этой профессии, я понимал
ее опасность, трудность, но и нужность Родине. Я выбирал  дело  своей  жизни
сознательно, получил соответствующее образование, рисковал жизнью,  уходя  в
автономки, рисковал здоровьем, работая в ядерном отсеке,  терпел  лишения  и
тяготы, но никогда не жаловался, потому что знал: я обеспечиваю безопасность
своей страны, и нет ничего  важнее  и  почетнее  воинской  службы.  И  вдруг
оказалось, что я не нужен. И не только я один. Мы все оказались  не  нужными
со своими взглядами, со своим образованием. И что самое грустное - со  своим
патриотизмом. Любовь к Родине теперь не в почете, зато сегодня в моде любовь
к быстрым заработкам. А я буду налоговым работником. При мысли об этом  меня
тошнит.
   Наташа подсела к мужу, положила голову ему на грудь, погладила ладонью по
щеке.
   - Вадичек, миленький, я понимаю, как тебе больно, я  не  знаю,  что  тебе
сказать и как утешить. Но ведь  мы  с  тобой  не  можем  изменить  ситуацию,
правда? Не в наших силах найти деньги для Министерства обороны или  хотя  бы
только для подводников. А если бы мы с тобой могли эти деньги найти, то не в
наших силах было бы сделать так, чтобы их не разворовали  по  дороге.  Мы  с
тобой должны это принять так, как оно есть. И постараться приспособиться.
   - Приспособиться?! - Вадим резко вырвался из  ее  объятий  и  вскочил.  -
Почему я должен приспосабливаться? Я что, нищий прихлебатель, которого берут
в богатый дом из  милости,  но  при  этом  ставят  условие,  что  он  должен
приспособиться и не нарушать принятые в этом доме порядки? Двадцать три года
назад я принял присягу, я честно служил, я делал все, что в  моих  силах,  и
государство щедро оплачивало мой  труд.  А  потом  явились  новые  хозяйчики
жизни, завели  новые  порядки,  и  теперь  я,  морской  офицер  в  четвертом
поколении, оказался в положении просителя с протянутой  рукой.  Ты  считаешь
это справедливым?
   - Нет, - твердо ответила Наташа,  ошарашенная  такой  вспышкой,  -  я  не
считаю это справедливым. Но я не вижу возможности это изменить. А ты видишь?
Тогда  борись.  Но  если  не  видишь,  как  можно  изменить   ситуацию,   то
бессмысленно махать кулаками и кричать о несправедливости.
   - Тебе этого не понять, - холодно бросил Вадим и отвернулся к телевизору.
   Наташа молча, стараясь подавить обиду,  принялась  убирать  посуду  после
ужина. Ну вот, опять начинается черная  полоса.  Только-только  выползли  из
постоянных стычек из-за плохо вымытого унитаза  или  недостаточно  тщательно
подметенного пола  в  коридоре  и  на  кухне,  и  снова  вступили  в  период
перманентного недовольства жизнью. Конечно, Вадим прав, в каждом своем слове
прав, но ведь если он будет злиться и браниться, лучше не станет.
   Хлопнула входная дверь, ввалились мальчишки, вернувшиеся с  тренировки  в
бассейне.
   - Мам! - прямо с порога заорал Саша. - Есть хотим!
   - Тише, - Наташа испуганно выбежала навстречу сыновьям из кухни.
   - Чего ты кричишь? У меня нормальный слух.
   - Зато у него ненормальный, - тут же поддел брата Алеша, - ему все  время
кажется, что он тихо говорит, сам себя не слышит. Орет как контуженный.
   Она поцеловала мальчиков, окинула их любовным взглядом. Все-таки до  чего
они хороши, высокий тонкий  Сашка  и  крепкий  ширококостный  Алешка!  Такие
разные, такие дружные и такие любимые. Самые лучшие мальчики на свете!
   - Идите к себе в комнату, сейчас я принесу ужин.
   - А папа где? Его что, еще нет?
   - Папа дома, но он очень устал и вообще не в духе,  так  что  вы  его  не
теребите.
   Она долго сидела с сыновьями, ждала, пока они насытятся,  потом  подробно
расспрашивала о том, как прошел день в школе, о тренировке, о  подготовке  к
городским соревнованиям,  о  девочке,  которая  нравится  Саше,  и  о  новой
компьютерной игре,  которой  в  последнее  время  увлекается  Алеша.  Наташа
боялась признаться самой себе, что не хочет  возвращаться  в  их  с  Вадимом
комнату  и  снова  натыкаться  на  его  разъяренный  взгляд,  сопровождаемый
враждебным молчанием. "Вот и первая ласточка, - то и дело проносилось  в  ее
голове,  пока  она  слушала  мальчиков.  -  Я  пытаюсь  избегать  общения  с
собственным мужем. Что будет дальше?"
