от  которых  та
шумно и яростно отказывалась, утверждая, что съедает девочка на  копейку,  а
помощи от нее на сто рублей, и что если бы не Наташа,  ей,  Анне  Моисеевне,
пришлось бы приглашать помощницу из местных жительниц и платить  ей  бешеные
деньги. Однако Александр Иванович увещеваниям не  внял,  положил  конверт  с
деньгами на стол, помахал  всем  рукой  и  отбыл  вместе  с  отцом  Инны  на
сверкающих новеньких белых "Жигулях".
   - Мне заниматься надо, -  растерянно  пробормотала  Наташа,  глядя  вслед
удаляющейся машине. - Всего месяц остался.
   - Да брось ты, - беспечно махнула рукой Инна. - Ты же способная, ты и так
в течение года будешь нормально учиться, если перестанешь все время думать о
Марике.
   - Нет, - Наташа упрямо покачала головой, - так нельзя. Надо заниматься. Я
папе обещала.
   - И что, не будешь теперь по вечерам с нами гулять?
   - Буду. Заниматься можно и днем.
   - А тетке помогать? А купаться на озере? А шашлыки?
   - Инка, не расхолаживай меня! - засмеялась Наташа.  -  Я  знаю  все  твои
хитрости и уловки. Время для занятий найти можно, было бы желание.  В  конце
концов, можно отказаться от озера и от шашлыков.
   - Ну как знаешь.
   Слово свое Наташа сдержала, перестала ездить с ребятами на озеро, выкроив
по четыре-пять часов в день для занятий математикой, физикой и  химией.  Без
Марика это оказалось непросто, он умел понятно объяснять, и  с  его  помощью
самые трудные темы представали легкими и  доступными.  Но  Наташа,  лежа  на
одеяле под кустом смородины, упорно продиралась сквозь испещренные формулами
страницы учебников, решала задачи, и  постепенно  в  голове  прояснялось,  и
каждая формула укладывалась на свое место, и каждое правило  становилось  на
свою полочку. "Вот и хорошо, - сердито думала девушка, сравнивая приведенный
в конце задачника ответ  с  тем,  который  получился  у  нее  в  тетради,  и
убеждаясь, что задача решена правильно, - вот и ладно, и без  вас  обойдусь,
Марк  Аркадьевич,  не  очень-то  и  хотелось.  Сама  справлюсь.  А  вы   там
развлекайтесь со своей молодой женой."
   Ей отчего-то казалось, что жена у Марика должна непременно быть уродливой
и глупой, и скорее всего она старше него лет на пять, а лучше на десять.  На
свадьбу Наташа не пошла, заблаговременно спрятавшись от тяжкого  мероприятия
на даче у Левиных, так что на невесту ей взглянуть не довелось. Но  к  концу
лета злость как-то утихла, и появилось нормальное человеческое  любопытство,
диктовавшее Наташе жгучее желание увидеть соперницу. Какая она? Красивая или
нет? Толстая или худая?  Высокая  или  маленькая?  Блондинка  или  брюнетка?
Старая или юная? И вообще кто она такая, откуда взялась, давно ли  Марик  ее
знает?
   На некоторые вопросы ответила Бэлла Львовна, поведав Наташе, что  Танечка
- дочь ее давних знакомых, девочка из очень хорошей семьи, и Марик знает  ее
с детства. Танечке двадцать три года (стало быть, она  моложе  Марика),  она
как раз  в  этом  году  закончила  медицинский  институт  имени  Семашко  по
специальности "стоматология", она конечно, не красавица, но  зато  умница  и
прекрасная хозяйка. И как жаль, что Наташа уехала из Москвы  и  не  была  на
свадьбе, на Танечке было такое изумительное  платье,  с  пышной  и  юбкой  и
кружевами, и длинная фата до самого пола.
   - Да ты ее увидишь, в субботу они придут ко мне на обед, - сказала  Бэлла
Львовна.  -  Я  могу  рассчитывать,  что  ты  мне  поможешь?  Хочу   сделать
фаршированную рыбу, а с ней столько возни!
