сильно  смущены...  да  и  господин  аббат
также... В связи  с  некоторыми  имеющимися  у  меня  подозрениями...  это
наводит меня на мысли...
   Помолчав немного, Адриенна прибавила:
   - Да... неужели же я угадала?.. Увидим...
   - Я приказываю вам замолчать! - окончательно потеряв голову,  закричала
княгиня.
   - Ах, мадам, - сказала Адриенна, - для особы, умеющей собою владеть, вы
сильно себя компрометируете.
   В этот опасный момент  провидение  пришло,  как  говорится,  на  помощь
княгине  д'Эгриньи  в  лице  расстроенного  и  смущенного  лакея,   быстро
вошедшего в комнату.
   - Что случилось, Дюбуа? - спросила его госпожа де Сен-Дизье.
   - Прошу извинить, княгиня, что я осмелился войти  к  вам,  несмотря  на
ваше приказание, но  господин  полицейский  комиссар  желает  видеть  ваше
сиятельство немедленно. Он ждет внизу, а  на  дворе  стоят  полицейские  и
солдаты.
   Несмотря на глубокое изумление, вызванное этим новым событием, княгиня,
желая воспользоваться случаем, чтобы быстро посоветоваться с д'Эгриньи  по
поводу угрожающих намеков Адриенны, сказала аббату, поднимаясь:
   - Господин аббат, не будете ли  вы  столь  любезны  пойти  со  мной?  Я
совершенно теряюсь: что должно означать присутствие  у  меня  полицейского
комиссара.
   Господин д'Эгриньи последовал за княгиней.



        "9. ИЗМЕНА"

   Выйдя в другую комнату, рядом с кабинетом,  в  сопровождении  аббата  и
Дюбуа, княгиня спросила:
   - Где же комиссар?
   - Он в голубой гостиной, сударыня.
   - Попросите его подождать минутку.
   Лакей поклонился и вышел.
   Княгиня приблизилась к д'Эгриньи, лицо которого, обыкновенно  гордое  и
надменное, поражало теперь бледностью и угрюмостью.
   - Видите, она все знает! - поспешно заговорила княгиня. - Что же теперь
делать? Что делать?
   - Не знаю, - сказал аббат с удрученным и остановившимся взглядом. - Это
страшный удар!
   - Неужели все погибло?
   - Остается одно спасение... вся надежда на доктора!..
   - Но как это сделать... так скоро? сегодня?
   - Через два часа будет уже поздно. Эта  чертовка  увидится  с  дочерьми
маршала Симона и...
   - Но ведь это  невозможно,  Фредерик!  доктор  не  может...  надо  было
заранее все подготовить... как было решено раньше, после допроса...
   - А  между  тем  необходимо,  чтобы  Балейнье  попытался  это  устроить
сейчас... не откладывая ни минуты...
   - Под каким же предлогом?
   - Надо придумать!
   - Ну, положим, вы и придумаете, Фредерик, да ведь там-то еще ничего  не
готово.
   - Насчет этого не тревожьтесь... В виду всевозможных  случайностей  там
всегда все готово.
   - Но как предупредить доктора? - продолжала княгиня.
   - Если его вызвать... это может возбудить подозрение вашей  племянницы,
- задумчиво говорил д'Эгриньи, - а этого надо избегать...
   - Конечно... - сказала княгиня. - Ее доверие к  нему  -  наша  основная
надежда.
   - Вот что! - воскликнул аббат. - Мне пришла мысль...  я  сейчас  напишу
Балейнье записку... Кто-нибудь из ваших слуг ему подаст ее, как присланную
с нарочным от какого-нибудь больного...
   -  Великолепная  мысль!..  -  обрадовалась  княгиня.  -  Вы   прекрасно
придумали... Пишите, пишите же скорее...  здесь  на  столе  все  есть  для
письма... но удастся ли это доктору?
   - По правде сказать, я не смею на это надеяться, - усаживаясь за  стол,
со сдержанной злобой сказал маркиз. - Все это прекрасно бы устроилось, без
всякого опасения, благодаря допросу, который был  записан  слово  в  слово
нашим агентом за портьерой; завтра тоже было бы, конечно, довольно шума  и
сцен, так что доктор мог бы действовать  смело...  Но  требовать  от  него
этого сейчас...  сию  минуту...  нет,  это  абсолютно  невозможно!..  Нет,
Эрминия, безумно на это рассчитывать! - И маркиз, сердито  отбросив  перо,
продолжал с выражением горького и глубокого раздражения. - И подумать, что
все погибло в последнюю минуту! Потери неисчислимы!.. Много вреда  нанесла
нам ваша племянница... да, много...
