. Вчера она допоздна работала над текстом новой программы, понимала,
что давно пора спать, но остановиться не могла. Текст за ночь  вылежался,  и
теперь надо бы просмотреть его свежим глазом, пока не навалились  ежедневные
хлопоты и внимание не рассеялось.
   Наташа вскипятила чайник и решила выпить кофе прямо на кухне. Все спят, и
мальчики, и Иринка, и Бэлла Львовна, никто ей не помешает, а на кухне теперь
так хорошо стало! Сделали ремонт, сменили  всю  старую  мебель,  и  свою,  и
соседскую, даже плиту новую поставили. Не коммунальная кухня, а загляденье!
   Она принесла из комнаты папку с написанным  накануне  текстом.  Чтобы  не
тревожить уснувшего Вадима, Наташа не стала пользоваться  пишущей  машинкой,
писала от руки. Прихлебывая горячий кофе, она внимательно читала, и с каждой
строчкой в ней крепло убеждение, что это не то. Не то и не так. А как нужно?
Ей хотелось сделать публицистическую программу  о  национальном  вопросе,  в
частности, об обществе "Память", о  Баркашове  и  его  Русском  национальном
единстве, Наташе казалось, что ей есть, что  сказать  по  этому  поводу,  но
теперь,  перечитывая  написанные  вчера  страницы,  все  сказанное  казалось
блеклым, неубедительным и размытым. Нет, это совсем  не  годится.  Надо  все
переделывать с самого начала. Нужен стержень, на который будут  нанизываться
авторские слова, журналистские вопросы к интервьюируемым, зрительные  образы
и их цветовое решение.
   Скрипнула дверь,  к  кухне  приближаются  шаркающие  шаги,  и  появляется
полусонная Иринка в  ночной  рубашке,  растрепанная,  с  припухшими  от  сна
глазами и губами. Что-то рано она сегодня.
   - Ты  чего?  -  встревоженно  спросила  Наташа.  -  Еще  только  половина
седьмого.
   - Таблетки забыла с вечера в  комнату  взять,  -  пояснила  девушка.  Она
достала  из  навесного  шкафчика  пузатые  пластиковые  баночки  с  пилюлями
"Гербалайф", налила в стакан воду из-под крана. Отсыпала в ладонь две пилюли
из одной баночки и запила их водой. Пилюли из  другой  баночки  положила  на
тарелку, туда же поставила заново наполненный стакан.
   - Я скоро лопну, - жалобно произнесла Ирина, - в жизни  столько  воды  не
пила. Сначала одни таблетки со стаканом воды, через полчаса другие,  и  тоже
со стаканом воды, а еще через  полчаса  коктейль.  Итак  три  раза  в  день.
Умереть можно.
   Она собралась было возвращаться к себе, но передумала, поставила  тарелку
с таблетками и водой на стол и плюхнулась на табуретку рядом с Наташей.
   - Брось, - с улыбкой посоветовала Наташа, - зачем так себя изводить?  Еще
неизвестно, будет ли результат, а мучения - они уже  сейчас  во  всей  красе
присутствуют.
   - Ну да, брось! Как это я брошу? Мне обещали, что через месяц  я  похудею
на восемь килограммов. Ты же знаешь, чего я  только  не  делала,  чтобы  вес
сбросить, ничего не помогает.
   - А "Гербалайф" твой, думаешь, поможет? - Наташа  не  скрывала  скепсиса,
она с детства была убеждена в том, что  похудеть  можно  только  при  помощи
физических нагрузок и отказа от сладкого. Физические нагрузки у  Ирины  были
немалые, одни занятия сценическим движением чего стоят, и  от  сладкого  она
больше года назад отказалась,  а  толку  никакого,  в  вещи  сорок  восьмого
размера она так и влезла. И по мнению  Наташи,  это  означало  только  одно:
такая у нее конституция, генотип такой, организму в этом весе комфортно и он
даже под угрозой смерти не отдаст ни одного килограмма на потребу  моде.  Но
Ира эту точку зрения не разделяла и мужественно бросалась попеременно  то  в
одну  диетологическую  авантюру,  то  в  другую.  То  варила  себе  какие-то
специальные  супчики,  якобы  сжигающие  жир,  то  сидела  на  двухнедельной
"японской" диете без соли и сахара, то переходила на монопитание  и  ела  по
три раза в день либо только творог,  либо  только  мясо,  либо  только  рис.
