ачитала новости спорта и прогноз погоды. Все. Камеры  выключены,  микрофоны
сняты,   можно    уходить.    Вокруг    лица,    изумленные,    потрясенные,
осуждающе-брезгливые. Самые разные. Но ни одного равнодушного.
   - Мы повторим это в записи завтра  в  утреннем  эфире,  а  предварительно
дадим  несколько  анонсов,  -  сказал,  прощаясь,  кто-то   из   сотрудников
телевидения.
   - Спасибо, - поблагодарила она и потащила  Руслана  к  выходу.  Скорее  в
больницу, к Бахтину. Он, наверное, уже знает о выступлении, наверняка в этой
больнице кто-то смотрел новости. Ему сразу скажут, и Борису Ивановичу должно
стать полегче. Пусть знает, что с этого  момента  никто  не  посмеет  верить
опубликованным  в  газете  подозрениям  и   ложным   обвинениям   журналиста
Нильского.
   Моросил холодный дождь, неровный асфальт покрылся грязными лужами. Дорога
до больницы заняла около двадцати минут, на  протяжении  которых  Руслан  не
проронил ни слова. Он  избегал  не  только  разговаривать  с  Ириной,  но  и
смотреть на нее.  Пока  ехали,  она  достала  из  сумки  мобильный  телефон,
включила его, прослушала автоответчик. Всего два звонка,  оба  от  Лизаветы.
"Ирочка,  что  случилось?   Немедленно   позвони   домой,   мы   волнуемся."
Поколебавшись несколько секунд, Ира набрала  московский  номер.  Не  рискнув
объясняться со свекровью, она позвонила  Игорю  сначала  на  работу,  потом,
когда там никто не снял трубку, на мобильник.
   - Ирка, что за фокусы? - недовольно спросил он, едва услышав ее голос.  -
Ты что, с любовником смылась?
   - Нет, я по делу. Вернусь, как только смогу.
   - Какие дела у тебя могут быть в Кемерове?
   -  Я  все  расскажу,  когда  приеду.  Позвони  родителям,  скажи,  что  я
объявилась и со мной все в порядке. Целую.
   Игорь  еще  что-то  возмущенно  говорил,  но  она  уже  нажала  кнопку  и
отсоединилась.
   Здание больницы стояло в глубине огороженной забором территории, въезд на
которую разрешался только санитарным машинам. Руслан остановил  "Жигули"  на
улице возле ворот рядом с белым "мерседесом".
   - Между прочим, это машина Бахтина, - бросил он, запирая дверцу.
   - Наверное, его молодая жена здесь.
   Они пошли под дождем по выложенной плиткой дорожке, вдоль которой  стояли
горящие фонари. Время посещений  больных  давно  закончилось,  врачи,  кроме
дежурных, разошлись по домам, да и погода к  прогулкам  не  располагала.  На
всем пути от ворот до входа в корпус им не встретился ни один человек.
   Ира издалека заметила одинокую женскую фигуру на освещенном крыльце. Туго
перехваченный поясом  плащ,  поникшие  плечи,  мокрые,  прилипшие  к  голове
волосы. Даже на расстоянии от женщины веяло такой безысходностью и  печалью,
что  у  Иры  сердце  сжалось.  "Наверное,  потеряла  кого-то  и  близких,  -
сочувственно подумала она, - и теперь не представляет, как идти  домой,  как
рассказывать об этом, как дальше жить с этой болью."
   - Это жена Бахтина, - негромко произнес Руслан, когда они подошли ближе.
   - Ты же говорил, он на молодой женился, - удивилась Ира.
   - Это первая жена, Алла Григорьевна. Они уже лет десять как развелись.
   Сделав  еще  несколько  шагов,  они  поравнялись  с  женщиной,   которая,
казалось, их не замечала. Обеими руками прижимая  к  горлу  широкие  лацканы
плаща, она смотрела себе под ноги.
   - Алла Григорьевна, - тихонько окликнул ее Руслан.
   Та медленно подняла голову, в ее глазах стояли слезы.
   - Вы кто? - почти равнодушно спросила она.
   - Я Нильский, Руслан Нильский. Я как-то приходил к вам, помните?
   - Помню. Сначала вы пришли ко мне, а потом написали этот пасквиль.
   - Алла Григорьевна, я только что с телевидения. Я публично  признал  свою
ошибку и извинился перед Борисом Ивановичем.
   - Теперь все это уже не имеет значения. Борис умер. Час тому назад.
