,  в
восторге.
   - Да! Так же, под видом _игры в сад_, они работают  в  саду,  поливают,
полют, собирают овощи и фрукты, расчищают  аллеи  граблями  и  так  далее.
Словом, вся эта ватага детишек,  которые  обыкновенно  лет  до  двенадцати
ничего не делают, здесь приносит много пользы. Помимо трех часов  школьных
занятии, они с шести или семи лет заняты полезно и приятно целый  день  и,
экономя руки взрослых, зарабатывают больше, чем  стоит  их  содержание.  А
кроме того, знаете, мадемуазель Анжель, когда  дети  принимают  участие  в
работе, то их чистое, целомудренное и нежное соседство смягчающим  образом
действует и на взрослых. Поневоле  станешь  осторожнее  и  в  словах  и  в
поступках. Самый грубый человек не может не уважать детства.
   - Чем больше видишь, тем больше удивляешься, как здесь  все  рассчитано
для счастья всех! - с восхищением воскликнула Анжель.
   - И не без труда  далось  все  это:  сколько  предрассудков  надо  было
победить, какую вынести борьбу с рутиной! А вот и общая кухня, -  прибавил
кузнец, улыбаясь. - Не правда ли, она так  велика,  точно  в  казарме  или
громадном пансионе?
   Действительно,  кухня  была  громадная.  Все  кухонные   принадлежности
блестели чистотой. Благодаря замечательным достижениям науки,  позволяющим
осуществлять  экономию  (достижениям,  всегда  не  доступным  для   бедных
классов, больше всего нуждающихся в них, потому что осуществимы они лишь в
больших масштабах), не только очаг, но и печи топились  таким  количеством
топлива, которое составляло  ровно  половину  расходов,  затрачиваемых  на
отопление  каждой  семьей  в   отдельности;   излишек   тепла   оказывался
достаточным для того, чтобы  с  помощью  прекрасно  сделанного  калорифера
поддерживать одинаковую температуру во всех комнатах общежития.  Дети  под
руководством двух хозяек выполняли на кухне различные работы. Забавно было
видеть ту  серьезность,  с  которой  они  относились  к  своим  кулинарным
обязанностям; то же было и в пекарне, где выпекали хлеб  по  исключительно
низким  ценам  (мука  покупалась  оптом),  замечательный  домашний   хлеб,
здоровый и питательный, из смеси чистой пшеницы  и  ржи;  он  был  гораздо
лучше того белого и легковесного хлеба, качество которого часто зависит от
добавления разных более или менее вредных примесей.
   - Здравствуйте, госпожа  Бертран,  -  весело  поздоровался  Агриколь  с
почтенной матроной,  сосредоточенно  наблюдавшей  за  медленным  вращением
нескольких вертелов, достойных быть на свадьбе Гамаша, -  до  того  славно
были они нагружены кусками говядины, баранины и телятины, начинавшими  уже
румяниться самым аппетитным образом. - Здравствуйте, я правил не  нарушаю,
в кухню не вхожу. Мне хотелось только  показать  ее  мадемуазель,  недавно
сюда прибывшей, чтобы она могла полюбоваться.
   - Любуйтесь, милые, любуйтесь! Нет, вы на детвору-то  взгляните,  какие
умницы и как хорошо работают!
   И, говоря это, матрона концом половника, служившего ей вместо скипетра,
указала на малюток обоего пола, сидевших у стола и чинно  занятых  чисткой
картофеля и зелени.
   - Да что у нас сегодня Валтасаров  пир,  госпожа  Бертран?  -  спросил,
смеясь, Агриколь.
   - Верно, верно, мой милый, пир, как всегда! Сегодня у нас будет овощной
суп, жаркое с картофелем,  салат,  фрукты,  сыр,  а  по  случаю  праздника
матушка Дениза из бельевой печет еще сладкие пироги с вареньем. Теперь она
уж в печку их посадила.
   - Знаете, госпожа Бертран, мне, слушая вас, до смерти есть  захотелось!
- весело заметил Агриколь, а затем любезно прибавил: - Впрочем, нельзя  не
заметить, что так всегда, когда наступает ваша очередь готовить!
   - Ну, ладно, ладно, насмешник эдакий! - засмеялась дежурная кухарка.
   - Какая поразительная разница между  здешним  столом  и  недостаточной,
нездоровой пищей рабочих  у  нас,  на  моей  родине!  -  заметила  Анжель,
продолжая прогулку с Агриколем.
   - Да, здесь за 25 су в день мы едим лучше, чем за 3 франка в Париже!
