и  от  этого  ненавидел  еще
больше, не находя в себе  душевных  сил  все  изменить.  Он  разговаривал  с
родителями сквозь зубы или не разговаривал вообще, и  постепенно  они  стали
отдаляться от него, слова их звучали все суше и равнодушнее,  а  самих  слов
становилось все меньше. Только с появлением Ирки их совместное проживание на
одной жилплощади снова стало можно  называть  семьей.  Восстановились  давно
забытые общие вечерние чаепития с долгими разговорами,  нарядные  воскресные
обеды и трогательные поиски милых пустячков-подарков по  любым  мало-мальски
значительным поводам, начиная от Нового  года  и  Восьмого  марта  и  кончая
годовщиной  свадьбы  Елизаветы  Петровны  и  Виктора  Федоровича  или   Днем
медицинского работника. Жесткие морщины на лице отца стали мягче и будто  бы
даже немного разгладились, мать снова защебетала, как раньше, даже пироги  и
борщи стали казаться Игорю вкуснее. Вот и в отпуск  поехали  все  вместе,  а
ведь Игорь не отдыхал с родителями пятнадцать лет, в последний раз  -  после
девятого класса. После десятого  он  поступал  в  летное  училище,  потом  в
университет, в студенческие годы проводил летние каникулы с друзьями,  когда
женился - ездил в отпуск с Верой, когда она ушла - с любовницами.
   - Ириша, - Игорь осторожно прикоснулся к обнаженному плечу спящей жены, -
пора вставать.
   Веки ее задрожали, но не поднялись.
   - А где  будильник?  -  спросила  она  неожиданно  несонным  голосом,  не
открывая, однако, глаз.
   - Я его убил,  -  страшным  шепотом  сообщил  Игорь.  -  Когда  дребезжит
будильник, мне начинает казаться, что я должен вскочить и бежать на  работу.
Во время отпуска такие воспоминания отравляют мне жизнь.
   - Пош-то погубил невинное дитя? От  него  одна  польза  была  и  никакого
вреда! Душегуб.
   Она открыла, наконец, глаза, и Игорь снова поразился этой особенности его
новой жены обретать, едва проснувшись, абсолютно ясное сознание. Переход  от
сна к бодрствованию происходил у Иры мгновенно и легко, и Игорь  каждый  раз
удивлялся диссонансу осмысленного и сосредоточенного взгляда  на  опухшем  и
расплывшемся от сна личике.
   Натянув красивый купальник,  Ира  привычно  задержалась  перед  зеркалом.
Похлопала себя по бедрам, ущипнула за талию.
   - Корова, - обреченно вынесла она вердикт.
   - Не выдумывай, ты  в  прекрасной  форме.  Ты  же  дохуделась  до  своего
вожделенного сорок восьмого размера, так чего тебе еще?
   - Теперь я хочу сорок шестой.
   - Не выдумывай, - с улыбкой повторил Игорь, с  удовольствием  разглядывая
жену и отмечая про себя, что интереса к ней он пока еще не утратил. - У тебя
рост метр восемьдесят, при сорок шестом  размере  ты  будешь  выглядеть  как
чучело после болезни. И потом,  ты  забыла  о  волосах.  Неужели  ты  готова
принести их в жертву?
   После второго курса "Гербалайфа" Ира еще больше похудела, но у нее  стали
отчаянно выпадать волосы. Она исправно ходила два раза в неделю  в  какой-то
салон на Ленинском проспекте, хозяйкой которого была ее  бывшая  соседка  по
квартире, делала специальные маски, обертывания  и  массажи,  но  эффект  от
всего этого был  небольшой.  Волосы  все  равно  вылезали,  хотя  и  не  так
интенсивно. Специалисты сказали без колебаний, что это - последствия  приема
американского "продукта", который вместе со шлаками и токсинами вывел заодно
из организма массу  полезных  веществ,  необходимых  для  здоровья  волос  и
ногтей.
   -  Ты  прав,  -  Ирка  отвернулась  от  зеркала  и  пошла  на  балкон  за
полотенцами, - за свои кудри я буду бороться до последнего. В конце  концов,
стройные фигуры есть у многих, а такие волосы - у единиц. Ты  папе  с  мамой
позвонил?
   - Позвонил, - кивнул он, запихивая в пакет флакон  с  защитным  лосьоном,
сигареты и зажигалку.
   - Тогда вперед, за красотой и здоровьем!