   - Нет! - помимо воли вырвалось у Иры.  -  Не  может  быть...  Мы  же  все
объяснили, мы все рассказали, - залепетала она,  -  я  хотела,  чтобы  Борис
Иванович знал, что больше никто не сможет говорить о  нем...  подозревать...
Как же так? Почему?
   - У смерти не спрашивают, почему она приходит. Она сама решает, когда и к
кому являться, - медленно проговорила Алла Григорьевна. -  А  вы,  наверное,
Ирина?
   - Вы меня знаете?
   - Я все знаю. Я была единственным человеком, кроме вас и Бориса,  который
все знал. Потому и не стала с ним разводиться,  когда  его  посадили.  Ждала
его.  Преклонялась  перед  величием  его  жертвы.  Впрочем,  это  неважно...
Заберите меня отсюда, - вдруг попросила она жалобным голосом. - Я больше  не
могу здесь находиться.
   Втроем они вернулись к машине и забрались в  сухой,  не  успевший  остыть
салон.
   - Куда вас отвезти, Алла Григорьевна? - спросил Руслан.
   - Мне все равно. Везите куда-нибудь, только подальше отсюда.
   - Где ты остановилась? - обратился он к Ире.
   - Нигде. Я сразу из аэропорта примчалась к тебе в редакцию.
   - Устроить тебя в гостиницу?
   - Не надо. Отвези прямо в аэропорт и помоги улететь ближайшим  рейсом,  -
попросила она.
   - Давайте поедем в аэропорт, - неожиданно вмешалась Бахтина. - Там  люди,
там жизнь... Мне будет легче.
   - Как скажете, - коротко бросил Руслан.
   В аэропорту выяснилось, что последний рейс  на  Москву  задерживается  до
четырех часов утра и билеты на него пока есть. Ира купила  билет,  и  Руслан
повел их в бар. Усадив женщин за столик в углу, принес,  не  спрашивая,  три
рюмки коньяку, три чашки кофе и бутерброды с сыром и с копченой рыбой.
   - Помянем Бориса Ивановича, - сказал он, поднимая  рюмку  и  глядя  прямо
перед собой. - Мы все виноваты в том, что случилось. И я, и Ира, и вы,  Алла
Григорьевна. Если бы вы рассказали мне все, когда я к вам приходил...
   Выпили не чокаясь.
   - Борис запрещал мне рассказывать. Я дала ему слово. Сейчас  это  уже  не
имеет значения. Там, в больнице, был телевизор в коридоре.  Я  слышала  ваше
выступление. Вы сами все рассказали. Борис уже не услышал. Теперь тайны нет.
Теперь и мне можно рассказывать.
   Бахтина  говорила  короткими  фразами.  Казалось,  составление   длинного
предложения потребовало бы от нее  огромного  усилия.  В  шестьдесят  шестом
году, когда Борису  Бахтину  было  семнадцать  лет,  он  совершил  поступок,
который в  конечном  итоге  перевернул  всю  его  жизнь.  Он  провожал  свою
подружку-одноклассницу  после  школьного  вечера.   Шли   через   опустевший
городской парк, то и  дело  останавливаясь  и  целуясь.  Когда  их  окружили
четверо  здоровенных  лбов,  выдыхающих  на  три  метра  перед  собой  запах
перегара, Борис сразу понял, что шансов уцелеть у них нет. Его начали  бить,
девочку схватили и поволокли в кусты. После первого же удара Борис  упал,  и
насильники им больше не занимались, в их глазах он  ни  малейшей  угрозы  не
представлял. Он поднялся и побежал к выходу из парка, оставляя все дальше  и
дальше за спиной сдавленные крики одноклассницы. Он мог позвать  на  помощь.
Мог позвонить в милицию из телефона-автомата или из любого стоящего рядом  с
парком дома. Мог найти что-нибудь  тяжелое,  камень  или  железный  прут,  и
вернуться, чтобы помочь девочке. Но ничего этого Боря Бахтин не  сделал.  Он
испугался. Испугался до помрачения рассудка, до потери сознания. Он прибежал
домой, быстро разделся и забился в постель, укрывшись одеялом  с  головой  и
прижав колени к груди. Родителей не было, они уехали навестить родственников
в деревне.
   Избитая  и  изнасилованная  девочка  вернулась  домой   глубокой   ночью.
