тряпки и побрякушки потратила,  но  все  равно  чувствовала
себя должницей Ганелина,  и  это  угнетало.  Особенно  теперь,  когда  Вадим
переехал в Москву и все время находится рядом. Наташа сама не знала, почему,
но знала точно: пока Вадим  был  далеко,  она  могла  принимать  спонсорскую
помощь Андрея, а теперь, когда муж здесь, она этого сделать не  сможет.  Это
неприлично. И никакими доводами разума и логическими  построениями  она  эту
уверенность поколебать не могла. Ведь нет никакой разницы, далеко Вадим  или
близко, все равно он знает, откуда у его  жены  взялись  деньги  на  съемки,
Наташа и не скрывала этого, и Андрей не  скрывал.  Все  знали.  Она  даже  в
интервью открыто говорила об этом, не считая такое положение дел  постыдным.
Но все-таки... Она не может объяснить, у нее не хватает  аргументов,  просто
она так чувствует. Теперь, когда Вадим живет с ней  вместе,  она  не  сможет
принимать помощь мужчины, давно и безнадежно в нее влюбленного. Никогда  она
не сможет забыть об этом и делать вид,  что  Андрей  Константинович  Ганелин
всего лишь генеральный директор фирмы "Центромедпрепарат", который из  любви
к  искусству  спонсирует  развитие  документально-публицистического  кино  в
стране, испытывающей серьезные финансово-экономические трудности.
   А сегодняшнее предложение - это выход. Не только для нее, но и для многих
других, которых Наташа взяла под свое крыло. Она всех их соберет  вместе,  у
них будет постоянная работа и  постоянная  зарплата,  они  смогут,  наконец,
начать планировать хотя бы ближайшее будущее, понимая, что  найдутся  деньги
на оплату обучения детей в хорошей школе, на лечение родителей и на отдых во
время отпуска.
   Почему же она не согласилась сразу, во время переговоров? Ведь  доводы  в
пользу положительного решения совершенно очевидны. А она попросила время  на
"подумать", немного, пару дней.  Чего  тут  думать-то?  Неужели  ее  смутило
одно-единственное обстоятельство? Похоже, что именно  оно.  Одним  из  новых
руководителей оказался Валентин Южаков, ее бывший сокурсник, отчисленный  из
ВГИКа с четвертого курса. Валька не потерялся в этой жизни,  он  вообще  был
парнем энергичным и заводным, а с началом перестройки всплыл сначала в кино,
где после учебы во ВГИКе у  него  была  масса  знакомых,  а  теперь  вот  на
телевидении. Наташу он сразу узнал, ведь она была комсоргом курса, всегда на
виду. И кинулся к ней, как к родной, называл "Натахой", при всех  расцеловал
в обе щеки, усадил поближе к себе за длинным начальственным  столом.  И  все
время  приговаривал,  что  в  такие  надежные  и  проверенные  руки   отдаст
продюсерскую компанию с легкой душой, что Казанцева (он по привычке  называл
ее девичьей фамилией) не подведет, что она добросовестная и ответственная, а
уж какая талантливая! Короче, дифирамбы пел и не скрывал бурной  радости  от
встречи через много лет. Наташу это нервировало, потом начало раздражать,  и
все полтора часа переговоров она боролась со своим раздражением, стараясь не
дать ему выплеснуться наружу.
   Вальку Южакова она... ну, не то, чтобы не любила,  просто...  Словом,  не
хотелось  ей  работать  "под  ним",  встречаться  ежедневно,  разговаривать,
обсуждать рабочие вопросы. А он явно настроен сблизиться с ней, ведь это так
естественно, когда приходишь на новую работу, и вокруг  тебя  все  чужие,  и
мало кого знаешь,  не  с  кем  душевным  словом  перекинуться.  Южаков,  что
очевидно, вознамерился перекидываться этим самым словом именно с Наташей.  А
ей этого совсем не хочется. Ну совсем.