   - Это просто невероятно, господин Агриколь! Как же это достигается?
   - А это все благодаря волшебной палочке господина Гарди! Я  вам  сейчас
все объясню.
   - Ах! как мне хочется поскорее увидать господина Гарди.
   - Скоро увидите. Может быть, даже сегодня. Его ждут с минуты на минуту.
Но вот и столовая. Вы здесь не бывали, потому что ваша семья, как и многие
другие, предпочитает получать обед на дом... Посмотрите, какая  прекрасная
комната... и веселая: вид прямо в сад и на фонтан!
   В самом деле, это был громадный зал, построенный в виде галереи, свет в
которую проникал через десять окон,  выходивших  в  сад.  Столы,  покрытые
блестящей клеенкой, стояли вдоль стен, так что зимой помещение служило  по
вечерам после работы местом собрания тех рабочих, которые, не желая сидеть
в одиночестве или с семьей, проводили вечера вместе. Тогда в этом огромном
зале, отапливаемом калорифером, ярко освещенном газом, одни читали, другие
играли в карты, третьи разговаривали или занимались мелкими работами.
   - Этот зал покажется вам еще лучше, - сказал кузнец молодой девушке,  -
когда вы узнаете, что  по  четвергам  и  воскресеньям  здесь  устраиваются
танцы, а по вторникам и субботам - концерты!
   - В самом деле?
   - Конечно! - с гордостью отвечал Агриколь. -  Среди  нас  есть  хорошие
музыканты, которые играют на танцах, а кроме того, два раза  в  неделю  мы
поем в хоре: мужчины, женщины и дети (*25). К несчастью, на этой неделе на
фабрике были маленькие беспорядки, помешавшие нашим концертам.
   - Вероятно, это выходит превосходно. Столько голосов!
   - Очень хорошо,  уверяю  вас!  Господин  Гарди  особенно  поощряет  это
занятие, считая благотворным его действие на ум, сердце и нравы! Зимою  он
пригласил за свой счет двух учеников знаменитого господина Вилема, и с тех
пор наша школа  добилась  значительных  успехов.  Вы  не  поверите,  какое
впечатление  производит  хорошо  спевшийся   хор   из   двухсот   человек,
исполняющий какой-нибудь гимн труду или свободе!.. Вот вы сами услышите...
это нечто величественное и  возвышающее  душу...  братское  единство  всех
голосов, сливающихся в один торжественный, звучный, величественный...
   - Верю, верю! Какое  счастье  жить  здесь!  И  работа,  чередующаяся  с
отдыхом, станет источником удовольствия!
   - Увы! и здесь есть страдания и слезы, - грустно  заметил  Агриколь.  -
Видите, вон там маленькое здание совсем в стороне?
   - Вижу. Что же это такое?
   - Это наша больница.  Правда,  благодаря  здоровому  образу  жизни  она
никогда не бывает переполнена.  Ежегодные  взносы  позволяют  нам  держать
хорошего врача, а касса взаимопомощи выдает за  время  болезни  две  трети
заработка.
   - Как хорошо устроено! А что там за здание по другую сторону лужайки?
   - Это прачечная с проточной горячей и  холодной  водой,  а  там  дальше
сушильня, конюшни и амбары: на фабрике есть ведь и лошади.
   - Но когда же, господин Агриколь, откроете вы мне тайну этих чудес?
   - Вы все это поймете в течение десяти минут.
   Но любопытство Анжели Нельзя  были  тотчас  же  удовлетворить.  Девушка
стояла с Агриколем в саду у решетки со стороны большой  аллеи,  отделявшей
мастерские от общежития. Порыв ветра внезапно донес откуда-то звуки труб и
военной музыки.  Послышался  галоп  двух  быстро  приближавшихся  лошадей.
Вскоре показались два  всадника:  один  на  прекрасной  вороной  лошади  с
длинным развевавшимся хвостом, в высоких сапогах со шпорами и  -  как  при
Империи - в белых лосинах. Голубой мундир  сиял  золотым  шитьем,  большая
красная лента ордена Почетного легиона красовалась  на  правом  эполете  с
четырьмя серебряными звездочками, а белые перья  на  шитой  золотом  шляпе
означали,  что  всадник  носил   звание   французского   маршала.   Трудно
представить себе  человека  с  более  воинственной  и  рыцарской  осанкой,
способного столь гордо сидеть на боевом, коне.
