агиных и семья Маликовых.  А  мальчики  всю
сознательную жизнь воспринимали меня бабушкой, ведь  твоя  мама,  их  родная
бабушка, уехала, когда Сашеньке было четыре годика, а Алешеньке -  три.  Они
видели только одно - все обитатели нашей квартиры живут одной семьей. И  они
с мамой и папой, и баба Бэлла, и баба Полина, и Иринка. Им даже в голову  не
приходит оценивать степень нашего родства. Мы все - единый организм. Я  тебя
уверяю, если бы вчера вечером в квартире не оказалось никого, кроме случайно
забежавшей в гости Иринки, они посоветовались бы с ней  и  сочли  бы  вопрос
исчерпанным. Вот мне  и  стало  интересно,  как  будут  развиваться  события
дальше. Значит, они все-таки сочли нужным с тобой поговорить?
   - Да нет, это я сама напросилась. Ввалилась  к  ним  в  комнату  и  стала
требовать ответа, почему они не пошли на тренировку. Если  бы  не  спросила,
неизвестно, когда бы они сообразили, что нужно поговорить со мной. Смешно...
   - От чего тебе смешно?
   - Выросли они. Как-то быстро все получилось, я и спохватиться не  успела,
а пора уже об институте думать, об армии. Я к ним отношусь как к несмышленым
малышам, а они уже профессию себе выбрали. Сами решения принимают. У  вас  с
Мариком тоже так было?
   - Точно так же, золотая моя.  Не  переживай,  все  нормально.  Ты  больше
ничего не хочешь мне сказать?
   Вопрос показался Наташе странным. Он звучал  так,  словно  Бэлла  Львовна
дает ей понять, что пора уйти, если нет больше никаких дел. С чего бы это?
   - Вы меня выгоняете? -  напрямик  спросила  Наташа.  -  Я  вам  помешала?
Извините.
   - Да ты с ума сошла! - возмутилась соседка.  -  Как  это  ты  можешь  мне
помешать? Я имела в виду, не хочешь ли ты кое о чем поговорить со мной.
   - О чем?
   - О тебе. И о твоем муже. Мне давно кажется, что у вас не все гладко.  Но
в последнее время все стало как-то иначе. Нет? Мне показалось?
   Наташа бросила испуганный  взгляд  на  мать,  но  та  увлеченно  смотрела
телевизор. Наушники надежно защищали ее слух от всего, что могло бы нарушить
ее душевное равновесие.
   - Что вы, Бэллочка Львовна, - залепетала Наташа, чувствуя,  как  запылали
щеки, - у нас все хорошо. Просто Вадик очень много работает, сильно  устает,
поэтому вечерами бывает злым и раздражительным. Вот соберем деньги,  отселим
Люсю с Катюшей,  ему  не  нужно  будет  так  много  работать,  он  отдохнет,
успокоится. Все хорошо, честное слово.
   - Золотая моя, - усмехнулась Бэлла Львовна, - мне семьдесят шесть лет.  Я
еще недостаточно стара для того, чтобы впадать в маразм. Но в  то  же  время
достаточно немолода, чтобы кое-что понимать  в  жизни.  Ты  давно  разлюбила
Вадима, это видно невооруженным глазом.
   - Вам видно? - глупо спросила Наташа.
   - Конечно. Со стороны просматривается просто прекрасно. Я еще  удивляюсь,
как сам Вадим этого до сих пор не понял.
   - Он хороший муж и хороший отец, - продолжала упорствовать Наташа. - Я не
имею права его не любить.
   - Деточка, - понизив голос сказала соседка,  -  слово  "любовь"  и  слово
"право" не могут лежать в одной плоскости. Эти слова  из  совершенно  разных
опер.
   - А как же стабильность семьи? Все общества  и  все  государства  за  это
борятся, а вы меня уговариваете бросить мужа. Бэллочка  Львовна,  да  вы  ли
это?
   - Я, золотая моя, я. Теперь сядь и послушай старуху. И дай слово, что  не
станешь вскакивать, махать руками и кричать на меня.
   - То есть сидеть молча, - уточнила Наташа с улыбкой.
   - Нет,  почему  же,  можешь  задавать  вопросы  или  подавать  уточняющие
реплики, только, пожалуйста, без сильных эмоций. Так вот, Наташенька, что  я
хочу тебе сказать. Семья - замечательная вещь, а хорошая семья - это  просто
прекрасно.  Когда  семья  создается,  она  стоит  очень  близко  от  понятия
"любовь". Практически вплотную. Но это изначально  разные  вещи,  понимаешь?