   - Ладно, - без  четверти  одиннадцать  она  наконец  нашла  в  себе  силы
подняться, сидела бы еще долго,  но  сыновьям  пора  спать,  -  готовимся  к
противолодочному рубежу.
   Мальчишки уже большие, но все равно привычно хихикают  при  этих  словах.
Еще когда они были совсем крохами, Вадим рассказал им,  что  противолодочный
рубеж - это огромная  часть  водного  пространства,  на  котором  зловредные
американцы понатыкали  специальные  устройства,  предназначенные  для  того,
чтобы улавливать шумы, исходящие от подводных лодок.  Когда  лодка  проходит
этот рубеж, она должна издавать  как  можно  меньше  звуков,  поэтому  перед
рубежом экипажу нужно сделать все необходимое, помыться, сходить в туалет  и
замереть почти на двое суток. Никаких  хождений,  никаких  разговоров,  даже
монетка на пол не должна упасть.  Это  называется  "режим  "Тишина".  Больше
всего пацанов поразило то, что режим устанавливается не на пять минут, а  на
двое суток, пока рубеж не будет пройден. Они никак не  могли  поверить,  что
можно так долго не бегать и не разговаривать. Вадим  же,  укладывая  сыновей
спать, всегда объявлял подготовку к противолодочному  рубежу  и  командовал:
"Умылись, пописали, легли в постель и замолчали до утра. Выполняйте."
   Вадим по-прежнему сидел перед телевизором, спиной  к  двери,  но  по  его
напряженной позе Наташа поняла, что он не  видит  происходящего  на  экране.
Какое же может быть напряжение, когда смотришь веселую комедию?
   - Сашка стал совсем взрослым, - сообщила Наташа таким  тоном,  как  будто
они весь вечер мирно общались и прервали беседу буквально на  одну  минутку,
пока  заботливая  мать  заглядывала  к  сыновьям.   -   Он   уже   влюбился.
Представляешь? В девочку из параллельного класса.
   - Ничего удивительного, - неожиданно спокойно  откликнулся  Вадим,  -  он
повторяет путь своего отца. Мне тоже было четырнадцать, когда я влюбился.
   - В кого это? - с подозрением спросила Наташа.
   - Как это в кого? - Вадим обернулся, встал и  подмигнул  ей.  -  В  тебя.
Тогда еще, в Сочи. А ты что, не заметила?
   - Да ладно придумывать, ты меня как  женскую  особь  не  рассматривал,  -
недоверчиво рассмеялась она, радуясь, что муж перестал дуться.
   - Много ты понимаешь.
   Он шагнул ей навстречу, крепко обнял и прижал к себе.
   - Прости меня, Натка, - прошептал Вадим  ей  в  ухо,  -  я  иногда  бываю
невыносим, раздражаюсь, срываюсь, а потом так корю себя! Я очень тебя люблю,
ты даже представить себе не можешь, как я тебя люблю.
   "Не могу, - мысленно ответила Наташа, зажмурившись и  прижимаясь  лбом  к
его плечу. - Не могу. Я тебя боюсь. Ты такой чужой. Ты действительно морской
офицер в четвертом поколении, для тебя главное - интересы  службы,  порядок,
точность во всем, четкость, надежность, идеальная чистота.  За  соринку  или
пятнышко ты можешь устроить скандал. Наверное, это абсолютно  правильно  для
жизни на подводной лодке. Но семья - это не лодка. А я - обычная девчонка из
московской коммуналки, которую ненавидела старшая сестра и  которую  предала
собственная мать. Для меня самое главное в жизни - любовь, не сексуальная, а
просто человеческая, любовь и преданность, дружба, взаимная забота,  теплота
в отношениях. Квартира может зарасти грязью, но я должна знать,  что  в  ней
меня ждут, что я там нужна, что там есть люди, которые меня любят и  которых
люблю я. Мы с тобой совсем разные, как жители разных планет. И теперь я  уже
не верю в то, что мы сможем прожить вместе долгую счастливую жизнь.  Как  ни
страшно в этом признаваться, но я не верю. Когда мы  жили  порознь,  я  была
уверена, что очень люблю тебя. А теперь мне почему-то так не кажется..."