   Невозможно передать  словами,  сколько  ненависти,  непримиримой  злобы
заключалось в том выражении, с каким д'Эгриньи произнес последние слова.
   - Фредерик! - встревоженно говорила княгиня, касаясь своей  рукой  руки
аббата, - умоляю вас... не падайте духом... не приходите в  отчаяние...  У
доктора такой гибкий ум... он может что-нибудь придумать...  Помните,  что
он нам так предан... попробуем на всякий случай...
   - Пожалуй... попытаться можно... может быть, и удастся! - сказал аббат,
снова взяв перо.
   - Представим себе самое худшее... ну, положим, Адриенна отправилась  бы
сегодня за дочерьми маршала  Симона...  ведь  она  может  уже  их  там  не
найти?..
   -  На  это  нечего  надеяться!  Приказания  Родена  наверняка  еще   не
исполнены... слишком скоро было бы... да и мы бы об этом уже знали!
   - Это верно!.. Ну, так пишите же доктору... Я пришлю к вам Дюбуа, он  и
подаст  письмо.  Смелее,  Фредерик!  Справимся  же  мы,  наконец,  с  этой
неукротимой девчонкой! - Затем госпожа де Сен-Дизье прибавила с яростью: -
Адриенна, Адриенна, дорого же ты поплатишься за свои дерзкие насмешки и за
те муки, на которые ты нас обрекла!
   Уходя, княгиня предупредила аббата:
   -  Подождите  меня  здесь...  Я  сообщу  вам,  что  означает  посещение
комиссара, и мы вместе вернемся в кабинет.
   Госпожа де Сен-Дизье вышла, а д'Эгриньи принялся быстро писать дрожащей
от волнения рукой.



        "10. ЗАПАДНЯ"

   После ухода тетки и аббата Адриенна осталась в кабинете одна с доктором
и бароном Трипо.
   Нельзя сказать, чтобы молодая девушка нисколько  не  испугалась,  когда
доложили о приходе  полицейского  комиссара.  Потому  что,  как  и  боялся
Агриколь, чиновник пришел просить разрешения на право произвести  обыск  в
особняке и главным образом в  павильоне,  чтобы  найти  молодого  кузнеца,
который там  скрывался.  Хотя  тайник  Агриколя  и  казался  ей  надежным,
Адриенна не могла отделаться от чувства страха и тревоги. На всякий случай
она решила воспользоваться присутствием  Балейнье  и,  не  теряя  времени,
попросить его заступиться за молодого кузнеца, так как мы  уже  упоминали,
что доктор был очень дружен с одним из самых влиятельных министров.
   Молодая девушка  подошла  к  Балейнье,  разговаривавшему  вполголоса  с
бароном, и самым нежным, ласковым голосом сказала:
   - Мой милый доктор... мне надо вам сказать два слова. - И взглядом  она
показала ему на оконный проем.
   - К вашим услугам, мадемуазель, - ответил Балейнье и последовал за  ней
к окну.
   Трипо, боявшийся как огня мадемуазель де  Кардовилль,  не  имея  теперь
поддержки аббата, был очень рад, что ее отвлек Балейнье. Чтобы не утратить
присутствия духа, он снова пустился в изучение висевших на стенах картин.
   Убедившись, что барон не может слышать их разговора,  Адриенна  сказала
Балейнье, смотревшему на нее с обычной ласковой улыбкой:
   - Дорогой доктор, вы всегда были моим  другом,  вы  были  другом  моего
отца...  Даже  сейчас,  как  это  ни  было  трудно,  вы  оставались   моим
единственным защитником...
   -  Полноте,  мадемуазель  Адриенна...  полноте...  не  говорите   таких
вещей... - шутливо рассердился доктор. -  Накличете  вы  на  меня  беду...
пожалуйста, молчите. "Vadro retro, Satana", что значит: "Прочь, сатана!" -
оставь меня в покое, прелестный демон!
   -  Успокойтесь,  -  отвечала,  улыбаясь,   Адриенна,   -   я   вас   не
скомпрометирую!.. Позвольте вам только напомнить, что  вы  несколько  раз,
желая доказать свою преданность, предлагали мне свои услуги...
   - Ну что ж, испытайте... увидите тогда, что я предан вам не  только  на
словах!
   - Вы можете доказать мне это сейчас же! - с живостью заметила Адриенна.
   - Вот и прекрасно. Я люблю, когда меня так быстро ловят на слове... Что
я могу для вас сделать?
   - Вы по-прежнему дружны с министром?