Принципиально  разные,  как  цветок  и  железнодорожный  состав,   или   как
симфоническая музыка и плавающая в море рыбка.  Разные  вещи  существуют  по
разным  законам,  они  по-разному  возникают,   по-разному   развиваются   и
по-разному умирают. Они идут разными путями. Просто  в  какой-то  момент  их
дороги пересеклись, и двое любящих друг друга  людей  создали  семью.  Образ
понятен?
   - Да, вполне, - кивнула Наташа, все еще не понимая, куда клонит соседка.
   - Идем дальше. Семья начинает жить и развиваться по своим законам, любовь
же идет  собственной  дорогой.  Иногда,  если  сильно  повезет,  эти  дороги
совпадают на протяжении всей жизни. Но это не правило, а  исключение,  и  ты
должна это понимать.
   - Я понимаю.
   - Очень хорошо. Когда дороги расположены на близком  расстоянии,  человек
может идти одновременно по обеим, как по параллельным доскам.  Но  если  эти
дороги расходятся слишком далеко, приходится делать  выбор.  Либо  сохранять
семью, наплевав на любовь, либо выбирать  любовь,  разрушая  семью.  Это  не
катастрофа, это нормальное положение вещей. И тогда человек  останавливается
и начинает прикидывать, какую дорогу ему выбрать, потому что идти  по  обеим
он уже не может, длины ног не хватает.
   Наташа  так  явственно  представила  себе  человека,  идущего  под   двум
расходящимся  доскам,  что  невольно  прыснула.  Зрелище  и   вправду   было
уморительным.  Сначала  воображаемый  мужчина  подтягивал  брюки,  чтобы  не
тянули, потом пытался идти на полусогнутых ногах, потом прибегнул  к  помощи
палки, опираясь на которую делал крохотные трудные шажочки то  одной  ногой,
то другой, потом  доставал  до  далеко  разошедшихся  досок  только  носками
ботинок. И в конце концов упал. Лицом в грязь, между проклятыми досками.  Да
еще и руку подвернул.
   - Смеешься? Это хорошо, - невозмутимо продолжала Бэлла Львовна. - Значит,
образ получился ярким. Для того, чтобы выбрать, по какой доске идти  дальше,
необходимо понять две вещи. Первое: какого качества эта доска, достаточно ли
она прочная и длинная, чтобы выдержать тебя. Второе: куда она приведет?  Что
находится в том месте, где она закончится? Я не знаю, что у тебя  происходит
по части любви,  хотя  явственно  вижу,  что  кое-что  происходит.  Но  твою
семейную доску я могу  оценить.  Она  закончится  очень  скоро.  Пойми  меня
правильно, твоя мама очень стара,  да  и  мне  не  так  уж  много  осталось.
Мальчики уже совсем большие, ты сама в этом сегодня убедилась, да и  растили
их мы с тобой так, чтобы приучить к самостоятельности и  независимости.  Еще
три-четыре года - и они уйдут из семьи. Что  останется?  Останутся  двое  не
любящих друг друга людей, ты и Вадим. Доска, как видишь,  короткая,  а  там,
где она заканчивается, ничего особо радостного не видно.
   - Почему вы считаете, что Вадим меня не любит?
   - Я ничего не считаю, золотая моя, я вижу. Я вижу это так  же  отчетливо,
как то, что ты не любишь его.
   - Вы ошибаетесь, Бэлла Львовна, - горячо возразила Наташа. - Да, не стану
кривить душой, я уже не испытываю к Вадиму таких чувств, как раньше.  Но  он
любит меня, и он так много вложил в нашу семью, так много сделал для  нас...
Я не имею права расставаться с ним, если он сам этого не захочет.
   - Ну вот, ты опять за свое! У вас обоих взгляд зашоренный. Ты вбила  себе
в голову, что он тебя любит, и поэтому не можешь от него уйти. А он считает,
что ты его любишь, и не может тебя бросить с двумя детьми, двумя  старухами,
сестрой и племянницей. Он выполняет свой долг мужа и отца. Честно выполняет.