   Очередь  неожиданно  быстро  продвинулась,  Наташа  ухватила  проволочную
корзинку  и  просочилась  в  торговый  зал.  Покупатели  кучками  стояли   у
девственно пустых открытых прилавков,  ожидая,  когда  из  подсобки  вывезут
очередной контейнер со сливочным маслом,  сыром  или  колбасой.  Продукты  в
фабричной  упаковке  стояли  свободно,  а  то,  что  продавалось   на   вес,
приходилось  расфасовывать  прямо  в   магазине,   фасовщики   не   успевали
справляться с наплывом покупателей, поэтому и возникали эти дурацкие очереди
на вход: в торговом зале полно  народу,  а  к  кассам  -  никого,  никто  не
выходит, все стоят и ждут, когда "выбросят" нужные  продукты.  Наташе  нужно
было купить масло и сыр, и она тоже терпеливо  дожидалась,  когда  откроется
дверь подсобки и женщина в грязном халате со  злым  лицом  вытолкнет  в  зал
наполненную доверху тележку. Она точно  знала,  что  женщина  будет  злая  и
непременно в грязном халате, Наташа часто ходила в этот магазин на Проспекте
Мира, по пути из Останкина к метро, и женщину, вывозящую тележку в  торговый
зал, видела много раз.
   Минут через двадцать появилась тележка с сыром, покупатели набросились на
нее, как стервятники, отпихивая друг друга локтями. Наташе удалось просунуть
руку между чьих-то пальто и курток, она не глядя вытащила кусок сыра в белой
промасленной бумаге, на  краешке  которой  карандашом  была  написана  цена.
Повезло, что успела, ведь тележка опустела почти мгновенно. Теперь еще масла
дождаться - и порядок. В такие минуты Наташа с легким изумлением  вспоминала
свое детство,  те  времена,  когда  можно  было  в  магазине  попросить  сто
пятьдесят граммов сыра, который тебе  еще  и  порежут  аккуратными  тонкими,
почти прозрачными ломтиками. Помилуйте, да было ли такое? Ведь было,  и  сыр
резали, и колбасу, и покупали по чуть-чуть,  только  на  сегодня,  пока  все
свежее, а завтра приходили снова. Кажется, что все это осталось  в  какой-то
другой жизни. Если сегодня  попросить  продавца  порезать  сыр,  он  сначала
наорет на тебя, а потом вызовет психиатрическую "неотложку" или милицию.
   Заполучив в жестокой борьбе вожделенный кусок  сливочного  масла,  Наташа
бросила в корзинку две бутылки "можайского" молока, кефир и ряженку и встала
в очередь к кассе. Через полчаса, трясясь в вагоне метро, она  поймала  себя
на том, что почти счастлива. Удалось успеть в магазин до  закрытия,  удалось
урвать сыр и масло  -  и  она  уже  счастлива.  Какие  там  высокие  цели  и
благородные стремления, какая там борьба  за  идеалы  демократии  и  свободу
слова! За последний час она даже не вспомнила ни разу о том, что являлась до
недавнего времени народным депутатом СССР, что помимо кино занималась еще  и
политикой. Семью бы накормить...  Цели  стали  приземленными,  стремления  -
сугубо бытовыми, и борется она в эту минуту не за идеалы  и  свободы,  а  за
свой домашний очаг. И как-то естественно вслед за этой мыслью пришла другая:
какая разница, нравится ей Валька Южаков или не нравится, никакого  значения
не имеет, как лично она, Наталья Воронова, к нему относится. Значение  имеет
только то, что его предложение означает постоянную работу  для  ее  команды,
для молодых ребят, талантливых, но неустроенных. Что ж, завтра прямо с  утра
она позвонит Южакову и скажет, что согласна.
   С самого утра валил снег, он так и  не  прекратился  к  вечеру,  и  когда
Наташа вышла из метро на "Смоленской", она вдруг  увидела  совершенно  белый
город. Надо же, всего каких-нибудь полчаса назад она шла по Проспекту Мира и
ничего этого не замечала! Видно, мысли о новом предложении так поглотили ее,
что она и вокруг не смотрела. А теперь, когда решение принято, у нее  словно
глаза открылись. Припаркованные у  обочин  машины  накрыты  белыми  снежными
шапками, такие же шапки лежат на голых ветках деревьев, и  тротуары,  обычно
грязноватые, тоже стали белыми. И люди...
   Она свернула в переулок и лицом к лицу столкнулась с Бэллой Львовной.
   - Ой, Бэллочка Львовна! Вы куда?
   Та улыбнулась какой-то тихой, умиротворенной улыбкой.
   - Гуляю. Смотрю на арбатские дома. Ты же знаешь, золотая  моя,  что  я  -
фанатка Арбата. А в такую  погоду,  как  сейчас,  лучше  всего  вспоминается
прошлое. Настоящего-то не видно.
   Она тихонько засмеялась своим мыслям и взяла Наташу под руку.