   Ирина

   "Я - величайшая актриса всех времен и народов, " -  с  усмешкой  подумала
Ира, когда в очередной раз вовремя спохватилась и успела удержать рвущиеся с
языка непарламентские выражения, заменив их интеллигентным  "Не  думаю,  что
это так уж важно". В первый момент  ей,  конечно,  хотелось  сказать  совсем
иначе, более коротко и  емко,  но  нельзя  портить  имидж,  так  старательно
создаваемый вот уже два года. Да, ровно два, с Игорем  она  познакомилась  в
августе 1992 года, а нынче уже август 1994. И на протяжении этих двух лет ей
приходится  напрягаться  и  строить  из  себя  бог  знает  что.  Раньше,  до
замужества, она хотя бы дома могла расслабиться, отдохнуть и не бояться, что
из нее вдруг вылезет Ирка  Маликова,  любительница  побалдеть  в  полупьяной
компании, грубиянка и авантюристка, не выбирающая слов для  выражения  своих
не особо разнообразных и глубоких мыслей. Конечно, она  давно  уже  не  была
такой, но кое-какие следы прежних замашек из старой жизни еще  оставались  и
то и дело давали себя знать. Правда,  со  временем  все  реже  и  реже,  ибо
постоянное притворство рано или поздно всегда  приводит  к  тому,  что  даже
искусственно навязанная и ненавистная роль все равно прилипает  к  личности,
обволакивает ее сперва нежным, шелковистым, а потом затвердевающим  коконом,
сквозь который уже не в силах прорваться истинная личина. Ира  со  смехом  и
удивлением стала замечать, что легко и без напряжения  выговаривает  сложные
по конструкции и не такие уж глупые по смыслу фразы,  получает  удовольствие
от книжек, весьма далеких от привычных любовных романов, в магазинах даже не
замечает вещей ярко-красного цвета,  который  некогда  обожала,  и  не  пьет
ничего крепче пива. Наташка каждый раз в ответ на  ее  шутливые  рассказы  о
собственном перерождении отвечала:
   - Все-таки мы с Бэллой Львовной старались кое-что вложить в твою  голову.
Оно там где-то осело и затаилось, чтобы не  утонуть  в  алкоголе,  а  теперь
вышло на поверхность. Ты вспомни, как мы тебя  растили,  какие  книжки  тебе
читали, в какие театры водили, уму-разуму учили. Вот и пригодилось. Но ты не
расслабляйся, Ирка Маликова еще в тебе  не  умерла  окончательно,  потеряешь
бдительность - она тут же вырвется на волю, и выпрут тебя  из  профессорской
семьи в два счета.
   Это точно, в профессорской семье нравы строгие. Послушать,  как  свекровь
со свекром  разговаривают,  -  умереть  можно!  Лизонька,  милая...  Витюша,
дорогой... Будь любезна... Не сочти за труд... И все в  таком  духе.  Ира  и
сама старается разговаривать так же, быть вежливой и тактичной не только  со
старшим поколением, но и с Игорем, хотя муж у нее - козел, слова доброго  не
стоит. Все кругом уже давно деньги зарабатывают в частных фирмах, один он  -
борец за справедливость, сидит на своей нищенской государственной  зарплате,
которую еще и выплачивают не каждый месяц.  Хорошо  хоть  свекровь  Лизавета
прилично зарабатывает, больше всех в семье, поэтому денег хватает, а жили бы
они с Игорем отдельно - копейки считать пришлось бы. И что поразительно, сам
Игорь этим вполне доволен, живет при папе с мамой и в ус  не  дует,  никаких
комплексов  по  поводу  того,  что  посадил  на  шею   родителям   очередную
жену-студентку. Даже Ире - и  то  неудобно,  что  она  живет  на  Лизаветины
деньги. Она и так старается ничего лишнего не покупать, ни тряпок новых,  ни
обуви, только самое  необходимое,  когда  старое  изнашивается.  И  продукты
покупает подешевле, и  готовит  экономно,  этому  ее  еще  Наташка  научила,
спасибо ей огромное. Лизавета этой  ее  экономности  и  скромности  запросов
только умиляется, велит не жалеть денег  на  продукты,  покупать  на  рынках
только самое лучшее.
   - Ирочка, я как врач тебе ответственно заявляю, что на питании  экономить
нельзя, желудок, печень и кишечник должны быть здоровыми в  первую  очередь,
если ты хочешь дожить до преклонных лет.
