аждый  в  своей
области  старался  применять   способы   наиболее   простые   и   наименее
расточительные?"
   - В самом деле, господин Агриколь, как это сделать?
   - Это еще не все. "Чтобы продать дорого, необходимо,  чтобы  вещи  были
сделаны безукоризненно. Мои рабочие работают хорошо, но этого мало,  надо,
чтобы они работали превосходно".
   - Но  послушайте,  господин  Агриколь,  какой  интерес  может  побудить
рабочих, если они трудятся добросовестно,  думать  еще  и  о  превосходной
работе?
   - В этом-то и суть  вопроса,  мадемуазель  Анжель:  _какой  им  в  этом
интерес?_ Вот наш делец и задается такой мыслью: "Если мои  рабочие  будут
_заинтересованы_ в сбережении сырья, если  они  будут  _заинтересованы_  в
производительной трате  времени,  в  улучшении  способов  производства,  в
превосходном качестве своей работы, - тогда моя цель достигнута!  Отлично,
так я заинтересую  своих  рабочих  прибылью,  которую  даст  экономия,  их
старание, прилежание и ловкость; чем  лучший  товар  они  произведут,  тем
лучше я его продам, тем больше будет их доля, а также и моя".
   - Теперь я начинаю понимать, господин Агриколь!
   - И расчет нашего дельца оказался верен. Прежде рабочий, когда  у  него
не было доли в прибыли, говорил  себе:  "Велика  нужда  стараться  сделать
больше или лучше! Какая мне в этом выгода? Никакой! По  оплате  и  работа.
Ну, а теперь другое дело: я заинтересован и в старании, и в  экономии.  О,
теперь все меняется. Я не только сам удвою усилия,  но  и  буду  подгонять
других; если товарищ ленится или причиняет ущерб фабрике, я имею право ему
заметить: "Братец, мы все ведь более или менее страдаем от твоей лени и от
того вреда, который ты причиняешь общему делу!"
   - И, конечно, господин Агриколь,  тогда  должны  работать  с  усердием,
рвением и с надеждой на успех!
   - На это-то и рассчитывал наш делец. Далее он  говорит  себе:  "Сколько
практического знания  и  опыта  бесплодно  пропадает  в  мастерских  из-за
недостатка желания, возможности или поощрения! Прекрасные рабочие,  вместо
того чтобы совершенствовать дело или вводить в него что-нибудь новое,  как
они  могли  бы  сделать,  равнодушно  следуют  рутине...   Какая   потеря!
Несомненно, что толковый человек,  всю  жизнь  занимающийся  одним  делом,
должен додуматься до тысячи способов  делать  его  лучше  или  скорее;  не
создать ли  мне  консультативный  комитет,  куда  я  приглашу  начальников
мастерских и лучших из рабочих? Ведь раз наши интересы стали общими, то из
этого центра практического знания можно извлечь много дельных  советов..."
И он не  ошибется.  Невольно  пораженный  тысячами  остроумных  и  удобных
нововведений, открываемых перед ним  теперь  работниками,  он  воскликнет:
"Но, несчастные! отчего же вы не сказали мне об этом раньше: ведь то,  что
мне в течение десяти лет обходилось  в  сотню  франков,  могло  бы  стоить
только пятьдесят, не считая огромной экономии времени!"  -  "А  какая  мне
была в том польза, хозяин, - ответит ему рабочий, который далеко не глупее
его, - если бы вы сэкономили там или тут пятьдесят  франков?  Теперь  дело
другое: кроме заработка, вы даете мне часть  прибыли;  обращаясь  к  моему
знанию и опыту, вы возвышаете меня  в  собственных  глазах!  Вместо  того,
чтобы смотреть на меня как на  низшее  существо,  вы  входите  со  мной  в
общение; поэтому и долг, и выгода заставляют меня открыть вам все,  что  я
знаю, и стараться еще  больше  овладеть  знанием!"  И  тогда,  мадемуазель
Анжель, у  дельца  образуются  такие  мастерские,  которые  будут  служить
предметом зависти и посрамления для других конкурентов...  А  вот  теперь,
вместо  расчетливого,  черствого   дельца,   давайте   возьмем   человека,
соединяющего математический ум с добрым и  благородным  сердцем,  с  чисто
евангельскими чувствами, с обширным и возвышенным  кругозором:  если  этот
человек распространит  свою  горячую  заботу  не  только  на  материальное
улучшение  быта  рабочих,  но  и  на  их  нравственное  совершенствование,
стараясь всеми способами  развивать  ум  и  возвышать  сердца;  если  этот
человек силой авторитета,  заслуженного  благодеяниями,  возьмет  на  себя
обязанность _руководить душами_ трехсот существ, зависящих от  него;  если
он поведет тех, кого он будет называть уже не  рабочими,  но  братьями,  -
если он поведет их по благородному и прямому пути, стараясь развить в  них
любовь к знанию, к искусству; если он  сумеет  сделать  их  счастливыми  и
заставит гордиться тем положением, которое многими принимается со  слезами
проклятий и отчаяния... тогда... этот человек, м-ль  Анжель...  это...  Но
Бог мой! Вот и он... он иначе и не мог явиться как среди  благословений!..
