Его  вид  вовсе  не  вязался  со   строгими   приказаниями   и
наставлениями о всяческом почете,  предписанном  управляющим  княгини.  Он
даже не удержался и, еле скрывая изумление, спросил:
   - С вами ли, господин Роден, я имею честь говорить?
   - Да, месье!.. Вот вам еще письмо от управляющего княгини Сен-Дизье.
   - Не угодно ли вам, месье, погреться у камина, пока я прочитаю  письмо;
сегодня ужасная погода, - хлопотал услужливый управляющий. - Не  прикажете
ли чего закусить?
   - Благодарю вас, месье... весьма обязан... не хлопочите. Я должен через
час уехать назад...
   Пока Дюпон читал письмо, Роден с любопытством оглядывал комнату;  часто
по самому незначительному признаку, по какой-нибудь  мелочи  в  обстановке
ему удавалось составить мнение о хозяевах дома и их характере.  Здесь  это
было сделать невозможно.
   - Отлично, милостивый государь, -  сказал  Дюпон,  прочитав  письмо,  -
господин управляющий  приказывает  мне  оказать  вам  все  требуемые  вами
услуги... Я готов. Что прикажете?
   - Мне многого не потребуется... я вас недолго буду затруднять...
   - Помилуйте, месье... это для меня честь, а не труд...
   - Ну, что вы говорите! Я знаю, как вы заняты. Достаточно войти в замок,
чтобы по его порядку, по особенной  чистоте  понять  вашу  заботливость  и
усердие.
   - Вы мне льстите, месье... мне совестно, право...
   - Льстить! я... помилуйте! Подобная вещь и в голову  не  придет  такому
старому простаку, как я... Однако вернемся к делу. Имеется  здесь  комната
под названием "зеленая комната"?
   - Да, месье. Это был прежде кабинет графа де Кардовилля.
   - Вы будете добры проводить меня туда?
   - К несчастью, месье, это невозможно...  После  смерти  графа  и  после
снятия печатей в эту комнату сложили множество бумаг и  заперли  дверь  на
ключ, который был увезен доверенным лицом княгини в Париж.
   - Ключи у  меня,  -  сказал  Роден,  показывая  два  ключа,  большой  и
маленький.
   - А! тогда дело другое... Вы приехали взять бумаги?
   - Да, некоторые из них... и, кроме того, небольшую шкатулку из кипариса
с серебряным замком. Вы ее видали?
   - Да, месье, очень часто на письменном столе графа. Она  стоит  на  том
бюро, ключ от которого у вас в руках...
   - Значит, в  соответствии  с  позволением  княгини,  вы  не  откажетесь
провести меня в эту комнату?
   - Пожалуйте... А как здоровье княгини?
   - Слава Богу... она, по обыкновению, погружена в благочестие.
   - А мадемуазель Адриенна?
   - Увы! - подавленно и горестно вздохнул Роден.
   -  Неужели  с  доброй  мадемуазель  Адриенной  случилось   какое-нибудь
несчастье?
   - Что вы под этим подразумеваете?
   - Ну, болезнь, что ли.
   - К несчастью, она здорова... красива и здорова!..
   - К несчастью! - повторил с изумлением управитель.
   - Увы, да! Когда  красота,  здоровье  и  молодость  соединены  с  таким
непокорным и развращенным умом и характером,  то  лучше,  если  бы  их  не
было!.. а то это лишний повод к погибели!.. Но, прошу вас... оставим  этот
разговор... поговорим о другом... мне слишком неприятна эта тема...
   И Роден, взволнованным голосом произнеся  эти  слова,  смахнул  с  глаз
левой рукой несуществующую слезу.
   Управитель  слезы  не  видал,  но  движение  заметил,  а  также  слышал
горестное волнение в голосе Родена... Он растрогался и продолжал:
   - Простите меня за нескромное любопытство... я не знал...
   - Нет, вы меня простите за  неуместную,  невольную  чувствительность...
Знаете, старики редко плачут... Но если бы вы  видели  отчаяние  добрейшей
княгини... а между тем она ведь ни в чем не виновата, кроме как в излишней
доброте...  и  слабости  к  племяннице...  в  том,  что  недостаточно   ее
сдерживала... Но оставим этот разговор, милейший господин Дюпон...