   - Конечно. Я даже лечу его теперь от потери  голоса.  Это  его  обычная
болезнь накануне того дня, когда от него требуют отчета!
   - Ну, так вы должны добыть у вашего министра  нечто  очень  важное  для
меня.
   - Для вас?.. То есть как это?
   В комнату вошел лакей и, подавая доктору письмо, почтительно доложил:
   - Это письмо принес  сейчас  нарочный;  он  говорит,  что  дело  весьма
спешное.
   Доктор взял письмо; лакей вышел.
   - Вот и тернии славы! Обратная сторона медали, - засмеялась Адриенна. -
Вам ни на минуту не хотят дать покоя, милейший доктор!
   - Не говорите, мадемуазель! - воскликнул Балейнье; он не мог удержаться
от жеста изумления, узнав почерк аббата. - Эти чертовы больные воображают,
что мы сделаны из железа. Им кажется, что  мы  завладели  всем  здоровьем,
которого им недостает...  Просто  безжалостные  люди!..  Вы  позволите?  -
спросил доктор, слегка поклонившись Адриенне, которая ответила  грациозным
кивком головы.
   Письмо  маркиза  д'Эгриньи  заключалось  в  нескольких  словах.   Мигом
прочитав его, доктор, несмотря на всю свою осторожность, пожал  плечами  и
пробормотал:
   - Сегодня!.. но это невозможно... он с ума сошел!..
   - Верно, дело идет о каком-нибудь бедном страдальце,  у  которого  одна
надежда на вас... он вас ждет... он призывает вас? Ну, голубчик доктор, не
откажите ему... исполните его просьбу... так  приятно  оправдать  доверие,
которое к тебе испытывают...
   Доктора  Балейнье  невольно  поразило   совпадение   слов   сочувствия,
произнесенных трогательным голосом девушки, и требований ее  непримиримого
врага; в этом заключалось страшное и удивительное противоречие. Он не  мог
не смутиться и, пристально глядя на Адриенну, ответил:
   - Да, речь идет действительно о человеке, возложившем на  меня  большие
надежды... слишком даже большие, потому что он требует невозможного!..  Но
почему вы принимаете участие в человеке, вам совершенно не известном?
   - Раз он несчастен... я  его  знаю!  Тот,  для  которого  я  вас  прошу
поддержки министра, был мне тоже незнаком, а теперь ему весьма сочувствую!
Знаете, ведь это сын того солдата, который  привез  сюда  дочерей  маршала
Симона из Сибири!
   - Как?.. вы хлопочете за...
   - За честного рабочего!.. единственную опору  семьи...  Да  вот  я  вам
расскажу все, как было...
   Но ей не удалось окончить своего признания. В комнату,  яростно  рванув
дверь, вошла госпожа де Сен-Дизье в сопровождении аббата.
   Княгиня казалась взволнованной и страшно разгневанной, но, несмотря  на
ее  уменье  притворяться,  выражение  едва  сдерживаемой  адской   радости
просвечивало сквозь притворный гнев.
   Войдя в кабинет, маркиз д'Эгриньи бросил беспокойный  и  вопросительный
взгляд на доктора. Последний ответил, отрицательно покачав головой.  Аббат
со злостью закусил губы. С отказом врача  рушились  его  последние  планы,
несмотря на новый страшный удар, который должна  была  нанести  племяннице
княгиня.
   -  Прошу  садиться,  господа,  -  заговорила   госпожа   де   Сен-Дизье
прерывающимся от злобной  радости  голосом.  -  Прошу  вас.  У  меня  есть
прекрасные и поразительные новости относительно этой молодой девицы!
   И она указала на Адриенну  жестом,  полным  неизъяснимого  презрения  и
негодования.
   - Ну, деточка, что это еще на вас обрушилось? - вкрадчиво шепнул доктор
Адриенне, отходя с ней от  окна.  -  Но  помните,  что  бы  ни  случилось,
рассчитывайте на меня!
   Затем доктор занял свое место между аббатом и бароном.
   При дерзких, вызывающих словах княгини Адриенна вздрогнула;  она  гордо
выпрямилась и, взволнованная и оскорбленная новыми обвинениями,  покраснев
от гнева, произнесла:
   - Я жду вас к себе как можно скорее, дорогой доктор... Вы  знаете,  что
мне необходимо с вами переговорить.
   После этих слов девушка взялась за свою шляпку, лежавшую на кресле.
   - Это еще что? - воскликнула княгиня, вскочив с места.
   - Я ухожу, мадам... Вы объявили мне свою волю,  я  объявила  вам  свою.
Этого совершенно достаточно. Что касается денежных дел, я поручу их  моему
поверенному.