Смотрите... вот господин Гарди!
   - Ах, господин Агриколь, - сказала взволнованная Анжель, отирая  слезы.
- Его нужно встречать только со сложенными в знак благодарности руками!
   - Взгляните... посмотрите на это благородное и доброе лицо: оно  вполне
отражает его поразительную душу!
   Действительно, в эту самую минуту во двор въехала почтовая карета,  где
сидел господин Гарди вместе с господином де Блессаком, недостойным другом,
который так низко ему изменял.


   Несколько слов по поводу фактов, изложенных нами выше в форме беседы  и
касающихся организации труда,  -  вопроса  капитального,  которым  мы  еще
займемся в этой книге.
   Несмотря на более или менее официальные речи более или менее _серьезных
людей_ (мы считаем, что этим тяжелым эпитетом немножко  злоупотребляют)  о
_процветании страны_, один факт является  абсолютно  неоспоримым:  никогда
еще положение трудящихся классов не было хуже; никогда  еще  не  было  так
несоразмерно соотношение  между  заработком  и  потребностями  трудящихся,
несмотря на скромность их требований.
   Несомненным доказательством верности этого является все более  и  более
усиливающееся в богатых классах стремление помогать тем, кто  так  жестоко
страдает.  Устройство  яслей  и  приютов  для  бедных  детей,  организация
филантропических учреждений и т.д.  доказывают  в  достаточной  мере,  что
счастливые мира сего предчувствуют, что, несмотря на официальные заверения
по поводу _всеобщего благополучия_, страшные бедствия, грозящие в будущем,
зреют в недрах общества. Как ни великодушны эти  отдельные  индивидуальные
попытки, но пока они явно недостаточны. Только  наши  правители  могли  бы
предпринять  действенные  шаги...  но  они  от  этого   уклоняются.   Наши
_серьезные_ люди _серьезно_ обсуждают значение дипломатических отношений с
Мономотапой или другие столь  же  _серьезные_  дела,  но  отдают  на  волю
частной благотворительности или произвола капиталистов и  фабрикантов  все
более и более достойную сожаления судьбу громадного населения,  развитого,
трудолюбивого, _все более и более понимающего свои права и свою силу_,  но
до  такой  степени  изголодавшегося  благодаря  бедствиям,   обусловленным
безжалостной конкуренцией, настолько изголодавшегося, что у него часто нет
даже работы, которая позволила бы ему хоть как-то сводить концы с концами.
Да... _серьезные_ люди не желают соблаговолить подумать  об  этих  великих
бедствиях...  _Государственные  люди_  презрительно  улыбаются  при  одной
мысли, что их имя может быть связано с почином, который сразу бы  доставил
им  громадную  и  благотворную  популярность.   Да...   все   предпочитают
дожидаться  момента,  когда  социальный  вопрос  вспыхнет,  как  молния...
Тогда... посреди такого потрясения, от которого пошатнется  весь  мир,  мы
увидим, что станет со всеми этими серьезными вопросами и серьезными людьми
нашего времени! И вот, во имя счастья, во имя спокойствия, во  имя  общего
спасения, чтобы избежать мрачного будущего или по  крайней  мере  отдалить
его,  приходится  обращаться  к  сочувствию  частных  лиц,  насколько  это
возможно...