   Поравнявшись с Агриколем и Анжель, маршал Симон, так как  это  был  он,
разом остановил коня,  ловко  соскочил  и  бросил  шитые  золотом  поводья
ливрейному лакею, сопровождавшему его.
   - Где прикажете ждать, господин герцог? - спросил стремянный.
   - В конце аллеи, - сказал маршал и, сняв почтительно шляпу, живо  пошел
навстречу к кому-то, кого молодые люди еще не могли увидеть.
   Это был старик с умным и  энергичным  лицом,  вышедший  из-за  поворота
аллеи. Он носил чистую рабочую блузу, поверх длинных  седых  волос  надета
была суконная фуражка; заложив  руки  в  карманы,  он  спокойно  покуривал
старую пенковую трубку.
   - Здравствуйте, милый батюшка,  -  почтительно  сказал  маршал,  крепко
обнимая старого рабочего, который нежна поцеловал сына  и  затем,  увидав,
что тот держит шляпу в руках, сказал, улыбаясь:
   - Надевай шляпу, мальчик... Ишь, какой ты нарядный!
   - Я был здесь  поблизости...  на  смотру...  и  воспользовался  случаем
повидать вас.
   - А, значит, девочек я сегодня не  увижу?  Они  не  приедут  поцеловать
меня, как всегда в воскресенье?
   - Нет, батюшка... они приедут попозже в коляске с Дагобером.
   - А чем же ты так озабочен?
   - Мне  надо  поговорить  с  вами  об  очень  важном  деле,  батюшка!  -
проговорил взволнованным голосом маршал.
   - Пойдем тогда ко мне! - сказал с беспокойством старик.
   И они оба исчезли за поворотом аллеи.
   - Анжель не  могла  прийти  в  себя  от  изумления,  что  у  блестящего
генерала, которого называли господином герцогом, отец был старый рабочий в
блузе. Она спросила Агриколя:
   - Как... господин Агриколь... этот старый рабочий?..
   - Отец господина  маршала,  герцога  де  Линьи...  друга,  я  могу  это
сказать... - растроганным голосом отвечал Агриколь, -  друга  моего  отца,
служившего под его началом двадцать с лишним лет!
   - Такой знатный господин и так почтителен и нежен с отцом! Благородное,
верно, сердце у этого маршала! Но почему его отец остается рабочим?
   - Потому что дядюшка Симон ни за что на свете не расстанется  со  своим
ремеслом и своей фабрикой. Он родился рабочим, рабочим же хочет и умереть,
хотя его сын маршал и герцог!



        "3. СЕКРЕТ"

   Когда вполне понятное удивление Анжели по поводу приезда маршала Симона
рассеялось, Агриколь заметил ей улыбаясь:
   - Я не хотел бы  воспользоваться  случаем,  дабы  избежать  разъяснения
секрета всех чудес нашего общежития.
   - О! я бы тоже не  удовлетворилась  одним  только  обещанием,  господин
Агриколь, - ответила Анжель. - Вы слишком меня заинтересовали.
   - Ну, так слушайте. Господин Гарди  как  настоящий  волшебник  произнес
_три_ магических слова: ассоциация, община, братство. Мы  поняли  значение
этих слов, так возникли все эти чудеса, дающие нам много благ и  в  то  же
время выгодные для господина Гарди.
   - Вот последнее-то мне и кажется необыкновенным, господин Агриколь.
   - В таком случае представьте себе, что господин Гарди совсем не то, что
он есть на самом деле, а просто делец с черствым сердцем, не думающий ни о
чем, кроме барышей. Он рассуждал бы так:  "Чтобы  фабрика  была  доходной,
необходимо следующее: хорошие рабочие руки, экономное расходование  сырья,
производительная трата времени рабочими, словом,  возможно  более  дешевое
производство и высокое качество, чтобы можно было продавать дороже..."
   - Конечно, господин Агриколь, фабрикант не желает большего.
   - Учитывая это, господин Гарди как  делец  продолжал  бы:  "Удаленность
фабрики от жилья неудобна, т.к., вставая  раньше,  рабочие  должны  меньше
спать; сокращать сои, столь необходимый работнику, - это  дурной  ход:  он
становится слабее, и это отзывается на труде; непогода  в  разные  времена
года осложнит ему дорогу; рабочий придет промокший, продрогнув от  холода,
расстроенный уже до работы, и тогда...  что  за  ценность  представит  его
работа!!!"
   - К сожалению, это верно. Когда в Лилле я приходила к себе  на  фабрику
вся промокшая под холодным дождем,  то,  бывало,  целый  день  дрожала  за
ткацким станком.