   С этим "я как врач"  она  Иру  совершенно  достала.  Но  приходится  мило
улыбаться и согласно  кивать.  Тоже  мне,  врач,  а  сама  когда  борщ  свой
знаменитый готовит, сперва все овощи - и свеклу,  и  лук,  и  морковь  -  на
растительном масле пережарит и только потом в мясной бульон кидает. Сама Ира
никогда так не делает, все овощи бросает в кастрюлю сырыми, так проще, да  и
масло экономится, именно так  Наташка  всегда  делала  и  Иру  научила.  Так
Лизавета, когда это увидела, чуть в обморок  не  упала,  а  потом  прочитала
невестке целую лекцию по технологии приготовления  "борща  украинского",  от
которого Игорек ее ненаглядный просто-таки тащится, ночью разбуди и предложи
тарелочку - полусонный  вскочит  и  побежит  на  кухню.  Кто  ж  спорит,  по
Лизаветиному рецепту вкуснее получается, но только не нужно  про  полезность
рассказывать!  Жареное  всегда  было  вреднее  отварного,  во  всех  книжках
написано, да и витаминов в овощах  от  такой  готовки  вообще  нисколько  не
остается.
   Лизавета не из тех, кто потерпит на своей кухне другую хозяйку с  другими
привычками и правилами, поэтому Ира с первого же дня  начала  подлаживаться,
чтобы не попасть впросак и не рассердить  свекровь.  Первым  делом  пришлось
попросить ее научить готовить все любимые и  традиционно  принятые  в  семье
блюда. Потом  тщательно  записала  в  тетрадочку,  специально  для  кухонных
занятий заведенную, кому из членов клана Мащенко какие продукты можно, какие
даже нужно, и какие совсем нельзя. Лизавета прямо млела от ее старательности
и желания вписаться в существующий уклад, а  Ира,  стиснув  зубы,  чтобы  не
ляпнуть чего-нибудь, терпеливо переучивалась. Она прошла в своей  коммуналке
совсем другую школу, когда Наташка  на  две  зарплаты  -  свою  и  Вадима  -
содержала  своих  родителей-пенсионеров,  Бэллочку  и  бабку  Полину,   тоже
пенсионерок, двоих малолетних сыновей и подрастающую Иринку, не говоря уж  о
себе самой. Еще и Люсе в Набережные Челны систематически материальную помощь
подбрасывала. Бабка Полина свою пенсию, а частично  и  Иринкину,  пропивала,
остальные пенсионеры свои скудные денежки складывали в чулок "на черный день
и на похороны", да и  какие  это  были  деньги?  Только  Александр  Иванович
покойный, Наташкин отец, получал 120 рублей, так  он  до  этого  начальником
отдела был. У бывшей библиотекарши Бэллы Львовны пенсия была куда меньше,  у
бывшей лаборантки Галины Васильевны - 60 рублей, а у бабки Полины - и  вовсе
40, на большее она в уборщицах не наработала.  Ясное  дело,  что  при  таком
финансовом раскладе и при отсутствии  продуктов  в  магазинах  Наташка  вела
хозяйство максимально экономно, из одной  несчастной  курицы  по  три  блюда
ухитрялась выкроить - и первое, и второе, и  еще  салатик  какой-нибудь  или
пирожки с мясной начинкой. Это уж потом, когда Вадим стал  большую  зарплату
получать, стало полегче, а до того - прямо страшно вспомнить! Непонятно, как
они жили на такие деньги... Но ведь жили  же,  с  голоду  никто  не  умер  и
оборванным никто не ходил.  А  все  благодаря  Наташке,  ее  умению  считать
деньги,  планировать  покупки  и  не  делать  лишних  трат.   Ни   о   каком
пережаривании овощей для борща и речи идти не могло, каждая  столовая  ложка
растительного масла была на счету. А  Мащенки,  видно,  по-другому  жили,  в
средствах стеснены не были, вот и порядки у Лизаветы на кухне совсем не те.
   Новую кулинарную науку Ира еще не полностью  освоила,  ведь  меньше  года
замужем, но она старается. А вообще-то Лизавета - тетка не вредная,  добрая,
замечания, конечно, делает невестке регулярно, но получается это  у  нее  не
обидно, даже огрызаться не хочется. То Ира зимнюю обувь по окончании  сезона
не так упаковала, то купленную на рынке зелень  не  помыла  сразу  же  и  не
разложила для просушки, то кастрюльку не на ту полочку  в  шкафу  поставила.
Раз по пять на день Ира покорно выслушивает, как нужно делать, и запоминает.
