думай, что я смирился и буду терпеть рядом с собой  эту  захребетницу.  Я
куплю им маленькую двухкомнатную квартирку на окраине, без телефона,  далеко
от метро, это обойдется тысяч в двадцать долларов.  Четыреста  дней  работы,
чуть больше года, только и всего.  А  если  прибавить  к  этому  те  деньги,
которые она получит от продажи своей квартиры в Челнах, то еще меньше.
   - Вадик, что ты говоришь... - растерянно забормотала Наташа,  огорошенная
его словами. Ее муж будет торговать на рынке!  Морской  офицер  в  четвертом
поколении собирается встать за прилавок и продавать одежду. И только потому,
что она - слишком слабая,  чтобы  сопротивляться  наглости  и  нахрапистости
собственной родной сестры.
   - Натка, - его голос потеплел, пальцы сильнее сжали  ее  кисть,  -  перед
нами стоит задача, иными словами - проблема. Ты согласна?
   - Да, - послушно откликнулась  она,  чувствуя  себя  маленькой  и  глупой
девочкой, которой большой  взрослый  дядя  сейчас  будет  объяснять  простые
истины.
   - Проблему можно проигнорировать, смириться и мучиться. А можно поставить
перед собой цель ее решить. Правильно?
   - Да, - снова кивнула она.
   - Решить данную проблему можно, поскольку неразрешимых проблем не  бывает
в принципе, бывают только решения разной степени сложности  и  приемлемости.
Решение первое: понести огромные моральные  издержки,  пойти  на  скандал  с
твоей родней, добиться через  суд  признания  твоей  матери  недееспособной,
лишив  ее,  таким  образом,  права  на  ходатайство   о   прописке   Людмилы
Александровны и ее дочери  в  эту  квартиру.  Ты  становишься  ответственным
квартиросъемщиком и сестру не прописываешь.  Другими  словами,  захлопываешь
дверь перед ее носом и отправляешь назад в Челны или в любое  другое  место.
Это очень неприятно, это безумно тяжело,  но  это  решит  проблему.  Решение
второе: пойти на финансовые издержки,  пустить  Людмилу  Александровну  сюда
ровно на то  время,  которое  понадобится,  чтобы  мы  с  тобой  совместными
усилиями накопили денег на ее отселение. Я знаю тебя не один день и понимаю,
что на первый вариант ты никогда не пойдешь. Значит, остается второй. Натка,
пойми, моя карьера закончилась, морской офицер капитан первого ранга Воронов
умер, еще месяц - и его больше никогда не будет. У меня остается только  моя
семья. И  я  готов  встать  за  прилавок  и  торговать  шмотками  ради  того
единственного, что у меня осталось в жизни. Ну Натка, милая моя, любимая, ну
что ты плачешь... Не надо, пожалуйста, у меня сердце разрывается, я не  могу
смотреть на твои слезы.
   Она и в самом деле плакала. От благодарности к мужу,  от  того  унижения,
которое он, должно быть, испытывал, и  от  пронзительной  ненависти  к  себе
самой. Это она во всем виновата, только она. Она не  смогла  выстроить  свои
отношения с сестрой так, чтобы та не посмела вести  себя  подобным  образом.
Она, Наташа, больше всего  дорожит  родственными  отношениями,  может  быть,
оттого, что в детстве не все было гладко и  вместо  любимой  старшей  сестры
рядом с ней был пусть и любимый, но все равно чужой сосед  Марик,  а  вместо
мамы, которая должна была бы воспитывать, наставлять, помогать с  уроками  и
вкладывать в детскую головку разумное отношение к  жизни,  а  потом,  спустя
годы, помогать растить малышей, этим занималась тоже любимая, но тоже  чужая
соседка Бэлла Львовна.  Еще  совсем  девчонкой  Наташа  твердо  решила,  что
никогда так не поступит ни с мамой, ни с сестрой. Люся одинока и  несчастна,
ей плохо, ну разве можно не протянуть ей руку, оттолкнуть, захлопнуть  перед
ней дверь? Нет, немыслимо. Но  почему  Вадим  должен  расплачиваться  за  ее
чувства к сестре? Не должен. Однако другого варианта Наташа пока  не  видит.
Разве что бросить работу на телевидении, отдать программу кому-то другому  и
самой встать за прилавок. Но тогда им не на что будет жить.  Ведь  нужно  не
только деньги на квартиру для  Люси  и  Катюши  зарабатывать,  нужно  еще  и
кормить и одевать всех, кто соберется под этой крышей. Пенсии Вадима  хватит
только на продукты для него самого. А всем остальным, вероятно,  придется  с
голоду пухнуть.