Насильников задержали на следующий же  день,  они  накануне  были  настолько
пьяны, что даже не сочли нужным скрываться  после  совершения  преступления,
ибо вообще не понимали, что  сделали  что-то  нехорошее.  Бориса  вызвали  в
милицию. В школе сказали, что девочка ушла с вечера именно с ним, а успевшие
с утра опохмелиться и оттого не особенно запиравшиеся  преступники,  в  свою
очередь, и не скрывали, что вместе  с  потерпевшей  был  парнишка,  которому
пришлось пару раз вмазать, чтобы не мешался  под  ногами.  Следователю  Боря
сказал, что его ударили, он упал и потерял сознание, а когда пришел в  себя,
в парке никого уже не было. Он  несколько  раз  обошел  все  вокруг,  но  ни
подружки своей, ни приставших к ним парней не обнаружил, и вернулся домой. И
только на следующий день узнал об изнасиловании. Почему  сразу  не  пошел  в
милицию? Потому что был без сознания и не знал, девочку изнасиловали. Думал,
что все ограничилось только тем, что его побили, а насчет себя  заявлять  не
собирался.
   По-видимому, его  показания  не  противоречили  показаниям  преступников,
потому что больше следователь  к  этому  вопросу  не  возвращался.  Да,  они
ударили его, да, он упал и не  поднялся  сразу.  После  этого  они  занялись
девушкой, а про ее кавалера вообще забыли.
   Еще через три дня девочка покончила с  собой.  Повесилась  у  себя  дома.
После того трагического вечера и вплоть до смерти девочки Борис  ни  разу  с
ней не разговаривал. В школу она не ходила, а  он  сам  ее  не  навещал.  Он
боялся посмотреть ей в глаза. Он боялся, что она  скажет:  "Ты  не  был  без
сознания. Я видела, как ты убегал. Почему ты не  позвал  на  помощь?  Почему
бросил меня там, с ними?"
   На похоронах Борис был вместе со всем классом и слушал возникавшие  то  и
дело разговоры о том, что несчастная не вынесла позора, что  на  нее  начали
показывать на улице пальцем,  дескать,  нечего  поздним  вечером  по  паркам
шляться и вступать в разговоры с пьяными незнакомыми  парнями.  Общественное
мнение  провинциального  сибирского  городка  твердо  стояло   на   позициях
абсолютной виновности женщины в подобных печальных исходах.  Считалось,  что
если женщина не захочет, то никто ничего с ней сделать не может.  Сидела  бы
по вечерам дома, беды бы не  случилось.  Группа  женщин  среднего  возраста,
скорбно качая головами в черных платках, обсуждала другую  сторону  вопроса.
Изнасилованную девушку никто потом замуж бы не взял, так и прокуковала бы до
самой  смерти.  Какой  же  нормальный  мужик  женится  на  порченой,   когда
порядочных девок вокруг - пруд пруди? А если еще, не приведи господи, она бы
забеременела от этого случая, тогда вообще пиши пропало. Ребенку, рожденному
неизвестно от кого, хорошей жизни не видать. Опять же аборт в семнадцать лет
- тоже пятно на биографии.
   От стоявших особняком близких подруг девочки Борис узнал, что  она  очень
болезненно переживала допросы у следователя, которому должна  была  во  всех
деталях и подробностях рассказывать о самом изнасиловании. Ведь преступников
четверо, и нужно до малейшего шага восстановить, что конкретно делал  каждый
из них. Кто разорвал кофточку, кто схватил за грудь, кто толкнул  на  землю.
Кто сделал это первым, и кто именно в это время держал ее за руки, а  кто  -
за ноги. Кто был вторым. Кто третьим. И так далее... Эта смертная мука вкупе
с косыми, а то и откровенно насмешливыми и презрительными людскими взглядами
и толкнула десятиклассницу на страшный шаг.
   Борис шел за гробом в толпе людей и думал о том, что если бы не боялся ее
страдающих глаз и ее вопросов-упреков, если бы все эти дни был рядом с  ней,
держал за руку и повторял, что будет любить ее  несмотря  ни  на  что,  она,
может быть, не захотела бы умереть. Он дважды струсил, и теперь смерть  этой
девочки целиком на его совести.
   Когда  через  год  крепкого  широкоплечего  Бориса  призвали  в  армию  и
направили в воздушно-десантные войска, юноша был твердо  намерен  изжить  из
себя  любую,  даже  самую  микроскопическую   возможность   снова   испытать
панический, лишающий разума страх.  "Я  больше  никогда  и  ничего  не  буду
бояться", - исступленно твердил он себе каждое  утро,  едва  проснувшись,  и
каждый вечер, ложась на жесткую солдатскую койку.