   - Наш делец продолжал бы рассуждать  так:  "Поместив  рабочих  ближе  к
фабрике, я могу устранить  это  неудобство.  Подсчитаем:  женатый  рабочий
платит в Париже в среднем 250 франков в год  за  одну  или  две  плохих  -
темных, тесных и  нездоровых  -  комнаты  с  чуланом  (*26)  на  скверной,
угрюмой, грязной улице. Он живет там с семьей в страшной тесноте, и у  них
расстроенное здоровье: болеют лихорадкой,  отличаются  худобой.  Какой  же
работы  можно  ждать  от  такого  человека?  Холостые  рабочие  платят  за
несколько меньшее, но  столь  же  нездоровое  помещение  до  150  франков.
Значит, мои 146 женатых рабочих платят за ужасные конуры 36.500 франков  в
год, а 115 холостых - 17.280 франков;  т.е.  на  квартирную  плату  в  год
уходит более 50.000 франков, а это доход с целого миллиона".
   - Боже, господин Агриколь! Какую же  огромную  сумму  составляет  общая
сумма платы за маленькие плохие квартирки!
   - Вы видите, мадемуазель, 50.000 франков в год! Это плата за  помещение
миллионера... Что же теперь скажет себе наш делец? "Чтобы убедить  рабочих
покинуть  жилье  в  Париже,  я  предложу  им  огромные  преимущества.   За
половинную плату, вместо нездоровых комнат, у них будут просторные, хорошо
проветриваемые  помещения,  удобно  расположенные,  легко  отапливаемые  и
освещаемые за недорогую плату.  В  результате  146  семей,  которые  будут
платить мне 125  франков  за  наем  помещения,  и  115  холостых,  которые
заплатят по 75 франков, дадут мне в общем  итоге  26-27  тысяч  франков...
Просторное здание, где можно  разместить  их  всех,  обойдется  мне  самое
большее в 500.000 франков (*27). Мои деньги будут помещены по крайней мере
под 5% и при этом совершенно обеспечены, так как заработная плата  рабочих
будет гарантировать мне квартирную плату".
   - Ах, господин Агриколь! Теперь и я начинаю понимать, что можно  делать
добро, даже извлекая выгоду!
   - А я в этом твердо уверен. В конечном  итоге  оказывается,  что  дела,
основанные на честности и порядочности, всегда удаются. Теперь вернемся  к
размышлениям нашего дельца: "Английский рабочий, питающийся мясом и пьющий
хорошее пиво, сделает вдвое больше, чем  французский  (*28),  потребляющий
пищу, не только не питательную,  но  и  вредную  из-за  плохих  продуктов.
Значит, если улучшить питание, я выиграю в производстве.  Как  тут  помочь
делу, не затрачивая своих денег? Очень просто: в войсках, в пансионах,  и,
если хотите, в тюрьмах, из-за того,  что  деньги  на  питание  расходуются
общие, достигается возможность улучшения пищи, что невозможно  без  такого
объединения. Таким образом, если бы мои 260  рабочих,  вместо  того  чтобы
устраивать 260 скверных хозяйств,  объединились,  чтобы  составить  только
одно, но хорошее хозяйство, как бы это было выгодно  им  и  мне  благодаря
экономии! Возьмем хотя бы то, что довольно двух-трех хозяек  каждый  день,
которые, прибегнув к помощи детей, прекрасно справятся  с  кухней.  Вместо
того чтобы покупать дрова и уголь небольшими количествами,  платя  за  это
вдвойне (*29) ассоциации моих рабочих, под мою гарантию (а  их  заработная
плата  в  свою  очередь  служит  гарантией  мне),   могла   бы   создавать
значительные запасы дров, муки, животного и растительного  масла,  вина  и
т.д., обращаясь непосредственно к производителям. Так,  например,  бутылка
неразбавленного, хорошего вина будет обходиться им в 3-4 су вместо  12-15,
которые они платят за отвратительное пойло. Скот - быков и  баранов  -  мы
будем покупать каждую неделю живым, а хлеб  станут  печь  хозяйки,  как  в
деревне. Словом, благодаря всей этой экономии за 20-25 су в  день  у  моих
рабочих будет прекрасная, укрепляющая силы пища".
   - Это очень убедительно, господин Агриколь!