   Игорь

   Он резко открыл глаза ровно за две минуты до  звонка  будильника.  Всегда
любил поспать, особенно во время отпуска, а  здесь  просыпается  легко  и  с
удовольствием,  даже  раньше  положенного,  хотя  в  первые  дни  возмущенно
сопротивлялся попыткам Ирины заставить его вставать в шесть часов и купаться
до завтрака.
   - Я не понимаю, какая необходимость так  себя  насиловать,  -  недовольно
морщился он. - Завтрак с семи до десяти утра, и если  уж  тебе  так  хочется
непременно искупаться, можно это сделать и в девять, а в  половине  десятого
позавтракать. Для чего нужно вскакивать в шесть?
   - Валяй, - насмешливо отвечала жена. - Я посмотрю,  сколько  удовольствия
ты получишь от такого расписания.
   Сама она в  первый  же  после  приезда  день  встала  в  шесть,  схватила
купальник и полотенце и умчалась на пляж. Игорь сладко  продрых  до  девяти,
побрился и спустился в ресторан. В помещении было  невыносимо  душно,  а  на
веранде уже вовсю палило жесткое средиземноморское  солнце.  Кофе  показался
ему невкусным, сигарета - горькой,  а  на  подносе  с  очищенными  от  корки
кусками арбуза остались самые бледные и вялые дольки. На пляж  он  явился  в
отвратительном  настроении,  чувствуя  себя   совершенно   разбитым,   и   с
недоумением взирал на абсолютно довольных жизнью родителей и жену,  лежавших
на топчанах. Плюхнувшись рядом, он принялся брюзжать по поводу душного  зала
в ресторане, солнца,  на  котором  нельзя  загорать  без  риска  моментально
получить ожог, и вообще жары, от которой нет спасения, на что Ирина,  лукаво
усмехаясь, ответила, что в семь утра на веранде царит изумительная прохлада,
а если до этого еще и на пляж сбегать, то можно не только  поплавать,  но  и
позагорать, потому что рассветное солнышко  совершенно  безопасно,  и  после
таких приятных процедур завтрак  доставляет  море  удовольствия.  Через  час
после его прихода Ирина начала собираться, за ней потянулись и родители.
   - Вы куда это? Только-только пришли...
   - Это ты только-только пришел, - строго заявила Елизавета Петровна,  -  а
мы здесь с восьми утра. Ирочка совершенно права, и я как врач  ее  полностью
поддерживаю. Сейчас наступит самое  тяжелое  время  и  будет  самое  жесткое
солнце. Мы уходим, вернемся после обеда.
   Разозленный, Игорь демонстративно снял солнечные очки и побежал  в  море.
Он провалялся на пляже до обеда, потом, не одеваясь, прямо в мокрых  плавках
посидел в гостиничном ресторанчике рядом с пляжем, съел огромный бифштекс  с
жареной картошкой, выпил три кружки пива  и  снова  вернулся  на  топчан.  К
четырем часам, когда появились родители и Ирина, он чувствовал себя разбитым
и измученным.
   - Надо было переться в Турцию, чтобы полдня торчать в номере, - проворчал
он при виде родных.
   - А мы в номере не сидели, - весело ответила жена,  -  мы  славно  попили
кофейку  в  тенечке  возле  бассейна,  поиграли  в  пинг-понг   в   зале   с
кондиционерами, сходили на массаж, пообедали. Кстати, дружочек, что ты ел на
обед? Небось, мясо с картошкой?
   - Сынок, Ирочка права, - снова встряла мать, она вообще во всем  одобряла
Ирку, что бы та ни сказала - тут же кидалась ее  поддерживать,  -  на  такой
жаре нельзя есть тяжелую пищу. Вот мы взяли по два овощных салатика и фрукты
- и отлично себя чувствуем. А горячее и мясное можно съесть на ужин.
   Игорь дулся до самого вечера, но никто не обращал на это внимания, Ирка с
отцом из воды не вылезали, все время  то  плавали,  то  просто  валялись  на
мелководье, мать уткнулась в какой-то детектив.  Вообще-то  обидно  немного,
что предки так любят его вторую жену, прямо души в ней не чают, а родной сын
будто и вовсе на задний план отошел. Но,  с  другой  стороны,  это  все-таки
лучше, чем прохладное выражение вынужденного терпения, не сходившее с их лиц
все то время, пока с ними жила  его  первая  жена  Вера.  Веру  они  считали
провинциальной  щучкой,  ухватившей  цепкими  острыми   зубками   столичного
мальчика из хорошей семьи и получившей прописку и работу в Москве. Ирка же в
их глазах была интеллигентной девушкой с трагически несложившимся детством и
с собственной жилплощадью, к тому же коренной москвичкой.