Если хочешь сохранить семью, со свекровью надо дружить. Не с мужем, а именно
со свекровью, потому что если твой муж до тридцати лет, имея в прошлом  жену
и ребенка, так и не  разъехался  с  родителями,  хотя  имеющаяся  жилплощадь
вполне позволяет сделать хороший размен, то и пьяному ежику понятно,  кто  в
этой семье главный. И к гадалке ходить не надо. С Лизаветой ужиться можно, и
Ира непременно уживется.
   А вот свекор Виктор Федорович -  совсем  другое  дело.  Совсем  другое...
Глядя на него,  трудно  поверить,  что  он  когда-то  завербовал  Наташку  в
стукачки, что сам работал на КГБ, а главное - что он способен  на  подлость.
Милейший человек, спокойный, как гранитный памятник, ничем его  из  себя  не
выведешь. Голос не повысит, глазами не сверкнет, всегда улыбается, шутит, на
ласковые слова не скупится. Что бы  Ира  к  столу  ни  подала  -  непременно
похвалит и добавки попросит. Ира, натурально, в ответ  краснеет  и  говорит,
что это Елизавета Петровна научила ее готовить данное блюдо, Лизавета же,  в
свою очередь, тоже  комплимент  скажет,  мол,  невестка  у  нее  -  на  диво
способная ученица. Все  роли  расписаны,  любящие  родители  и  почтительная
невестка. Найти бы того драматурга, который роли эти придумал, да  ноги  ему
повыдирать!
   Один Игорь роль учить не хочет и из всего спектакля выбивается, ни  одной
мизансцены  с  ним,  козлом,  не  построишь,  вечно  ерничает,   ехидничает,
поддевает - спасибо, что не издевается, вечно у него  настроение  плохое,  а
когда его родители и жена над чем-то дружно хохочут, смотрит на них с  таким
выражением, словно он - интеллектуальный гений, а они - умственно  отсталые.
Еще бы, страна на грани экономической катастрофы  и  политического  кризиса,
растут ряды наглых безграмотных богатеев, которые чувствуют  себя  хозяевами
жизни, в том числе и хозяевами честного  и  неподкупного  следователя  Игоря
Мащенко, какой уж тут может быть смех. Ну да бог с ним, с Игорем,  не  он  в
этой семье главный, и не ради него  Ира  замуж  выходила,  а  ради  статуса,
штампа в паспорте и доступа к Мащенко-старшему. Что  планировала  -  того  и
добилась, что хотела - то и получила. И нечего жаловаться теперь.
   - Ирочка, солнышко уже низкое, можно выходить из-под  тента,  -  раздался
голос свекрови. - Только смой защитный крем под душем, а то толку не будет.
   Опять  Лизавета  со  своими  порядками!  Необходимо  пользоваться   любой
возможностью подставить тело непрямым солнечным лучам, это очень полезно для
здоровья, она заявляет об этом  как  врач.  Ира  и  сама  не  прочь  обрести
шоколадный цвет кожи или хотя бы только золотистый оттенок,  но  терпеть  не
может ничего делать из-под палки или по команде. У нее своя голова на плечах
есть. Но тут уж не поспоришь, роль не так написана.
   Она не стала вытаскивать топчан из тени, вышла  на  солнце  и  встала  по
щиколотку в воде. Набегающие волны приятно щекочут кожу, солнечные лучи  уже
не обжигают, как крапива, а окатывают тело мягким теплом. Настоящего загара,
конечно, не будет, но хоть что-то...
   Из воды вышел, отфыркиваясь, свекор. Он почти не лежал  на  топчане,  или
плавал, или гулял вдоль берега.
   - Давай походим, чего просто так стоять.
   - Пойдемте, - обрадовалась Ира.
   Они медленно пошли по воде вдоль  пляжа,  территория  отеля  закончилась,
потянулись "дикие" песчаные участки с  редкими  группками  местных  жителей,
которые почти совсем не плавали и даже почему-то не раздевались.
   - Жалко, что уже завтра уезжать, - сказала Ира, - здесь так  хорошо.  Две
недели быстро прошли. А вы хотели бы остаться еще на недельку?
   - Пожалуй, нет. Две недели - оптимальный  срок  для  отдыха,  можешь  мне
поверить. На третьей неделе  ты  начнешь  с  завистью  смотреть  на  каждого
уезжающего и думать о том, что через несколько  часов  он  будет  дома.  Это
только в детстве можно с удовольствием жить где-то вдали от дома по  месяцу,
а то и по два. Взрослого человека обычно тянет домой, если, конечно, у  него
дома хорошо. Когда дома плохо, то возвращаться туда не хочется,  но  это  не
мой случай, и, надеюсь, не твой. Или я ошибаюсь?
