на, я постараюсь.
   - Репетируем еще раз! Начали!
   Кто такая эта Наталья Александровна, которая буквально толкает его жену в
объятия Калугина? Прямо сводня какая-то! Больше страсти, больше  нежности...
Да куда уж больше-то? Они так целуются, как будто прямо сейчас  свалятся  на
землю и займутся любовью. Порнография, а не сериал, честное слово!
   - Отлично! Можно снимать! Работаем!
   - "Соседи", триста сорок шесть, дубль  первый!  -  звонко  прокричала  та
самая    девочка-мальчик    и    щелкнула    перед    камерой     деревянной
дощечкой"хлопушкой".
   Калугин снова повернулся спиной к тому  месту,  откуда  должна  появиться
Ира. Она выскакивает из-за угла, окликает партнера, тот  оборачивается,  она
быстро и горячо что-то говорит. Объятие. Поцелуй. Игорь  прикинул  -  эпизод
длится не больше пятнадцати секунд. Нет, пожалуй,  даже  меньше.  А  сколько
работы, чтобы эти жалкие секунды превратились в полноценный фрагмент фильма!
Сколько возни! Сколько людей задействовано, и ведь  у  всех  них  -  рабочее
время, причем ночное, и всем нужно платить зарплату. Кошмар! Теперь хотя  бы
приблизительно становится понятным, куда деньги идут.
   - "Соседи", триста сорок шесть, дубль второй!
   О господи, да сколько же можно обниматься и целоваться! До утра, что ли?
   - Хороша девчонка, - услышал  Игорь  за  своей  спиной  чей-то  негромкий
голос, показавшийся ему знакомым. - Я с ней два эпизода уже сделал, работать
- одно удовольствие. Совсем неопытная, но талантливая. Из нее толк будет.
   - Кто такая? - спросил другой голос, на этот раз женский. - Я ее в первый
раз вижу. Она где-нибудь снималась?
   - Нет, это у нее  первая  картина.  Ира  Савенич.  Запомни  имя,  ты  его
наверняка еще услышишь. Наталья с ней хорошо работает.
   - Красивая девочка, - без тени зависти  констатировал  женский  голос.  -
что-то они из графика вышли, нас на два часа вызвали, а  уже  почти  три.  У
тебя сколько эпизодов сегодня?
   - Два. Один с тобой, другой с Женькой.
   Игорь осторожно отступил назад и  сбоку  исподтишка  оглядел  беседующих.
Точно, со знакомым голосом он не ошибся, это же Привалов,  еще  одна  звезда
экрана. Даже почти две, потому что рядом с ним стоит актриса, которую  Игорь
видел в нескольких фильмах, но вот имя вспомнить не может.
   Сняли еще два дубля, прежде чем послышалось:
   - Спасибо, снято! Делаем сцену у магазина. Привалов здесь?
   - Здесь, Наталья Александровна, уже давно приехал.
   - Милицейская машина есть?
   - Стоит.
   - Массовка?
   - Мы готовы, Наталья Александровна.
   - Наташа! - стоящий рядом с Игорем Привалов  приподнялся  на  цыпочках  и
помахал рукой. - Я тут!
   - Здравствуй, Алик! Идите пока с Женей  одевайтесь  и  на  грим.  Подошел
Калугин, они с Приваловым обнялись и о чем-то оживленно  зашептались.  Игорю
было плохо слышно, но по отдельным доносящимся словам  он  понял,  что  речь
идет о каком-то внутрикиношном скандале. Ира куда-то исчезла, Игорь отошел в
сторонку и достал сигареты. Совсем близко от него  прошла  женщина,  которая
командовала всем процессом и которую  называли  Натальей  Александровной.  В
джинсах  и  рубашке  с  закатанными  до  локтя   рукавами,   с   усталым   и
сосредоточенным лицом. Она попала в полосу света, и Игорь  заметил  обильную
седину в ее волосах. Наверное, лет пятьдесят, если не больше, решил он, хотя
фигура хорошая, подтянутая. Без седой головы он бы дал ей лет тридцать пять.
   - Игоречек, я здесь.
   К нему подбежала Ира, возбужденная, с блестящими глазами. Вместо  жуткого
застиранного халатика на ней были брюки  и  трикотажная  маечка  с  глубоким
вырезом. Взлохмаченные гримером  кудри  кое-как  приглажены  и  схвачены  на
затылке большой заколкой.
   - Можем ехать? - с трудом сдерживая недовольство, спросил Игорь.
   - Да, поехали.
   В машине она сразу отодвинула сиденье назад, вытянула ноги и закурила.