   - Вот теперь я могу смотреть  на  дом  и  мысленно  называть  его  "домом
Хитрово", как он именовался при Пушкине, когда Александр Сергеевич нанимал в
нем квартиру. А рядом - "профессорский"  дом.  Ты  помнишь,  я  рассказывала
тебе? В нем жил Андрей Белый. А еще  раньше  -  Николай  Васильевич  Бугаев,
основатель Московского математического общества. Марик очень любил этот дом,
подолгу гулял вокруг него, стоял,  на  окна  смотрел.  Он  умел  проникаться
прошлым,  умел  чувствовать...  И  я  частенько  гуляю   здесь   и   пытаюсь
представить, о чем думал мой сын, когда смотрел на этот  дом.  Наверное,  он
тогда еще мечтал стать великим математиком. Впрочем, не знаю...
   Голос ее дрогнул, и Наташа  вдруг  остро  ощутила  боль  старой  женщины.
Двадцать лет прошло с тех пор, как Марик уехал. Двадцать лет  Бэлла  Львовна
не видела своего сына. И как бы она ни крепилась, как бы ни делала вид,  что
все в порядке, она все равно скучает по нему,  тоскует,  вспоминает.  Каждый
день вспоминает. И каждый день заново выстраивает свое отношение к тому, что
он уехал, расставшись с ней навсегда. Эта боль от потери ребенка никогда  не
утихает, теперь Наташа знает точно.
   Сумка с продуктами оттягивала руку, пальцы в тонких перчатках онемели, но
Наташа молча терпела это неудобство. Пройдет еще немного времени, год  -  от
силы два, и примут закон о свободном выезде из страны и таком  же  свободном
въезде, ведь если страна собирается идти по пути демократии,  она  не  может
держать свой народ в железной клетке. Тогда, может быть, Бэллочка  поедет  в
США повидаться с Мариком. Или Марик приедет сюда  навестить  мать.  Но  пока
рано об этом говорить. Бэллочка - человек не очень здоровый, да и возраст...
Доживет ли она до этого закона?
   - Пойдемте  домой,  Бэллочка  Львовна,  -  негромко  сказала  она.  -  Вы
замерзнете. Да и поздно уже, ужинать пора.
   - Да, золотая моя, пойдем, - грустно вздохнула старая соседка.
   Март промелькнул незаметно, наступил апрель, приведя с  собой  явственные
приметы весны.  Наташа  с  головой  ушла  в  работу  по  формированию  своей
телекомпании  под  названием  "Голос".  Уже  запустили   первый   проект   -
еженедельную  тридцатиминутную  программу,  в  планах  была  еще  ежедневная
пятиминутная программа, а если все пойдет удачно, то будут делать и  большую
часовую программу, которая выходит в эфир один раз в месяц.  Наташа  убегала
на работу рано утром и возвращалась часов в десять вечера.  Больше  всего  в
эти дни она боялась, что заболеет Бэлла Львовна,  ведь  дети  и  вообще  все
хозяйство  осталось  полностью  на  ней.  Даже  Вадима,  возвращавшегося  из
Обнинска раньше Наташи, кормила ужином соседка. Это было плохо, неправильно,
но Вадим проявлял понимание (ох, надолго ли его  хватит?),  не  ворчал  и  с
интересом выслушивал Наташины рассказы о  том,  как  продвигается  работа  и
какие совершенно неожиданные трудности возникают на ее  пути.  Муж,  в  свою
очередь, тоже делился впечатлениями от нового места службы и сетовал на  то,
что после ядерного реактора ему трудно перестроиться на такие  понятия,  как
"учебный план", "расчасовка", "голосовая нагрузка" и  "взаимные  посещения".
Очень скоро Наташа уже знала по именам всех сотрудников  цикла,  на  котором
работал Вадим, и со знанием дела участвовала в обсуждении внутренних  интриг
и проблем всего учебного центра в целом. Они с  мужем  стали  очень  дружны,
несмотря на то, что проводили вместе совсем мало времени. Ведь раньше, когда
они жили в разных городах и встречались три-четыре раза  в  год,  невозможно
было держать друг друга в курсе ежедневных  проблем.  А  теперь  так  удачно
совпало, что оба они одновременно начали заниматься новой деятельностью и  с
самого начала посвящали друг друга во все нюансы и тонкости новой  служебной
жизни.
   Постепенно страх, душивший Наташу перед переездом мужа,  стал  отступать.