   Из происшедшего он сделал несколько выводов.  Быть  трусом  -  позорно  и
непростительно.  Быть  изнасилованной  -  стыдно,  кроме  того,  это   может
искалечить  всю  дальнейшую  жизнь,  ибо  общественное  мнение  до  сих  пор
нетерпимо относится к жертвам сексуального насилия, считая их  виноватыми  в
случившемся. Прохождение через следственно-судебную  процедуру  по  делу  об
изнасиловании  -  настолько  мучительно,  что  некоторые  не  выдерживают  и
накладывают на себя руки. Он, Борис Бахтин, - трус, предатель и мерзавец, он
поступил отвратительно, и должен обязательно этот грех искупить. Как  именно
искупить, он не знал. Но о погибшей девочке не забывал никогда.
   Эти выводы и предопределили его поведение в восемьдесят  четвертом  году.
Одну душу  он  когда-то  загубил,  другую  спасет.  Когда  Алле  Григорьевне
сообщили, что ее муж арестован за  убийство,  она  забыла  прежние  обиды  и
прибежала к Борису в следственный изолятор. Ей  единственной  он  рассказал,
как все произошло на самом деле.
   -  Боря,  я  найду  самых  лучших  адвокатов,  -  горячо  говорила   Алла
Григорьевна, - я обзвоню всех твоих друзей, многие  из  них  стали  крупными
партийными и советскими деятелями, у них наверняка есть связи,  они  помогут
тебе.
   - Не смей, - жестко ответил Бахтин. - Никаких  адвокатов.  Как  только  в
дело вступит адвокат, он  моментально  вытянет  всю  историю.  В  деле  есть
нестыковки, говорящие в мою пользу, но следователь их не видит,  потому  что
ему надо рапортовать о поимке убийцы. Любой адвокат эти нестыковки  заметит,
и тогда правда вылезет наружу. Я не хочу, чтобы девочка пострадала. Так  или
иначе, но я действительно убил человека. А больший  срок  мне  припаяют  или
меньший, это уже значения не имеет. Срок в любом случае мотать придется,  со
мной в камере грамотные  урки  сидят,  они  мне  все  растолковали.  Мне  не
обязательно было убивать подонка, достаточно было дать ему кулаком в челюсть
и стащить с девочки, чтобы остановить насилие. Я - здоровый мужик,  а  он  -
хлипкий и худой, к тому же пьяный. Я превысил пределы  необходимой  обороны,
поэтому должен понести уголовную ответственность. А то, что я впал в ярость,
увидев,  что  он  вытворяет  с  девчонкой,  смягчающим  обстоятельством   не
является. Чтобы вообще выйти сухим из этой  истории,  надо  доказывать,  что
имело место превышение необходимой обороны в состоянии аффекта,  а  никакого
аффекта у меня не было, была обыкновенная ярость и злоба.  Видишь,  какой  я
теперь стал грамотный! - грустно усмехнулся он.  -  Запомни,  Алла,  никаких
адвокатов и никаких жалоб на приговор в вышестоящие инстанции. Мне не нужно,
чтобы в моем деле  копались  с  повышенным  интересом.  Я  хочу  спасти  эту
девочку, Иру, и сохранить ей нормальную полноценную  жизнь.  Кстати,  запиши
куда-нибудь ее московский телефон, пока я его еще помню. И не потеряй. Когда
вернусь - попробую разыскать и узнать, как там она.
   - Я буду тебя ждать, Боря, на сколько бы тебя ни посадили. Буду приезжать
на свидания, привозить передачи.
   - Спасибо, но это не обязательно. Ты собиралась разводиться  со  мной,  -
напомнил Бахтин.
   - Я всегда успею  это  сделать,  если  надумаю.  Но  не  раньше,  чем  ты
вернешься домой. Когда тебе будет очень тяжело, ты  просто  вспомни,  что  у
тебя есть дом, в котором тебя ждут жена и дети. Борис, я не знаю,  люблю  ли
тебя до сих пор,  после  всех  твоих  измен.  Но  после  того,  что  ты  мне
рассказал, я не могу тебя не уважать.
   Бахтина отправили в колонию усиленного режима на восемь  лет,  освободили
досрочно как твердо вставшего на путь исправления. К этому  времени  частное
предпринимательство  быстро  вставало  на  ноги  и  крепло,  и  сверх   меры
политизированные отделы кадров на государственных предприятиях уже  не  были
единственными вершителями  человеческих  судеб.  Исключенный  из  партии  за
совершение тяжкого преступления и отбывший срок  Борис  Бахтин  при  прежнем
режиме вряд ли мог бы рассчитывать на что-то более интересное,  чем  рабочий
на заводе или автопредприятии. Однако все изменилось, старые друзья  активно
включились в бизнес, где и для Бориса Ивановича  нашлось  место.  А  уж  он,
кандидат технических наук, бывший директор вычислительного центра, имел опыт
руководства коллективом и решения финансово-хозяйственных вопросов.  Дело  у
него  пошло  успешно,  он  закупал  за  границей  и  перепродавал  в  России
компьютерную  технику,  и  никого  при  этом  не  интересовала  чистота  его
биографии.