   После нескольких минут молчания, справившись со своим волнением,  Роден
сказал:
   - Ну-с, я  исполнил,  значит,  часть  своего  поручения,  что  касается
"зеленой комнаты"; остается другая часть... Прежде чем  я  туда  пойду,  я
должен вам  напомнить  об  одной  вещи,  которую  вы,  быть  может,  давно
забыли...  Не  помните  ли  вы,  как  здесь  гостил  лет  пятнадцать   или
шестнадцать тому назад маркиз д'Эгриньи... гусарский полковник... стоявший
с полком в Аббевиле?
   - Как же! Такой красивый офицер! Я даже недавно говорил о нем с  женой!
Такой веселый... он всех здесь забавлял своими затеями... И как  прекрасно
он играл на сцене... особенно разных волокит и шалопаев... знаете в  "Двух
Эдмондах". Он просто всех уморил со смеху  в  роли  пьяного  солдата...  И
какой у него был чудный голос!.. Он  пел  здесь  в  "Джоконде"  так,  как,
пожалуй, и в Париже не споют...
   Роден, слушавший с любезной улыбкой Дюпона, сказал ему наконец:
   -  Вы,  значит,  знаете  и  то,  что  после-ужасной  дуэли  с   бешеным
бонапартистом, генералом Симоном, маркиз д'Эгриньи (у  которого  в  данную
минуту я имею честь быть личным  секретарем)  променял  саблю  на  рясу  и
сделался духовным лицом?
   - Как? Неужели?.. такой красивый полковник?
   -  Да,  этот   красавец-полковник,   храбрый,   благородный,   богатый,
пользовавшийся в свете громадным успехом, все бросил, чтобы надеть  черную
рясу. И, несмотря на  свое  знатное  имя,  свои  связи,  положение,  славу
красноречивого проповедника, он и через четырнадцать лет остался  тем  же,
чем и был: бедным, простым священником...  вместо  того,  чтобы  сделаться
архиепископом или кардиналом, как многие другие, не имеющие ни его заслуг,
ни его  добродетелей,  -  Роден  рассказывал  все  это  так  благодушно  и
уверенно, факты говорили сами за себя, что Дюпон невольно воскликнул:
   - Но ведь это совершенно бесподобно!..
   - Что же тут особенного? Господи! - продолжал Роден с наивным видом.  -
Это абсолютно просто и  понятно,  когда  знаешь,  что  за  человек  маркиз
д'Эгриньи... Главное, впрочем, его качество  -  это  никогда  не  забывать
хороших людей, честных, верных и добросовестных... вот почему он  вспомнил
и о вас, господин Дюпон!
   - Как? Господин маркиз удостоил...
   - Три дня тому назад я получил от него письмо, где он говорит о вас.
   - Значит, он теперь в Париже?
   - Его там ждут со дня на день. Вот уже  скоро  три  месяца,  как  он  в
Италии... за это время его поразило страшное несчастье: он  потерял  мать,
умершую в одном из поместий княгини де Сен-Дизье.
   - Боже мой!.. я и не знал!..
   - Да, это для него тяжелое испытание, но  надо  уметь  покоряться  воле
Провидения!
   - По какому поводу господин маркиз оказал мне честь, упомянув обо мне?
   - Сейчас я вам скажу... Во-первых, должен вас предупредить,  что  замок
продан... Накануне моего отъезда из Парижа была подписана купчая...
   - Ах, месье... вы вновь пробудили во мне тревогу!
   - Как так?
   - Да я боюсь, что новый владелец не захочет меня оставить управляющим.
   - Видите, как славно, я ведь только что собирался с вами потолковать об
этом месте...
   - Неужели, месье? Разве так можно устроить?
   - Конечно... Зная, как вами интересуется господин маркиз,  я,  конечно,
употреблю все силы, чтобы оставить вас здесь... я сделаю все возможное...
   - Ах, месье! как я вам благодарен... вот уж поистине сам Бог  вас  сюда
привел!
   - Вы мне льстите!.. Однако, должен вам сказать, обязан  поставить  одно
условие... без которого я не смогу вам быть полезен...
   - Помилуйте, я готов исполнить... прошу вас, говорите скорей...
   -  Особа,  которой  принадлежит  теперь  замок,  некто  госпожа  де  ла
Сент-Коломб. Имя этой почтенной...
   - Как, месье, так это она купила замок?.. госпожа де ла Сент-Коломб?
   - Разве вы ее знаете?
   - Да... она приезжала сюда с неделю тому  назад  осмотреть  поместье...
Моя жена утверждает, что эта дама принадлежит к  высшему  обществу...  но,
между нами сказать... судя по некоторым ее словечкам... я...
   - Вы очень проницательны, господин Дюпон... Госпожа де  ла  Сент-Коломб
знатной дамой сроду не бывала... Мне кажется, она просто была модисткой  в
Пале-Рояле. Видите, я говорю вам вполне откровенно.