   - Конечно, - с готовностью отозвалась Наташа. - Может, мне  торт  испечь?
"Наполеон", Марик его любит.
   - Испеки, - радостно согласилась соседка.
   Ну вот, мало того, что эта пресловутая Танечка не красавица,  так  Наташа
наверняка ее за пояс заткнет своим фирменным тортом.  Этот  торт  даже  Анна
Моисеевна хвалила, просила рецепт для нее оставить, а  уж  она-то  кулинарка
каких поискать. И еще Наташа сделает чудесное  ореховое  печенье  с  изюмом,
которое ее научила печь Анна Моисеевна.
   - Ты что, с  ума  сошла?  -  презрительно  фыркнула  Инна,  когда  Наташа
поделилась с подругой своими планами. - Зачем тебе это нужно?
   - Ну как... - растерялась Наташа.
   Зачем ей это нужно? Чтобы Марик увидел и понял... Увидел и понял что? Что
она лучше его Танечки? А что, раньше у него не было возможности их сравнить?
Разве раньше он никогда не ел собственноручно испеченный ею торт "Наполеон"?
Ел,  и  еще  как!  И  нахваливал.  Разве  раньше  он  не  видел  Наташу?  Не
разговаривал с ней? Да он шестнадцать  лет  рядом  с  ней  прожил,  и  глупо
надеяться на то, что он чего-то там в ней не разглядел. И почему Инка всегда
умеет заставить ее по-другому посмотреть на очевидные, казалось бы, вещи?
   - Инка, и почему ты такая умная? - улыбнулась Наташа. - Ведь мы  с  тобой
одноклассницы, ровесницы, а мне иногда кажется, что ты старше  меня  раза  в
два. Или даже в три.
   - Во мне живет вековая мудрость многострадального  еврейского  народа,  -
расхохоталась Инна.
   - Чего-чего в тебе живет?
   - Ничего, тебе не понять. Это тетя Аня так всегда говорит.
   Фразу Наташа запомнила, но вникать в ее смысл в данный момент не стала  -
времени не было, пора было идти гулять с  Иринкой,  которую  несколько  дней
назад привезли из деревни, да и в магазин надо сбегать за изюмом и  орехами,
печенье она все равно испечет, раз уж решила.
   Встреча с соперницей  прошла  на  удивление  спокойно  и  легко,  Танечка
оказалась,  вопреки  оценке  свекрови,  очень   симпатичной,   с   огромными
темно-серыми глазами, обрамленными  густыми  длинными  ресницами,  с  нежным
цветом лица и непокорными каштановыми  кудрями,  рассыпающимися  по  плечам.
Единственным дефектом ее внешности был слишком крупный и длинный нос и  явно
излишняя полнота, но  это  с  лихвой  компенсировалось  доброжелательностью,
которую буквально источала новоиспеченная жена  Марика.  Сам  Марик  казался
напряженным  и  чем-то  озабоченным,  и  Наташе  даже  показалось,  что   он
испытывает чувство вины. Неужели перед ней, Наташей? Любил ее, а женился  на
другой. Прямо как в кино.
   - Как давно я тебя не видел, Туся, - говорил Марик с вымученной улыбкой.
   - Три месяца, - уточнила Наташа, мысленно отметив,  что  и  при  жене  он
продолжает называет ее ласковым именем.
   - Ты стала такая взрослая... Как мама, папа? Здоровы?
   - И вполне благополучны. У них все в порядке, спасибо.
   - А Люся? Как у нее дела?
   - Понятия не  имею,  -  Наташа  пожала  плечами.  -  Она  перед  нами  не
отчитывается и ничего нам не рассказывает, ты же знаешь.
   - Да, знаю. А соседи наши как поживают? Нина, Коля?
