпиравшим ему сзади шею воротником помещик перебил его. Он  подошел  к
столу и, ударив по нем перстнем, громко закричал:
  - Баллотировать! На шары! Нечего разговаривать! На шары!
  Тут вдруг заговорило несколько голосов, и высокий дворянин с перстнем,
все более и более озлобляясь, кричал громче и громче. Но нельзя было ра-
зобрать, что он говорил.
  Он говорил то самое, что предлагал Сергей Иванович; но,  очевидно,  он
ненавидел его и всю его партию, и это чувство ненависти сообщилось  всей
партии и вызвало отпор такого же, хотя и более приличного  озлобления  с
другой стороны. Поднялись крики, и на минуту все смешалось, так что  гу-
бернский предводитель должен был просить о порядке.
  - Баллотировать, баллотировать! Кто дворянин, тот понимает.  Мы  кровь
проливаем... Доверие монарха... Не считать предводителя, он  не  приказ-
чик... Да не в том дело... Позвольте, на шары!  Гадость!..  -  слышались
озлобленные, неистовые крики со всех сторон. Взгляды и лица были еще оз-
лобленнее и неистовее речи. Они выражали непримиримую  ненависть.  Левин
совершенно не понимал, в чем было дело, и удивлялся той  страстности,  с
которою разбирался вопрос о том, баллотировать или не баллотировать мне-
ние о Флерове. Он забывал, как ему потом разъяснил Сергей Иванович,  тот
силлогизм, что для общего блага нужно было свергнуть губернского предво-
дителя; для свержения же предводителя нужно было большинство шаров;  для
большинства же шаров нужно было дать Флерову право голоса; для признания
же Флерова способным надо было объяснить, как понимать статью закона.
  - А один голос может решить все дело, и надо быть серьезным и последо-
вательным, если хочешь служить общественному  делу,  -  заключил  Сергей
Иванович.
  Но Левин забыл это, и ему было тяжело видеть этих уважаемых им,  хоро-
ших людей в таком неприятном, злом возбуждении. Чтоб избавиться от этого
тяжелого чувства, он, не дождавшись конца прений, ушел в залу, где нико-
го не было, кроме лакеев около буфета. Увидав хлопотавших лакеев над пе-
ретиркой посуды и расстановкой тарелок и  рюмок,  увидав  их  спокойные,
оживленные лица, Левин испытал неожиданное чувство облегчения, точно  из
смрадной комнаты он вышел на чистый воздух. Он стал ходить взад  и  впе-
ред, с удовольствием глядя на лакеев. Ему очень  понравилось,  как  один
лакей с седыми бакенбардами, выказывая презрение к другим, молодым,  ко-
торые над ним подтрунивали, учил их, как надо складывать салфетки. Левин
только что собирался вступить в разговор со старым лакеем, как секретарь
дворянской опеки, старичок, имевший специальность знать всех дворян  гу-
бернии по имен