   - Но она похвалялась, что ее постоянно посещали знатные и важные особы.
   - Вероятно, чтобы заказать жене шляпку!.. Во всяком случае, она скопила
большие  деньги...  и,  будучи  до  сего  времени,  к   несчастью,   очень
безразличной... или даже хуже того... к спасению своей души... в последнее
время она, благодаря Богу, ступила на путь истинный...  Это,  конечно,  не
может не внушить к ней самого глубокого почтения,  потому  что  ничего  не
может быть выше искреннего раскаяния... особо, если оно прочно...  Но  вот
для укрепления ее на пути истинном  нам  и  нужна  ваша  помощь,  господин
Дюпон!
   - Моя помощь?.. Что же я могу сделать?..
   - Многое. И вот каким образом. Как вам известно, в замке нет  церкви...
На совершенно равном от него расстоянии находятся два  прихода...  Госпожа
де ла Сент-Коломб, желая сделать между ними выбор, конечно,  обратится  за
советом к вам и к вашей жене как к местным старожилам...
   - О! Совет немудрено дать! Лучше аббата Даникура человека на свете нет!
   - Вот об этом-то и следует умолчать!
   - Но как же?
   - Напротив,  надо  всеми  силами  расхваливать  священника  из  другого
прихода, из Руавиля; необходимо, чтобы госпожа де ла Сент-Коломб избрала в
духовники его...
   - Но почему именно его?
   - Почему? А вот почему: если  вы  убедите  госпожу  де  ла  Сент-Коломб
сделать желаемый мною выбор, то место управителя останется  за  вами...  Я
вам это обещаю, а я умею держать обещания!
   - Я не сомневаюсь в этом, - ответил Дюпон, смущенный авторитетным тоном
Родена, - но мне бы желательно знать, почему...
   - Позвольте... еще одно словечко, - прервал его Роден. -  Я  веду  игру
открытую и объясню вам причины настоятельного  требования...  Я  не  хочу,
чтобы вы хоть минуту думали, что тут какая-нибудь интрига. Напротив, желаю
сделать доброе дело. Священником в Руавиле, о котором я вас  прошу,  очень
интересуется маркиз д'Эгриньи. Это очень бедный человек, и  на  его  руках
старуха-мать. Если бы он взял на себя обязанность руководить  госпожой  де
ла Сент-Коломб, никто бы усерднее его не занялся делом спасения ее души, в
этом порукой  его  благочестие  и  терпение...  а  кроме  того,  небольшая
денежная помощь богатой особы дала бы ему возможность  усладить  последние
дни старухи-матери. Вот вам  и  весь  секрет!  Когда  я  узнал,  что  дама
покупает данное имение, лежащее невдалеке от  прихода  нашего  протеже,  я
сейчас же написал об этом маркизу, а  он  поручил  мне  попросить  вас  об
услуге. Услуга за услугу, и вы останетесь здесь управляющим.
   - Видите ли, - после нескольких минут раздумья ответил Дюпон, - вы  так
добры, так откровенны, что я также обязан быть откровенным. Видите,  аббат
Даникур любим и уважаем всеми в округе... между тем священник в Руавиле...
о котором вы просите... нелюбим за его нетерпимость... кроме того...
   - Кроме того?
   - Да видите ли... говорят...
   - Ну, смелее... что же говорят?
   - Говорят, что он иезуит!..
   При этих словах Роден разразился хохотом так громко и  беззаботно,  что
Дюпон взглянул на него  с  изумлением.  Действительно,  физиономия  Родена
принимала в ту минуту, когда он смеялся, очень странное выражение.
   - Иезуит! Ха-ха-ха, - продолжал смеяться Роден. - Иезуит!  Ах  вы,  мой
милейший господин Дюпон, как это вы  с  вашим  умом  можете  верить  таким
сказкам?.. Иезуит! Да разве теперь есть иезуиты? В наше-то время?.. Как вы
можете верить якобинским россказням, этим оборотням былого либерализма?  Я
уверен, что вы все это вычитали в газете... конечно, в "Конститюсьоннеле"!
   - Однако месье, говорят...
   - Мало ли глупостей говорят! Но люди дельные, умные, словом, такие, как
вы, не обращают внимания на подобные сплетни; они  делают  свое  дело,  не
вмешиваясь в чужие дела и не причиняя никому вреда. А  главное  -  они  не
жертвуют  хорошим  местом,  обеспечивающим  их  старость  во  имя  нелепых
предрассудков. Между тем, как мне ни грустно, а я должен вас предупредить,
что если  госпожа  де  ла  Сент-Коломб  выберет  себе  духовником  другого
священника, то остаться вам здесь не придется!