   Иногда, примерно раз в год, он звонил в Москву по тому телефону,  который
когда-то дала ему Ира, чтобы он предупредил некую  Наталью  Александровну  о
приезде девочки. Звонил, чтобы  справиться,  как  она,  в  порядке  ли,  как
учится, где работает. В девяносто первом году на презентацию фильма  Натальи
Вороновой Бахтин отправился, совершенно  не  подозревая,  что  встретит  там
Ирину.
   - Вы его видели тогда?
   - Да, - кивнула Ира. -  Я  тоже  не  ожидала  с  ним  столкнуться.  Борис
Иванович только взглядом по мне скользнул  и  отвернулся.  Я  даже  не  была
уверена, что он меня узнал.
   - Узнал. Он в тот же день позвонил мне и  сказал,  что  ты  стала  совсем
взрослой, - Алла Григорьевна даже  не  заметила,  что  перешла  на  "ты".  -
Взрослой и очень красивой. А когда по телевидению показали  сериал,  где  ты
играла, он был счастлив. Мы в последние годы с Борисом совсем не общались, у
него новая жена, много работы, много проблем, да и жили мы в разных городах.
После первой же серии "Соседей" Борис мне  позвонил  впервые  после  долгого
перерыва. Говорил, что  гордится  тобой.  И  еще  говорил,  что  его  жертва
оказалась не напрасной, раз ты  сумела  выправиться,  получить  профессию  и
стать актрисой. Он мне много раз повторял, что очень боится, как  бы  ты  не
спилась. Знаешь, на него сильное впечатление произвел тот  факт,  что  ты  в
четырнадцать лет ухитрилась сесть в машину к незнакомому мужчине,  выпить  с
ним на пару бутылку водки без закуски и добровольно лечь с  ним  на  травку.
Борис переживал, как бы ты не скатилась по наклонной... Ничего,  что  я  при
нем об этом говорю? - Алла Григорьевна кивком головы указала на Руслана.
   - Ничего, он в курсе, - скупо улыбнулась Ира.
   - А когда вчера появилась статья в газете, Борис сразу же мне позвонил  и
сказал, чтобы я не смела даже пытаться его защитить и опровергнуть ту  чушь,
которая там написана.
   При этих словах Руслан еще сильнее стиснул зубы,  так,  что  желваки  под
тонкой кожей напряглись и задвигались.
   -  Он  сказал,  что  ты  теперь  известная  актриса,  -  продолжала  Алла
Григорьевна, - и ни в коем случае нельзя портить тебе репутацию,  это  может
погубить твою карьеру. Тебя после такого позора никто не  будет  снимать.  У
многих наших актеров так было, скомпрометируют  себя  чем-нибудь  -  и  все,
больше никуда не зовут и нигде не снимают. Борис не  хотел,  чтобы  с  тобой
тоже так получилось.
   - Спасибо, - прошептала Ира, слизывая с губ слезы.
   - Да мне-то за что? Это не я,  это  все  Борис.  После  вчерашней  статьи
началась открытая травля. Все сразу поверили,  что  он  убил  и  изнасиловал
девятерых молодых девушек. Вы, господин Нильский, блестяще владеете пером  и
умеете так построить фразу, что  все  допущения,  все  эти  "возможно",  "не
исключено" и "есть основания  полагать"  теряются  среди  других  слов.  Вас
невозможно привлечь к судебной ответственности за клевету,  потому  что  при
рассмотрении текста под лупой можно увидеть, что вы ничего, собственно, и не
утверждаете, вы просто выстраиваете в один ряд некоторые факты и предлагаете
свою версию их истолкования. Но у рядового читателя такой лупы нет, он свято
верит тому, что написано в газете. А без лупы он подпадает под власть  ваших
эмоций и вашего  авторитета  и  видит  в  статье  только  одно:  кандидат  в
губернаторы Борис Бахтин - тайный растлитель и сексуальный  маньяк,  убивший
случайного свидетеля своих злодеяний и ловко избежавший  ответственности  за
другие страшные преступления. Газета вышла вчера утром, а сегодня в три часа
дня