Они прекрасно уживаются вместе, особенно теперь, когда Наташа из  известного
режиссера  превратилась  в  никому  не  известного   администратора-новичка,
ставящего на ноги свое первое детище. Еще большой  вопрос,  получится  ли  у
нее. Даже если все пойдет гладко и подготовленные программы выйдут в эфир  и
вызовут интерес у телезрителей, Наташина известность как главы  телекомпании
уже не свалится на Вадима неожиданно, ведь он  видит,  как  трудно  все  это
делается, с какими гигантскими усилиями,  с  каким  нервным  напряжением,  с
неудачами и различного  масштаба  скандалами  и  склоками.  В  быту  муж  не
особенно требователен, во всяком случае пока Наташе удается содержать его  и
детей в порядке. Стирает белье, гладит  его  и  занимается  уборкой  она  по
выходным, в магазины бегает Иринка, а готовит Бэллочка. Она же помогает Саше
и Алеше делать уроки. Господи, какое счастье, что они живут  в  коммунальной
квартире и что у них такие соседи! А как бы она управлялась,  если  бы  жила
одна? Немыслимо! Дай бог Бэлле Львовне здоровья, а Иринке - сознательности и
здравомыслия. Неужели наступила, наконец, светлая полоса в ее  жизни,  когда
все в порядке? Мальчики уже достаточно  большие  и  не  требуют  постоянного
присутствия родителей рядом, Вадим в Москве, уже  купил  машину,  правда,  в
Обнинск ездит пока на электричке - с бензином проблемы, но все равно  машина
- это вещь нужная и  полезная,  Иринка  взялась  за  ум  и  с  удовольствием
учится... Не сглазить бы.
   Но она, кажется, сглазила. Вот уже несколько дней она  возит  с  собой  в
сумке две газеты: "Российскую газету"  от  22  апреля  и  "Известия"  от  30
апреля. И в той, и в другой - открытые письма  Казимеры  Прунскене,  бывшего
премьер-министра Литвы.  "Меня  стремятся  скомпрометировать",  "Я  не  была
агентом КГБ". Нападки на  Прунскене  начались  еще  в  прошлом,  1991  году,
сначала в январе в "Новом времени"  появилось  сообщение  "О  непричастности
отца К.Прунскене  к  расстрелу  22  литовских  семей",  а  потом,  летом,  в
"Мегаполис-Экспрессе" опубликовали материал под  довольно  резким  названием
"Ври, да не завирайся: протест Прунскене в связи с публикацией порочащих  ее
отца сведений о его связи с КГБ". Наташа эти материалы читала,  но  внимания
особого не обратила, тем паче  скандал  заглох,  не  разгоревшись,  и  после
июньской публикации ничего не последовало. И вот теперь... В  течение  одной
недели -  целых  два  письма.  Значит,  ничего  там  не  заглохло,  Казимеру
продолжают  травить.  Казимеру  Прунскене,  которая  была  премьер-министром
страны. А что же будет с другими, с теми, кто не премьер-министр и  даже  не
просто министр?
   Рядом с Наташей всегда были друзья. С самого рождения - Бэлла Львовна,  к
которой можно было  прибежать  в  любой  проблемой  и  которая  готова  была
выслушать и дать разумный совет. С семи лет - Инка, верная подружка, готовая
примчаться на помощь по первому зову. Потом Вадим,  потом,  с  1984  года  -
Андрей Ганелин. Все это близкие, родные люди, и Наташа не только  обращалась
к ним за помощью, но и сама делала для них  все,  что  могла.  Но  теперь...
Никому из них она не могла бы рассказать о том ужасе, который ее охватил. Ни
с кем из них она не могла бы поделиться. Потому что это означало бы утратить
их любовь и доверие навсегда. Они не поймут ее и не простят.
   Отныне Наташа каждый день с дрожью в пальцах листала газеты,  со  страхом
ожидая увидеть новые публикации. В мае - ничего, вот и июнь почти прошел, ан
нет, во второй половине  июня  снова  показало  свое  ядовитое  жало  "Новое
время": статья известного журналиста "Кругом одни агенты:  о  связях  с  КГБ
литовских деятелей, в том числе Прунскене". А 21 июля - "Российская  газета"
задала  сакраментальный  вопрос:  "Была  ли  Казимера  ведьмой  КГБ?".   Эта
формулировка доконала Наташу. Ведьма КГБ! Значит, открыли архивы,  проверяют
картотеки агентов и вытаскивают на свет божий имена тех, кто  сотрудничал  с
органами госбезопасности. И неважно, совершенно неважно,  была  ли  Казимера
Прунскене действительно связана с КГБ, важно другое:  этот  вопрос  вызывает
острый интерес, его готовы обсуждать,  а  тех,  кто  был  информатором  КГБ,
безжалостно разоблачать. Сегодня Казимера, а завтра она, Наталья Воронова. И
всему конец. И ей самой, ее репутации честного публициста, и ее  программам,
и ее компании. Пострадают ребята, которых она пригласила на работу,  которых
обнадежила, которые рассчитывают теперь, что им будет, чем заниматься  и  на
что жить и содержать семью. Южаков тут же прикроет компанию, а ребят выгонит
на улицу, за ним не заржавеет. Господи,  как  стыдно!  Что  же  делать?  Что
делать?