   - Напрасно ты Елизавету Петровну послушался. Тебе поспать останется всего
ничего, и на работу. Если бы я знала, что все так затянется...
   - То что бы ты сделала? - зло прервал ее Игорь. - Объяснила бы маме,  что
в два часа ночи тебя нужно встречать, а в три - уже нет?
   - Ты прав, - со вздохом согласилась Ира. - Ничего  не  изменилось  бы.  Я
пыталась ее убедить в том, что прекрасно  доберусь  домой  сама,  но  она  и
слушать ничего  не  хотела.  Извини,  что  так  получилось.  Это  больше  не
повторится, у меня больше не будет ночных съемок на этой картине.
   - Ты с таким сожалением об этом говоришь,  -  ехидно  заметил  Игорь,  не
желая скрывать свое плохое настроение.
   - Почему с сожалением? - не поняла Ира.
   - Откуда же мне знать, почему. Может,  тебе  нравится  в  два  часа  ночи
целоваться с этим Калугиным. Я даже допускаю, что ты не хотела, чтобы я тебя
встречал, потому что рассчитывала проехаться по  ночной  Москве  в  обществе
кинозвезды.
   - Не говори глупости, - спокойно ответила она, - мне совсем не нравится с
ним целоваться. Кроме того, моя работа на сегодня закончена, а  у  Жени  еще
один эпизод, ему сниматься еще часа полтора. Ты  что,  пытаешься  изобразить
ревность?
   - Ну, допустим.
   - Не старайся, у тебя ничего не выйдет.
   - Почему это?
   - Потому что у тебя нет для этого никаких оснований. Никаких, - по слогам
произнесла Ира. - Лучше честно признайся, что ты опять не в духе и ищешь,  к
чему бы придраться.
   Он не ответил, внутренне признавая правоту жены. Да, ему не  понравилось,
что Ира неоднократно  целовалась  с  посторонним  мужчиной,  но  как  он  ни
вглядывался в прильнувшие друг к другу фигуры, он не сумел  увидеть  в  этой
сцене ничего личного. Оба отстранялись друг от друга мгновенно,  по  команде
режиссера, ни разу не затянув объятие ни на одну лишнюю секунду.
   - И все-таки я не понимаю, почему ты не уйдешь со  службы,  -  продолжала
жена.  -  Ты  так  выматываешься,  ты  постоянно  злой,  нервный.  И   денег
зарабатываешь - кот наплакал. И вставать каждый день приходится ни  свет  ни
заря. Как было бы хорошо, если бы ты мог завтра поспать  подольше,  а  то  я
чувствую себя такой виноватой. Виктор Федорович тебя все  время  уговаривает
перейти в  министерство  на  более  спокойную  должность,  если  уж  ты  так
держишься за свои погоны. Ну почему ты такой упрямый?
   - Не лезь не в свое дело. Я сам буду решать, где мне работать.
   - Если б ты хотя бы взятки брал, я бы еще понимала! Шучу, конечно.  Но  в
самом деле, Игоречек, объясни мне, почему ты так держишься за  свою  работу,
а? Ты же ее ненавидишь, она тебе поперек горла стоит.
   - Чушь! - резко ответил Игорь. - Я люблю свою работу и не хочу ни на  что
ее менять.
   - Да не любишь ты ее, - продолжала упорствовать Ира. - Я же не слепая,  я
прекрасно вижу,  с  каким  настроением  ты  уходишь  утром  и  возвращаешься
вечером. Когда человек любит свою работу, она ему в радость, даже  если  она
безумно тяжелая, а твоя  работа  тебе  не  в  радость.  Что,  есть  какая-то
причина, о которой ты не хочешь мне говорить? Ты кому-то  чем-то  обязан,  и
поэтому не можешь уйти?
   Да  замолчит  она  или  нет?!  Еще  не  хватало  с  ней  обсуждать  самый
болезненный в его жизни вопрос. Женька Замятин - его крест, который он будет
нести  всю  свою  жизнь.  Он,  Игорь  Викторович  Мащенко,  обязан  работать
следователем, потому что следственная работа - его истинное призвание.  Ради
этого призвания он предал друзей, обманул их, лишил  возможности  учиться  в
летном училище, пообещал устроиться на работу и потом  вместе  с  ними  идти
служить в армию, а сам уехал поступать на юридический. И он обязан оправдать
свой поступок. Если он уйдет из следствия, это будет равносильно признанию в
том, что следственная работа - отнюдь не самое главное в жизни. И какими  же
глазами посмотрит на него после этого Жека?  Жека,  от  которого  никуда  не
скрыться, который знает его адрес, и все телефоны, и место работы,  и  будет
звонить и говорить Игорю все, что думает о нем. Он ведь и так уже  догадался
насчет письменного экзамена, и  хотя  Игорь  все  отрицает,  не  признается,
Замятин ему не  верит.  Боже  мой,  ну  почему,  почему  он  попал  в  такую
зависимость от Жеки? Почему не может жить свободно, так, как хочется? Почему
он всей своей жизнью должен оправдываться перед безногим инвалидом  и  перед
памятью погибшего на той же войне Генки Потоцкого?  Как  так  получилось?  И
есть ли выход? Ответов на эти вопросы Игорь не знал.
