перь пойду одеваться, а тебе пришлю девушку.

                                    XIX

  Оставшись одна, Дарья Александровна взглядом  хозяйки  осмотрела  свою
комнату. Все, что она видела, подъезжая к дому и проходя через  него,  и
теперь в своей комнате, все производило в ней впечатление изобилия и ще-
гольства и той новой европейской роскоши, про которые она читала  только
в английских романах, но никогда не видала еще в России и в деревне. Все
было ново, начиная от французских новых обой до ковра, которым была  об-
тянута вся комната. Постель была пружинная с матрасиком  и  с  особенным
изголовьем и канаусовыми наволочками на  маленьких  подушках.  Мраморный
умывальник, туалет, кушетка, столы, бронзовые часы на камине, гардины  и
портьеры - все это было дорогое и новое.
  Пришедшая предложить свои  услуги  франтиха-горничная,  в  прическе  и
платье моднее, чем у Долли, была такая же новая и  дорогая,  как  и  вся
комната. Дарье Александровне были приятны ее учтивость, опрятность и ус-
лужливость, но было неловко с ней; было совестно пред ней за  свою,  как
на беду, по ошибке уложенную ей заплатанную кофточку. Ей стыдно было  за
те самые заплатки и заштопанные места, которыми она так гордилась  дома.
Дома было ясно, что на шесть кофточек нужно было двадцать четыре  аршина
нансуку по шестьдесят пять копеек, что составляло больше пятнадцати руб-
лей, кроме отделки и работы, и эти пятнадцать рублей были  выгаданы.  Но
пред горничной было не то что стыдно, а неловко.
  Дарья Александровна почувствовала большое облегчение, когда в  комнату
вошла давнишняя ее знакомая, Аннушка. Франтиха-горничная  требовалась  к
барыне, и Аннушка осталась с Дарьей Александровной.
  Аннушка была, очевидно, очень рада приезду барыни и без умолку  разго-
варивала. Долли заметила,что ей хотелось высказать  свое  мнение  насчет
положения барыни, в особенности насчет любви и преданности графа к  Анне
Аркадьевне, но Долли старательно останавливала ее, как только та начина-
ла говорить об этом.
  - Я с Анной Аркадьевной выросла, они мне дороже всего. Что ж,  не  нам
судить. А уж так, кажется, любить...
  - Так, пожалуйста, отдай вымыть, если можно,  -  перебивала  ее  Дарья
Александровна.
  - Слушаю-с. У нас на постирушечки две  женщины  приставлены  особо,  а
белье все машиной. Граф сами до всего доходят. Уж какой муж...
  Долли была рада, когда Анна вошла к ней и  своим  приходом  прекратила
болтовню Аннушки.
  Анна переоделась в очень простое батистовое платье. Долли  внимательно
осмотрела это простое платье. Она знала, что значит и  за  какие  деньги
приобретается эта простота.
  - Старая знакомая, - сказала Анна на Аннушку.
  Анна теперь уж не смущалась. Она была совершенно свободна и  спокойна.
Долли видела, что она теперь вполне уже оправилась от того  впечатления,
которое произвел на нее приезд, и взяла на себя тот поверхностный,  рав-
нодушный тон, при котором как будто дверь в тот отдел, где находились ее
чувства и задушевные мысли, была заперта.
  - Ну, а что твоя девочка, Анна? - спросила Долли.
  - Ани? (Так звала она дочь свою Анну.) Здорова. Очень поправилась.  Ты
хочешь видеть ее? Пойдем,я тебе покажу ее. Ужасно много было  хлопот,  -
начала она рассказывать, - с нянями. У нас  итальянка  была  кормилицей.
Хорошая, но так глупа! Мы ее хотели отправить, но девочка так привыкла к
ней, что все еще держим.
  - Но как же вы устроились?.. - начала было Долли вопрос о  том,  какое
имя будет носить девочка; но,заметив вдруг нахмурившееся лицо Анны,  она
переменила смысл вопроса. - Как же вы устроили? отняли ее уже?
  Но Анна поняла.
  - Ты не то хотела спросить? Ты хотела спросить про ее имя? Правда? Это
мучает Алексея. У ней нет имени. То есть она Каренина, -  сказала  Анна,
сощурив глаза так, что только видны были сошедшиеся ресницы. -  Впрочем,
- вдруг просветлев лицом, - об этом мы все переговорим после. Пойдем,  я
тебе покажу ее. Elle est tres gentille. Она ползает уже.