   - Ну что Коля, - Наташа вздохнула, - Коля в своем репертуаре,  или  сидит
на кухне, курит и заполняет  карточки  "Спортлото",  или  поддает.  Ребенком
совсем не занимается. Полина Михайловна тоже как обычно,  напивается  каждый
вечер и спит. Нина справляется пока, а как  дальше  будет  -  не  знаю.  Она
собирается Иринку в ясли отдавать. Да что ты  спрашиваешь,  Марик,  ты  ведь
всего два месяца здесь не живешь, а что могло измениться за два месяца?  Все
как было, так и осталось.
   Наташа добросовестно отвечала, но видела, что Марику ее ответы совсем  не
интересны, и вопросы свои он  задает  из  вежливости,  чтобы  за  столом  не
повисла тишина. Мысли его витают где-то далеко-далеко, и не  сказать,  чтобы
мысли эти были приятными.
   После субботнего обеда у Бэллы Львовны Наташа  заметно  успокоилась.  Она
вдруг отчетливо и  ясно  осознала,  что  изменить  ничего  нельзя,  что  все
сложилось так, как сложилось, что Марик  сознательно  и  добровольно  сделал
свой выбор, и тот факт, что выбор этот оказался не  в  пользу  Наташи,  надо
просто принять и смириться с ним. И жить дальше.
   С женитьбой Марика и его переездом к жене  в  жизни  Наташи  образовалась
некая пустота, которую она изо всех  сил  заполняла  учебой  и  общественной
работой, а также возней с  маленькой  Иринкой.  Девочка  росла  непослушной,
капризной, любила от души поорать и пореветь, и Наташу по нескольку  раз  за
вечер звали на подмогу, ибо справиться с ребенком удавалось только ей. Марик
и Таня регулярно приходили на субботние обеды к Бэлле Львовне,  и  с  каждым
разом Наташа чувствовала, что боль ее утихает, становится все глуше,  теряет
остроту.  А  к  маю,  когда  началась  интенсивная  подготовка  к  выпускным
экзаменам, она и вовсе перестала убиваться из-за того, что Марик женился. Ну
женился и женился, пусть живет с Танечкой долго и счастливо.
   Двадцать пятого июня, ровно через месяц после того,  как  всей  квартирой
отметили  Иринкин  второй  день  рождения,  Наташа  Казанцева  получила   на
торжественном собрании в  актовом  зале  школы  свой  аттестат  зрелости,  в
котором не было ничего, кроме "пятерок".
   А еще через два дня ей позвонил Марик.
   - Туся, мне надо с тобой встретиться.
   - Так приезжай, я дома, - радостно откликнулась Наташа.
   - Нет, Тусенька, только не дома. Давай встретимся и погуляем.  У  меня  к
тебе серьезный разговор.
   Голова у Наташи закружилась от волнения. Вот оно,  то,  чего  она  втайне
ждала и на что надеялась. Он понял, что поторопился с женитьбой, он не любит
свою Танечку и не хочет жить с ней,  он  не  может  без  Наташи.  И  сейчас,
буквально через сорок минут, он скажет ей об этом.
   К назначенному месту Наташа летела на крыльях, Марик попросил ее прийти в
скверик возле церкви у Никитских ворот. Он уже ждал ее. "Господи,  какой  же
он красивый", - с восторгом думала Наташа, издалека увидев  его,  одетого  в
модные джинсы и черную водолазку.
   - Туся, у меня к тебе два  сообщения  и  две  просьбы,  -  начал  он  без
предисловий, глядя на Наташу запавшими потухшими глазами, в  которых  застыл
страх, смешанный с тоской.
   - Твои просьбы я выполню, чего бы  это  ни  стоило.  А  какие  сообщения?
Хорошие?
   - Не знаю. Тебе решать. О господи, Туся, - внезапно простонал он, -  если
бы ты знала, как мне тяжело.
   Он опустился на скамейку и закрыл лицо  руками.  Наташе  показалось,  что
Марик плачет, и она испуганно обняла его и принялась гладить по волосам.