Сбрасывала она каждый раз два-три килограмма, и уже  через  две  недели  эти
насильственно выкинутые из тела килограммы снова возвращались и прилипали  к
фигуре намертво. Теперь вот новомодное  американское  средство  для  очистки
организма и похудения под названием "Гербалайф".  Стоит  сумасшедших  денег,
месячный курс - сто двадцать долларов. Ирка пьет эти разноцветные пилюльки и
сладко пахнущие коктейли уже две недели, и Наташа слабо верила в то, что еще
через две недели ее соседка похудеет на восемь килограммов, то есть  на  два
размера. Однако Ира верила и продолжала вливать в себя бесчисленные  стаканы
с водой.
   - Уверена, что поможет, - с горячностью произнесла она и тут  же  жалобно
добавила: - Натулечка, ты меня не расхолаживай, а то у  меня  силы  воли  не
хватит.
   - Иди спать, - засмеялась Наташа, - это не я тебя расхолаживаю, а ты меня
своим сонным видом. Мне нужно поработать.
   - Да ладно, я уже проснулась, - Ира сладко  зевнула,  потянулась.  -  Все
равно мне с тобой поговорить надо. Натулечка, я замуж выхожу.
   - Да ну? - подняла брови Наташа. - Опять? За кого на этот раз?
   - За Игоря Мащенко.
   - Ты с ума сошла!
   - Почему же? И вообще, чему ты так удивляешься? Ты же знаешь, что я с ним
встречаюсь уже год. Вполне естественное развитие событий.
   - Ирка, что ты говоришь? Ты же его не любишь. Как же можно выходить замуж
без любви?
   - Ой, до чего ты правильная - прямо  противно,  -  Ира  смешно  наморщила
носик и скорчила Наташе рожицу. - Тебя послушать, так весь мир  должен  быть
устроен по принципу: если любишь - женись, если не любишь  -  не  женись.  А
сколько на свете людей, которые любят друг друга  и  не  женятся  по  разным
причинам? Миллионы! Поэтому остальные миллионы имеют полное  право  жениться
без любви. Тогда все справедливо.
   - Но это нечестно, - запротестовала Наташа,  -  это  же  обман.  Человек,
который на тебе женится, сам тебя любит и надеется,  что  ты  отвечаешь  ему
взаимностью.
   - Да перестань ты! Какая взаимность? Думаешь, Игорь меня без  ума  любит,
что ли? Ничего подобного. Я все прекрасно понимаю,  ему  нужно  жениться  на
ком-нибудь, чтобы бабы не рассматривали его как потенциального жениха  и  не
вешались ему на  шею.  Он  нормальный  взрослый  мужик,  у  него  есть  свои
физиологические  потребности,  но  если  он   будет   их   удовлетворять   с
посторонними женщинами, то будет постоянно влипать во всякие там  отношения,
которые придется потом нудно выяснять и болезненно  разрывать.  Лучше  пусть
будет для этого дела жена, приличная и необременительная,  которая  нравится
его мамочке и папочке. И ему самому,  кстати,  тоже.  А  любить  наш  Игорек
вообще не умеет, понимаешь? В принципе не  умеет.  Ему  эта  способность  от
природы не дана. Он может увлечься, влюбиться, но на короткое время. А потом
- все. Полный пшик.
   - Ну хорошо, а ты? Зачем тебе это замужество?  Ты  что,  тоже  любить  не
умеешь?
   - Интересно ты рассуждаешь! - фыркнула Ирина. - А как  же  я,  по-твоему,
буду отслеживать ситуацию? Если я откажусь выйти за него  замуж,  он  найдет
кого-нибудь другого, и мне тогда дорога в их дом будет закрыта.
   - Ирочка, дорогая моя, это не аргумент. Я очень виновата перед  тобой,  я
втравила тебя в эту историю, я согласилась на то, чтобы ты  познакомилась  с
Игорем, а через него - с Виктором Федоровичем,  потому  что  была  напугана,
была  парализована  страхом.  У  меня,  наверное,  мозги  отказали,  если  я
согласилась на  такое.  Но  прошел  год,  и  ничего  не  случилось,  никакой
катастрофы.  Может  быть,  я  сильно  преувеличила  опасность,  ты  же  сама
говоришь, что за весь этот год Виктор Федорович ни разу  не  упомянул  моего
имени и вообще проблему сотрудничества людей  с  КГБ  ни  в  каком  виде  не
обсуждал. Если тебе нравится Игорь - пожалуйста, встречайся  с  ним,  спи  с
ними, живи. Но если ты делаешь  это  только  ради  меня,  то  не  нужно.  Ты
собираешься принести себя в жертву, но это искалечит всю твою жизнь.  Ты  же
сама мне потом этого не простишь.