  В детской роскошь, которая во всем доме поражала Дарью  Александровну,
еще более поразила ее. Тут были и тележечки,  выписанные  из  Англии,  и
инструменты для  обучения  ходить,  и  нарочно  устроенный  диван  вроде
бильярда, для ползания, и качалки, и ванны особенные, новые. Все это бы-
ло английское, прочное и добротное и, очевидно, очень  дорогое.  Комната
была большая, очень высокая и светлая.
  Когда они вошли, девочка в одной рубашечке сидела в креслице у стола и
обедала бульоном, которым она облила всю свою грудку. Девочку кормила и,
очевидно, с ней вместе сама ела девушка русская, прислуживавшая в  детс-
кой. Ни кормилицы, ни няни не было; они были в соседней комнате, и отту-
да слышался их говор на  странном  французском  языке,  на  котором  они
только и могли между собой изъясняться.
  Услыхав голос Анны, нарядная, высокая, с неприятным лицом  и  нечистым
выражением англичанка, поспешно потряхивая белокурыми буклями,  вошла  в
дверь и тотчас же начала оправдываться, хотя Анна ни в чем  не  обвиняла
ее. На каждое слово Анны англичанка поспешно несколько раз  приговарива-
ла: "Yes, my lady".
  Чернобровая, черноволосая, румяная девочка,  с  крепеньким,  обтянутым
куриною кожей, красным тельцем, несмотря на суровое выражение, с которым
она посмотрела на новое лицо, очень понравилась Дарье Александровне; она
даже позавидовала ее здоровому виду. То, как ползала эта  девочка,  тоже
очень понравилось ей. Ни один из ее детей так не  ползал.  Эта  девочка,
когда ее посадили на ковер и подоткнули сзади платьице, была удивительно
мила. Она, как зверок, оглядываясь на больших своими блестящими  черными
глазами, очевидно радуясь тому, что ею любуются, улыбаясь и боком  держа
ноги, энергически упиралась на руки и быстро подтягивала  весь  задок  и
опять вперед перехватывала ручонками.
  Но общий дух детской и в особенности англичанка очень  не  понравились
Дарье Александровне. Только тем, что в такую неправильную семью, как Ан-
нина, не пошла бы хорошая, Дарья Александровна и объяснила себе то,  что
Анна, с своим знанием людей, могла взять к своей девочке такую  несимпа-
тичную, нереспектабельную англичанку. Кроме  того,  тотчас  же  по  нес-
кольким словам Дарья Александровна поняла, что Анна, кормилица, нянька и
ребенок не сжились вместе и что посещение матерью было дело необычайное.
Анна хотела достать девочке ее игрушку и не могла найти ее.
  Удивительнее же всего было то, что на вопрос о том, сколько у ней  зу-
бов, Анна ошиблась и совсем не знала про два последние зуба.
  - Мне иногда тяжело, что я как лишняя здесь, - сказала Анна, выходя из
детской и занося свой шлейф, чтобы миновать стоявшие у двери игрушки.  -
Не то было с первым.
  - Я думала, напротив, - робко сказала Дарья Александровна.
  - О нет! Ведь ты знаешь, я его видела, Сережу, - сказала  Анна,  сощу-
рившись, точно вглядываясь во что-то далекое. - Впрочем, это мы  перего-
ворим после. Ты не поверишь, я точно голодный, которой  вдруг  поставили
полный обед, и он не знает, за что взяться.  Полный  обед  -  это  ты  и
предстоящие мне разговоры с тобой, которых я ни с кем не могла иметь;  и
я не знаю, за какой разговор прежде взяться. Mais je ne vois frai  grace
de rien. Мне все надо высказать. Да, надо тебе сделать  очерк  того  об-
щества, которое ты найдешь у нас, - начала она. - Начинаю с дам.  Княжна
Варвара. Ты знаешь ее, и я знаю твое мнение и Стивы о ней.  Стива  гово-
рит, что вся цель ее жизни состоит в том, чтобы  доказать  свое  преиму-
щество над тетушкой Катериной Павловной; это все правда; но она  добрая,
и я ей так благодарна. В Петербурге была минута, когда мне был необходим
un chaperon. Тут она подвернулась. Но, право, она добрая. Она много  мне
облегчила мое положение. Я вижу, что ты не понимаешь всей тяжести  моего
положения... там, в Петербурге, - прибавила она. -  Здесь  я  совершенно
спокойна и счастлива. Ну, да это после. Надо перечислить. Потом  Свияжс-
кий, - он предводитель, и он очень порядочный  человек,  но  ему  что-то
нужно от Алексея. Ты понимаешь, с его состоянием, теперь, как мы посели-
лись в деревне, Алексей может иметь большое влияние. Потом  Тушкевич,  -
ты его видела, он был при Бетси. Теперь его отставили, и  он  приехал  к
нам. Он, как Алексей говорит, один из тех людей, которые очень  приятны,
если их принимать за то, чем они хотят казаться, et puis, comme il faut,
как говорит княжна Варвара. Потом Весловский... этого ты  знаешь.  Очень
милый мальчик, - сказала она, и плутовская улыбка сморщила  ее  губы.  -
Что это за дикая история с Левиным? Весловский рассказывал Алексею, и мы
не верим. Il est tres gentil et naif, - сказала она опять с тою же улыб-
кой. - Мужчинам нужно развлечение, и Алексею нужна  публика,  поэтому  я
дорожу всем этим обществом. Надо, чтоб у нас было оживленно и  весело  и
чтоб Алексей не желал ничего нового. Потом управляющий, немец, очень хо-
роший и знает свое дело. Алексей очень ценит его. Потом доктор,  молодой
человек, не то что совсем нигилист, но, знаешь, ест  ножом...  но  очень
хороший доктор. Потом архитектор... Une petite cour.