   - Ну что ты, Марик, не надо, успокойся.
   Он поднял голову и благодарно посмотрел на нее.
   - Ты думаешь, я плачу? Если бы я умел  плакать,  мне  было  бы  легче.  В
общем, Туся, не будем откладывать неприятный разговор. Я уезжаю.
   - Куда? В отпуск?
   - Туся, я уезжаю. Навсегда.
   - В другой город? - догадалась Наташа.
   -  В  другую  страну.  Мы  с  Танечкой  уезжаем  в  Израиль.  У  нее  там
родственники, и нам разрешили выезд для воссоединения семьи.
   У Наташи задрожали ноги, и она машинально оперлась  локтями  на  коленки,
чтобы не было заметно, как ходит ходуном юбка. Да, она знала,  что  еще  год
назад евреям разрешили выезжать  из  СССР,  Инка  много  об  этом  говорила,
рассказывая, как то одни, то другие знакомые их семьи уезжают.  Но  все  это
происходило с людьми, которых Наташа не знала и никогда  не  видела.  И  вот
теперь Марик...
   - А когда ты вернешься? - тупо спросила она.
   - Никогда. Туся, туда дают билет только в один конец.  Я  уеду  и  больше
никогда не вернусь. И никогда больше не увижу маму. И тебя не увижу.
   - Но почему, Марик? Разве тебе здесь плохо?
   - А разве хорошо? Мне не дали поступить в институт,  в  котором  я  хотел
учиться, мне не дали и никогда не дадут  заниматься  тем  делом,  которое  я
люблю. Мне всю жизнь давали понять, что я - еврей, а значит -  неполноценный
и бесправный.
   - Но может быть...
   - Не может, Тусенька. Мы расстанемся навсегда.
   Она вдруг поверила и  поняла,  что  цепляться  за  надежду  бессмысленно.
Надежды нет.
   - Когда? - глухо спросила Наташа.
   - Послезавтра.
   - А как же Бэлла Львовна? Она с вами не поедет?
   - Нет, она отказалась. Не хочет уезжать. И в связи с этим у меня  к  тебе
первая просьба:  не  бросай  ее,  Туся.  Позаботься  о  ней.  Она  пока  еще
относительно молода, ей пятьдесят два,  но  с  возрастом  приходят  болезни,
немощь... Я буду спокоен, если буду знать, что ты рядом с ней. Ты можешь мне
это пообещать?
   - Конечно, Марик. А какая вторая просьба?
   - Погоди.
   Он помолчал какое-то время, потом достал из  кармана  бумажник  и  извлек
маленькую фотографию. На снимке черноволосый черноглазый  ребенок  лет  двух
сидел на деревянной лошадке. Иринка.
   - Ой, когда это снимали? - удивилась Наташа. - И где? У Иринки нет  такой
лошадки.
   - Это не Иринка. Это я.
   - Ты?
   - Да, Туся, это я. Мне было два года, когда мой папа незадолго до  смерти
меня сфотографировал. Мы с Иринкой - одно лицо. Теперь ты понимаешь?
   - Нет.
   Она действительно не понимала. Марик молчал, и через  какое-то  время  до
Наташи стал доходить смысл происходящего.
   - Ты... - неуверенно начала она, - ты хочешь сказать, что Иринка  -  твоя
дочь?
   - Да, именно это я и хочу сказать. И моя вторая просьба касается  Иринки.
Позаботься о ней тоже, на Нину никакой надежды, она  легкомысленная,  выпить
любит. Не бросай мою дочь, я прошу тебя. Моя мама тебе поможет, если  нужно,
она все знает.
   - А Коля как же? Он знает о том, что Иринка не от него?
