в гостиной, пришла сама.
   -  Устал?  -  сочувственно  спросила  она,  усаживаясь  рядом  с  ним  на
разостланную к ночи постель.
   - Устал.
   - И много выпил?
   - Я был у Женьки...
   - Я понимаю. Игоречек, может  быть,  я  лезу  не  в  свое  дело,  но  мне
показалось, что эти походы к Жене тебя тяготят.  Ты  за  несколько  дней  до
этого начинаешь мрачнеть и злиться, а возвращаешься вообще невменяемым.
   - С чего ты взяла? Глупости это.
   - Это не глупости, Игоречек, это правда. Я же вижу. Зачем ты  продолжаешь
делать то, что тебе так неприятно? Из жалости к безногому калеке?
   - А хотя бы и так!  Тебе-то  что?  -  грубо  отозвался  он,  не  в  силах
справляться со своим настроением.
   - Я за тебя переживаю. Не могу видеть, как ты мучаешься. Может быть, тебе
нужно по-другому к этому относиться, тогда  тебе  станет  намного  легче,  и
настроение не будет портиться. Наверное, этот  твой  Женя  жутко  неприятный
тип, раз тебе так не хочется к нему ходить. Поэтому ты и злишься.  А  ты  не
думай об этом,  ты  думай  только  о  том,  что  он  -  несчастный  человек,
потерявший на войне обе ноги, что у него совсем нет радостей в жизни,  кроме
редких  встреч  со  старыми  друзьями,  и  каждый  твой  приход  делает  его
счастливым. Это - как подарки дарить, так же радостно и приятно.  Ты,  когда
идешь к нему, думай о том, что собираешься сделать человеку подарок, который
его обрадует. Вот  увидишь,  тогда  и  настроение  будет  совсем  другим,  и
возвращаться будешь веселым.
   - Ты еще будешь меня учить! - вспыхнул  Игорь.  -  Ничего  не  знаешь,  а
лезешь со своими глупыми советами! Что ты вообще понимаешь? Что ты знаешь  о
наших отношениях? Иди пей  чай  с  предками,  вы  же  там  мировые  проблемы
обсуждаете, вот и обсуждайте. А меня оставь в покое. Я устал и хочу спать.
   Ира послушно поднялась и пошла к двери.
   - Спокойной ночи.
   Уже через несколько минут Игорь испытал некоторое раскаяние. И чего он на
Ирку вызверился? Она-то в чем виновата? Сидела  рядом  с  ним  такая  тихая,
добрая, такая нежная и красивая, гладила его  по  руке,  давала  советы,  ну
пусть глупые, но ведь искренние, от всей души. Да и советы-то  не  такие  уж
глупые, если вдуматься, просто для их с Женькой случая неподходящие,  а  так
жена ведь все правильно говорила. Теперь вот, наверное, обиделась, надуется,
родителям пожалуется...  Хотя  нет.  Не  тот  Ирка  человек,  чтобы  предкам
жаловаться. Она вообще никогда не жалуется, характер такой. И не  обидчивая,
это тоже надо признать. Не то, что Вера. Той слово  не  так  скажешь,  голос
повысишь или просто тон ей не  понравится  -  и  уже  слезы,  обиды,  долгое
молчание.  Могла  так  надуться,  что  по  нескольку  дней   с   Игорем   не
разговаривала. Мать тогда сильно переживала, все пыталась их помирить, да не
тут-то было, у Веры гордости и самолюбия выше головы,  даже  непонятно,  как
это вмещается в таком маленьком тельце. А Ирка совсем другая,  они  уже  три
года знакомы, без малого два года женаты - и ничего  не  происходит  такого,
что в изобилии присутствовало в его супружеской жизни  с  первой  женой.  Ни
ссор, ни конфликтов. А ведь Игорь ведет себя со второй женой точно  так  же,
как с Верой, хамит,  грубит,  настроение  не  прячет  -  не  считает  нужным
напрягаться. Ирка все терпит. Неужели она так сильно его любит,  что  готова
мириться со всеми отрицательными сторонами его характера? Ну надо же...
   С этим приятным недоумением,  вытеснившим  на  время  тяжелый  осадок  от
встречи с Замятиным, Игорь и уснул.