   А тут еще  отец  со  своей  политической  деятельностью,  масла  в  огонь
подливает, требует, чтобы Игорь бросил следствие и ушел в главное управление
по борьбе  с  организованной  преступностью  или  в  главное  управление  по
экономическим преступлениям.  Отец  своего  интереса  не  скрывает,  говорит
прямо:
   - Мне нужен человек, имеющий доступ к информации.
   Впервые он завел этот разговор полгода назад, но еще в мягкой  форме.  Ни
на  чем  не  настаивал,  только  предлагал  подумать.  Игорь,   естественно,
упирался, лепетал что-то  насчет  любви  к  работе  и  нежелания  уходить  в
министерство  и  участвовать  в  аппаратных  играх.   Но   отец   настойчиво
возвращался к этой теме, и с каждым  разом  становился  все  более  и  более
жестким. Не далее как вчера он снова заговорил о  переводе  Игоря  в  другую
службу.
   - Но у тебя же есть связи в любом ведомстве. Почему я? Зачем  тебе  нужен
именно я?
   - Мне нужен свой человек. Такой, которому я могу доверять и который  меня
не подведет. Тебе все равно давно пора идти на повышение. Это очень  хороший
вариант.
   - Я... не могу, - неуверенно  пробормотал  Игорь,  понимая,  что  никакие
разговоры о любви к ненавистной и надоевшей до  смерти  следственной  работе
уже не пройдут. Можно обмануть Жеку Замятина, можно даже себя обмануть, но с
отцом у него это никогда не получалось.
   - Что значит, ты  не  можешь?  Почему?  -  требовательно  и  встревоженно
спросил Виктор Федорович.
   - Не хочу. - Игорь не нашел лучшего ответа, хотя и  понимал,  что  звучит
это не просто глупо - совершенно по-идиотски.
   - Разве я спрашиваю тебя, хочешь ли ты? Я ставлю  тебя  в  известность  о
том, что мне нужно. Оглянись на свою жизнь. Каждый раз, когда ты  делал  то,
что  хотел,  получалось  черт  знает  что.  Твои  желания  меня  больше   не
интересуют, - холодно произнес отец.
   - Ты не можешь меня заставить.
   - Могу. И заставлю.
   Игорь до сих пор находился под впечатлением от этого разговора.  С  одной
стороны - Женька, с другой - отец. Они оба морально сильнее,  с  обоими  ему
приходится бороться,  но  безуспешно.  Ни  с  одним,  ни  с  другим  ему  не
справиться. Что же делать? Как жить дальше?  Выход  один:  плюнуть  на  все,
уволиться к чертовой матери и уйти в глухой запой. Ничего не  знать,  ничего
не помнить, ни за что не отвечать. Допиться до белой горячки и сдохнуть.

   Ирина

   Они издалека увидели  хвост  огромной  очереди,  выстроившейся  к  стойке
таможенного досмотра. Первой сориентировалась Ира.
   - Елизавета Петровна, вы пока заполняйте декларацию, а я очередь займу.
   Лизавета с Виктором  Федоровичем  отправились  искать  бланки  таможенной
декларации, а Ира пристроилась в конец очереди  и  стала  с  любопытством  и
завистью оглядывать тех, кто уже через каких-то  пять-шесть  часов  окажется
рядом с морем, где-нибудь в Турции, Испании или, как  свекровь,  в  Австрии.
После того замечательного двухнедельного райского отдыха в Турции им  так  и
не удалось больше съездить всем вместе на  Средиземное  море,  то  Игоря  не
отпускали летом, то Виктор Федорович  не  мог,  то  Лизавета.  Конечно,  Ире
предлагали поехать одной, но она не соглашалась.  Что  это  за  семья,  если
отдыхать врозь? Несколько раз складывалась возможность поехать всем  вместе,
но не летом, а ведь у Иры занятия в институте...  Так  ничего  больше  и  не
состоялось, дальше дачи уехать ей не удалось.