                                     XX

  - Ну вот вам и Долли, княжна, вы так хотели ее видеть, - сказала Анна,
вместе с Дарьей Александровной выходя на большую  каменную  террасу,  на
которой в тени, за пяльцами, вышивая кресло для графа Алексея Кириллови-
ча, сидела княжна Варвара. - Она говорит, что ничего не хочет до  обеда,
но вы велите подать завтракать, а я пойду  сыщу  Алексея  и  приведу  их
всех.
  Княжна Варвара ласково и несколько покровительственно приняла Долли  и
тотчас же начала объяснять ей, что она поселилась  у  Анны  потому,  что
всегда любила ее больше, чем ее сестра, Катерина Павловна, та самая, ко-
торая воспитывала Анну, и что теперь, когда все бросили Анну, она счита-
ла своим долгом помочь ей в этот переходный, самый тяжелый период.
  - Муж даст ей развод, и тогда я опять уеду в свое уединение, а  теперь
я могу быть полезна и исполню свой долг, как мне это ни тяжело,  не  так
как другие. И как ты мила, как хорошо сделала, что приехала!  Они  живут
совершенно как самые лучшие супруги; их будет судить бог,  а  не  мы.  А
разве Бирюзовский и Авеньева... А сам Никандров, а Васильев с Мамоновой,
а Лиза Нептунова... Ведь никто же ничего не говорил?  И  кончилось  тем,
что все их принимали. И потом, c'est un interieur si joli, si  comme  il
faut. Tout-a-fait a l'anglaise. On se reunit le matin  au  breakfast  et
puis on se separe. Всякий делает что хочет до обеда. Обед в семь  часов.
Стива очень хорошо сделал, что прислал тебя. Ему надо держаться  их.  Ты
знаешь, он через свою мать и брата все может сделать. Потом  они  делают
много добра. Он не говорил тебе про свою больницу? Ce sera admirable,  -
все из Парижа.
  Разговор их был прерван Анной, нашедшею общество мужчин в бильярдной и
с ними вместе возвращавшеюся на террасу. До обеда еще  оставалось  много
времени, погода была прекрасная, и потому было предложено несколько раз-
личных способов провести эти остающиеся  два  часа.  Способов  проводить
время было очень много в Воздвиженском, и все были не те, какие употреб-
лялись в Покровском.
  - Une partie de lawn tennis, - улыбаясь своею красивою улыбкой,  пред-
ложил Весловский. - Мы опять с вами, Анна Аркадьевна.
  - Нет, жарко; лучше пройти по саду и  в  лодке  прокатиться,  показать
Дарье Александровне берега, - предложил Вронский.
  - Я на все согласен, - сказал Свияжский.
  - Я думаю, что Долли приятнее всего пройтись, не правда  ли?  А  потом
уже в лодке, - сказала Анна.
  Так и было решено. Весловский и Тушкевич пошли в купальню и там обеща-
ли приготовить лодку и подождать.
  Двумя парами пошли по дорожке, Анна с Свияжским и  Долли  с  Вронским.