   - Но помилуйте! - воскликнул несчастный Дюпон. - Разве моя  вина,  если
этой даме кто-нибудь другой расхвалит того священника? Что  же  я-то  могу
тогда сделать?
   - Что? Ну, видите, я знаю, что если люди, живущие здесь издавна,  люди,
достойные доверия, которых она будет видеть ежедневно... станут хвалить ей
как можно чаще моего протеже, а другого священника бранить, рассказывая  о
нем разные ужасы... то несомненно она им поверит... и вы останетесь  здесь
управляющим!
   - Но... ведь это будет уже клевета! - вскричал Дюпон.
   - Ах, милейший месье Дюпон! - с грустным упреком заметил Роден.  -  Как
вы могли подумать, что я  способен  дать  вам  дурной  совет?..  Я  просто
высказал  предположение!  Вы  желаете  остаться  здесь  управляющим,  и  я
указываю  вам  способ  им  сделаться...  Способ  этот  самый  верный...  а
остальное в вашей воле!
   - Но, месье...
   - Позвольте, позвольте... Еще одно условие... и более обязательное, чем
первое...  К  несчастью,  случается,  что  недостойные  служители  церкви,
пользуясь слабостью престарелых особ, уговаривают их завещать или передать
имение себе или другому подставному лицу. Я твердо надеюсь,  что  тот,  за
кого я хлопочу, этого не  сделает...  Но  все-таки,  чтобы  снять  с  меня
ответственность, а главное, снять ее с  себя  -  так  как  этот  священник
попадет сюда благодаря вашим же хлопотам... вы должны  будете  еженедельно
два раза писать мне подробные письма, касающиеся занятий, привычек, гостей
и даже книг госпожи де ла Сент-Коломб... Влияние духовника  отражается  на
всей жизни кающейся, и я хочу знать все о поведении  моего  протеже,  так,
чтобы он и не подозревал об этом... И если случатся какие-либо  события...
то, благодаря сведениям, получаемым от вас еженедельно, я буду  знать  все
вовремя!
   - Но ведь это целая система шпионажа! - воскликнул в ужасе Дюпон.
   - И как вам не стыдно, мой милый господин Дюпон, таким позорным  именем
пятнать самую чистую, самую благородную склонность человека...  склонность
к доверию?.. О чем я вас прошу? Только о том, чтобы вы с  полным  доверием
писали мне про все, что здесь происходит!..  При  точном  исполнении  двух
условий вы останетесь управляющим... Если же нет... то,  как  мне  это  ни
больно, я должен буду рекомендовать  госпоже  де  ла  Сент-Коломб  другого
человека!
   - Месье, умоляю вас, - взволнованным  голосом  начал  Дюпон.  -  Будьте
великодушны... не ставьте мне таких условий... Мы с женой  слишком  стары,
чтобы искать новое место... Пожалейте  нас,  не  испытывайте  сорокалетнюю
честность угрозой голода и нищеты... Страх - дурной советник.
   - Вы просто большое дитя, милейший господин Дюпон... Я даю  вам  неделю
на размышление... затем буду ждать ответа...
   - Пожалейте нас... прошу вас, умоляю!..
   Эта беседа была прервана страшным гулом; береговое  эхо  повторило  его
несколько раз.
   Затем, снова и снова повторилось то же явление.
   - Пушка!.. - воскликнул, вскочив с места, Дюпон. - Пушка! Должно  быть,
какое-нибудь судно гибнет или требует лоцмана!..
   - Друг мой, - сказала, вбегая в комнату, госпожа  Дюпон,  -  с  террасы
видны два корабля, пароход и парусное судно, почти без мачт... волны гонят
его прямо на берег... парусник дает пушечные  сигналы  в  знак  того,  что
гибель близка... Несчастные погибли!..
   - О! какой ужас! и не иметь возможности  оказать  какую-нибудь  помощь!
Стоять и смотреть  на  гибель  людей  не  будучи  в  состоянии  помочь!  -
воскликнул управляющий, схватив шляпу и направляясь к выходу.
   - Разве нельзя им никак помочь? - спросил Роден.
   - Если буря гонит  их  на  скалы,  то  человеческая  помощь  совершенно
бессильна... никто не может их спасти... Вот уже два корабля погибли здесь
после осеннего равноденствия!
   - Погибли люди и имущество? Это ужасно! - заметил Роден.