   Этим летом она даже на дачу не ездила,  снималась  у  Наташки  в  сериале
"Соседи". И теперь, в начале сентября, неожиданно сложилось такое... Ей даже
подумать страшно. Игорь в составе следственной бригады уехал почти на  месяц
в Краснодар, там какое-то большое и сложное экономическое дело  разматывают.
Лизавета улетает в Австрию, где состоится  международный  семинар,  куда  ее
отправляют за счет клиники обмениваться передовым медицинским опытом. И  она
остается на целую неделю с Виктором Федоровичем. Одна.
   Ира больше не обманывала себя и не мучилась над  вопросом,  почему  порой
так смущается и  краснеет  в  его  присутствии,  почему,  поджидая  поздними
вечерами загулявшего мужа, не сидит больше в своей комнате, а устраивается с
книгой на кухне в надежде, что свекор выйдет из спальни и посидит с ней. Без
Лизаветы и без надоевшего хуже горькой редьки Игоря. Иногда так и случалось,
и  это  были  самые  радостные  и  волнующие  минуты  ее  жизни.   Негромкий
неторопливый разговор в полумраке при свете  настенного  бра,  горячий  чай,
ощущение тайны, недоступной окружающим и известной только им двоим. Ей  было
двадцать семь лет, вполне достаточно, чтобы понимать, что означают и дрожь в
пальцах, и внезапно накатывающая горячая  волна,  и  беспричинные  слезы,  и
неостановимый радостный смех. Она влюбилась. Конечно,  не  в  первый  раз  в
жизни. Но чтобы так... И в кого? В собственного свекра. В отца своего  мужа.
В Наташкиного врага.
   Она порой вела себя глупо, но поделать с этим  ничего  не  могла.  Вот  и
сегодня  увязалась  провожать  вместе  с  Виктором  Федоровичем  Лизавету  в
"Шереметьево", хотя в этом не было никакой необходимости.  Что  и  говорить,
Лизавете приятно,  что  ее  провожают  всем  имеющимся  в  наличии  семейным
составом, но в сущности хватило бы и одного Виктора  Федоровича,  ведь  суть
проводов  в  недельную  командировку  не  в  том,  чтобы  лить  слезы  возле
таможенной стойки и долго махать рукой, а всего лишь в доставке  от  дома  в
аэропорт.
   Очередь шла быстро, уже минут  через  двадцать  Лизавета  положила  перед
таможенником  паспорт,  билет,  декларацию  и  справку-разрешение  на  вывоз
валюты. Таможенник окинул Лизавету скучными глазами, оценивающе посмотрел на
провожающих, слегка задержал взгляд на Ире и шлепнул  штамп  на  заполненный
неразборчивым  Лизаветиным  почерком  бланк.  Свекровь   подхватила   легкий
чемоданчик, помахала им рукой и направилась к стойке регистрации.
   - Какие планы? - спросил Виктор Федорович, когда они  сели  в  машину.  -
Куда тебя отвезти?
   - Я сегодня свободна. А вы?
   - Я тоже, сегодня же суббота.
   - А давайте уроки прогуляем, - озорно предложила Ира.
   - То есть?
   -  Будем  вести  себя  неправильно,  не  так,  как  положено   серьезному
профессору и молодой актрисе. В конце концов, в городе праздник.
   Москва в эти дни праздновала свое 850летие, но до сегодняшнего утра Ире и
в голову не приходило, что все это может иметь лично к ней хоть какое-нибудь
отношение. Народные  гулянья,  уличные  представления  -  это  все,  как  ей
казалось, хорошо и  интересно  для  приезжих  и  для  подростков.  И  только
проснувшись сегодня  утром,  она  увидела  в  прихожей  чемодан  свекрови  и
окончательно осознала, что остается  один  на  один  с  человеком,  которого
любит. Пусть он и не подозревает об этом, но какое это имеет значение...
   - Сначала мы поедем домой, поставим машину, - начала она излагать Виктору
Федоровичу свой план, - потом наденем удобную обувь для  долгого  гулянья  и
отправимся на метро в центр. Пройдемся  по  Тверской,  по  Садовому  кольцу,
пообедаем в итальянском ресторане, возле метро  "Маяковская"  есть  чудесный
ресторан, "Патио Паста", выпьем в  честь  праздника.  Потом  еще  что-нибудь
придумаем.
   Свекор одобрительно улыбнулся.
   - Годится. Нельзя постоянно быть серьезным и деловым,  надо  хоть  иногда
расслабляться.