Долли была несколько смущена и озабочена тою совершенно  новою  для  нее
средой, в которой она очутилась. Отвлеченно, теоретически, она не только
оправдывала, но даже одобряла поступок Анны. Как вообще нередко  безуко-
ризненно нравственные женщины, уставшие от однообразия нравственной жиз-
ни, она издалека не только извиняла преступную любовь, но даже завидова-
ла ей. Кроме того, она сердцем любила Анну. Но в действительности,  уви-
дав ее в среде этих чуждых для нее людей, с их новым для Дарьи Александ-
ровны хорошим тоном, ей было неловко. В особенности  неприятно  ей  было
видеть княжну Варвару, все прощавшую им за  те  удобства,  которыми  она
пользовалась.
  Вообще, отвлеченно, Долли одобряла поступок Анны, но видеть того чело-
века, для которого был сделан этот поступок, было  ей  неприятно.  Кроме
того, Вронский никогда не нравился ей. Она считала его очень гордым и не
видела в нем ничего такого, чем он мог бы  гордиться,  кроме  богатства.
Но, против своей воли, он здесь, у себя дома, еще более импонировал  ей,
чем прежде, и она не могла быть с ним свободна.  Она  испытывала  с  ним
чувство, подобное тому, которое она испытывала с горничной за  кофточку.
Как пред горничной ей было не то что стыдно, а неловко за заплатки,  так
и с ним ей было постоянно не то что стыдно, а неловко за самое себя.
  Долли чувствовала себя смущенною и искала предмета разговора. Хотя она
и считала, что с его гордостью ему должны быть неприятны похвалы его до-
ма и сада, она, не находя другого предмета разговора,  все-таки  сказала
ему, что ей очень понравился его дом.
  - Да, это очень красивое строение и в хорошем, старинном стиле, - ска-
зал он.
  - Мне очень понравился двор пред крыльцом. Это было так?
  - О нет!- сказал он, и лицо его просияло от удовольствия. - Если бы вы
видели этот двор нынче весной!
  И он стал, сначала осторожно, а потом более и более  увлекаясь,  обра-
щать ее внимание на разные подробности украшения дома и сада. Видно  бы-
ло, что, посвятив много труда на улучшение и  украшение  своей  усадьбы,
Вронский чувствовал необходимость похвастаться ими пред новым лицом и от
души радовался похвалам Дарьи Александровны.
  - Если вы хотите взглянуть на больницу и не устали, то  это  недалеко.
Пойдемте?, - сказал он, заглянув ей в лицо, чтоб убедиться, что ей точно
было не скучно.
  - Ты пойдешь, Анна? - обратился он к ней.
  - Мы пойдем. Не правда ли? - обратилась она к Свияжскому. - Mais il ne
faut pas laisser le pauvre Весловский et Тушкевич se morfondre  la  dans
le bateau. Надо послать им сказать. Да, это памятник, который он оставит
здесь, - сказала Анна, обращаясь к Долли с тою же хитрою, знающею  улыб-
кой, с которою она прежде говорила о больнице.
  - О, капитальное дело!- сказал Свияжский. Но, чтобы не показаться под-
дакивающим Вронскому, он тотчас же прибавил слегка осудительное  замеча-
ние. - Я удивляюсь, однако, граф, - сказал он, - как вы, так много делая
в санитарном отношении для народа, так равнодушны к школам.
  - C'est devenu tellement commun les ecoles, - сказал  Вронский.  -  Вы
понимаете, не от этого, но так, я увлекся. Так сюда надо в  больницу,  -
обратился он к Дарье Александровне, указывая на боковой выход из аллеи.
  Дамы раскрыли зонтики и вышли на боковую дорожку. Пройдя несколько по-
воротов и выйдя из калитки, Дарья Александровна увидала  пред  собой  на
высоком месте большое красное, затейливой формы,  уже  почти  оконченное
строение. Еще не окрашенная железная крыша ослепительно блестела на  яр-
ком солнце. Подле оконченного строения выкладывалось другое,  окруженное
лесами, и рабочие в фартуках на подмостках клали кирпичи и  заливали  из
шаек кладку и ровняли прави'лами.
  - Как быстро идет у вас работа!- сказал Свияжский. -  Когда  я  был  в
последний раз, еще крыши не было.
  - К осени будет все готово. Внутри уж почти все  отделано,  -  сказала
Анна.
  - А это что же новое?
  - Это помещение для доктора и аптеки, - отвечал Вронский, увидав  под-
ходившего к нему в коротком пальто архитектора, и, извинившись перед да-
мами, пошел ему навстречу.