   Ира вскочила с табуретки, опустилась перед Наташей  на  колени,  положила
голову на ее бедро, как преданная собака.
   - Натулечка, после всего, что ты для  меня  сделала,  никакие  жертвы  не
будут слишком большими. Мне ничего для тебя не жалко, жизни своей не  жалко,
только бы тебе было хорошо. Ты пойми, тебе, может быть, это все и не  нужно,
но это МНЕ нужно. Понимаешь? МНЕ. Я должна  чувствовать,  что  искупаю  свой
грех перед тобой, иначе я не смогу жить спокойно. Я - преступница,  и  я  не
успокоюсь, пока не почувствую себя достаточно наказанной.  А  ты  все  время
хочешь мне помешать. Неужели тебе меня не жалко?
   Опять она заговорила о Ксюше. Это случалось  нечасто,  но  Наташа  твердо
знала, что Ира все помнит, помнит каждый день, каждый час, винит себя  и  не
знает, что ей делать  с  этим  чувством  страшной  вины.  Наташа  давно  уже
научилась не плакать, вспоминая свою маленькую дочь, но  до  сих  пор  слезы
наворачивались на ее глаза каждый раз, когда Ира заговаривала о своей вине и
своем грехе.
   - Жалко, - проглотив слезы, сказала она. - Мне тебя очень жалко.  Поэтому
я и не хочу, чтобы ты выходила замуж  по  такому  подлому  расчету.  Ирочка,
девочка моя, ты потом раскаешься в этом и будешь винить во всем меня. И мы с
тобой попадем в замкнутый круг взаимных обвинений, из которого  уже  никогда
не выберемся. Мы будем до самой смерти жить в аду. Ты этого хочешь?
   Ира резко поднялась с колен, посмотрела на висящие на стене часы, бросила
в рот очередные таблетки и залпом выпила стакан воды.
   - Запомни, Натулечка, я никогда и  ни  в  чем  не  буду  тебя  винить.  И
осуждать ни за что не буду. Хуже и страшнее того,  что  я  сделала,  сделать
невозможно. Что бы ты ни делала, ни один твой поступок этого не перевесит. И
вообще, чего ты сидишь? Уже семь часов, пора мальчишек поднимать.  Давай,  я
завтрак приготовлю, мне все равно еще полчаса до коктейля ждать.
   Наташа сложила бумаги в папку и отправилась в комнату к сыновьям.  И  как
обычно,  прежде  чем  их  будить,  несколько  секунд   разглядывала   спящих
мальчиков. Сашка уже совсем большой, ему тринадцать, голос  начал  ломаться,
над верхней губой пушок виднеется, с  каждым  месяцем  все  более  заметный.
Густые темнорусые вихры закрывают лоб и уши. В прежние времена, когда Наташа
училась в школе, с такой  прической  без  разговоров  выгоняли  с  уроков  и
отправляли в парикмахерскую,  а  теперь  полная  свобода,  никто  никого  не
заставляет стричься, волосы можно носить любой длины,  даже  школьную  форму
отменили. Хорошо это или плохо? Для ее сыновей, наверное, нормально, но ведь
не у каждого ребенка в семье такой достаток, как у Вороновых,  а  дети  есть
дети, они хотят быть не хуже других и страшно комплексуют из-за того, что  у
них нет таких модных вещей, как  у  их  одноклассников.  В  форме  все  были
одинаковыми, благосостояние семьи на внешнем виде школьников практически  не
сказывалось, по крайней мере во время уроков. С другой стороны, одинаковость
- это путь к потере индивидуальности. И неизвестно  еще,  что  хуже.  Можно,
кстати, на эту тему передачу сделать, не только о  школьниках,  а  вообще  о
проблемах равенства и различий. Любопытно получится...
   Алешка - совсем другой, совершенно на брата не похожий, темно-рыжий,  как
Наташа в детстве, коротко стриженый. Он и спит по-другому, не так, как Саша.
Старший даже во сне, кажется, куда-то бежит, торопится,  боится  не  успеть,
широкие брови напряженно сдвинуты,  губы  сжаты,  а  младший  уходит  в  сон
глубоко и основательно, как и все,  что  он  делает,  поэтому  и  сны  видит
сладкие и приятные, вон какая улыбка на лице! Зато просыпается Алеша легко и
быстро, с хорошим настроением, выспавшийся и отдохнувший, а Сашу  приходится
подолгу будить, вытаскивая из очередной погони или  смертельной  схватки,  и
потом еще следить, чтобы не отвернулся к стенке и не заснул снова. Наверное,
напрасно Вадим купил видеомагнитофон, Сашка слишком увлекается боевиками.