   К вечеру он был похож на сдутую резиновую игрушку, обессиленный, злой,  с
головной болью и тяжестью в желудке.
   - Послушай, - миролюбиво сказала Ира,  когда  они  легли  спать  в  своем
номере, - я предлагаю тебе попробовать только один раз. Давай завтра  вместе
встанем пораньше и сделаем так, как сегодня. Если тебе не понравится,  я  от
тебя отстану, живи по своему расписанию. Давай, а?
   - Посмотрим, - пробурчал он, отворачиваясь к стене.
   Засыпая, Игорь твердо решил ни на какие провокации не поддаваться и спать
столько, сколько хочется, на то и отпуск, чтобы спать. Утром,  однако,  едва
заслышав треньканье будильника,  захваченного  Ирой  из  дома,  он  все-таки
встал. Будильник у  них  был  один  на  всех,  поэтому  Ирка  попросила  его
позвонить в номер к родителям и разбудить их, пока она будет чистить зубы.
   "Как хорошо! - подумал Игорь, выходя из  здания  на  воздух,  пропитанный
утренней вкусной прохладой. - Кто бы мог подумать, что в этой стране  бывает
так хорошо." Прозрачная морская вода казалась стеклянной, на пляже  не  было
ни души, просыпающееся солнышко, еще совсем сонное  и  оттого  не  яростное,
светило ласково, нежно гладило кожу и рисовало на  песке  длинные  неуклюжие
тени  от  грибков-зонтиков.  Игорь  уже  забыл,  что   способен   испытывать
блаженство, а тут вспомнил... На завтрак все  побежали  бодрыми,  с  мокрыми
волосами, уселись на веранде, надежно укрытой от  низкого  пока  еще  солнца
стеной здания, уставили весь стол тарелками  с  булочками,  омлетом,  сыром,
овощами и арбузом, в мгновение ока все это проглотили и приступили  к  кофе.
Ира и Игорь закурили, и напиток сегодня уже не казался противным, и сигарета
не отдавала горечью.
   После завтрака вернулись на пляж, и когда  в  половине  двенадцатого  все
начали подниматься с лежаков, Игорь понял, что с удовольствием уйдет  сейчас
с жары, он уже успел достаточно  наплаваться  и  належаться  под  "грибком".
Предложенный женой и поддержанный матерью режим оказался и впрямь куда более
подходящим для местных климатических условий, но не  признавать  же  правоту
женщин без борьбы! Он для виду поворчал и побрюзжал еще пару дней,  а  потом
втянулся  настолько,  что  стал  просыпаться  даже  раньше,  чем   прозвонит
будильник. Единственное, что  вызывало  его  постоянное  недовольство,  была
плохая работа кондиционеров, которые имели приятное обыкновение отключаться.
   - Ты сам виноват, - пожимала плечами жена в ответ на его ворчание,  -  не
нужно  было  жадничать,  тогда  нам  хватило  бы   на   четыре   путевки   в
пятизвездочный отель. А так живем в "трех звездах", спасибо,  хоть  какие-то
кондиционеры есть.
   На это ответить ему было  нечего,  он  действительно  пожадничал.  Еще  в
феврале уговорил родителей купить акции МММ, и вся семья дружно  следила  по
телевизору за жизнью рекламных героев Игоря и Юли, а потом и Лени Голубкова,
которые под неувядающую мелодию "Рио-Риты" демонстрировали всей стране,  как
можно, вложив рубль, через очень короткое время получить целых сто и  купить
жене сапоги или еще что-нибудь не менее полезное. Когда цена акций выросла в
шестьдесят раз по сравнению с той, за которую Мащенко их купили,  Ира  стала
настаивать на том, чтобы сдать бумажки и  получить  деньги.  Игорь,  однако,
сдавать акции не спешил,  скрупулезно  подсчитывая  дважды  в  неделю  вновь
выросший доход. Вся семья готовилась впервые поехать отдыхать за границу,  в
Турцию, отпуск планировали во второй половине августа, чтобы Ира не опоздала
к началу занятий в институте.
   - Мы на эти деньги устроим шикарный  отдых,  -  говорил  Игорь,  выключая
калькулятор, - пусть родители поживут две недели на хорошем курорте, ведь за
всю жизнь никуда  дальше  Черного  моря  не  выбирались.  Вот  еще  немножко
подождем, как только за наши акции можно  будет  получить  десять  миллионов
рублей, сразу же сдам их.