  Обойдя творило, из которого рабочие набирали известку, он  остановился
с архитектором и что-то горячо стал говорить.
  - Фронтон все выходит ниже, - ответил он Анне, которая спросила, в чем
дело.
  - Я говорила, что надо было фундамент поднять, - сказала Анна.
  - Да, разумеется, лучше бы было, Анна Аркадьевна, - сказал архитектор,
- да уж упущено.
  - Да, я очень интересуюсь этим, - отвечала Анна Свияжскому, выразивше-
му удивление к ее знаниям по архитектуре. - Надо, чтобы  новое  строение
соответствовало больнице. А оно придумано после и начато без плана.
  Окончив разговор с архитектором, Вронский присоединился к дамам и  по-
вел их внутрь больницы. Несмотря на то, что снаружи еще доделывали  кар-
низы и в нижнем этаже красили, в верху  уже  почти  все  было  отделано.
Пройдя по широкой чугунной лестнице на  площадку,  они  вошли  в  первую
большую комнату. Стены были оштукатурены под  мрамор,  огромные  цельные
окна были уже вставлены, только паркетный пол был еще не кончен, и  сто-
ляры, строгавшие поднятый квадрат, оставили работу, чтобы, сняв тесемки,
придерживавшие их волоса, поздороваться с господами.
  - Это приемная, - сказал Вронский. - Здесь будет пюпитр, стол, шкаф  и
больше ничего.
  - Сюда, здесь пройдемте. Не подходи к окну, -  сказала  Анна,  пробуя,
высохла ли краска. - Алексей, краска уже высохла, - прибавила она.
  Из приемной они прошли в коридор. Здесь Вронский показал им устроенную
вентиляцию новой системы. Потом он показал ванны  мраморные,  постели  с
необыкновенными пружинами. Потом показал одну за другою  палаты,  кладо-
вую, комнату для белья, потом печи нового устройства, потом тачки такие,
которые не будут производить шума, подвозя по коридору  нужные  вещи,  и
много другого. Свияжский оценивал все, как человек,  знающий  все  новые
усовершенствования. Долли просто удивлялась не виданному ею до  сих  пор
и, желая все понять, обо всем подробно спрашивала, что  доставляло  оче-
видное удовольствие Вронскому.
  - Да, я думаю, что это будет в России  единственная  вполне  правильно
устроенная больница, - сказал Свияжский.
  - А не будет у вас родильного отделения? - спросила Долли. -  Это  так
нужно в деревне. Я часто...
  Несмотря на свою учтивость, Вронский перебил ее.
  - Это не родильный дом, но больница, и назначается для всех  болезней,
кроме заразительных, - сказал он. - А вот это взгляните... - и он подка-
тил к Дарье Александровне вновь выписанное кресло для  выздоравливающих.
- Вы посмотрите. - Он сел в кресло и стал двигать его. - Он не может хо-
дить, слаб еще или болезнь ног, но ему нужен воздух, и он ездит, катает-
ся...
  Дарья Александровна всем интересовалась, все ей  очень  нравилось,  но
более всего ей нравился сам Вронский с этим натуральным наивным  увлече-
нием. "Да, это очень милый, хороший человек", - думала  она  иногда,  не
слушая его, а глядя на него и вникая в его выражение и мысленно  перено-
сясь в Анну. Он так ей нравился теперь в своем оживлении, что она  пони-
мала, как Анна могла влюбиться в него.

                                    XXI

  - Нет, я думаю, княгиня устала, и лошади ее не  интересуют,  -  сказал
Вронский Анне, предложившей пройти до конного завода, где Свияжский  хо-
тел видеть нового жеребца. - Вы подите, а я провожу княгиню домой, и  мы
поговорим, - сказал он, - если вам приятно, - обратился он к ней.
  - В лошадях я ничего не понимаю, и я очень рада, -  сказала  несколько
удивленная Дарья Александровна.
  Она видела по лицу Вронского, что ему чего-то нужно было от  нее.  Она
не ошиблась. Как только они вошли через калитку опять в сад, он  посмот-
рел в ту сторону, куда пошла Анна, и, убедившись, что она  не  может  ни
слышать, ни видеть их, начал:
  - Вы угадали, что мне хотелось поговорить с вами? - сказал он, смеющи-
мися глазами глядя на нее. - Я не ошибаюсь, что вы друг Анны. - Он  снял
шляпу и, достав платок, отер им свою плешивевшую голову.
  Дарья Александровна ничего не ответила и только испуганно поглядела на
него. Когда она осталась с ним наедине, ей