Но чего ему это стоит, ты задумалась? У него высшее образование плюс  диплом
налогового  работника.  Он  вполне  может  сам  себя  прокормить,  занимаясь
уважаемой и квалифицированной работой. А он вместо этого торчит за прилавком
и угождает покупателям, потому что считает себя  обязанным  создать  тебе  и
сыновьям приличные жилищные условия, а для этого нужно во что бы то ни стало
отселить Люсю с дочерью. Вы оба обманываете  сами  себя  и  друг  друга.  Не
честнее ли будет отпустить его? Снять с него весь  груз  ответственности  за
твое многочисленное семейство? И я, и твоя мама, и твоя сестра с племянницей
- мы все чужие для него, мы его раздражаем, а он гробит свою  жизнь  на  то,
чтобы решить наши  проблемы.  Во  имя  чего?  Во  имя  детей,  которые,  как
выяснилось сегодня, в нем мало нуждаются? Во имя любви, которой, можешь  мне
поверить, давно уже нет? Я хочу тебе  сказать,  золотая  моя,  что  если  ты
порядочный человек, ты  просто  обязана  предложить  ему  развестись.  Прямо
сейчас, не дожидаясь, пока он купит квартиру для Люси. Ты понимаешь,  что  я
хочу сказать?
   - Не понимаю,  -  ответила  Наташа,  глядя  в  пол,  хотя  прекрасно  все
понимала. Если дождаться, пока Вадим заработает денег на Люсину квартиру,  и
потом уйти от него, это будет уж совсем по-свински. Получится, будто она его
использовала, а потом выбросила, как старую рваную тряпку. Но  куда  же  она
может уйти? Никуда, ее дом здесь. Значит, уходить придется Вадиму. Опять  же
- куда? Он здесь прописан, никакого другого жилья у него  нет.  А  денег  на
новую квартиру, даже на  самую  маленькую,  он  пока  не  собрал.  Разменять
коммуналку? Не выйдет. Им нужна будет квартира для Люси, квартира для самого
Вадима, квартира для Иры, квартира для Бэллочки -  четыре  однокомнатных.  И
вдобавок отдельная квартира для Наташи с матерью  и  двумя  почти  взрослыми
сыновьями   -   как   минимум   трехкомнатная.   Столько   квартир   из   их
четырехкомнатной коммуналки, хотя и в центре, все равно не выйдет.
   - И чего же ты не понимаешь? - с поистине ангельским  терпением  спросила
Бэлла Львовна.
   - Где Вадим будет жить? Куда ему уходить, если мы разведемся?
   - Он купит себе квартиру.
   - Но у него пока нет денег...
   - А вот здесь, золотая моя, мы подходим к самому главному, - перебила  ее
соседка. - И я очень тебя прошу выслушать меня спокойно и не говорить "нет".
Сколько нужно еще денег, чтобы купить  однокомнатную  квартиру  в  приличном
районе, не внутри Садового кольца, конечно, но  и  не  на  выселках,  не  за
Кольцевой дорогой?
   - Тысяч восемь долларов. Это как минимум. Двадцать тысяч у нас уже  есть,
еще два-три года назад за  эти  деньги  можно  было  даже  "двушку"  купить,
правда, плохонькую, но теперь квартиры подорожали... Меньше чем за  тридцать
тысяч ничего пристойного не найдешь.
   - Я дам недостающие деньги. Отпусти Вадима, дай ему  вздохнуть  спокойно.
Ему сорок два года, он еще успеет создать новую семью, где жена не  окажется
всенародно известной личностью, обремененной огромным количеством родни.  Он
еще сможет стать настоящим главой своего семейства. Ты же не глупая девочка,
Наташенька, ты отлично понимаешь, что  корень  зла  не  столько  в  остывших
чувствах, сколько в вашем неравенстве. В этом никто не виноват,  просто  так
случилось. Ты когда-то была редактором на  телевидении  с  зарплатой  в  сто
десять рублей, а по твоим сценариям никто не хотел снимать  кино,  Вадим  же
был высокооплачиваемым морским офицером и содержал нас всех. Теперь ты стала
знаменитой, а он - рыночным торговцем. Такое положение для него унизительно.
Будь настоящим товарищем, протяни ему руку помощи, избавь от унижения.
   - Бэлла Львовна! - ахнула Наташа. - Да что вы такое говорите? Как это  вы
дадите ему деньги? С какой стати? Да и откуда у вас столько?
   - У меня есть. Мне Марик оставил.  И  потом,  все  годы  он  пытался  мне
помогать, ты же знаешь, как это делалось. Кто-то уезжает, продает  в  Москве
квартиру,  имущество,  часть  денег   по   договоренности   передает   здесь
родственникам своих знакомых, живущих за границей, а оказавшись  за  бугром,
получает эквивалентные  суммы  от  тех,  с  кем  договаривался.  Вот  и  мне
периодически поступали некоторые суммы, иногда немалые.
   - Вы никогда не говорили об этом, - удивилась Наташа.
   - А зачем? Мое поколение привыкло копить деньги,  откладывать  на  черный
день. Вот и я откладывала. Теперь, я полагаю, пришло время их  использовать.