   Когда сыновья были совсем крошечными, Наташа видела их одинаково, оба они
были для нее атласно-розовыми, как мягкая пуховая подушечка, в  которую  так
приятно уткнуться лицом. Потом в мысленном образе старшего  сына,  Сашеньки,
стали появляться желто-красные пламенные оттенки, с которыми ассоциировались
подвижность и энергичность, часто чреватые травмами и опасностью. Алешин  же
розовый цвет постепенно темнел и превращался в терракотовый - цвет кирпичей,
из  которых  строят  уютные  и  надежные  дома.  Теперь  же  непоседливый  и
неутомимый Сашка прочно связывался у Наташи с бело-голубыми красками, именно
таким она представляла себе электрический ток еще  в  школе,  когда  изучала
физику. А спокойный и даже немного медлительный  Алеша  приобрел  устойчивый
темно-синий цвет, цвет покоя и надежности, точно такой же, в  какой  до  сих
пор для Наташи была окрашена комната Бэллы Львовны. Такие разные мальчики...
И при всей своей несхожести они очень привязаны друг к  другу,  несмотря  на
то, что учатся в разных классах. У них даже друзья общие, но это уже заслуга
Вадима, это он настоял, чтобы сыновей отдали в спортивную секцию,  ведь  там
ребят разбивают на группы не по возрасту, а по умению, и если ты ничего пока
не умеешь, если ты начинающий, то будешь тренироваться вместе  с  теми,  кто
пришел одновременно с тобой независимо от  того,  сколько  тебе  лет,  семь,
восемь или десять. Саша и Алеша уже второй год ходили в бассейн,  занимались
плаваньем и обзавелись  общей  компанией,  в  которую  входили  мальчики  от
двенадцати до пятнадцати лет.
   Господи, да что же она стоит!  Уже  десять  минут  восьмого,  а  она  тут
мечтает неизвестно о чем...
   - Ребята, подъем, -  громко  сказала  она,  подходя  к  Сашиной  постели.
Старшего придется потормошить, а младший  и  сам  встанет,  у  него  чувства
ответственности на десятерых хватит, никогда в школу не опоздает. - Давайте,
давайте, поднимайтесь, умывайтесь, сейчас Ира завтрак принесет.
   Слова  оказали  магическое  действие,  но  на  это,  собственно,  и  было
рассчитано.  Сашка  все  время  хотел  есть,  возраст  такой,  наверное,   и
перспективой даже малейшей гастрономической радости его можно было  выманить
и из комнаты, где он смотрел  очередной  боевик,  и  из  сна.  Алеша  к  еде
относился  спокойно,  зато  ужасно  стеснялся  выползать  из-под  одеяла   в
присутствии Иры. В отличие от брата, спал он  голым,  без  пижамы,  но  если
присутствие матери переносил абсолютно спокойно и даже позволял ей мыть себя
под душем, то Ира, равно как и все другие  женщины  на  свете,  его  страшно
смущала.
   Через две минуты оба мальчика в трусиках и маечках чистили зубы в ванной,
а Ира расставляла на столе чашки с чаем и тарелки с горячими бутербродами.
   Утро шло строго по графику, в восемь часов ушла на  занятия  в  институте
Ира, в восемь пятнадцать - мальчишки помчались в школу,  в  восемь  тридцать
Наташа вышла из дому и поехала на Шаболовку, в старый телецентр, где  у  нее
были назначены две встречи. Ее немного беспокоило, что к моменту  ухода  она
так и не увидела Бэллу Львовну. Может быть, соседка  плохо  себя  чувствует?
Обычно Бэллочка встает около восьми, а сегодня что-то заспалась. Надо  будет
позвонить ей сразу же, как только Наташа доедет до телецентра.
   Но позвонила она не сразу. Через три минуты после того, как она  вошла  в
здание, на нее обрушилась новость:
   - Ты слышала, какой у нас скандал? - возбужденно зашептала ее знакомая  -
администратор  одной  из  популярных  программ.   -   Синягина   снимают   с
информационных выпусков.
   - А что случилось? - удивилась Наташа.
   Синягин был одним из  самых  "продвинутых"  ведущих  ежедневной  вечерней
информационной программы, его оценки событий были неожиданными и  глубокими,
а комментарии - мягко-ироничными и  внешне  вполне  лояльными,  но  за  этой
лояльностью многие угадывали скрытое ехидство. Его любили в  народе,  и  эту
информационную программу по вечерам смотрела без преувеличения  вся  страна.