   Наталья

   Глубоко вдохнув, Наташа вобрала в  легкие  побольше  воздуха.  Она  редко
бывала за  городом,  с  тех  пор,  как  сыновья  всерьез  занялись  спортом,
регулярные  поездки  на  дачу  к  Левиным-Гольдманам  пришлось  отменить,  у
мальчиков  совсем  не  было  свободных  выходных  дней.  Когда  Наташа  была
маленькой, еще не было садовых участков  и  шести  соток,  а  проблемы  дачи
всегда и всюду  обсуждались  только  в  контексте  "чтобы  было,  где  детям
подышать воздухом". Она и выросла в убеждении, что  ездить  за  город  нужно
только ради детей, искренне не понимала  Анну  Моисеевну,  обожавшую  дачную
жизнь, и постоянно отказывалась от Инкиных приглашений провести хотя бы один
выходной день на природе. Ну как это  так:  она  будет  отдыхать  на  свежем
воздухе, когда мальчики на тренировке или сидят за уроками, а  дома  столько
дел... В тех редких случаях,  когда  Инне  удавалось  настоять  на  своем  и
вытащить подругу  на  дачу,  Наташа  получала  истинное  удовольствие  и  не
понимала  сама  себя  -  ну  почему  она  так  редко  приезжает?  Однако  по
возвращении в Москву радость от вкусного чистого  воздуха,  покоя  и  тишины
быстро забывалась, и следующая  вылазка  за  город  снова  требовала  долгих
терпеливых уговоров со стороны Инны и Гриши.
   -  Кайфуешь?  -  лукаво  подмигнула  идущая   рядом   Инна.   -   А   как
сопротивлялась, как сопротивлялась! Небось всю ночь у плиты стояла, готовила
еду своей ораве на целый день в двойном размере, чтобы не дай бог  никто  не
оголодал, пока ты три часа воздухом подышишь. Разбаловала ты их, Натуля, вот
что  я  тебе  скажу.  Не  приведи  господь,  заболеешь  или  в  командировку
длительную уедешь, они там без тебя плесенью покроются и умрут от истощения.
В  твоем   коллективе,   по-моему,   только   Бэлла   Львовна   умеет   жить
самостоятельно, а все остальные привыкли за твою спину прятаться.
   - Инка, и ты туда же, - простонала Наташа. - Замолчи немедленно, иначе  я
тебя укушу. Хватит мне того цирка, который Ирка устроила, уж ты, пожалуйста,
не добавляй.
   С памятного воскресного обеда прошло два месяца, уже заканчивался ноябрь,
воздух был сырым и холодным, но  все  равно  вкусным,  наполненным  запахами
догнивающих листьев, подмерзлой земли и раннего снега. Они приехали втроем -
Инна, Григорий и Наташа. Дочь Инны и Гриши  красавица  Юленька  уже  активно
бегала на свидания и к поездкам родителей на дачу  давно  потеряла  интерес.
Зато Анна Моисеевна  со  своими  двумя  овчарками  жила  здесь  с  апреля  и
перебиралась в город  только  ближе  к  зиме.  Собственно,  одной  из  целей
сегодняшней поездки как раз и было помочь пожилой женщине собрать и  уложить
вещи к приезду Инкиного отца Бориса Моисеевича, который должен был появиться
к вечеру, чтобы увезти сестру. В одной Гришиной машине  четверо  взрослых  с
багажом и двумя крупными собаками никак не помещались.
   Когда накануне вечером Инна позвонила и безнадежным голосом  в  очередной
раз предложила Наташе съездить на дачу "проветриться",  та,  не  раздумывая,
согласилась. Только что ей пришлось пережить скандал  с  Вадимом,  и  Наташа
чувствовала, что больше не выдерживает. Ей нужна отдушина, хотя бы  на  один
день,  пусть  всего  на  несколько  часов,  но  избавиться  от   постоянного
напряжения и поговорить с любимой подругой,  называя  вещи  своими  именами,
ничего не сглаживая и не замалчивая. Веселая,  энергичная,  заражающая  всех
вокруг  себя  радостью  и  оптимизмом  Инна  Гольдман  была  для  Наташи  на
протяжении более чем трех десятков лет самым лучшим слушателем, внимательным
и сопереживающим.
   Они оставили Григория в доме: талантливого гинеколога после еды неизменно
клонило в сон,  а  если  учесть  кулинарные  таланты  Анны  Моисеевны  и  ее
стремление накормить как можно сытнее и обильнее, то легко представить,  что
ни о каких прогулках после обеда не могло быть  и  речи.  Гриша  свалился  и
уснул мертвым сном, а Наташа  и  Инна  отправились  по  своему  излюбленному
маршруту, занимавшему три часа, по дороге вдоль леса, потом через  поле,  до
озера и обратно.
   - По-моему, у твоего Вадика с головой не в порядке, -  поставила  диагноз
Инна, выслушав подругу. - Устраивать скандал из-за того, что в ванной кто-то
не выключил свет! Уму непостижимо.