   - Мало того, продолжим рассуждения от имени дельца с черствым  сердцем:
"Теперь мои рабочие  хорошо  размещены  и  накормлены  при  вдвое  меньших
затратах; пусть-ка они теперь будут хорошо одеты, и тогда можно надеяться,
что они  будут  здоровыми,  а  здоровье  -  это  условие  хорошей  работы;
позаботимся также и об одежде. Закупая оптом, по фабричным ценам теплые  и
прочные материи, хороший и плотный холст,  можно  с  помощью  жен  рабочих
сшить одежду не хуже, чем у портных. Наконец, заказы на обувь  и  головные
уборы  будут  значительными  и  ассоциация  сможет   добиться   скидки   у
производителей..." Как вы находите, мадемуазель Анжель, верны  ли  расчеты
нашего дельца?
   - Трудно всему этому поверить! - воскликнула молодая девушка с  наивным
восхищением. - А между тем все так ясно и просто!
   - Конечно... ничего нет проще добра...  А  обычно  об  этом  совсем  не
думают. Обратите внимание, что ведь наш делец на все это смотрит только  с
точки зрения собственной выгоды... Он берет  только  материальную  сторону
вопроса... не принимая во внимание стремление к братству,  солидарности  и
взаимной поддержке, неизбежно развивающееся при совместной  жизни;  он  не
думает также о том, что улучшение благосостояния улучшит и смягчит нравы и
характер людей; что сильный должен поддерживать и просвещать слабого,  что
в конце концов _человек честный, деятельный и  трудолюбивый  имеет  право,
именно право требовать от общества работы и заработка соответственно своим
нуждам..._ Нет, наш  делец  думает  только  о  барышах  и,  гарантированно
помещая свои деньги в дома, получает 5% и, кроме того,  извлекает  немалые
преимущества из материального благосостояния своих рабочих.
   - Совершенно верно!
   - А что вы мне скажете, если я вам  докажу,  что  нашему  дельцу  будет
очень выгодно давать своим рабочим,  помимо  заработной  платы,  известную
долю прибыли?
   - По-моему, это труднее доказать...
   - А вот попрошу вашего  внимания  на  несколько  минут,  и  вы  в  этом
убедитесь.
   Разговаривая таким образом, они дошли до выхода из сада, принадлежащего
рабочим.
   В это время пожилая женщина, очень просто, но тщательно одетая, подошла
к Агриколю и спросила его:
   - Господин Гарди вернулся на фабрику?
   - Нет, сударыня, но его ждут с минуты на минуту.
   - Быть может, сегодня?
   - Сегодня или завтра.
   - Неизвестно в котором часу?
   -  Думаю,  что  нет.  Впрочем,   охранник   фабрики,   служащий   также
привратником в доме г-на Гарди, быть может, скажет точнее.
   - Благодарю вас.
   - К вашим услугам.
   - Вы не заметили, господин Агриколь, - сказала Анжель, после  того  как
женщина удалилась, - до чего бледна и взволнована эта дама?
   - Заметил. Мне показалось даже, что у нее слезы на глазах.
   - Да, как будто она только что плакала. Бедная женщина! Быть может, она
надеется получить какую-нибудь помощь от господина Гарди... Но что с вами?
о чем вы задумались?
   Агриколь испытал смутное предчувствие, что визит этой  пожилой  дамы  с
грустным  лицом  как-то  связан  с  исчезновением  хорошенькой   белокурой
незнакомки, являвшейся на фабрику три дня тому  назад  узнать  о  здоровье
господина Гарди и,  быть  может,  слишком  поздно  узнавшей,  что  за  ней
шпионили.
   - Простите меня, мадемуазель Анжель, но визит этой  дамы  напомнил  мне
одно обстоятельство, поделиться которым с вами я не могу, так как  это  не
моя тайна.
   - О! успокойтесь, господин  Агриколь!  -  отвечала,  улыбаясь,  молодая
девушка. - Я не любопытна! Кроме того, ваш рассказ так меня заинтересовал,
что ни о чем другом я и слышать не хочу.
   - Отлично. Еще несколько слов, и вы будете посвящены во все тайны нашей
ассоциации...
   - Я вас слушаю!
   - Мы будем продолжать с точки зрения  корыстолюбивого  дельца.  "Теперь
моим рабочим, - говорит он, -  созданы  лучшие  условия  для  того,  чтобы
работать, как можно больше. Но как увеличить прибыль?  Дешево  производить
возможно лишь при экономном потреблении сырья, наилучшей системе обработки
и быстроте исполнения. Несмотря на надзор, рабочие  не  разумно  расходуют
материал; как этому помешать?  Как  побудить  их,  чтобы  к