   Через месяц, в конце осени, Вадим получил диплом налогового  работника  и
начал муторную процедуру увольнения. Помимо двадцати  окладов,  полагающихся
ему как уволенному  в  связи  с  сокращением  штатов,  ему  причитались  еще
невыплаченные   ранее   пайковые,   а   также   денежная   компенсация    за
неиспользованное обмундирование. Суммы набежали огромные, Вадим умел  носить
форменную одежду на редкость аккуратно и давно уже не получал на  складе  ни
китель с брюками, ни рубашки с галстуками, ни  головные  уборы,  ни  верхнюю
одежду, регулярно брал только  обувь.  А  еще  мелочи  всякие  вроде  погон,
значков, носков, теплого белья, - их он тоже не брал, а ведь их  выписывают,
и они тоже денег стоят. Однако  получить  эти  деньги  оказалось  не  так-то
просто. Бухгалтера в отделениях продовольственного и вещевого снабжения  все
подсчитывали и выписывали бумажки, а финансисты разводили руками и говорили:
   - Денег нет. И когда будут - неизвестно.
   Вадим каждый день звонил, а раз в три дня являлся лично, чтобы  выслушать
один и тот же ответ. Наконец кто-то из сослуживцев дал ему совет:
   - Ты, небось, в дверь стучишь, прежде чем войти к начфину?  Дурак.  Дверь
надо ногой открывать.
   - В смысле - вести себя по-хамски? - уточнил Вадим. - Я так не умею.
   - При чем тут хамство? Ты открываешь дверь ногой просто потому, что  тебе
нечем постучать, у тебя руки заняты. Дошло?
   Верить в это не хотелось, но пришлось. Заняв  руки  подношениями  в  виде
дорогого спиртного, Вадим ввалился к финансисту, и дело сдвинулось.  Но  все
равно не так, как он предполагал. Ему ясно дали понять, что  если  он  хочет
получить полагающиеся ему денежные суммы, то должен рассчитывать  только  на
пятьдесят процентов от них. Иначе денег для него  по-прежнему  не  будет  до
второго пришествия. Вот  такой  простой  выбор:  или  половину,  или  вообще
ничего. Он согласился на половину.
   Полностью рассчитавшись с Министерством обороны, Вадим окончательно встал
за прилавок. За тот месяц, пока он еще учился и работал на рынке  только  по
выходным,  финансовая  ситуация  стала   более   ясной.   В   удачный   день
действительно можно было заработать девяносто-сто долларов, но  в  неудачный
не продавалась ни одна вещь, и Вадим, получавший заранее оговоренную сумму с
каждого  проданного   костюма,   пиджака   или   куртки,   не   зарабатывал,
соответственно, ничего, за исключением трех долларов, которые хозяин в  лице
бывшего сослуживца Юрия платил в любом случае  за  выход  на  работу.  Таким
образом, перспективы скорой покупки квартиры для сестры Люси  выглядела  уже
не такой радужной, но и не безнадежной.
   Вадим, склонный к основательности и  методичности  во  всем,  чем  бы  ни
занимался, начал вести детальный учет проданных вещей  по  размерам,  цвету,
фасону, по дням недели, декадам и месяцам.
   - Я хочу, чтобы на моем прилавке лежало не то, что мне выдаст  хозяин,  а
то, что будет пользоваться сегодня спросом  у  покупателей,  -  объяснял  он
Наташе по вечерам, аккуратно заполняя собственноручно разработанные  таблицы
и схемы. - Какой смысл стоять за прилавком, если на нем  лежит  то,  что  не
пользуется спросом? Москвичи приходят  на  рынок  в  свой  выходной  день  и
покупают одно, а приезжие приходят тогда, когда бывают в Москве, чаще  всего
это будние дни, и покупают они совсем другое. Я должен уловить эту  разницу,
чтобы каждый день на моем прилавке  лежало  то,  что  именно  сегодня  будет
востребовано.
   Наташа с уважением и трепетом относилась к его  стараниям,  но  результат
пока что был невыразительным: за полтора месяца  ежедневной,  без  выходных,
торговли Вадиму удалось заработать восемьсот долларов. В масштабах  зарплаты
государственного  служащего  это  были  огромные  деньги,  но  в   масштабах
двухкомнатной квартиры, даже плохонькой и маленькой, - каплей в море.
   -  Что  слышно  от  Людмилы  Александровны?  Когда  она   соизволит   нас
осчастливить?