   Адриенна стала надевать шляпу.
   Видя, что жертва ускользает из ее  рук,  госпожа  де  Сен-Дизье  забыла
всякие приличия и, подбежав к племяннице, с яростью схватила ее за руку  и
закричала:
   - Вы не смеете уходить!
   - Мадам! - с грустным негодованием воскликнула Адриенна, - что же здесь
происходит?..
   - Ага, вы испугались... вы хотите сбежать! - оглядывая ее  с  гневом  и
презрением, продолжала княгиня.
   Слова "вы испугались"  могли  заставить  молодую  девушку  броситься  в
огонь. Жестом, полным благородной гордости, Адриенна высвободила свою руку
из рук княгини и, бросив снова на стул свою  шляпку,  подошла  к  столу  и
горячо проговорила:
   - Как ни велико мое отвращение ко всему, что здесь происходит,  но  еще
противнее мне ваши подозрения. Говорите... я готова вас выслушать.
   Адриенна стояла перед теткой, гордо подняв голову. Ее  лицо  горело  от
негодования,  грудь  волновалась,  слезы  обиды  навертывались  на  глаза,
маленькая ножка нетерпеливо постукивала по ковру; она  смотрела  на  тетку
уверенно и твердо. Тогда княгиня, убедившись,  что  ее  жертва  теперь  не
уйдет, решила изводить ее как можно медленнее; она хотела по капле  излить
накопленный яд.
   -  Вот  что  произошло  сейчас,  господа!  -   начала   она,   стараясь
сдерживаться. -  Полицейский  комиссар,  о  приходе  которого  мне  сейчас
доложили, с великим прискорбием  извинился  передо  мной  за  то,  что  он
вынужден исполнить неприятный долг. Оказалось, что сегодня  утром  в  сад,
прилегающий к павильону, вошел человек, который должен  был  в  этот  день
быть арестован...
   Адриенна  вздрогнула.  Несомненно,  разговор  шел  об   Агриколе.   Но,
вспомнив, как  безопасен  был  тайник,  куда  она  его  спрятала,  девушка
успокоилась.
   -  Чиновник  просил  у  меня  разрешения  произвести  обыск  в  доме  и
павильоне. Он имел на это, конечно, полное право. Я попросила его начать с
павильона, куда и сама  за  ним  последовала...  Несмотря  на  невозможное
поведение этой девицы, мне в голову не могло прийти, что  она  может  быть
замешана в криминальные дела... Однако я ошиблась!
   - Что хотите вы этим сказать, мадам? - спросила Адриенна.
   - Сейчас узнаете, - с торжеством заявила княгиня. - Всему  свой  черед.
Вы  поторопились  с  высокомерием  и  насмешками...  Итак,  я   пошла   за
комиссаром... Можете себе представить удивление этого чиновника  при  виде
трех мерзавок, служанок мадемуазель де Кардовилль, одетых  как  актерки!..
Конечно, я просила занести это в протокол... Необходимо указать всякому...
на подобные сумасбродства!
   - Вы поступили весьма  разумно,  княгиня:  необходимо  было  просветить
правосудие на сей счет, - с поклоном заявил Трипо.
   Тревожась за участь Агриколя, Адриенна и не подумала ответить достойным
образом. Она с беспокойством ждала продолжения рассказа.
   - Чиновник приступил к строгому допросу этих девчонок, допытываясь,  не
видали  ли  они  мужчины,   забравшегося   в   павильон   мадемуазель   де
Кардовилль...  С  невероятной  дерзостью  они  отвечали,  что  не   видали
никого...
   "Славные, честные создания! - с радостью подумала Адриенна,  -  значит,
бедняк спасен... заступничество Балейнье сделает остальное".
   - К счастью, - продолжала княгиня,  -  со  мной  пошла  моя  горничная,
госпожа Гривуа. Эта достойная  женщина,  вспомнив,  что  она  видела,  как
мадемуазель  де  Кардовилль  возвратилась  домой  в  восемь  часов   утра,
простодушно заметила комиссару, что мужчина, которого он ищет,  мог  войти
незаметно через калитку... если мадемуазель де  Кардовилль...  нечаянно...
забыла ее за собой запереть!
   - Недурно было бы,  княгиня,  отметить  в  протоколе,  что  мадемуазель
вернулась домой только в восемь часов утра, - сказал Трипо.
   - Совершенно не вижу в этом нужды, - заметил верный своей роли  доктор,
- это вовсе не касалось поисков, которыми занимался комиссар.
   - Однако, доктор! - воскликнул Трипо.
   - Однако, господин барон,  -  твердо  возразил  доктор,  -  таково  мое
мнение!