И не смей  отказываться.  Ты  не  имеешь  морального  права  эксплуатировать
человека, которого больше не любишь и который не любит тебя. Это неприлично.
   Наташа пошла готовить ужин и все время  мысленно  повторяла  слова  Бэллы
Львовны. Да, она отдавала себе отчет в том,  что  не  любит  мужа,  что  они
отдалились друг от друга, стали совсем  чужими.  Да,  Вадим  с  каждым  днем
становится все более нетерпимым к любому  беспорядку,  к  малейшей  пылинке,
даже к тому, что Катюша, возвращаясь порой довольно поздно,  слишком  громко
хлопает входной дверью. Да, она не хочет больше жить с ним. Но ей никогда  и
в голову не приходило, что со стороны такое положение  может  выглядеть  как
беззастенчивая эксплуатация присущего Вадиму  чувства  ответственности.  Как
намеренное унижение. Как что-то непорядочное. А  ведь  Бэлла  права...  Она,
Наташа, бегает на  свидания  к  любовнику,  пока  ее  муж  вкалывает,  чтобы
отселить ее же сестру. Бэллочка права, она поступает гадко. Мерзко. И  какой
же выход? Просто так, на ровном месте взять и предложить  Вадиму  развод?  С
какой стати? И имеет ли она право брать  деньги  у  Бэллочки?  Ведь  они  на
черный день отложены.
   Хлопнула дверь, и тут же раздался недовольный голос Вадима:
   - Почему опять свет в прихожей горит? Неужели так трудно выключить?
   Наташа выбежала ему навстречу, виновато улыбнулась.
   - Это я включила, для тебя. Увидела из окна, что ты идешь, и включила,  -
неловко солгала она.
   - А это что?
   Он брезгливо поднял пару кроссовок, вокруг которых на  полу  образовалась
грязная лужа. Кроссовки принадлежали племяннице Кате, которая явилась  домой
полчаса назад, предварительно потоптавшись по обильно политой дождем  земле.
Вероятнее всего, в каком-нибудь скверике с мальчиком гуляла.
   - Неужели так трудно поставить обувь на коврик, чтобы не пачкать  пол?  -
гремел Вадим. - Я специально покупал коврики,  вон  они,  по  всей  прихожей
валяются, чтобы ставить обувь. И почему в этом доме никто не считает  нужным
соблюдать порядок и убирать за собой грязь?
   - Я сейчас вытру, - тихо сказала Наташа. - Не кричи,  пожалуйста.  Пойдем
ужинать, у меня все готово.
   - Нет, ты не будешь вытирать! Это чьи кроссовки?
   - Катины.
   - Вот пусть она и вытрет! Почему ты должна убирать за ней? У нее что, рук
нет? Спина больная? Немедленно пойди к ней и скажи, чтобы она вымыла  пол  в
прихожей.
   - Успокойся, пожалуйста, она все вымоет. Пойдем ужинать.
   Но сегодня Вадим был что-то особенно агрессивен.  Каждое  Наташино  слово
вызывало в нем бурю протеста.
   - Вадик, что случилось? - наконец не выдержала она. - Чем ты сегодня  так
раздражен? что-то произошло?
   - Ты меня спрашиваешь, что произошло?  -  гневно  переспросил  он.  -  Ты
хочешь сказать,  что  тебя  все  устраивает  и  ты  не  видишь  поводов  для
раздражения? Твои демократы развалили всю страну, в результате люди, которые
честно трудились всю жизнь, не покладая рук, остались нищими.  Самые  нужные
профессии врачей и учителей оплачиваются жалкими копейками. Армия и  милиция
развалены, разрушены. Это ты считаешь нормальным? Тебя это не огорчает и  не
раздражает?
   - Но Вадик, это случилось не сегодня... Почему именно  сегодня  ты  такой
злой? Что тебя достало?
   - Именно сегодня? - он отшвырнул вилку. - Просто  сегодня  ты  соизволила
открыть глаза  и  обратить  внимание  на  мое  настроение.  Тебе  давно  уже
безразлично и чем я живу, и как я работаю, и что меня  достает!  Тебе  важна
только твоя работа, при помощи которой  ты  имеешь  возможность  прославлять
преступных политиков, ведущих нашу страну к гибели. Тебе важны только слава,
популярность и рейтинги твоих передач, ничто другое тебя не интересует.
   - Ты же знаешь, я ушла из программы... - пыталась  возразить  Наташа,  но
муж ее не слушал.
   - Ну конечно, теперь ты рвешься к славе великого  кинорежиссера!  Премии,
овации, признание! Кинофестивали, тусовки, фуршеты, презентации! А как живет
простой народ - ты и знать не знаешь и не хочешь знать.  У  тебя  достаточно
денег, чтобы не подсчитывать каждый день,  на  сколько  подорожало  масло  и
сумеешь ли ты купить целую буханку хлеба или только половину.