   - Она заканчивает оформление продажи квартиры, - объяснила  Наташа.  -  Я
сегодня с ней разговаривала, скорее всего, недели через две они приедут.
   - Какое счастье! - скептически фыркнул Вадим, но, увидев ее  изменившееся
лицо, тут же сменил тон. - Натка, не обращай внимания, это я так шучу. Мы  с
тобой все решили и приступили к выполнению, так что долой эмоции.
   Чем ближе подступало неизбежное событие, тем страшнее становилось Наташе.
Ей не хотелось делиться своим настроением с  мужем,  он  и  без  того  не  в
восторге от предстоящего уплотнения, и Наташа все чаще  и  чаще  заходила  к
Бэлле Львовне специально для того, чтобы, как она выражалась,  "выговориться
по проблеме".
   - Бэллочка Львовна, я просто разум теряю от ужаса, - говорила она.  -  Ну
как это так? Мама будет жить у вас, Катюша - с мальчиками. Не по-человечески
это. Но если я поселю маму в нашей с  Вадимом  комнате,  он  взбеленится.  У
него... потребность... ну, в общем, вы понимаете,  о  чем  я...  потребность
очень высокая, он без  этого  не  желает  обходиться,  а  как  же  мы  будем
заниматься любовью, если мама будет рядом спать?
   - Золотая моя, в том, что твоя мама будет жить со мной,  как  раз  ничего
страшного нет. Две старушки  -  мы  всегда  найдем  чем  заняться  и  о  чем
поговорить. Болячки обсудим, телевизор посмотрим, почитаем друг другу вслух.
Знаешь, в старину была прелестная традиция - домашние чтения. Вот  мы  ее  и
возобновим. А вот то, что  с  твоими  мальчиками  будет  жить  девочка,  это
непорядок. Они хоть и двоюродные, но по сути совершенно чужие друг другу,  с
тех пор, как мы похоронили твоего папу, Люся ни разу не приезжала в Москву и
не привозила сюда свою дочку. А ведь ей уже пятнадцать лет. Ни в коем случае
нельзя допускать, чтобы она жила в одной комнате с твоими сыновьями.
   - А где же ей жить?
   - Пусть живет вместе со своей матерью  в  Ирочкиной  комнате.  Это  будет
справедливо.
   - Да ну что вы, Бэллочка Львовна, - отмахивалась Наташа, - Люся ни за что
не согласится, она хочет иметь отдельную комнату и жить одна. Она, наверное,
возьмется сочинять что-нибудь бессмертное и не захочет, чтобы ей мешали.
   - Ты должна проявить твердость, - настойчиво повторяла Бэлла  Львовна.  -
Один раз в жизни ты можешь отстоять свою позицию в отношениях с сестрой  или
нет? Она не  имеет  права  распоряжаться  жизнью  твоих  сыновей.  Это  твои
сыновья, Наташенька, золотая моя, и кто же защитит их интересы, если не  ты,
мать? Кроме того, есть и интересы этой девушки, Катюши. Пятнадцать лет - это
вполне солидный возраст, она уже не ребенок, не девчонка, и каково ей  будет
жить в одном помещении с двумя мальчиками четырнадцати и тринадцати лет?  Об
этом должна была бы побеспокоиться ее собственная мать, но твоя сестра, судя
по всему, умеет беспокоиться только о себе самой.
   - Ой, Бэлла Львовна, - Наташа вздыхала и хваталась за голову, - и  что  я
ей скажу? Как я объясню это Люсе, если она сама не понимает?
   - А ты ничего не объясняй,  золотая  моя,  ты  просто  поставь  ее  перед
фактом, - советовала соседка. - Открой дверь  в  Ирочкину  комнату  и  скажи
спокойно и приветливо: "А вот здесь, Катюша, будете жить вы с  мамой.  Здесь
как раз два спальных места. Надеюсь, вам здесь будет  удобно."  И  посмотри,
что в ответ на это сделает твоя дражайшая сестрица.
   - Что сделает, что сделает. Скандал закатит,  как  тогда,  когда  мама  с
папой хотели, чтобы мы с ней вместе переехали в комнату Брагиных.