   - Но мое не таково, - продолжала княгиня. - И потому я настояла,  чтобы
это занесли в протокол.  Надо  было  видеть,  как  смущен  и  огорчен  был
полицейский, когда записывал такие  позорные  вещи  об  особе,  занимающей
столь высокое положение в обществе...
   - Ну, конечно, мадам, - с нетерпением сказала Адриенна, -  я  убеждена,
что ваше целомудрие  было  не  меньше  оскорблено,  чем  скромность  этого
непорочного полицейского. Но мне кажется, что ваша  невинность  совершенно
напрасно возмутилась. Разве вам не могло прийти в голову,  что  ничего  не
было удивительного в моем возвращении домой в восемь часов  утра,  если  я
вышла из дома в шесть часов утра?..
   - Оправдание хотя придумано и поздно,  но  нельзя  не  признаться,  что
ловко придумано! - с досадой промолвила княгиня.
   - Я не оправдываюсь, мадам, - с гордостью возразила Адриенна, - но если
доктор Балейнье был так добр и заступился за меня, я  сочла  своим  долгом
указать на возможность объяснить факт, который я  вовсе  не  собиралась  с
вами обсуждать.
   - Значит, в протоколе факт зафиксирован... до тех пор, пока мадемуазель
его не пояснит, - сказал Трипо.
   Аббат д'Эгриньи оставался в стороне во  время  этой  сцены.  Он  сидел,
поглощенный в мрачные думы о последствиях  свидания  Адриенны  с  дочерьми
маршала Симона. Помешать ей  выйти  сегодня  из  дома  казалось  абсолютно
невозможным.
   Госпожа де Сен-Дизье продолжала:
   - Но это все ничто в сравнении  с  тем,  что  я  расскажу  вам  дальше,
господа... После долгих поисков мы хотели уже уходить, как  вдруг  госпожа
Гривуа обратила мое внимание на то, что в спальне этой девицы,  где  мы  в
это время находились, одна из позолоченных резных фигур на стене  неплотно
к ней  примыкала.  Я  сказала  об  этом  комиссару...  Его  агенты  начали
осматривать, искать следы,  и  вдруг...  одна  часть  стены  отодвигается,
открывается  потайная  дверь  и...  нет,  вы  не  можете  вообразить,  что
представилось нашим глазам!.. это такой стыд!.. такой позор!..  что  я  не
могу решиться сказать!..
   - Так я за вас решусь, - перебила ее Адриенна, с горестью  убедившаяся,
что Агриколь найден. - Я избавлю  ваше  целомудрие  от  рассказа  о  новом
скандале... впрочем, то, что я скажу, никак не будет способствовать  моему
оправданию...
   - А не мешало бы! - презрительно заметила княгиня. -  В  вашей  спальне
найден спрятанный мужчина!
   - Спрятанный в ее спальне мужчина! - с жестокой радостью  в  душе  и  с
притворным негодованием на лице воскликнул встрепенувшийся аббат.
   - Мужчина в ее спальне! - прибавил Трипо. - Надеюсь, это тоже  занесено
в протокол?
   - О да! да! - с торжеством воскликнула княгиня.
   - Конечно, это был вор, - лицемерно заметил доктор, -  это  само  собою
разумеется! Иное толкование... совершенно неуместно.
   - Ваша снисходительность к  мадемуазель  де  Кардовилль  вводит  вас  в
заблуждение, - сухо возразила ему княгиня.
   - Знаем мы этих  воров,  -  сказал  Трипо,  -  обыкновенно  они  бывают
молодыми, богатыми красавцами!
   - И вы ошибаетесь, господин барон, - продолжала госпожа де Сен-Дизье. -
Мадемуазель не метит столь высоко...  Оказывается,  что  ее  увлечения  не
только преступны, но и низки... Теперь мне понятно, почему  она  афиширует
симпатию  к  простонародью...  Это  тем  трогательнее  и  интереснее,  что
человек, спрятанный в ее спальне, был одет в рабочую блузу.
   - В блузу? - с отвращением  заметил  барон.  -  Так,  значит,  это  был
простолюдин? Волосы встают дыбом от ужаса!..
   - Он сам сознался, что он кузнец,  -  сказала  княгиня,  -  но  следует
сказать, этот кузнец  очень  хорош  собой!  Зная  поклонение  этой  девицы
красоте во всех ее формах, становится понятно...
   - Перестаньте, мадам,  перестаньте  наконец!  -  вырвалось  невольно  у
Адриенны. Она до сих пор молчала, не удостаивая тетку ответом, хотя гнев и
чувство обиды все более