   - Слава богу, нет. Иринка такая же черненькая, как Ниночка, и все думают,
что она просто похожа на свою маму. Боюсь, что и Нина не знает, от  кого  из
нас двоих она родила. Туся, это  сложно  объяснить,  но...  Нина  собиралась
замуж, ей хотелось ярко провести последние свободные деньки,  а  с  Николаем
она... в общем, она уже была близка с  ним.  Но  ей  хотелось  еще  чего-то,
сильных впечатлений, что ли. Не знаю... Она давно хотела,  чтобы  я  на  ней
женился.
   - Ты? На ней?
   От изумления Наташа даже забыла обо всем остальном.
   - Ну да. Она хотела, чтобы я на ней  женился,  все  время  оказывала  мне
знаки внимания, пыталась соблазнить. Тогда, в августе, все разъехались, моей
мамы не было, вас тоже, Люся не в  счет,  она  из  своей  комнаты  почти  не
выходила. Турпоход наш не состоялся,  я  был  в  Москве.  Вот  тогда  все  и
случилось. Нина сказала, что у меня есть единственный шанс, если  я  на  ней
женюсь, она пошлет к черту своего Николая. Я ответил, что не могу, моя  мама
этот брак не одобрит. Да и ее мама, Полина Михайловна, была бы  против,  она
ведь у нас яростная антисемитка. Не мог же я сказать Ниночке,  что  она  мне
совсем не нравится. То есть она красивая, привлекательная и  все  такое,  но
жить с ней всю жизнь я  не  хотел.  Мы  долго  разговаривали,  а  потом  все
кончилось... сама понимаешь как. На следующий день в нашу квартиру  вселился
Коля. Вот и все.
   - Надо же, - Наташа разгладила на коленях  юбку,  не  зная,  куда  девать
руки, - а я думала, что Ниночка тебе нравится, что ты в нее влюблен.
   - И ревновала? - грустно улыбнулся Марик.
   - А разве было видно?
   - Только слепой не заметил бы. Тусенька, через два дня я  уеду  и  больше
никогда тебя не увижу, поэтому сейчас я отвечу на тот вопрос, который ты мне
когда-то задавала. Помнишь?
   - Помню, - кивнула она, замирая от предчувствия неотвратимо надвигающейся
катастрофы. Вот сейчас он признается наконец, что любил и любит ее, а  через
два дня уедет навсегда. И что потом со всем этим делать? Как жить, зная, что
любимый и любящий тебя человек недосягаем никогда и ни при каких условиях?
   - Ты спросила, есть ли девушка, которую я люблю.
   - Да, я помню.
   - Такая девушка есть. Я и сейчас ее люблю. Это твоя сестра Люся.
   - Люся?!
   - Ты удивлена? Моя мама знала. Больше никто.  Даже  Люся  не  знала.  Она
вообще меня не замечала, ведь я младше нее. А ты так похожа на нее, Туся.  Я
разговаривал с тобой, а видел ее.
   Они еще долго сидели в скверике, то говорили,  то  молчали.  Потом  Марик
проводил  Наташу  до  троллейбусной  остановки,  на  прощанье  обнял  ее   и
поцеловал.
   - Ты будешь самым лучшим моим воспоминанием, я тебя никогда не забуду,  -
дрогнувшим голосом произнес Марик.
   - Я тоже тебя не забуду.
   Она проглотила слезы и поднялась на  ступеньку  троллейбуса.  Обернулась,
поймала взгляд его темных выпуклых глаз.
   - Я тебя люблю. Я давно хотела тебе сказать...
   - Я знаю.
   Лицо его странно дернулось, Марик резко повернулся и пошел прочь.
   Дома Наташа первым делом заглянула к Нине, подошла  к  детской  кроватке,
взяла малышку на руки. Боже мой, да она - вылитый Марик, как же никто  этого
до сих пор не заметил?
   - Я никогда тебя не брошу, - шептала она в крохотное розовое  ушко.  -  Я
всегда буду рядом с тобой, что бы ни случилось.

   * * *

   - Меня хотят убить.
   - С чего ты взял?
   - Знаю.
   - Тебе открыто угрожали?
   - Нет, но...