   - А это мы еще посмотрим, - загадочно усмехалась Бэлла Львовна. - Теперь,
золотая моя, расклад сил совсем другой. Тогда  ты  была  маленькой  и  права
слова была лишена, зато была мама,  которая  всегда  и  во  всем  стояла  на
стороне Люси. Сегодня же,  заметь  себе,  твоя  мама  слишком  стара,  чтобы
вступать в открытые конфликты с людьми, на иждивении которых она  собирается
жить. Она больше не боец в Люсиной армии. Ты стала взрослой  и  жесткой,  ты
только вспомни, как ты отшила ее с  ее  гениальными  романами,  которые  она
хотела навязать тебе для сценариев. С тех пор прошло десять лет, а  я  очень
хорошо помню эту историю. И последнее по счету, но не по  степени  важности:
теперь рядом с тобой стоит Вадим. А уж ему-то палец в рот  не  клади,  Марик
мне рассказывал, как твой муж его отчитывал на кухне.
   - Неужели рассказывал? - ахнула Наташа.
   Боже мой, ей-то казалось, что Вадим оскорбил Марика до глубины души и что
Марик никогда ни с кем не поделится деталями этого  разговора.  Ведь  и  сам
Вадим ни словом ей  не  обмолвился,  а  Наташа  так  и  не  призналась,  что
подслушивала. Сама тема казалась ей  постыдной  и  горькой,  предназначенной
только для ушей тех, кто обсуждал ее тогда на кухне поздним вечером. Она  не
могла себе представить, как это Марик  придет  к  Бэлле  Львовне  и  скажет:
"Знаешь, мама, сосед отчитал меня за то, что  я  тебя  бросил  в  Москве  на
иждивении чужих людей." А  оказывается,  Марик  смог  поделиться  этим.  Он,
наверное, совсем другой, не такой, как Наташа, он мыслит иначе, и  чувствует
иначе. То, что ей  представляется  стыдным  и  оскорбительным,  для  него  -
нормально и совсем даже не обидно.
   Когда стала известна дата приезда матери, сестры и племянницы, Наташа  по
нескольку  раз  в  день  подходила  к  двери  пустующей  Ирочкиной  комнаты,
открывала и сперва мысленно, а потом громким шепотом произносила:
   - А вот здесь, Катюша, будете жить вы с мамой. Здесь как раз два спальных
места, письменный стол и обеденный. Надеюсь, вам здесь будет удобно.
   Первые несколько раз язык слушался плохо. Она не могла выдавить  из  себя
слова, которые, как ей мнилось, вызовут целую  бурю  негодования,  истерику,
слезы. Но с каждой попыткой дело шло все легче и легче.
   И вот наконец настал тот день, когда Вадим на машине привез новых  членов
семьи с вокзала. Боже мой, как постарела мама! После  отъезда  в  1984  году
Галина Васильевна несколько раз приезжала в Москву повидать дочь  и  внуков,
гостила три-четыре дня и снова возвращалась в Набережные Челны.
   - Надо ехать, - говорила она в ответ на уговоры Наташи  остаться  еще  на
несколько дней, - Люсенька там без меня не справляется, у нее столько забот!
   Тогда Галина Васильевна, несмотря  на  преклонные  года,  была  бодрой  и
полной сил. А теперь ей уже восемьдесят, она с трудом  передвигается,  плохо
видит и очень плохо слышит.
   Маму сразу же увела к себе Бэлла Львовна под предлогом  того,  что  нужно
переодеться с дороги и разложить вещи. "Твой  выход,  Наталья  Воронова!"  -
скомандовала себе Наташа и распахнула дверь в  комнату,  где  когда-то  жили
Маликовы.
   - А вот здесь, Катюша, будете жить вы с мамой. Здесь как раз два спальных
места, письменный стол и обеденный.  Надеюсь,  вам  здесь  будет  удобно,  -
произнесла она звонко, уверенно и без запинки.
   Ответом ей был полный ненависти и презрения взгляд  сестры,  которым  она
окинула сначала Наташу, потом ее мужа. Но никакого скандала не  последовало.
Мудрая Бэллочка и в этот раз оказалась права.  Изолировать  маму,  поставить
рядом Вадима, придать голосу твердости - и на Люсю можно найти управу.