   - Мало шансов на спасение и этих несчастных в такую бурю... Но все-таки
я побегу на берег: быть может, мы с работниками кого и  спасем;  а  ты,  -
сказал Дюпон, обращаясь к жене, - иди  скорее  затопи  камин  в  двух-трех
комнатах, приготовь белье,  платье...  чего-нибудь  согревающего...  Я  не
надеюсь на успех, но попробовать  все-таки  необходимо...  Вы  пойдете  со
мной, господин Роден?
   - Если бы я мог быть вам полезен, то,  конечно,  пошел  бы,  -  отвечал
Роден, не имевший ни малейшего желания подвергать  себя  опасности,  -  но
старость и слабость делают меня непригодным ни к чему. Я попрошу вашу жену
указать мне, где зеленая комната, возьму то, что мне нужно, и затем  поеду
обратно... Я ведь должен торопиться.
   - Хорошо, месье. Катрин  вас  проводит,  а  ты,  -  обратился  Дюпон  к
служанке, - иди позвони в большой колокол; пусть рабочие захватят  веревки
и крюки и идут ко мне на берег...
   - Хорошо, хорошо. Только уж очень не рискуй!
   -  Ладно,  жена;  поцелуй  меня  на  дорогу:  авось  это  принесет  мне
счастье... Но надо бежать... а то от этих несчастных кораблей и  следа  не
останется!..
   - Не угодно ли вам будет, мадам, проводить меня в  зеленую  комнату?  -
сказал с полным равнодушием Роден.
   - Пожалуйста! - отвечала Катрин, утирая слезы.
   Бедная женщина боялась за мужа: она знала, как он отважен и смел.



        "2. БУРЯ"

   Страшен вид бушующего моря... Громадные волны  темно-зеленого  цвета  с
белыми  гребнями  пены,  то  вздымаясь,  то   падая,   вырисовываются   на
огненно-красной полосе горизонта. Тяжелые черные тучи мчатся,  подгоняемые
яростным ветром, по мрачному небу;  под  ними  пробегают  обрывки  облаков
красновато-серого цвета. Бледное  зимнее  солнце,  готовое  спрятаться  за
облаками, из-за которых оно медленно поднимается,  бросая  косые  лучи  на
бушующее море, золотит прозрачные гребни высоко взлетающих волн.
   Вокруг утесов, которыми усеян скалистый и опасный  берег,  волнуется  и
кипит пояс белоснежной пены.
   Вдали,  на  косогоре  мыса,  выдающегося  в  море,  возвышается   замок
Кардовилль, окна которого горят огнем, отражая лучи солнца. Его  кирпичные
стены и шиферная кровля резко вырисовываются среди прозрачного тумана.
   Огромный корабль с лоскутьями парусов и перебитым рангоутом  несется  к
берегу.
   Он то всплывает на хребты бунтующих волн, то стремительно погружается в
глубину страшных разверзающихся пропастей.
   Сверкнула молния... Среди громового раската раздался глухой  шум,  едва
слышный  среди  рева  бури.  Это  пушечный  выстрел  -   сигнал   бедствия
несчастного корабля, несущегося к верной гибели.
   В эту минуту к востоку шел пароход, окруженный  облаком  черного  дыма,
всеми силами стараясь  уклониться  от  страшного  берега,  скалы  которого
оставались у него с левой стороны.
   Корабль с поломанными мачтами должен был пройти с минуты на минуту  под
носом парохода, несясь, по воле ветра и прилива, на береговые утесы.
   Вдруг  пароход  страшным  порывом   бури   положило   набок,   огромная
разъяренная волна обрушилась на палубу; в одну минуту труба  опрокинулась,
барабан разбился и одно из колес сделалось негодным для  работы...  Второй
напор волны, следуя за первым, ударил пароход в борт и настолько  увеличил
повреждения, что пароход, потерявший управление, понесло к скалам вслед за
кораблем.
   Парусник, хотя и был далеко от утесов, предоставлял ударам ветра и моря
свой борт  и  опережал  пароход  в  приближении  к  опасности;  вскоре  он
настолько  сблизился  с  пароходом,  что  возможность  столкновения  стала
практически  неизбежной...   Новая   беда   вдобавок   к   кораблекрушению
становилась несомненной.
   Трехмачтовый английский корабль "Белый орел" шел из Александрии, где он
принял пассажиров с парохода "Рейтер",  прибывших  из  Индии  и  с  Явы  и
переправившихся  через  Суэцкий  перешеек.  По  выходе  из