   1 июля 1994 года курс доллара составлял без  малого  две  тысячи  рублей,
десять миллионов означали пять тысяч долларов, на  которые  Игорь  собирался
приобрести четыре путевки в знаменитый  отель  "Тюркиз",  каждая  стоимостью
тысяча двести долларов. Однако ничего у него не  вышло,  поскольку  печально
известная финансовая пирамида Сергея Мавроди как раз в июле приказала  долго
жить. Толпы обманутых вкладчиков осаждали центральный офис МММ на Варшавском
шоссе, но семью Мащенко это  не  спасло.  Деньги,  на  которые  все  четверо
рассчитывали весело отдохнуть  на  Средиземном  море,  "ахнулись".  Пришлось
покупать путевки куда  более  дешевые  и  жить  в  отеле  существенно  менее
комфортабельном. Иру, как оказалось, это совершенно не расстроило, она  и  в
таких-то отелях никогда не жила, и "шведский стол" на завтрак и ужин казался
ей верхом роскоши  и  обжорства.  Родители  тоже  не  жаловались,  и  Игорь,
покомплексовав некоторое время, успокоился. Главное - море, чистое и теплое,
песчаный пляж, достаточно просторный  и  оттого  не  кажущийся  многолюдным,
вечерние  походы  после  ужина  в  близлежащую  деревню,  где  они   изучали
ассортимент золотых, кожаных и трикотажных  изделий  в  магазинах,  а  потом
подолгу сидели, овеваемые приятным ветерком, в кафе и пили турецкое пиво или
кофе со взбитыми сливками. Что еще нужно для полноценного отдыха?
   Минутная стрелка  угрожающе  дернулась,  предупреждая:  "Еще  шажок  -  и
начнется трезвон". Игорь торопливо прихлопнул кнопку ладонью и повернулся  к
жене. Какая она красивая! Гораздо красивее Веры. И даже,  пожалуй,  красивее
Светки, которую он так и не забыл. Он давно перестал ее любить,  перестал  и
ненавидеть,  но  все  равно  помнил,  как   нестираемый   из   жизни   факт,
предопределивший во многом его отношения с женщинами. Нельзя вникать  в  эти
отношения слишком глубоко, нельзя думать,  что  это  на  всю  жизнь,  нельзя
полностью  доверяться  их  лицемерным  словам  о  любви  и  верности.  Можно
увлекаться, сближаться, но ничего не обещать и, главное, самому ни на что не
надеяться. Интимные отношения, лишенные теплоты  и  эмоциональности,  быстро
надоедают, и Игорь вскоре уставал от очередной пассии и находил другую.  Вот
и Ирку ждет такая же судьба. Он, конечно, женился на  ней,  потому  что  так
лучше, спокойнее, так хотели родители, но точно знал: пройдет совсем немного
времени, и он начнет ей изменять. Она перестанет быть для него интересной  и
нужной. Жаль будет, если она от него уйдет, предки тогда поедом его  съедят,
они Ирку любят  и  считают  идеальной  женой.  Красавица,  неглупая,  хорошо
готовит, быстро и ловко убирает их огромную квартиру, вообще никакой работой
не  гнушается,  скромная,  покладистая,  с  веселым  нравом.  Одним  словом,
идеальная невестка. Правда,  идеальная  невестка  далеко  не  всегда  бывает
идеальной женой, но для Игоря это вопрос не главный, идеальной жены для него
не может быть в принципе, потому что женщина, которая  будет  вечно  терпеть
его измены, периодическое пьянство и хронически  плохое  настроение,  станет
делать это или из корысти, или из патологической любви к нему, граничащей  с
полным идиотизмом. Ни корыстная, ни глупая жена ему не были нужны, опыта  со
Светкой ему более чем достаточно. А Ирка  не  кажется  ни  той,  ни  другой,
поэтому она, конечно, терпеть его выходки не будет, закроет  дверь  и  уйдет
назад в свою коммуналку. Не хотелось бы до этого доводить, с ее появлением в
доме вновь  возникла  атмосфера  радости,  любви  и  веселья,  которая  была
когда-то в детстве и навсегда  исчезла  с  появлением  нежеланной  родителям
Веры, а  после  ее  ухода  так  и  не  вернувшаяся,  потому  что  источником
отрицательных эмоций стал сам Игорь, попавшийся в ловушку своей  зависимости
от инвалида Жеки  Замятина.  Он  ненавидел  свою  работу,  но  вынужден  был
убеждать себя, что следствие - его  призвание,