   Игорь

   Жора Грек всегда был энергичным и  оборотистым,  еще  когда  в  студентах
ходил. Учился не бог весть как, зато все успевал - и дружить,  и  любить,  и
гулять,  и  веселиться,  и  даже  подфарцовывал,  зарабатывая  на  карманные
расходы. Поэтому Игорь ничуть  не  удивился,  когда  из  их  университетской
компании именно  Жорка  первым  встал  на  путь  интенсивного  зарабатывания
хрустящей зеленой валюты. К весне 1995 года  он  стал  руководителем  службы
безопасности  одного  московского  банка,  возглавляемого  его  сородичем  -
греком, предки которого некогда  перебрались  в  Москву  из  Сухуми.  Банкир
гордился своим эллинским происхождением и с удовольствием принимал на работу
обрусевших выходцев из страны Гомера и Платона. И Георгий Попандопуло, юрист
по образованию, имевший  пусть  и  небольшой,  но  все-таки  опыт  работы  в
правоохранительных  органах,  без  труда  смог  занять  в  этой   финансовой
организации вполне достойное место. Платил банкир за  безопасность  банка  и
свою собственную щедро, и уже к концу лета, всего  через  несколько  месяцев
работы,  Жора  построил  за  городом  славненький  коттеджик   и   обзавелся
престижной модификацией  "мерседеса"  класса  "S".  Он  так  и  не  женился,
предпочитая  проводить  время  в  обществе  дивной  красоты   и   прозрачной
худощавости моделей, которых на время страстного ухаживания селил сначала  в
своей квартире, потом в своем  коттедже,  а  по  окончании  периода  острого
взаимного интереса вывозил вместе с вещами по их московскому адресу.  Модели
не возражали против такого развития событий, впрочем, мудрый Грек и  выбирал
себе в подружки именно таких девушек, которые возражать не  станут.  Глаз  у
него был наметанным, и он ни разу не ошибся и не поселил в  своем  доме  ту,
которая начала бы вить в нем семейное гнездо и настаивать  на  расширении  и
юридическом оформлении своих полномочий.
   Примерно раз  в  три-четыре  месяца  он  исправно  обзванивал  друзей  по
совместной учебе в Томске и приглашал к себе в гости, сначала  в  московскую
квартиру, а теперь уже и в загородный дом, где  наличествовала  в  отдельной
пристройке баня. Кроме Игоря на эти  встречи  обязательно  являлись  Вася  с
Леной. Светлану с мужем Грек пригласил всего два раза,  но  они  не  пришли,
сославшись на какие-то обстоятельства, и больше Жора их своим  вниманием  не
одаривал.
   - А  ну  их,  -  беспечно  говорил  он  друзьям,  -  Светка  будет  Игоря
раздражать, он ее - тоже, а ее благоверного мы и вовсе не знали, он на нашем
курсе не учился. Без них спокойнее.
   Игорь был полностью согласен, видеть Светлану ему совсем не хотелось,  да
и к тому, кого она в итоге предпочла, он ни малейшего интереса не испытывал.
Сам он, когда был женат на Вере,  приходил  к  Жоре  с  женой,  потом  -  по
настроению, то с очередной подругой, то один. После  женитьбы  на  Ирине  он
попытался было без предварительных обсуждений взять ее с собой к  Греку,  но
Ира неожиданно засопротивлялась:
   - Игоречек, я не уверена, что это удобно. Это твои старые университетские
друзья, у вас есть о чем поговорить, что вспомнить. Я буду в  этой  компании
лишней, стану вас стеснять. Зачем тебе это?
   - Во-первых, Жорка не женат и  на  наших  встречах  роль  хозяйки  всегда
выполняет какая-нибудь его подружка, и никогда никого  это  не  стесняло.  А
во-вторых, я хочу познакомить тебя с моими друзьями.
   Он не кривил душой,  ну  разве  что  чуть-чуть...  Ирка  -  по-настоящему
красивая молодая женщина, стильная, эффектная, к тому  же  будущая  актриса,
такую не стыдно представить друзьям, особенно после истории со  Светланой  и
неудачной женитьбы на серенькой провинциалке Верочке. Такая жена, как  Ирка,
будет в глазах друзей символом  его  состоятельности  в  личной  и  семейной
жизни. С другой стороны, Игорь хотел показать ей ребят. Жорка - почти богач,
с  собственным  домом  и  шикарным  "мерседесом".  Василий  -   адвокат,   в
университете он проходил специализацию на одной кафедре с Игорем, углубленно
изучал  уголовный  процесс,  сразу  после  получения  диплома  прорвался   в
адвокатуру, последние  пять  лет  занимается  частной  практикой  в  крупной
юридической фирме. Его конек - сделки с  недвижимостью.  Выступает  в  суде,
добиваясь  возвращения  истцам  незаконно  отнятой  у  них  жилплощади.  Или
наоборот, доказывает, что  новый  владелец  приобрел  квартиру  или  дом  на
законных  основаниях.  Как  только  рынок  жилья  стал  свободным,   Василий
мгновенно учуял перспективу и занялся  тем,  что  должно  было  приносить  с
каждым годом все больший и больший доход. И не ошиб