   - Вадик, я отлично знаю, что и сколько стоит,  я  сама  покупаю  продукты
каждый день. И считаю каждый рубль. Зачем ты меня упрекаешь? Разве ты забыл,
как я раскладываю деньги по конвертам, чтобы  на  все  хватило  и  чтобы  не
истратить лишнего?
   Она все еще пыталась его успокоить, привести какие-то разумные доводы, но
понимала, что доводов этих не найдет. Что можно  противопоставить  реальному
обнищанию пенсионеров, врачей и учителей? Что может утешить  высококлассного
специалиста, не по своей вине превратившегося в безработного? Жалкие слова о
неизбежных  экономических  трудностях  переходного   периода?   Политические
резоны? Примеры того, что справедливого социального устройства не  бывает  в
принципе, что при любом экономическом режиме обязательно будут  обиженные  и
обделенные? Об этом можно было бы говорить в газетной статье  или  с  экрана
телевизора, но с  мужем,  дома,  за  ужином  дискутировать  на  политические
темы...
   - Давай закроем тему, - примирительно произнесла она,  стараясь  говорить
мягко и тепло. - Ты  пришел  домой,  а  не  на  политический  диспут.  Лучше
поговорим о домашних делах. Мальчики мне сказали...
   Но он не дал ей закончить фразу.
   - Ах вот как?! Ты считаешь ниже своего достоинства  говорить  со  мной  о
политике? Ну разумеется, кто я такой, чтобы обсуждать со мной такие  сложные
проблемы! Всего лишь продавец, стоящий за прилавком на вещевом  рынке!  Я  -
торгаш, существо низменное и не  достойное  уважение.  Я  -  никто  в  твоих
глазах! Ничтожество, годное только на то, чтобы приносить в дом деньги.  Так
или не так?
   Наташа  чувствовала,  как  темнеет  в  глазах,  все   вокруг   становится
ядовито-красного цвета - цвета злобы и ненависти. Все, пора кончать с  этим.
Бэллочка права. И Инка права. И Вадим прав. Все кругом правы, кроме нее.  Но
у нее нет больше сил это выносить.
   - Это не так, - она говорила совсем тихо, потому что  каждый  звук  болью
отдавался в затылке, - но я не хочу, чтобы ты думал... чтобы чувствовал...
   Господи, она растеряла все слова, она никак не  может  составить  связную
осмысленную фразу, чтобы выразить то, что хочет донести до его сознания.
   - Вадим, выслушай меня. Тебе очень тяжело, я  это  понимаю.  Ты  попал  в
невыносимую ситуацию. Я  вообще  удивляюсь,  как  ты  до  сих  пор  сохранил
здоровую психику. Я на твоем месте давно уже свихнулась бы.  Но  я  не  хочу
больше, чтобы ты мучился. Это не нужно ни мне, ни тебе. Давай купим для тебя
отдельную квартиру, и ты будешь жить один. Так будет лучше для всех,  поверь
мне.
   Он резко отодвинул тарелку и встал.
   - Ты меня выгоняешь?
   - Неправда. Я тебя не выгоняю. Я только хочу, чтобы тебе жилось  лучше  и
легче. Ты очень устал, ты измотан, нервы у тебя на  пределе.  Ты  все  время
кричишь, ты всем недоволен, постоянно ворчишь, бранишься... Ты  запугал  всю
семью. Тебя все боятся. Разве ты не заметил, что когда ты  приходишь  домой,
все стараются без необходимости  не  выходить  из  своих  комнат,  чтобы  не
нарваться на тебя? Не нужно продолжать эту пытку. Давай купим тебе квартиру,
и ты освободишься о нас.
   - Так, - протянул он. - Стало быть,  не  нужен  стал.  Пока  был  богатым
подводником, был нужен, а как стал шмотками торговать, так  пошел  вон?  Еще
бы, знаменитой Наталье Вороновой не пристало иметь такого  мужа.  Ей  больше
бизнесмен какой-нибудь подойдет,  вроде  Ганелина,  который  по  тебе  давно
сохнет. Ну что ж...
   - Вадим, как ты можешь?! - почти  закричала  она.  -  Ты  не  должен  так
говорить! Это неправда...
   Она разрыдалась и не услышала, как Вадим вышел из комнаты. И только когда
до ее слуха донесся стук закрывшейся за ним входной  двери,  Наташа  поняла,
что муж ушел. Куда? И когда вернется?
   Она пост