   - Инуля, дело не в  свете,  а  в  том,  что  его  вся  ситуация  достала.
Понимаешь? Достала. Он попал в ту жизнь, к которой никогда не готовился и  к
которой он никак не  может  приспособиться.  Ну  ты  представь:  мальчик  из
хорошей офицерской семьи, вырос в достатке, в отдельной квартире. С  детства
приучен к  порядку  и  аккуратности,  даже  стерильности.  Воспитан  в  духе
патриотизма и преданности интересам Родины. И так до тридцати  семи  лет.  А
потом вдруг оказывается в коммуналке, где не за всем можно уследить и не все
вовремя убрать и помыть. А потом еще и  вынужден  уволиться  из  вооруженных
сил, потому что идет сокращение. Для него это огромная травма. И не успел он
с этим как-то морально справиться - на нас сваливаются мама с Люсей и Катей.
Квартира  становится  еще  более  коммунальной.  Он   и   с   Бэллочкиным-то
присутствием с трудом мирился, а теперь еще и это... Чтобы как-то  разрешить
проблему, он идет торговать в надежде за полтора года скопить деньги,  чтобы
отселить Люсю с дочерью, но  торговля  идет  совсем  не  так,  как  он  себе
представлял, и денег он зарабатывает куда меньше, чем рассчитывал. Работа  у
него тяжелая, весь день на нервах. Три  раза  у  него  крали  вещи  прямо  с
прилавка, два раза он покрывал  их  стоимость  из  собственного  кармана,  в
третий раз заметил  вора,  побежал  за  ним,  завязалась  драка.  Куртку  он
отвоевал, но домой пришел избитый. Каково ему, в недавнем прошлом блестящему
офицеру, вести такую жизнь? Конечно, я понимаю, дома его все  раздражает,  и
он ко всему цепляется. В кухне на полу остались капли после мытья  посуды  -
почему не вытерли? Почему свет в ванной  не  погасили?  Почему  пятнышко  на
плите? Почему крошки на столе? Почему мальчики  пришли  с  тренировки  не  в
двадцать два пятнадцать, а в двадцать два тридцать? Он привык, что у него на
корабле царит идеальный порядок и дисциплина, и он хочет  добиться  того  же
дома. А я не могу за всем уследить. Я же прихожу домой, как  правило,  позже
него, а за день там столько всего накапливается! Одна мама чего  стоит.  Все
роняет и не может поднять - не видит. Все проливает и не  вытирает.  И  свет
забывает гасить, и воду иногда не выключает. Но она же старенькая!  А  Вадик
бесится. Я его понимаю, Инуля, и я стараюсь его не раздражать, но у меня  не
получается.
   Инна некоторое время шла рядом, не говоря ни слова, потом вдруг осторожно
взяла Наташу за руку.
   - Натка, а ведь ты его не любишь, - негромко сказала она.
   - Я? Я не люблю Вадика? - Наташа даже задохнулась от возмущения.
   - Да ты что, с ума сошла? Я шестнадцать лет замужем за ним,  у  нас  двое
детей...
   - Ага, - хмыкнула Инна. - Ты себя послушай повнимательнее. Я тебе о любви
говорю, а ты мне о чем? О шестнадцатилетнем замужестве, о детях. Это  ты  не
мне отвечаешь, это ты сама себя уговариваешь.
   - Да нет же, Инна, ну что ты выдумываешь!  Я  его  люблю,  он  мне  очень
дорог.
   - Угу. Настолько дорог, что ты его боишься. Стараешься не раздражать,  не
расстраивать, не злить. Даже курить при нем не решаешься - ему,  видите  ли,
не нравится. Ты просто вбила себе в голову, что раз он твой муж и отец твоих
детей, то ты обязана любить его до гробовой доски и  хранить  ему  верность.
Это не любовь,  Натка,  эта  иллюзия,  причем  иллюзия  опасная.  Она  может
разрушить вторую половину твоей жизни. Ты вспомни, нам с тобой уже по  сорок
лет. Сколько осталось-то? Всего ничего. Протянем мы с тобой, бог  даст,  еще
столько  же,  но  как  женщины  будем  функционировать  еще  очень  недолго.
Состаришься - а вспомнить будет нечего. Разве что Марика.
   - Господи, да Марик-то тут при чем? - возмутилась Наташа. - Я его любила,
когда была совсем девчонкой. Он меня и поцеловал-то всего  один  раз,  когда
прощался перед отъездом в Израиль.
   - Вот-вот, и я о том же. Давай пройдем все последовательно.  Сначала  был
Марик, так? Сколько лет тебе было, когда ты в него влюбилась?