   - Нет, не ошибаетесь. Когда я была маленькой,  меня  почти  на  все  лето
отправляли в деревню к каким-то дальним родственникам по отцовской линии, и,
помню, мне ужасно не хотелось возвращаться. Отец пил, кричал  на  всех,  бил
маму и бабушку, дома постоянные скандалы.  А  в  деревне  было  так  славно,
никому до меня дела нет, никто не  дергает,  не  кричит,  бегаю  с  ребятами
целыми днями. Бывало, не приду ночевать - никто  и  не  спохватится.  Я  так
хотела, чтобы лето не кончалось! Только по школе скучала, - на всякий случай
соврала Ира,  потому  что  реплика  как  нельзя  лучше  вписывалась  в  роль
несчастной  девочки  из  неблагополучной  семьи,  для  которой  единственной
отрадой была учеба и получение знаний.
   - Ну, безнадзорность - это  тоже  не  самое  лучшее,  -  возразил  Виктор
Федорович. -  Последствия  бывают  весьма  тяжелыми.  Кстати,  Игорь  как-то
обмолвился, что твои шрамы как раз оттуда. Разве это хорошо?
   - Плохо, конечно, - согласилась  Ира.  -  Мальчишки  постарше  предложили
покататься на машине, нас туда набилось - как килек в банку, и в  голову  не
пришло, что у того парня, который за рулем  сидел,  нет  прав  и  вообще  он
выпил. Что мы понимали? Мне было  четырнадцать,  другим  ребятам  -  и  того
меньше. Обрадовались, ведь такое развлечение! С ветерком  помчались,  вот  и
домчались.
   - Кто-то серьезно пострадал?
   - Да  нет,  мне  хуже  всех  пришлось,  всю  осколками  стекла  изрезало,
остальные отделались ушибами и выбитыми зубами.
   - И  куда  только  взрослые  смотрели!  Ведь  нашелся  же  легкомысленный
человек, который доверил пьяному подростку автомобиль. Непростительно!
   - Ну что вы, Виктор Федорович, - улыбнулась Ира, - разве в деревне  такое
возможно? Там годами копят на машину, откладывают каждую  копейку,  а  когда
покупают - даже ездить на ней боятся, облизывают свое сокровище, любуются на
нее, лишний раз на дорогу не выведут, берегут. Тот парень  без  спроса  взял
машину, родителей дома не было, а он знал, где ключи лежат. Его отец за  это
чуть не убил. Ему, конечно, машину  было  жалко,  а  не  нас,  ушибленных  и
порезанных.
   - И что стало с тем парнем, который вас чуть не угробил? Его осудили?
   - Осудили? -  удивилась  она.  -  Если  только  местные  жители.  Там  же
глухомань, милиция в тридцати километрах, да ее и вызывать  никто  не  стал.
Ребятишек разобрали по домам и лечили народными средствами. Врачей там  тоже
нет, за квалифицированной медицинской помощью надо было в райцентр ехать или
хотя бы к фельдшеру в ближайший поселок, а это километров двадцать пять,  не
меньше. И потом, зачем его под суд отдавать? Его папаша родной так  наказал,
как никакой суд не накажет.
   - В каком году это было?
   - В... в восемьдесят четвертом, а что? - чуть запинаясь, произнесла Ира.
   - Чудовищно! Просто чудовищно! Я в то время преподавал научный коммунизм,
уже был доктором наук, профессором. И нигде не бывал, кроме крупных городов.
Мне даже в голову не приходило, что в нашей стране  есть  совершенно  другая
жизнь, с другими порядками, с  другим  мировоззрением,  что  за  медицинской
помощью приходится  ехать  по  бездорожью  десятки  километров,  что  нельзя
вызвать милицию, которая немедленно приедет. Мы писали свои статьи и  книги,
строили  и  развивали  теории  о  том,  как  по  мере  построения  развитого
коммунистического общества будет  расти  и  совершенствоваться  нравственное
сознание  людей,  благодаря  чему  преступность   постепенно   исчезнет,   а
необходимость в органах принуждения сама собой отомрет.  А  в  это  время  в
таких же вот глухих деревнях ребенок мог  не  явиться  домой  ночевать  -  и
никому нет дела. Пьяный парень сел за руль не своей машины -  проще  говоря,
угнал ее, да еще и прав не имел, посадил детишек, которые по его  вине  чуть
не погибли, и что? А ничего. Никому даже  в  голову  не  приходит,  что  это
преступление,  за  которое  виновный  должен  понести  наказание,  и  не  от
собственного папаши, а от  государства,  кото