   Они весело болтали всю дорогу до дома, Виктор Федорович поставил машину в
расположенный рядом  с  домом  гараж"ракушку",  и  уже  через  полчаса  они,
переодевшись и  переобувшись,  шли  к  метро.  Погода  стояла  изумительная,
теплая, солнечная. Выйдя из  метро  на  станции  "Охотный  ряд",  они  сразу
влились в толпу гуляющих.  Движение  транспорта  по  случаю  праздника  было
перекрыто, и люди чувствовали себя вольготно,  не  спеша  шагая  по  широкой
проезжей части. Огромные куклы, чучела, воздушные шары,  клоуны  и  ряженые,
визжащие от восторга детишки, продавцы мороженого и сладостей, голубое  небо
и приятный ветерок, идущий рядом мужчина, который крепко держит ее под  руку
- все это мгновенно слилось в душе Иры в единое пронзительно-острое ощущение
невероятного восторга.  И  почему  она  решила,  что  народное  гулянье  это
развлечение для приезжих? Откуда в ней  этот  аристократический  снобизм,  с
ее-то более чем сомнительным происхождением?
   Погуляв около  двух  часов,  они  зашли  в  "Патио  Паста",  где,  против
обыкновения, оказалось  столько  народу,  что  с  трудом  нашелся  свободный
столик. Ира просматривала меню и прикидывала, до какой степени  имеет  право
нарушить диету. Самое вкусное здесь как раз то, что ей категорически нельзя.
Спагетти - те же макароны, к которым она  привыкла  с  детства,  а  спагетти
"болоньезе", на ее взгляд, мало чем отличались от макаронов  "по-флотски"  с
кетчупом, которые она поглощала в немыслимых количествах в юности.  Макароны
Ира обожала и могла есть их три раза в день семь дней в неделю. Ну и черт  с
ним, сегодня такой день, что можно нарушить не только диету.
   Как хорошо вот так сидеть вдвоем среди толпы, без мужа и  свекрови,  пить
вино и разговаривать ни о чем! А впереди еще вечер, уютный домашний вечер  с
чаем, телевизором и острым ощущением оторванности от всего мира. И еще  семь
таких же  чудесных  вечеров...  Виктор  Федорович  смотрит  на  нее  теплыми
глазами,  подносит  зажигалку,  когда  Ира  закуривает,  и  она,  не   желая
отказывать себе в маленьких радостях, каждый раз обхватывает его руку своими
пальцами, наклоняя  кончик  сигареты  к  подрагивающему  пламени.  От  этого
прикосновения ее бьет  током,  и  она,  едва  затушив  окурок,  считает  для
приличия до десяти и снова тянется  к  пачке.  Во  рту  горечь,  от  избытка
никотина пересохло в горле  и  побаливает  голова,  но  Ира  снова  и  снова
наклоняется к его руке, держащей зажигалку, и прикасается к его теплой  чуть
шершавой коже.
   - Ты слишком много куришь, - с улыбкой замечает Виктор Федорович.
   - Я немного нервничаю, - отвечает Ира, глядя прямо ему в глаза.
   - Нервничаешь? Отчего? Тебе здесь не нравится? Тебя что-то напрягает?
   - Мне здесь очень нравится.
   - Тогда в чем же дело?
   - Я вас боюсь.
   - Очень мило! - рассмеялся Виктор Федорович.  -  Мы  знакомы  шесть  лет,
почти пять живем вместе, и вдруг выясняется, что ты  меня  боишься.  С  чего
это? Чем я тебя так напугал?
   - Не смейтесь, - очень серьезно сказала Ира. - Вы меня волнуете. Не знаю,
что со мной происходит, я никогда так не волновалась в вашем присутствии.
   Что она делает, боже мой,  что  делает?!  Зачем  она  это  говорит?  Чего
добивается? Чтобы он узнал, что она его любит?  И  что  дальше?  Она  совсем
голову потеряла. Но есть вещи,  которые  она  чувствует  даже  не  шестым  -
десятым, двенадцатым чувством, чутьем опытной самки. Она ему нравится, и  не
просто как невестка. Она ему небезразлична. Ира не может ошибаться  в  таких
вещах, она точно это знает.
   Улыбка исчезла из его глаз, дернулись желваки на скулах.
   -  Ты  играешь  с  огнем,  девочка.  С  пожилыми  мужчинами  нельзя   так
разговаривать, не то они могут возомнить бог знает что.
   Ира продолжала смотреть прямо ему в глаза. Вот он, решающий  момент.  Еще
можно отступить, перевести все в шутку и уйти на привычную спокойную дорогу.
А можно сделать шаг вперед и прыгнуть в пропасть, из которой еще неизвестно,
как потом выбираться, если вообще жива останешься, все кости не переломаешь.
   - Я не играю с огнем, я говорю прав