   - Может быть, тебе показалось? Приснилось?
   - Не делай из меня придурка! Намекаешь на то, что я много пью?
   - И на это тоже.
   - Послушай, я говорю серьезно. Мне стало известно,  что  меня  собираются
убрать. Никто мне не угрожает, они в  открытую  не  действуют,  обстряпывают
свои делишки потихоньку. Ты должен мне помочь.
   - Как?
   - Не мне тебя учить. Ты сам знаешь, как. Я назову тебе имена, а ты уж сам
решай. Я на тебя надеюсь. Если ты не поможешь - никто не поможет. Сделаешь?
   - Конечно. Давай имена.

   КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

   ЧАСТЬ 2

   Игорь, 1972 - 1984.

   - Мама, а папа увидит Никсона? - задал Игорь вопрос,  который  мучил  его
уже второй день.
   В мае 1972 года президент США Ричард Никсон приезжает с визитом в СССР, а
отца Игоря, Виктора Федоровича Мащенко, переводят на работу  в  Москву,  так
что всей семье придется переезжать из Ленинграда. Правда, отец  уезжает  уже
сейчас, в апреле, а Игорь с мамой пока остается, чтобы мальчик мог закончить
учебный год, а уж с сентября он пойдет в четвертый класс  в  новой  школе  в
Москве.
   - Не знаю, сынок. Вряд ли, - рассеянно ответила мама.
   Она была занята тем, что аккуратно складывала в большой  чемодан  рубашки
мужа. Игорь уже сделал уроки и прикидывал, чем бы ему заняться, то ли одному
в кино сходить, то ли зайти за приятелем, живущим в соседнем доме, и позвать
его погулять. Можно вообще никуда не идти, а  помочь  маме  собирать  папины
вещи.  Тоже  интересное  занятие.  Он  достал  из  шкафа  сложенные  стопкой
отцовские шерстяные вещи - два свитера, теплую фуфайку  и  красивую  красную
жилетку.
   - Не нужно, сынок, положи на место, - улыбнулась мама.
   - Почему? - удивился мальчик. - Разве в Москве не бывает холодно?
   - Сейчас папа возьмет с собой только  то,  что  ему  нужно  на  ближайший
месяц. В начале июня мы с тобой приедем и привезем все остальное. Все  равно
нам нужно будет заказывать контейнер для мебели и вещей, зачем  же  папе  на
себе лишнюю тяжесть таскать.
   Он обиженно засопел и стал засовывать вещи на полку. Ну и пожалуйста,  не
хотите помощи - не надо, тогда он в кино пойдет.
   - Мам, дай на кино, - попросил он. - И на мороженое.
   - А уроки?
   - Я уже сделал.
   - Ладно. Значит, не поедешь со мной?
   - Куда? - встрепенулся Игорь.
   - Папу встречать. Я поеду на машине, потому что  папа  должен  забрать  с
работы все свои книги и бумаги.
   - Я с тобой!
   Кататься на машине Игорь любил, но больше всего ему нравилось,  когда  их
красные "Жигули" вела мама, ведь это так необычно  -  женщина  за  рулем,  в
Ленинграде такое нечасто увидишь, все оглядываются, смотрят с  интересом,  а
мама при этом такая красивая и модная, и Игорь так гордится ею! Ему кажется,
что, находясь  рядом  с  такой  необычной  женщиной,  он  и  сам  становится
необычным в глазах окружающих.
   От проспекта Непокоренных, где они живут, до университета путь неблизкий,
и всю дорогу можно посвятить вопросам, на которые  маме  придется  отвечать,
потому что в машине нет телефона, по которому  она  постоянно  с  кем-нибудь
разговаривает.
   - А мы в Москве где будем жить? Возле Кремля?
   - Вряд ли, сынок. Скорее всего, где-нибудь в новостройках.
   - А там метро есть?
   - Ну а как же! В Москве очень красивое метро.
   - Лучше нашего?