   Три месяца она молчала, прятала свой страх поглубже  и  старалась  делать
вид, что ничего не происходит. Но больше она не в  силах  это  выносить,  ей
необходимо хоть с кем-то поделиться, с кем-то поговорить.  С  кем  же?  Есть
только один человек, который никогда не станет ее осуждать, что  бы  она  ни
сделала. Иринка.
   ...Из задумчивости ее вывел голос девушки-парикмахера:
   - Наталья Александровна, что это с вами? Вы же у меня  были  перед  Новым
годом, я вас красила и хорошо помню,  что  седины  было  совсем  немного.  А
сейчас у вас половина головы седая. Вы не болеете?
   - Нет-нет, - торопливо пробормотала Наташа.  -  Просто  нервничаю  много,
новая работа, новые заботы. А что, действительно много седины?
   - Да я ж вам говорю - полголовы.
   Наташа по-прежнему ходила в салон к Рите  Брагиной,  хоть  и  не  ближний
свет, на Ленинский проспект ездить приходится, но зато привычно. И мастера у
Риты всегда хорошие, и краска импортная. И относятся  там  к  Наташе  как  к
дорогому гостю,  чашечку  кофе  нальют,  журнальчик  полистать  принесут,  и
постригут тщательно, и прокрасят как следует.
   Закончив с волосами, Наташа (тоже по сложившемуся обычаю) зашла  к  Рите.
Рита совсем не старела, по крайней мере так  казалось  Наташе.  Какой  была,
когда они с мужем Славой выезжали из их квартиры, такой и осталась. Конечно,
пристальный взгляд обнаружил бы и сеточку морщин на лице  и  шее,  и  слегка
расплывшийся овал лица, и потускневшие и ломкие от  постоянного  окрашивания
волосы, но Наташа ничего этого не видела.  Для  нее  Рита  по-прежнему  была
воплощением  приветливости  и  доброжелательности,  а  именно  эти  душевные
качества  прямо-таки  потоками  изливались  на  окружающих  из   ее   широко
распахнутых голубых глаз.
   - Натулик!
   Рита легко поднялась со своего массивного  вертящегося  кресла  и  обняла
бывшую соседку.
   - Слушай, я теперь смотрю все твои передачи, - захлебываясь  от  восторга
защебетала Брагина. - И Славка смотрит. Ты такая умница, Натулик,  ты  такая
молодец, ты даже представить себе не можешь!
   "Могу, - мысленно ответила ей Наташа. - Я не умница и  не  молодец.  Я  -
ведьма КГБ. Где взять силы пережить этот позор? А ведь он неминуем. Если все
пойдет так, как идет сейчас, то и до меня доберутся."
   - Ты что-то неважно выглядишь, - озабоченно  заметила  Рита,  внимательно
разглядывая Наташу. - Нездорова?
   - Здорова.
   - Дома неладно?
   - Да нет, Риточка, все хорошо. Просто на работе устаю, стрессы постоянные
и все такое... Телевидение - это, я тебе скажу, тот еще гадючник.  Террариум
настоящий. А тебе правда наши передачи нравятся? - Наташа постаралась увести
разговор в сторону.
   Рита еще минут десять в красках расписывала, как все ее знакомые  смотрят
передачи, подготовленные телекомпанией "Голос", и как потом бурно  обсуждают
их, часами повисая не телефоне. На прощание Рита, как обычно, сунула  Наташе
вынутую из сейфа большую коробку дорогих конфет.
   - Возьми, Натулик, у меня все равно пропадут, я шоколад не ем, а они  все
несут и несут. А стрессы надо снимать.
   - Как? - тупо спросила Наташа, хотя ей это совершенно не было интересно.
   - Спортом  заниматься,  в  бассейн  ходить.  За  город  съезди,  погуляй,
проветрись, кислородом подыши. Или на крайний случай с подружкой  задушевной
выпей по рюмочке и почирикай часика два о мужиках. Очень помогает.
   По  дороге  домой  На