   Мы давно уже сказали: _если б  богатые  знали!!_  И  повторим  к  чести
человечества, что _когда_ богатые знают, то они  делают  добро  разумно  и
щедро. Постараемся доказать и им, и тем, от кого зависит эта  бесчисленная
толпа трудящихся, что они могут быть  и  благословляемы  и  обожаемы  _без
всяких личных издержек_ с их стороны.
   Мы говорили об _общежитиях_ для рабочих, указывая на  возможность  дать
им за минимальную плату здоровье и хорошо отапливаемое жилье.  Это  благое
начинание могло  быть  осуществлено  в  1829  году  благодаря  милосердным
побуждениям мадемуазель Амели де Витролль (*30). В данный момент в  Англии
лорд Эшли стал во главе компании, которая преследует ту же цель и доставит
акционерам гарантированный минимум дохода в 4%.
   Почему бы во Франции не последовать благому примеру, который принес  бы
к  тому  же  выгоду,  научив  бедные  классы  азам  и  способам   создания
ассоциации? Неисчислимые выгоды ассоциации ясны для каждого,  они  понятны
всем, но рабочие сами не в состоянии начать  дело.  Какое  громадное  дело
совершили богатые, если б предоставили возможность получить эти удобства и
преимущества! Что стоит богатому человеку построить доходный дом,  который
дал бы нормальное жилье пятидесяти семействам?  Был  бы  только  обеспечен
доход, - а его так легко гарантировать!
   Почему Институт, объявляя  ежегодно  конкурс  молодых  архитекторов  на
создание проектов церквей, дворцов,  театров,  не  объявит,  хоть  иногда,
конкурс на проект большого здания, дешевого и в то же время здорового?
   Почему  муниципальный  совет  Парижа,   нередко   показывавший   пример
отеческой заботливости о страждущих классах, не построит в рабочих районах
образцовых общежитии, где бы можно было сделать  первые  попытки  создания
ассоциации? Желание попасть  в  такие  дома  могло  бы  послужить  могучим
стимулом к нравственному совершенствованию трудящихся... и служило  бы  им
утешительной надеждой. А надежда - великая вещь! Париж  сделал  бы  доброе
дело,  поместил  бы  выгодно  капитал,  и  его  пример  мог  бы   побудить
правительство выйти из состояния безжалостного безразличия.
   Почему, наконец, капиталистам и  фабрикантам  не  заняться  устройством
подобных домов при их фабриках и заводах?
   При этом они бы получили выгоду, в наше  время  отчаянной  конкуренции.
Вот  как  это  можно  устроить.  Уменьшение  заработной  платы  ужасно   и
невыносимо именно тем, что  заставляет  рабочего  отказываться  от  самого
необходимого.  В  обычных  условиях  ему   для   удовлетворения   основных
потребностей необходимы в день 3 франка. Если же фабрикант предоставит ему
возможность прожить в ассоциации на полтора франка,  то  заработная  плата
может быть наполовину сокращена в  моменты  торговых  кризисов  без  того,
чтобы он  очень  страдал  от  такого  сокращения,  которое  все  же  лучше
безработицы, а фабриканту не нужно будет  сокращать  или  приостанавливать
производство.
   Надеемся,  что  мы  достаточно  четко  доказали  выгоды,  полезность  и
легкость устройства _общежитий для рабочих_.
   Далее: и строгая справедливость, и выгода капиталиста  требуют  участия
трудящегося в прибылях производства, являющихся плодом его труда и ума.
   Речь идет теперь не о гипотезах, не о проектах,  как  ни  были  бы  они
легко осуществимы, но уже о совершившихся фактах.  Один  из  наших  лучших
друзей, крупный промышленник, сердце которого равно его уму, создал у себя
консультативный комитет из  рабочих,  предоставив  им  (помимо  заработной
платы) пропорциональную долю в прибылях от своего производства; результаты
уже превзошли его ожидания. Чтобы облегчить  всеми  возможными  средствами
путь тех мудрых и благородных людей, которые захотели бы последовать этому
превосходному  примеру,  мы  даем  в  сноске  сведения  об  основах   этой
организации (*31).