   - Не помню точно. Лет восемь, наверное, а может, девять.
   - Очень хорошо! До семнадцати лет ты по нему сохла, пока он не отвалил  в
загранку. Потом еще года два подпитывалась воспоминаниями и тихо страдала.
   - Инка!
   - Что - Инка? Я все помню. И как ты часами о нем говорила, и как рыдала у
меня на плече. Потом я втюрилась в Сережу Вери Гуда и потащила тебя в Питер.
Ты кривилась и морщилась от тех свободных сексуальных нравов, которые царили
в команде,  и  вдруг  встречаешь  Вадима.  Такой  же  красивый,  как  Марик,
темноволосый, темноглазый - тот же самый мужской  тип.  И  такой  приличный,
вежливый, начитанный, воспитанный, консервативный, в  отличие  от  ребят  из
команды, жутко правоверный в смысле отношения  к  советской  власти.  Пойми,
Натка, я вовсе не  хочу  сказать,  что  Вадик  был  плохим  парнем,  он  был
чудесным, умным, надежным, не то что парни, которые тебя окружали в киношной
тусовке, с прекрасным характером. На это ты и купилась. Увлеклась. Уехала  в
Москву, вы переписывались, перезванивались, периодически встречались.  Потом
поженились. Потом пошли дети. Где тут любовь? Ты мне  ткни  пальчиком  в  то
историческое место, где у тебя была любовь к нему. У него к тебе - возможно,
не спорю, хотя и не знаю точно. А у тебя к нему?  Не  было  ее  никогда.  Ты
любила в Вадиме, с одной стороны, воспоминания о Марике, а с другой  -  свои
правильные совковые представления об удачном  браке:  военный,  непьющий,  с
хорошим образованием, с прекрасной зарплатой, хочет детей и любит их.  Такие
мужья на дороге не валяются. Ты создала себе  иллюзию,  ты  же  всегда  была
жутко  правильной  девчонкой  и  прошла   самую   примитивную   лестницу   в
рассуждениях: если хороший человек - его нужно любить, если любишь  -  нужно
выходить замуж, если вышла замуж - снова нужно  любить,  теперь  уже  просто
обязательно, тем более когда есть общие дети. А если не живешь  с  человеком
каждый день бок о бок, если встречаешься с ним раз в три-четыре  месяца,  то
можно поддерживать иллюзию очень долго. Встречи коротки, это всплеск эмоций,
за короткое время да на положительном эмоциональном фоне  проявляются  самые
лучшие  стороны  характера,  они  запоминаются  и  потом  культивируются   в
воспоминаниях. А плохие стороны могут пока  и  не  проявляться.  Ну  хорошо,
пусть  не  плохие  стороны,  а  просто  такие,  которые  потом   оказываются
несовместимыми с твоим собственным характером.  Ты  двенадцать  лет  внушала
себе, что любишь Вадика. Открой уже наконец глаза и скажи сама себе  правду.
Ты его не любишь.
   - Да почему ты решила?! - с негодованием воскликнула Наташа. - Ну с  чего
ты взяла, что я его не люблю? Да, ты все правильно говоришь, мы много лет не
жили вместе. Да, многие стороны его характера стали открываться  мне  только
сейчас. Да, я не подозревала,  что  он  может  скандалить  из-за  чистоты  и
порядка, и не просто скандалить, он в ярость впадает, он убить готов. Но это
же не означает, что я его не люблю.
   - Наташечка, - Инна остановилась, взяла ее за лацканы теплой куртки, - мы
обе  тут  наговорили  кучу  ненужных  слов.  Привели  кучу  каких-то  тухлых
аргументов. На самом деле все гораздо проще. Если бы ты действительно любила
Вадима, жизни без него  не  представляла,  дышать  без  него  не  могла,  ты
согласилась бы на размен квартиры при любом варианте просто потому,  что  он
этого хочет. Его счастье, его комфорт, его  желания  были  бы  для  тебя  на
первом месте. О Бэлле Львовне ты бы и не вспомнила. А если бы он любил  тебя
так, как я только что описала, он бы ни на чем не  стал  настаивать,  потому
что твое счастье и твой душевный покой были бы для него важнее. А  вы  из-за
этого дурацкого размена ссорились. И это красноречивее всего говорит о  том,
что вы оба - прекрасные супруги и родители, вы не изменяете друг  другу,  вы
вместе воспитываете сыновей, но вы друг друга не любите.