Что же могло случиться такого, чтобы звезду телеэкрана Синягина отлучили  от
эфира? Неужели сам Президент или кто-то из его окружения остался недоволен и
оказал давление на руководство канала?
   - Оказывается, Синягин когда-то сотрудничал с  комитетом,  -  трагическим
шепотом поведала администратор. - Ты представляешь? Какая  гадость!  Как  он
мог? Теперь ему руки никто не подает.
   - Глупости это, - громко и резко сказала Наташа. - С чего вы  это  взяли?
Кто-то брякнул, а вы и поверили. Неужели ты не понимаешь, что Синягин просто
раздражает кого-то из высшего руководства, вот вам и слили эту  дезу,  чтобы
вы своими руками его убрали. Вы же такие демократы, что дальше некуда, вы  в
своих  рядах  доносчиков  не  потерпите.  Вот  они  вашим  демократизмом   и
воспользовались. А вы идете у них на поводу, как послушные  ослы.  Проверить
эту информацию невозможно, а поверить в  нее  очень  хочется,  да?  Жареного
захотелось, на постном пайке долго сидите? Стыдно.
   Она не  стала  дожидаться  ответа  и  быстро  пошла  дальше  по  длинному
коридору, чувствуя, как  пылают  щеки.  Она  сказала  то,  что  должна  была
сказать, но сама в своих словах была далеко не  уверена.  Конечно,  Синягина
убрали, он стал неугоден в верхах, и для этого разыграли самую актуальную на
сегодняшний день карту  -  сотрудничество  с  КГБ.  Прошлогодний  скандал  с
Прунскене вызвал настоящий  ажиотаж,  и  тема  негласного  сотрудничества  с
силовыми ведомствами постоянно с тех пор возникала то тут, то там. Но до сих
пор, насколько Наташе было известно, этим ключом не пользовались  для  того,
чтобы открыть дверь кадровых перестановок. Возмущались, негодовали, пламенно
обличали и людей, служивших системе, и саму систему, но  без  оргвыводов.  И
вот оно, начало. Был Синягин в действительности  агентом  КГБ  или  не  был,
никакого значения для Наташи не имело. Важно одно: метод  опробовали.  Потом
его начнут применять. К кому? Кто будет следующим?
   Обе назначенные встречи Наташа провела крайне неудачно, ни один вопрос не
решила и ничего не добилась. Она вообще не очень  хорошо  понимала,  что  ей
говорят, мысли все время перескакивали с Синягина на  Ирину  и  обратно.  Не
рано ли она успокоилась,  решив,  что  опасность  миновала?  И  сколько  еще
времени, сколько месяцев, а может быть,  и  лет  придется  ей  жить  в  этом
постоянном, изнуряющем, выматывающем страхе?
   Только после окончания всех переговоров Наташа спохватилась, что так и не
позвонила Бэлле Львовне.
   -  Бэллочка  Львовна,  -  нервно  заговорила  она   в   трубку,   услышав
неторопливый говорок соседки, - у вас все в порядке? Вы утром не  встали,  я
уж забеспокоилась.
   - Все в полном порядке, золотая моя, не волнуйся.
   Но что-то в голосе пожилой женщины показалось Наташе странным, необычным.
В нем проскальзывали давно  забытые  нотки,  которых  Наташа  давно  уже  не
слышала.
   - И все-таки что-то случилось, - утвердительно сказала она. - Я же слышу.
   - Случилось. Придешь домой - поговорим.
   - Бэллочка Львовна, не мучайте меня, я и так  вся  на  нервах!  что-то  с
мальчиками? С Ирой? Да говорите же.
   - Я только что разговаривала с Мариком по телефону. Он скоро приедет.
   - Когда?!
   - Через два месяца, в ноябре. Золотая моя, ты можешь в это поверить?  Мой
Марик приезжает!

   Руслан

   Из окна палаты на  третьем  этаже  он  видел  медные  и  бронзовые  ветви
деревьев. Сначала, когда он только попал сюда,  деревья  были  черно-белыми,
покрытыми шапками снега, потом, когда в апреле снег  растаял,  стали  просто
черными, потом нежно зелеными, потом зелень  стала  наливаться  сочностью  и
темнеть, а теперь вот жизненные соки уходят из листьев и веток, и их сжигает
красно-золотое пламя осени.
   Руслан попал в автоаварию через день после возвращения из Новокузнецка  и
встречи с бывшим следователем Дюжиным. Он  пролежал  в  больнице  с  травмой
черепа и множественными переломами весь остаток зимы, в