   Заметим только, что нынешняя ситуация в  промышленности  и  ряд  других
причин не  позволили  сначала  всему  числу  рабочих  воспользоваться  той
прибылью, которая им добровольно дарована и в получении  которой  все  они
когда-нибудь примут участие. Мы можем утверждать, что уже после четвертого
заседания консультативного комитета почтенный промышленник, о  котором  мы
говорим, получил от обращения к рабочим такие  результаты,  что  их  можно
было _исчислить примерно уже в 30.000 франков в год  прибыли_,  являвшейся
результатом экономии или усовершенствования производства.
   Подведем итоги. В промышленности играют одинаково важную роль три силы,
три деятеля, три двигателя, права которых одинаково достойны уважения:
   капиталист, вкладывающий средства;
   специалист, управляющий производством;
   работник, производящий товар.
   До сих пор  труженик  получал  минимальную  долю,  не  достаточную  для
удовлетворения его нужд. Не будет ли человечно  и  справедливо  обеспечить
ему лучшее содержание,  прямо  или  косвенно  облегчая  его  существование
ассоциациями или разрешая ему участие в прибылях, получаемых  частично  от
его трудов?  Допуская,  что  в  крайнем  случае,  учитывая  отвратительные
результаты анархической конкуренции,  из-за  увеличения  заработной  платы
доходы  капиталиста  несколько  уменьшатся,  то  подобный  великодушный  и
справедливый поступок  будет  все  равно  выгоден,  так  как  капиталисты,
несомненно, выиграют от того, что  оберегут  капиталы  и  производство  от
всяких потрясений: ведь у рабочих в этом случае не будет законной  причины
к беспорядкам, к справедливым и болезненным протестам.
   Одним  словом,  люди,  страхующие  свое  имущество  от  пожара,  всегда
казались нам очень благоразумными...


   Как мы говорили, господин Гарди  и  господин  де  Блессак  приехали  на
фабрику.
   Скоро вдали, со стороны Парижа показался маленький наемный фиакр, также
направлявшийся к фабрике. В этом фиакре находился Роден.



        "4. РАЗОБЛАЧЕНИЕ"

   Во  время  посещения  Анжели  и  Агриколем  общежития  шайка  _волков_,
увеличившаяся  по  дороге,  так  как   к   ней   присоединились   кабацкие
завсегдатаи, продолжала шествие по направлению к  фабрике,  куда  медленно
двигался и экипаж Родена.
   Господин Гарди, выйдя из кареты со своим другом господином де  Блессак,
вошел в гостиную дома, который он занимал рядом с фабрикой.
   Господин  Гарди  был   среднего   роста,   изящный   и   хрупкий,   что
свидетельствовало о нервной и впечатлительной натуре. У него был открытый,
широкий бледный лоб, кроткие и в то же время проницательные черные  глаза,
честное, умное и располагающее выражение лица.  Одно  слово  вполне  может
обрисовать  характер  господина  Гарди:  мать  прозвала   его   _Мимозой_!
Действительно, это была одна из  тех  тонких,  чутких,  деликатных  натур,
открытых и любящих, благородных и великодушных, но в то же время до  такой
степени чувствительных, что  при  малейшем  неприятном  прикосновении  она
разом съеживалась  и  уходила  в  себя.  Если  мы  прибавим,  что  с  этой
повышенной чувствительностью соединялась еще страстная любовь к искусству,
изысканный  ум,  утонченный,  рафинированный  вкус,  то  становится  почти
непонятным, как мог не сломиться тысячу раз этот нежный, хрупкий  человек,
вынужденный постоянно бороться с чуждыми ему интересами: господин Гарди не
раз  становился  жертвой  самых  бесчестных   поступков,   самых   горьких
разочарований на поприще промышленника. Страдать ему пришлось очень много:
вынужденный  заняться  промышленностью,  чтобы  спасти  имя  своего  отца,
отличавшегося  образцовой  прямотой  и  честностью,  дела  которого  после
событий  1815  года  оказались  запутанными,  господин  Гарди  собственным
трудом, благодаря блестящим способностям достиг одного из  самых  почетных
мест в промышленном  мире.  Но  для  достижения  этой  цели  ему  пришлось
перенести  множество  тайных  козней  и  коварных   нападок   со   стороны
бессовестных конкурентов, одолеть множество  ненавистных  соперников!  При
своей впечатлительности господин Гарди не выдержал бы этой борьбы, впал бы
в скорбное негодование, вызванное низостью врагов. Он изнемог бы в горькой
борьбе с нечестными людьми, если бы  у  него  не  было  твердой  и  мудрой
поддержки матери. После дня тягостной борьбы и невыносимого  разочарования
возвращаясь домой, он попадал в атмосферу  такой  благодетельной  чистоты,
такой ясной тишины, что разом забывал постыдные вещи, терзавшие  его  весь
день; раны сердца вмиг излечивались при одном соприкосновении с великой  и
прекрасной душой матери, его любовь к ней доходила до настоящего обожания.