   Наташа открыла  было  рот,  чтобы  обрушить  на  Инну  град  обвинений  в
необъективности  и  выстрелить  в  нее   автоматной   очередью   собственных
доказательств того, что они с мужем любят друг друга... И вдруг поняла,  что
подруга права. Поняла со всей очевидностью.  Более  того,  она  поняла,  что
знает об этом уже давным-давно, но страшится  признаться  самой  себе.  Этот
брак, такой счастливый и удачный, такой дружный и добрый, оказался  ошибкой.
Ей сорок лет, за ней ухаживали самые разные  мужчины,  многие  из  них  были
пустыми и надутыми индюками, но были  и  интересные  и  достойные  личности,
которые могли бы, наверное, снова зажечь в ней ту искру, которая  потухла  с
отъездом  Марика.  Она  же  не   принимала   никаких   ухаживаний,   гордая,
неприступная и  твердо  убежденная  в  том,  что  любит  своего  мужа  и  не
собирается ему изменять.  Что  же,  все  было  неправильно?  Не  нужно  было
держаться за этот брак, надо было давно развестись и искать свою любовь?  Да
нет же, нет, бред какой-то! Как же можно разводиться с человеком, который не
сделал тебе ничего плохого, с отцом твоих детей? Ну и что,  что  нет  любви?
Зато есть дружба и взаимное уважение, это гораздо важнее.
   - Любовь нужна для постели, - убежденно произнесла Наташа. - А для  того,
чтобы вместе жить и растить детей, нужны дружба и уважение друг к другу.
   - Натка, для брака любовь, может, и не обязательная вещь, тут  я  могу  с
тобой согласиться, но для жизни она нужна непременно. Не должна женщина жить
без любви, это неправильно. Хочешь жить с Вадимом  -  живи,  никто  тебя  не
заставляет разводиться. Только не замыливай сама себе глаза сказками о  том,
что ты его безумно любишь. Признайся, что никакой любви у тебя здесь нет,  и
сделай соответствующие выводы.
   - Ты на что меня толкаешь? - изумилась Наташа. - На измены,  что  ли?  На
то, чтобы я нашла себе другого мужика и с ним изменяла собственному мужу? Ну
уж нет, дорогая, это не на мой характер. А тебя, хитрюга, я  вижу  насквозь.
Ты просто лоббируешь интересы своего дружка Ганелина. Хочешь запихнуть  меня
в его объятия. Угадала?
   Инна с сожалением посмотрела на нее и пожала плечами.
   - Дурочка ты, Натка. Ты вспомни, как лежала  целыми  днями  и  рыдала  от
горя, когда узнала, что Марик женится. Какая это для тебя была трагедия!  На
какие переживания ты была способна из-за него! Ты же умирала, если  хотя  бы
день его не видела. А без Вадима ты прекрасно прожила двенадцать лет. Положа
руку на сердце, ответь: ты бы стала так рыдать и убиваться, если бы  сегодня
Вадик заявил тебе, что уходит к другой? Да ты вздохнула бы с облегчением.
   - Ну ты сравнила! Я тогда совсем  девчонкой  была,  для  меня  Марик  был
единственным смыслом жизни. А сейчас мне уже сорок, сама же говорила.
   - Вот  именно,  дорогая  моя.  Марик  был  смыслом  жизни.  А  Вадим?  Он
когда-нибудь был для тебя смыслом жизни? Не отвечай, сама знаю. Если и  был,
то только в первый раз, когда вы легли в постель, извини за цинизм.
   Они долго шли молча, Наташа снова и снова искала доводы  в  пользу  того,
что ее подруга неправа, но с каждой минутой все больше убеждалась в том, что
доводов этих ей не найти. Права Инка, опять права.
   На обратном пути они заговорили о совсем  других  вещах  и  к  этой  теме
больше не возвращались. На даче они застали процесс активной подготовки Анны
Моисеевны к переселению в Москву. Григорий упаковывал вещи, а Анна Моисеевна
накрывала на стол, выставляя все продукты, которые не имело смысла тащить  в
город и которые, по ее представлениям, непременно следовало съесть.
   - Девочки, садитесь скорее, - хлопотала она, - уже все горячее.
   - Тетя Аня, - возмущалась Инна, - мы еще твой обед не  переварили,  а  ты
снова за стол усаживаешь. Имей же совесть!
   - Какая  совесть,  деточка?  -  Анна  Моисеевна  вскинула  на  племянницу
выцветшие от старости глаза. - При чем тут совесть? У меня чудные блинчики с
творогом, всего пять штучек, что вам, трудно их скушать? Еще три котлетки, я
вам положу с жареной картошечкой, будет очень вкусно. Пирожки можно взять  с
собой, по дороге съедите,  если  проголодаетесь,  а  щи  надо  д