Когда она умерла, горесть сына была так  глубока  и  тиха,  каковы  всегда
неизлечимые горести, делающиеся вечными спутницами человека, частью  самой
его жизни и даже имеющие в себе иногда минуты грустного очарования.  После
этого страшного несчастья господин Гарди сблизился со своими рабочими;  он
всегда был добр и справедлив к ним, но,  хотя  смерть  матери  оставила  в
сердце неизгладимую пустоту,  -  потребность  в  привязанности  и  желание
сделать  других  счастливыми  возросли   соразмерно   глубине   страдания.
Улучшения нравственного и материального благосостояния  окружающих  вскоре
стали не просто развлечением, но захватили настолько, что  уже  не  давали
ему углубляться в горе.  Постепенно  он  совсем  покинул  свет  и  всецело
отдался трем привязанностям: нежной дружбе  к  мужчине,  в  преданности  к
которому  сосредоточилась  вся  жажда  дружеской  близости;  страстной   и
искренней, как последняя любовь, любви к женщине и отеческой привязанности
к рабочим... Вся его  жизнь  протекала  в  этом  маленьком  мирке,  полном
уважения и глубокой благодарности к  нему,  в  мирке,  который  он,  можно
сказать, создал по своему образу и подобию, чтобы найти в нем  убежище  от
ужасов печальной действительности, и где он окружил себя  добрыми,  умными
людьми, счастливыми и способными отозваться на  все  благородные  помыслы,
ставшие частью его души. Итак, пережив много горя, господин Гарди к зрелым
годам мог считать себя совершенно счастливым, -  насколько  это  дозволяла
ему любовь к умершей матери, память о которой вечно жила в нем, - так  как
у  него  был  верный  друг,  достойная  любви  возлюбленная  и   страстная
привязанность рабочих.


   Господин де Блессак, близкий друг господина  Гарди,  долгое  время  был
достоин его  трогательной  братской  привязанности.  Мы  знаем,  к  какому
дьявольскому способу прибегли Роден и отец  д'Эгриньи,  чтобы  сделать  из
этого прямого и искреннего человека орудие своих интриг.
   Слегка озябнув от  резкого  северного  ветра,  друзья  грелись  у  ярко
пылавшего камина в маленькой гостиной господина Гарди.
   - А знаете, милейший Марсель,  я  явно  начинаю  стареть!  -  улыбаясь,
заметил господин Гарди, обращаясь к господину де Блессак. - Я все более  и
более чувствую потребность в возвращении домой...  Мне  становится  трудно
покидать привычные места, и я проклинаю все, что принуждает  меня  уезжать
из этого счастливого уголка Земли.
   - И подумать только, - слегка краснея, заметил господин де  Блессак,  -
подумать только, что вы из-за меня должны были недавно  предпринять  столь
долгое путешествие!
   - А вы разве не сопровождали меня, милый Марсель,  в  свою  очередь,  в
путешествии, которое благодаря вам  было  так  же  приятно,  как  было  бы
несносно без вас?
   - Друг мой, но есть разница! Ведь я ваш вечный неоплатный должник!
   - Полноте, дорогой!.. Разве между нами возможны  разговоры  о  твоем  и
моем? Ведь что касается доказательств преданности, то давать их  не  менее
приятно, чем получать...
   - О, благородное... благородное сердце!
   -  Скажите   -   счастливое!   Да,   счастливое   благодаря   последним
привязанностям, для которых оно бьется!
   - А кто же больше вас заслуживает такого счастья?
   - Своим счастьем я обязан людям,  которые  после  смерти  моей  матери,
составлявшей всю мою поддержку и силу, явились  мне  на  помощь,  когда  я
чувствовал себя слишком слабым, чтобы перенести превратности судьбы.
   - Слабым?.. Вы, мой друг, такой силь